Танцуй под пламенный фламенко

— Благодарю, — Роджо привычно любознательно окинул большую кухню цепким взглядом, и принял из рук капореджиме чашку с горячим и на редкость ароматным черным чаем. Буччеллати держался достаточно тихо: он спокойно кивнул, усаживаясь рядом с незваным гостем на соседний стул. — Прошу прощения, что не предупредил о визите заранее! — Роджо молитвенно сложил руки вместе, на этот раз запихивая скромность куда подальше, и лучезарно улыбнулся самой что ни на есть обольстительной улыбкой. — Все хорошо, — Бруно зевнул, потирая сонные глаза пальцами, и предпринял новую попытку докопаться до истины, из чистого упрямства, — однако, поинтересуюсь, с чего такое внезапное появление? В середине стола, рядом с салфетницей, на деревянной миниатюрной корзинке, лежала кучка мятных шоколадок, плотные упаковки конфет и печенья. Но переводчик проигнорировал разнообразие сладостей. Вытянув губы, он схватил пару кубиков белого сахара, кидая их в кружку. — Не сочти за дерзость, можно ли поинтересоваться, чем закончилась вчерашняя заварушка? Вы смогли что-нибудь выяснить? Буччеллати наклонил голову, прекращая вычерчивать чайной ложечкой круги на дне посуды. После вчерашней ночи, Бруно успел принять приемлемый вид еще перед сном, смывая грязь и пот под теплыми струями: капли воды мерно текли вниз, моментально избавляя от тяжелых дум. Леоне только предстояло привести себя в порядок: после всего произошедшего мужчина мало того, что уснул изукрашенный красными следами от ногтей, так еще и макияж не смыл, оставив по всему лицу растекшиеся черные пятна. Буччеллати надеялся, что тот воспользуется моментом и догадается взглянуть в зеркало. — Ничего особенного. Мы собирались провернуть ситуацию в нашу пользу, однако бой со стандами помешал нашим планам. В итоге мы преждевременно ретировались. Переводчик снова глотнул из фарфоровой кружки, на сей раз от души, и прикрыл глаза, в блаженстве смакуя вкус. — Можно ли узнать, в чем план состоял? — Путем обмана выдать Леоне за победителя, разумеется, — Буччеллати замолчал, думая над каждым произнесенным словом, — нас отвлекла интересная находка. На этих словах глаза Роджо засветились особенно азартно. Он кивнул в сторону спрятанного под темной тканью сейфа и выдохнул, активно стуча пальцами по деревянному, круглому столу. — Хорошо, — быстрый взгляд его карих глаз не пропускал ничего, что делалось кругом, волнуя живым ироничным блеском, который прятался в радужках. — Мы планируем сегодня же совершить перемотку второго подозреваемого, — Бруно облизнул губы, пытаясь приковать внимание мужчины к чему-то другому, более существенному, но переводчик рядом замычал, состроив страдальческое лицо. — На счет этого… Буччеллати, как ты относишься к изобразительному искусству? Быть может, ты согласишься посетить со мной выставку? Бруно выгнул бровь. Сзади кто-то громко стукнул дном чайника об подставку для подогрева, и Буччеллати только сейчас приметил присутствие третьего на их утреннем чаепитии. Видимо, Леоне тихо заваривал чашечку крепкого кофе, пока Роджо в это время оставил капо без единого намека на нового посетителя кухни. Повернув голову через плечо, Буччеллати подпер щеку рукой, улыбчиво приветствуя вошедшего. — Доброе утро. Аббаккио нахмурил брови, сдержанно кивнул, и отвернулся к стеклянной банке с молотым кофе. Бруно тут же убрал улыбку с лица, раздосадованный скупой реакцией подчиненного. Капо не врал, об отношениях он знал меньше, чем понимал в аэрокосмическом приборостроении. Со стороны могло показаться, что Буччеллати действительно не желал ничего большего, чем оказать своевременную помощь напарнику, однако, на самом деле, он просто был не уверен, чего же хочет сам Леоне. Вновь сфокусировавшись на чашке с чаем, мужчина медленно выдавил воздух из легких. Аббаккио просто хотел почувствовать, как уходит нервное напряжение, стирается усталость, накопившаяся за длинное и утомительное путешествие. Ничего