Облакоголовый

      Как-то для того, чтобы увидеть операцию на щитовидной железе, Эдди пришлось ехать в Портленд. Бумажек от университета тогда не понадобилось, отец Каспбрака просто договорился со знакомым хирургом всё устроить. Поначалу Эдди был рад, но оказавшись там, увидев надрез, эту жижу, что совершенно не была похожа на картинки из учебников по анатомии, запал парня моментально пропал, сменившись отвращением. Тогда-то Эдди и решил всё окончательно. Электричка снова тронулась. Эдди уткнулся в книгу.       Когда студент ехал в город, знаете, в таком же вагоне было довольно много людей, почти все места были заняты, а когда ехал обратно — тот был практически пуст. Эдди считает, это прекрасно показывает рвение людей уехать из Дерри и больше никогда не возвращаться в эту глушь. Эдди и сам был бы рад больше никогда не возвращаться.       Это словно было у него в крови — взбунтоваться, собрать вещи и, ни в коем случае не оглядываясь, бежать. Подальше от больниц, подальше от родителей и их желаний, бежать, бежать, бежать. Впервые он прислушался к этому чувству в шестнадцать.       Папа Эдди был врачом, отец папы Эдди тоже был врачом, отец отца папы Эдди… ну вы поняли. И когда юный Каспбрак заявил, что не хочет продолжать эту цепь, они повздорили, так уж вышло — это было неизбежно.

«Не хочу быть банальным, но, пожалуйста, не ищите меня. Я не знаю, кем хочу быть, но зато знаю, кем быть точно не хочу».

      Обидно было даже не потому, что отец вспылил, и мама поддержала своего мужа, а потому, что у Эдди скоро день рождения. Всем друзьям и одноклассникам парня уже семнадцать (разве что Стэнли исполнилось восемнадцать). Каспбрак планировал отметить это событие подобающе, поэтому, собирая рюкзак под утро, подросток жалел о несостоявшейся вечеринке в честь его семнадцатилетия. Ну и ладно. Плевать Эдди хотел.       Телефон Каспбрак положил рядом с запиской. Шмыгнув носом, мальчишка застегнул пилотскую куртку, а затем, осторожно ступая мимо комнаты родителей, спустился на первый этаж, практически бесшумно покинув дом через окно кухни.       Он не сильно представлял, куда ему теперь идти. Сначала Эдди хотел предупредить своих друзей, может даже переночевать пару тройку дней у Хэнскома, но потом решил, что так его точно разыщут. Такой возможный расклад его не радовал.       На улице было ощутимо холодно, Эдди вышел на тротуар, выдохнув белый пар, оглянулся по сторонам, примерно думая о своём дальнейшем маршруте. Через два часа родители идут на работу, мама приходит в восемь, папа остаётся до десяти. Пропажу они заметят завтра, в лучшем случае дня через три — они не особо часто заходили к сыну в комнату.       До остановки Эдди доплёлся своим ходом, параллельно проверяя на месте ли его накопленные деньги. В автобусе никого не было — прекрасно, — он сел на заднее сидение, подключив наушники к маленькому плееру, пихнув их в уши.       Рюкзак согревал бёдра. Он не был тяжелым: стопка нижнего белья, полотенце для рук и зубная щётка. Эдди всё предусмотрел. Деньги на еду? Есть. Свитер потеплее? Конечно, ведь весна могла подъебать внезапным холодом в любой момент.       Единственное, что шло против всех планов — странное ощущение, призывающее его вернуться назад. Кто-то невидимый уговаривал его, упрашивал, «хватит, Эдди», «ну, подумаешь, поссорились, теперь что, бросать привычную жизнь? бежать в неизвестность?», «вернись домой, не глупи!». Ах, нет, спасибо. Эдди нужно идти. До следующей жизни, трусливый голос внутри головы!       Эдди нажал на одну из кнопок плеера, заиграли Queen, что моментально сделало настроение подростка лучше. Пора идти. Пора валить. Пора бежать.       «Мам, пап», — писал мальчишка. — «Я не вы, а вы — не я. Сам решу, куда тратить собственную жизнь, и в этом ваша помощь мне не нужна.

С любовью, Эдди».