Сборник драбблов по Kuroshitsuji

— Скучно, — подает голос Грелль. — Скучно жить вечно. Слякотные и густые сумерки. Потом ночь налетела огромной черной тварью с чешуйчатыми крыльями, последний фонарь исчез в её пасти, как круглый сахарный леденец. — По тебе и не скажешь, — замечает Уильям. Машина с тихим шорохом преодолевает очередной поворот. Окна приоткрыты, и по салону гуляет неистовый ветер, зло швыряя в лицо искристую смесь из свежести и прохлады. Фары льют на асфальт грязно-желтый свет. Грелль бросает в сторону водительского сидения недовольный взгляд и наскоро слепленную кривую ухмылку. — По тебе тоже, но и ты иногда думаешь об этом. Скажешь, что нет? Я неправ? Цепь фонарей вдоль трассы похожа на бесконечно длинную светящуюся гусеницу, уползающую вверх по склону. Темнота неиссякаемым грязным потоком хлещет в лобовое стекло. Уильям поправляет очки и медленно сглатывает. — Прав, — спустя секунду признает он. Грелль дарит удовлетворенную улыбку своему отражению в зеркале заднего вида. — Я так и знал. Машина едет дальше. Дорога-серпантин. С одной стороны — каменная стена горы, с другой — бесконечный глубокий обрыв. Грелль зачарованно смотрит туда, чувствуя, как тьма начинает впитываться в круглые губки зрачков. — Уилли, скажи, а жнецы могут умереть? Отблеск очков со стороны водительского сидения. Вместо выражения недовольства на лице получается только сплошная сухая судорога. — С чего это ты заинтересовался? — Я же вечный ребенок, — приторно щурясь, дурачится Грелль. — Маленький почемучка. Добрая мамочка, скажи мне: как могут умереть те, кто бессмертен? — веселье в голосе почти как настоящее. Машина снова поворачивает. Свет фар успевает мягко приласкать неясный силуэт дорожного ограждения. — Не знаю, — с деланным равнодушием замечает Уильям. — Никак, наверное. Несколько минут тишины. А потом решение ударяет в голову, как крепкий алкоголь. Грелль поворачивается к Уильяму, касается лица руками, и его зрачки кажутся расширенными, а широкая развратная улыбка – выражением крайней степени сумасшествия. — Слушай, давай сделаем это вместе. — Что?.. — озадаченно начинает тот. — Тебе же скучно? Скучно жить вечно? — страстный влажный шепот звучит как молитва. — Да, — и их губы почти соприкасаются. — Давай, Уилли. Поиграем со Смертью? Хочешь? — последнее слово такое горячее, что наполняет салон невидимым паром, опиумным дымом, густым, словно молочная пенка, туманом. Фонари проносятся мимо с бешеной скоростью. Осознание вечной скуки, предчувствие неприлично долгой однообразной жизни, чужие пьянящие прикосновения — всё это насквозь пропитывает воздух, раскаленным воском затекает в нос, рот и уши, не позволяет нормально дышать. К тому времени, когда Грелль кладет руки на руль, Уильям уже все понимает. Он усмехается темной и дикой усмешкой, хватает Грелля за галстук и притягивает к себе. Самый страстный поцелуй, который у них когда-либо был. Лекарство от скуки наконец-то найдено. Машина на огромной скорости влетает в дорожное ограждение, сминает его, как влажный картон, и, последний раз мигнув фарами, исчезает в глубокой беззубой пасти темного обрыва.