большего, верно? Леоне олицетворял солидного молодого человека, жесткого и справедливого, который ни за что на свете не посмотрел бы в сторону напарника, друга и, главное, парня. И ведь дернуло Буччеллати помочь мужчине подобным образом. А судя по реакции, по пропавшей улыбке, по бледным щекам, на котором больше не расцветает пунцовый румянец, Бруно со своей задачей справился на отлично. Уголки губ капо дрогнули от досады, от осознания, что их вчерашняя страсть, собственно, ничего не значила, кроме разрядки для обоих. Но на воспоминаниях о вчерашней ночи Бруно отчетливо почувствовал, как что-то затеплилось у него в душе, зажглось маленьким огоньком и согрело сердце. Теперь самому хотелось лишний раз дотронуться до чужого плеча, прижаться к мужчине, поцеловать накрашенные губы, размазывая помаду. На лице Буччеллати мелькнула слабая, безрадостная улыбка, но он промолчал, и лишь глубоко вздохнул, вновь переведя взгляд на безликую маску переводчика, скрывающую чужое настроение и мысли. — Не понимаю предложения. — Третий подозреваемый… Луцио Энкантадор, — Роджо достал собственную фотокарточку, идентичную той, что была спрятана у Бруно, и передал ее капореджиме, — Буччеллати, он художник. Его картины висят в музеях по всей стране, но именно в Севилье он живет. Юнец соблаговолил открыть выставку по месту жительства, и именно сегодня он проводит показ коллекции картин. С того мое предложение, — он сдержанно отпил еще один глоток горячего чая и поставил чашку на блюдце. Буччеллати закусил губу, глядя на то, как хмурый Леоне усаживается за стол. Мокрые, светлые волосы были заправлены за уши, полотенце наброшено на плечи, чтобы вода не доставляла дискомфорта. А затем перевел взгляд вниз, на фотографию. Молодой человек был красивым, с правильными чертами лица, причем он был обременен той спокойной, тихой красотой одинокого и незаметного человека, с серым лицом и тусклыми глазами. Он печально смотрел вдаль, задумчиво и пугливо, будто боясь неожиданного резкого движения фотографа, что смог запечатлеть физиономию подростка. — Ты хочешь поехать с нами? — осторожно поинтересовался Буччеллати, поднимая взгляд с портрета, и Роджо покачал головой. — С тобой, Бруно. Леоне скрипнул зубами, сжав в руке чайную ложку. Но Роджо продолжил, со всей серьезностью скосив брови к переносице. Бруно наблюдал, как кураж медленно сходит с незваного гостя, уступая место твердости и прямолинейности. — Для пояснения: времени остается все меньше. Дон Галлетас Де Пас начинает беспокоиться о задании. Сегодня середина недели, аукцион на носу, а никаких отчетов и продвижения по заданию нет. Я… Прикрываю вас, конечно, но мое красноречие не бесконечно. Леоне, я попрошу тебя съездить на адрес, который я тебе выдам, и сделать перемотку Кабезы. Тон Роджо был непривычно приказной, даже угрюмый. В этот раз мужчина не скатывался ни в панибратство, ни в покровительственный лепет. Он постучал чайной ложкой по посуде и, переведя дыхание, продолжил: — А мы с тобой, Буччеллати, сможем последить за нашим третьим подозреваемым. Мой станд совершенно не боевой, но я достаточно неплохо разбираюсь в изобразительном искусстве, — вновь привычная улыбка заиграла на чужом лице, однако в этот раз она выглядела слишком наигранно. Бруно проследил за тем, как переводчик встает с места, берет в руки сдобное печенье, и неспешно направляется к выходу из кухни, уминая лакомство в три укуса. По пути он достал из кармана брюк новую пачку сигарет и вытащил из нее одну. — Прошу, не торопитесь. Я заеду за вами через… Час? Давайте, я дам вам два на сборы, — пальцы переводчика нервно катали сигарету, сминая ее. На мгновение остановившись, он вздрогнул и, наконец, направился на выход, через зеленый, цветущий сад. Бруно проследил за его сгорбленной спиной, после поворачиваясь к Леоне. — Он выглядит достаточно нервозно, — спокойно проговорил Аббаккио, и Буччеллати кивнул, облокотившись на стул. — Не удивительно, учитывая его близость к организации, — капо подвинулся на стуле, скривившись от неприятных ощущений в копчике, и перевел взгляд на спрятанный сейф. Леоне размеренно, медленно и вдумчиво пил кофе, тоже размышляя о чем-то своем, личном. Буччеллати пытался подавить в себе желание завязать светскую беседу, но напряжение, натянутое, как гитарная струна, давила на плечи, на сознание, настойчиво демонстрируя неправильность того, к чему они вдвоем в итоге пришли. — Леоне, — Буччеллати дождался, пока вытянутое, печальное лицо напарника повернется к нему, и осторожно пододвинулся поближе к мужчине, доверчиво кладя голову на его плечо. Дыхание Аббаккио перехватило. Он замер и Буччеллати почувствовал, как чужое сердце пропускает быстрые удары. Устойчиво-ритмичный пульс не прекращался, и Буччеллати хмыкнул, чувствуя, как теплеет в комнате, как медленно исчезает образовавшаяся между ними корка утреннего льда. Чужая рука крепко стиснула плечо босса, пододвинула к себе, и вот уже Леоне уверенно всматривался в лицо напротив, недовольно хмуря брови. — Ты с ним осторожнее, хорошо? — Непременно. Аббаккио сипло, прервано выдохнул и схватился длинными пальцами за чужой подбородок, приподнимая. У матерых гангстеров было хоть отбавляй тактического предвидения, способности принимать быстрые решения в экстремальных и опасных для жизни ситуациях, но им обоим катастрофически не хватало прозорливости и смелости как следует обсудить, что между ними происходит, не было опыта и запаса нужных слов. Столько раз за свою жизнь они произносили такие громкие слова, как: «убить», «прострелить» и «ранить»? Не счесть, сколько угроз они слышали, сколько говорили в ответ, но ни разу никто из них не вымолвил из своих уст обыкновенное «люблю». Подобно неопытным юнцам, они продолжали смотреть друг другу в глаза, так близко, словно пытались там что- то разглядеть. Ситуация воспринималась каждым по-разному, но в одинаковой степени тяжело. Кажется, здесь крылся подвох, который верно сопровождал их всю сознательную жизнь. Тяжелое гангстерское существование наградила мужчин излишней подозрительностью, склонностью видеть в случайных событиях происки врагов, а на задворках сознания вечно выстраивать сложные теории заговоров против себя. Всегда и везде сплошные ловушки и западни, будь это обыкновенная эмоциональная привязка к разного рода вещам, или кажущиеся на первый взгляд доброжелательные, честные люди, которые при любой удобной возможности вонзят тебе заточку под ребро. Жизнь слишком часто расставляла свои засады и капканы, чтобы со спокойной душой принять тот факт, что что-то может быть без двойного умысла. Так уж они привыкли, не умея по другому, но продолжали улыбаться друг другу, с теплой и искренней надеждой на счастливое будущее. Буччеллати вышел из дома, когда пустую чашку чая забрали из его рук с выражением лица, не терпящим никаких возражений, и принялись мыть вместе с собственной. Раньше мужчина не замечал, насколько Леоне мог быть заботливым и внимательным. Подобные черты характера были идеальным дополнением к столь приятной, хотя и строгой на первый взгляд внешности. Бруно не противился утренней лени, подставляя лицо под яркие солнечные лучи и легкий весенний ветерок. Железная арка, увитая плетистыми розами, открывала вид на почтовый ящик, покрашенный в светло-голубую краску. К ней как раз медленно, совсем неторопливо, подходил худой старичок, поправляя синюю фуражку, на пару размеров больше нужного. Он почтенно кивнул Буччеллати, улыбнулся, и бросил несколько реплик в его сторону. Бруно виновато покачал головой, объясняя по-английски, что не понимает ни слова на испанском. Почтальон сочувственно протянул гласную «а», и открыл ящик, ссыпая в него письма. Бруно неотрывно следил, как закрывается железная дверка, как почтальон напоследок приподнимает головной убор, прощаясь с хозяином дома, и уходит разносить письма дальше, в следующие дома. И с хмурым взглядом таращился на почтовый ящик, понимая, кто мог оставить послание в незнакомом городе не родной страны. «Луцио Энкантадор. Современный, молодой и чертовски талантливый художник. Среди его наиболее известных работ — картина « Восхваление гордыни», копия которой висит в здании Европейского союза в Брюсселе, «Золотые сады», и умопомрачительная премьера специально для Севильи: «Доблестный ангел». Кстати, знаете, что его имя переводится, как свет?» Леоне с жадностью, неотрывно вчитывался в каждое слово голубого письма, пытаясь уловить скрытый смысл очередного послания. И чем больше он вникал в строчки предупреждающего сообщения, тем таинственнее оно становилось. Деревянная расческа была отложена в сторону, пока мужчина с хмурым видом гладил подушечкой большого пальца цифру восемь, нарисованную белыми чернилами в самом уголке. — Он написал про подозреваемого? Про себя же, если мы берем в расчет то, что Луцио может быть нашим Авантюристом, или про человека, теоретически про которого он не должен знать. Сколько же ему известно, Бруно? — Больше… Чем мы думаем. Аббаккио сжал чужую ладонь, да так, что капо вздрогнул от мощи тисков, и обратил все свое внимание на мужчину. — Я еще раз попрошу тебя быть осторожнее. Я не доверяю Роджо. И я не хочу, чтобы эта внезапная рокировка команд послужила лишним поводом для западни. Это все безумно подозрительно. Если следующая подсказка кроется в самом человеке… Буччеллати осторожно заправил светлую прядь за ухо Леоне, прерывая беспокойную, вспыльчивую речь напарника. — Понимаю, что ты хочешь сказать. Возможно, нападающий и есть наш художник. Я тоже так думаю, но могу неверно интерпретировать подсказку в письме. Ты готов? Леоне кивнул, поправляя привычного вида темную одежду: железный пояс с эмблемой «А» звонко лязгнул. И если ему абсолютно точно маскировка для сегодняшней миссии была не нужна, то Бруно, напротив, уверенно отказался от мафиозного костюма в угоду образа туриста, увлеченного художественными ценностями. Небольшое количество правильных вещей и наличие вкуса превращало Буччеллати из жесткого гангстера в миловидного эстета. Жаккардовое синее пальто было накинуто на плечи, не скрывая воздушные манжеты белой рубашки, что волнами струились вдоль тонких предплечий. Хлопковые голубые бриджи открывали вид на изящные лодыжки, и глядя на перебинтованную ногу, Леоне невольно отвлекался от лицезрения прекрасного, вновь вспоминая об опасности, что подстерегала капо за каждым углом. — Ну… — Бруно натянул солнцезащитные очки и широко развел руками, будто красуясь перед гангстером. — Выгляжу я, как человек тонкой натуры? — Мне кажется, ты всегда так выглядишь, — Аббаккио улыбнулся, когда увидел, как уголки губ капо воодушевленно приподнялись. Отведя взгляд от зеркала, Бруно кивнул напарнику и направился на выход, поправляя воротник своего синего, под цвет глаз, пальто. — Тогда пора выдвигаться. Красная тачка Роджо уже была припаркована возле их двухэтажной виллы. Шестилитровый мотор спортивного феррари ревел так, что у редких прохожих недовольно морщились носы и закладывало уши от шума в их отдаленном от центра районе. Но как только двое итальянцев вышли во двор, переводчик поубавил пыл, заглушил мотор и вылез из машины, махая рукой подошедшим, лучась своей прекрасной улыбкой. Испанец на мгновение поднял голову, прислушиваясь к мелодичному пению птиц с соседних деревьев, и как только мужчины оказались на расстоянии вытянутой руки, резко щелкнул пальцами. History Voice зазвенел проводками и появился подле указательного пальца Роджо, обнимая его своими маленькими ручками. — Вот так. Побудь сегодня с Леоне, малыш, — голову станда заботливо помассировали подушечкой большого, и History Voice послушно направился к Аббаккио, привычно уменьшаясь до размеров маленького яркого пятнышка. Гангстер недовольно нахмурился, стоило почувствовать, как пульсирует голова изнутри, подстраиваясь под вторгнувшегося туда станда. — Аббаккио, — Роджо передал гангстеру обещанную бумажку, — адрес заправки. По камерам мы вычислили, что после ограбления вся банда байкеров направилась туда. Время и дата, по крайней мере, совпадают. Ты посмотри, вдруг что-то найдешь, улики или зацепки… Ладно? Эспециас, крутя ключами с чувством выполненного долга, развернулся к ним спиной, всем видом изъявляя желание поторопиться с назначенными планами на этот день. Его красная рубашка, подобно той, что одолжил Буччеллати, имела глубокий вырез и совершенно не скрывала каменного пресса. Напротив, переводчик будто всеми силами пытался показать, насколько следит за собственным телом. Однако, Аббаккио не спешил начинать движение к новенькому мотоциклу: он ровно расправил плечи и высоко вскинул острый подбородок. — Ты переводчик у своего босса или все же кто-то существеннее? — вдруг спросил Леоне. В ответ на внезапную смену темы, Бруно вопросительно выгнул бровь, но никак не поспособствовал возвращению разговора в нужное русло. Напротив, многозначительно прищурившись, он принялся с нескрываемым интересом рассматривать озадаченного переводчика, словно оценивая и его внезапную бледность, и правильные, острые черты лица, что на секунду застыли в подобии страха, и легкую небритость на лице. После момента размышлений, выпрямившись, Роджо лукаво улыбнулся, указательным пальцем прикрывая губы. — Думаю, могу сказать, что не просто переводчик. — Консильере, стало быть, — на этих словах Леоне скрестил руки на груди, и Эспециас тоскливо поджал губы. — Возможно. Как ты… — Что? Не смеши, разве обычный переводчик будет так хорошо проинформирован. Только, зачем нам врать? — Кто вам врал? — Роджо рассмеялся, пару раз хрустнув пальцами. — Я действительно являюсь переводчиком на всех встречах. Просто не уточнил звание, в котором я этим занимаюсь. Не такая большая беда, думаю. Погоды не меняет, по крайней мере. Аббаккио кивнул, в первую очередь не ставя основной задачей найти лишние рычаги давления, а лишь больше узнать об их протеже. — Почему босс сам не переводит все с помощью твоего станда? — Он их зверски не любит, — не задумываясь, ответил Роджо, проведя пальцем по гладкой поверхности передней двери феррари, — и у вас бы помощь никогда не принял, если бы не пугающие способности Авантюриста. — Тогда последний вопрос. Как он вообще догадался, что все способности его врага связаны со стандами? Почему он был уверен в этом? Рождо замер, пару лишних секунд глупо вглядываясь в собственное отражение на лобовом стекле, а затем улыбнулся, поднимая голову. — Мне кажется, это просто очевидно. Ну, нам пора, верно? Бруно был восхищен хлестким допросом со стороны Аббаккио. Наводящие темы и вопросы действительно вызывали недоумение, а вместе с ним интерес и любопытство к подобным деталям их дела. Бруно промолчал в разгар внезапного расследования, но в глубине души запомнил каждую смущающую мелочь, чтобы в дальнейшем обсудить с напарником наедине. Лжецов Буччеллати раскрывал чертовски хорошо, и он мог со стопроцентной уверенностью заявить, что кожа Роджо в тот момент покрылась испариной. Эспециас был прав, догадаться, что станды причастны к подобного рода грабежам не так уж сложно, но у Галлетаса Де Паса будто и сомнений в этом изначально не было. Ни разу за их недолгое общение дон не удивился, не засомневался в том, что недруги обладают необычными силами. Авантюрист мог быть просто искусным грабителем, коих история насчитывала не один десяток, быть простым смертным с гениальными мозгами. Но дон был уверен, что его враг обладает стандом, что все три грабежа совершены одной и той же организацией, о которой знает лишь он один. Изначально. Почему же? — Не думай слишком усердно, морщинки появятся, — хмыкнул Роджо, переключая коробку передач. Водитель выжал сцепление, нажал газ, и машина легко и плавно двинулась по идеально ровной дороге. На глянцевитом, гладком асфальте еле слышно шуршали колеса. В салоне приятно пахло цитрусовыми, и Бруно безмятежно отвернулся к окну, разглядывая постепенно меняющийся пейзаж с двухэтажных обособленных вилл на многоэтажки центра. — Как ты планируешь побеседовать с Луцио? — Мы с тобой зайдем, как туристы, но, — Роджо плутовато улыбнулся, приподняв брови, — не выйдем оттуда. Бруно повернулся лицом к переводчику, выражая скептицизм в прищуренных глазах. — Спрячемся в стене с помощью твоей способности и дождемся закрытия музея. — Я не думаю, что последним из музея выйдет сам художник. Роджо согласно угукнул и остановился на светофоре, дрыгая коленкой под заводную латиноамериканскую музыку. — Разумеется! Разумеется это было бы так, если бы не страх нашего милого художника. Буччеллати проследил взглядом за тем, как подростки в школьной форме перебегают дорогу на мигающий зеленый, и осторожно поинтересовался: — Страх какого плана? — Психологический! Пойми правильно, — Роджо тронулся с места, — я не психолог и не очень разбираюсь в медицинских терминах. Можешь смеяться, но эта тема мне не подвластна, ха-ха! — увидев, что собеседник не разделяет его добродушного веселья, Эспециас прокашлялся, возвращаясь к теме разговора. — Но у нашего подозреваемого буквально страх всего. Людей, громких звуков, неправильных цифр… На последних словах в мыслях отчего-то всплыло напряженное лицо Гвидо, но Бруно отбросил эти ассоциации, полностью углубляясь в дальнейший рассказ Роджо. — Как с такими проблемами он открыл собственную выставку и стал прославленным художником? — Вот и главная загадка, правда? Как я знаю, всей организацией он занимается через доверенных людей, а сам редко принимает участие в чем-то подобном. От него же что требуется? Картины писать. Можно считать это уникальным случаем, когда он согласился самолично посетить свою же выставку, раздать автографы и провести интервью. Как думаешь, его напичкают таблетками, или он себя пересилит самостоятельно? Может, у таких людей есть что-то типа ритуалов, которые помогают успокоиться? — Не имею представления. Не сталкивался с психологическими проблемами такого характера, — задумчиво произнес Бруно, пытаясь еще раз мысленно повторить слова из голубой записки. Роджо постепенно сбавил скорость, включая поворотник. За плавным поворотом скрывалось небольшое место, окруженное тачками и туристическими автобусами, где можно было оставить машину. Переводчик с улыбкой кивнул в сторону не слишком заметного фасада старого здания, с круглыми куполами и витражными окнами. — Начну быть твоим гидом прямо сейчас, Бруно. Перед тобой бывшая богадельня, превращенная в картинную галерею местными властями. Ранее место являлось домом престарелых для служителей церкви, но за ненадобностью в современных реалиях быстренько закрылось. Так что особо никто не был против так облагородить памятник архитектуры. Само здание было возведено аж в семнадцатом веке, братством Силенсио. А это, попрошу заметить, одно из пятидесяти религиозных братств Севильи, — он завертел руль, разворачивая корпус назад, чтобы занять парковочное место, коих свободно было не так уж много. Что бы не думал о мужчине Леоне, но сам капореджиме проявлял к истории чужеродной страны заметный интерес, слушая непрекращающуюся трескотню переводчика с легкой улыбкой. Из Роджо вышел бы прекрасный гид. Буччеллати дождался, пока мужчина закончит припарковывать машину, и только когда мотор утих, вышел из красной феррари, поправляя очки на лбу. Бывшая церковь была выполнена в изумительном барокко, ошеломляя своей пышностью и обилием золотой лепнины. Многочисленные туристы толпились возле деликатного патио, аккуратно засаженного цветами, (в частности розами), и ведущей наверх лестницы. Как понял капореджиме, именно там, на втором этаже, находился вход на предстоящую выставку. — О, не волнуйся на счет этой обширной очереди. Считай, у нас вип-билеты, — щелкнув сигнализацией, Роджо улыбнулся и уже было пошел вперед, но рука Бруно крепко сжала его плечо, и мужчина настороженно кивнул в сторону толпы. Там, среди многочисленных незнакомых лиц, затесалась уже известная компания молодых музыкантов, во главе с Батидо Фреса. Подросток звучно смеялся и кивал на нескончаемые шутки своих друзей, пока не замечая Бруно в сборище разодетых туристов. — Мы не должны привлекать внимание лишними привилегиями, Роджо. Давай смешаемся с толпой. Можно использовать знакомых, чтобы не стоять с конца очереди, верно? — сказав это, Бруно вздернул руку, приветливо махая в сторону студентов. Подросток ахнул, завидев задорного танцора, и, хлопнув друзей по спинам, кивком головы указал на Буччеллати. — Эй! Это же Брутти! Вот так совпадение. Пришли на выставку? Айда к нам в очередь! Эй, да он тут стоял уже, с нами, мы просто заняли, — за раз прогремело множество голосов, и Буччеллати вдруг понял ошибку своего поспешного решения. Он ведь не знает испанского. — Брутти? — со смешком шепнул Роджо, нагнувшись к уху Буччеллати. — Прозвище. Мы хотели удостовериться, что Авантюрист не знает наших личностей. Проблема в том, что с ними я говорил с помощью твоего станда. Рождо прикинул, что следует за подобным резким забыванием языка. Его глаза потемнели от активных дум, и он тяжело вздохнул, потирая рукой подбородок. — Один момент,— он закрыл глаза, мысленно отдаляясь к Леоне, через связь между стандом узнавая о ситуации на другом конце города и, вдруг побледнев, вздрогнул, в панике приоткрывая рот. Отозвать станд не получится. — Синьор, мне кажется, у вас очень болит горло, чтобы говорить. Леоне припарковал байк возле приветливой вывески бистро у обочины и терпеливо ждал, пока Moody Blues отмотает назначенное хозяином время. Солнце было в зените, его лучи нещадно палили землю, заливая загородную поляну яркими лучами. За заправкой мирно текла речка по неглубокому руслу, журча на каменистых порогах. Пару пчелок кружили возле дороги, жужжа и танцуя в воздухе. Редкие машины приподнимали клубы песка и пыли, которая теплой вуалью покрывала щиколотки, а заодно и сдувала насекомых на обочину. Аббаккио вздохнул, чувствуя небывалое умиротворение от окружающего живописного пейзажа. С утра Буччеллати не выглядел удрученно, сам положил на его плечо голову, позволяя приласкать и обнять, оттого душевные терзания внутри заменились на радостное и удивленное дребезжание, которое разносило вибрации от сердца и далее, по всему телу. Дождаться бы только времени наедине, чтобы еще раз обо всем поговорить. Свист сбоку заставил его навострить уши и лениво повернуть голову в сторону помехи. — Ого, смотрите, кто тут остановился! Да еще и живой! — крикнув своей шумной компании, перед ним выстроился никто иной, как Кабеза, приподняв брови. — Какими судьбами? Его кожанка была новая, с белоснежными вертикальными вкраплениями, однако Леоне в этот раз ни в какой образ не переодевался, и выглядел, скорее всего, совершенно иначе, нежели в тот гоночный вечер. Ничего, пронеслось в его голове, это абсолютно нормально. — Отдыхаю после утомительной езды, — пожал плечами Аббаккио, всем видом показывая незаинтересованность в этом диалоге. Но Кабеза, скривившись, покачал головой и вскинул на мужчину указательный палец. — Ты что, следишь за мной? Так сильно хочешь в банду вступить? Какой смех, да и только! Леоне раздраженно закатил глаза, чувствуя как венка на виске начинает вздуваться и пульсировать. — Прикупил себе новенький мотоцикл? — У меня нет желания с тобой общаться, — злобно прервал речь подростка Леоне и перевел свой взгляд туда, где Moody Blues окончательно остановился в позе слезания с железного коня и только и ждал команды начать перемотку. — Что? — возмущенный хамством со стороны мужчины, Вакиа с яростью в глазах замахнулся ногой, громко ударяя по колесу чужого байка. Мотоцикл зашатался, Аббаккио выпрямился, больше не используя его как опору, и громко выругался. — Не нарывайся на бессмысленную драку, малец. Тебе же хуже.