Дышу тобой

Полгода спустя. — Какой же ты дурачок. — Эбби улыбнулась и сняла с моей головы рождественский колпак. — Почему это? — возмутился я, пытаясь выхватить из её рук мой головной убор. Девушка запрыгнула на диван и подняла его выше своей головы, думая, что я не дотянусь. — Потому что ты надел его неправильно, — сказала она, когда я взял её на руки и спустил на пол. Она начала смеяться и щекотать меня. — Там есть определенная инструкция? — задал я вопрос, вытягивая губы вперёд. Её взгляд на секунду остановился на моих губах, затем нехотя поднялся к глазам. Её прежняя улыбка испарилась. Наступило неловкое молчание, во время которого Эбби всё больше заливалась густой алой краской. — Чем заняты? — Джош завалился в комнату с огромными пакетами в руках. Подруга от неожиданности подпрыгнула и прижалась к креслу. — Зачем так пугать? — задала она вопрос, швыряя в него тот самый красный рождественский колпак. — Прости, красавица, но я люблю феерично появляться. — Джош подмигнул девушке, а она, взамен, показала ему язык. — Ладно, а теперь помогите мне разложить это всё в холодильник. Мы принялись разбирать пакеты и расфасовывать продукты по местам в холодильник. Сначала никто не решался заговорить первым. Комната погрузилась в тишину — был слышен лишь шорох пакетов. Глубоко вздохнув, Эбби решила покончить с нагнетающим молчанием: — Ноен, ты собираешься увидеться с отцом на каникулах? — поинтересовалась подруга, избегая встречи взглядов. — Конечно, мы поедем в какое-нибудь кафе, поедим и разъедимся по домам. Всё как обычно. Хоть я и старался выглядеть непринуждённо, отвечая на этот вопрос, но что-то внутри меня противилось обсуждению моей личной жизни. Эта тема была под запретом уже долгое время, и я старался не распространяться о ней. Каждый подобный вопрос давил на меня, и я чувствовал себя старой деревянной ступенькой лестницы, готовой вот-вот рухнуть под тяжестью небольшого веса. Время, которое заставляло молчать — не лечило мою истерзанную мучительными воспоминаниями душу. Бывало, лежу я под одеялом в три, четыре, пять часов ночи, а сердце неугомонно бьется, мусоля в голове отрывки прошлого. Нет, время определенно не лечит. Оно просто затупляет боль и делает её менее ощутимой. Да, я старался не думать, старался продолжать жить, но каждый раз, приходя домой поздно с работы и заваливаясь в кровать, понимал, что просто существую, просто дышу. Думаете, я не старался стереть с лица земли свою бессмысленную цифру населения, занимающую лишнее место в этом грёбаном мире? Пытался. Но всегда останавливался, вспоминая о своём отце и о чувствах, которых я заставлю его пережить совершив это с собой. Почему нужно жить для кого-то? Почему я не могу выйти на балкон с чашкой кофе в руке и прошептать: «Мне так хорошо. Эта жизнь чертовски прекрасна!»? В последний раз, когда я уверенно настроился покончить с собой, захватив таблетки отца из незамудрённой аптечки, Джош остановил меня. Можете рассмеяться мне, в лицо и сказать: «ты такой слабак, Юбэнкс», да, и я не стану этого отрицать. Возможно, я слабак, неспособный справиться с собственными чувствами, но скажите мне: с кем так чёрт не шутил? Есть ли хотя бы один человек на планете, не думающий о легкой смерти? Нет. — Тогда мы устроим вечеринку у тебя в общежитие. Ты ведь не хочешь приходить сюда. — голос друга вырвал меня из глубоких раздумий, заставляя спуститься с небес на землю. Я покачал головой. — Дело не в том, что я не хочу. Просто мне нужно заниматься. В последнее время моя успеваемость скатилась, а такого не было никогда. — я засунул сырые стейки в холодильник и снова повернулся к ребятам. — Вы же знаете, что с моей работой тяжело совмещать учебу. Сейчас мне абсолютно не до вечеринок. Джош кивнул и поплёлся к холодильнику с куриными яйцами в руках. Разложив их и убедившись в том, что они не треснут, друг закрыл холодильник. — Можно мне прийти к тебе? — спросила Эбби неуверенно. — Я не очень люблю вечеринки и могла бы помочь тебе с физикой. Схватив со стола карамельку и закинув её в рот, я быстро закивал. — Было бы отлично. Девушка ослепительно улыбнулась и направилась в сторону гостиной. Когда она прилично отдалилась от нас, Джош спросил: — Ты действительно будешь заниматься физикой с Эбби в Рождество? Я пожал плечами. — Да. Я понимаю, звучит глупо, но другого выхода я не вижу. — Какой же ты идиот, — возмутился друг. — Разберись, наконец, со всем дерьмом, происходящем в твоей жизни. Я молчал полгода, Ноен, но вижу, что мы теряем тебя. Перестань ломать себе жизнь и, чёрт возьми, возьмись за ум. Я хмыкнул и опустил глаза в пол. — Джош, нет никакой жизни. Давно нет. Джош усмехнулся и схватил меня за плечи. Хоть на его лице и красовалась улыбка, но она была наполнена переживанием и жалостью ко мне. — Юбэнкс, мир не крутится вокруг него. Кто-то зажал моё сердце в ржавые тиски, разжигая воспоминания о нём с новой силой. Я резко поднял испепеляющий взгляд на парня и угрожающе предостерёг: — Не смей… — Почему? Всё ещё тяжело слышать его имя? Прошлое не даёт тебе двигаться дальше. Ты застрял, чувак. Выберись из этой ямы, пока не погряз ещё глубже. Я скинул его руки со своих плеч. — Прошло много времени. Я забыл обо всём. Моя цель — закончить колледж и уехать отсюда как можно дальше. А то, что говоришь ты — полный бред. Я развернулся в противоположную сторону от парня и зашагал в гостиную. Моя кровь вскипела и силы, которые я хранил где-то глубоко в себе, высочились через поры моей кожи. Сейчас я мечтал лишь об одном — побыстрее добраться до общежития и лечь в свою кровать. — Ноен, ты обманываешь сам себя, — проговорил Джош так, чтобы лишь я мог его слышать. Я посмотрел на него своими уставшими, пустыми глазами. Глазами, в которых навсегда потух тот самый огонёк счастья. — Все нормально, правда. Не думай обо мне. — друг тяжело выдохнул и, поставив локти на колени, сложил руки, а замок. Мы с Эбби пробыли у Джоша минут тридцать, затем разъехались по домам. Я снова вернулся в свою непримечательную комнатку университетского кампуса, где жил в полном одиночестве. Такое положение ничуть не тяготило меня. Здесь я чувствовал себя самостоятельным человеком, работающим не покладая рук. В первое время было сложно, но вначале всегда тяжело. Я понял, что никто не принесёт мне счастливое будущее на блюдце, — к этому нужно стремиться самому. И я начал. Начал выжимать из себя последние капли пота, дабы отстроить свою жизнь с чистого листа. Всё происходило автоматически: утренние пары в колледже, работа библиотекаря в студенческой библиотеке, ночная работа бармена в «Боу». Конечно, у меня было немного времени для выполнения проектов по макроэкономике (этот предмет являлся самым важным для меня, ведь в будущем я собирался стать крупным экономистом), но этого времени не достаточно. Я конкретно задолбался, жизнь не приносила никакой радости. Мой телефон завибрировал, и я взглянул на экран. — Я слушаю, — холодным тоном заявил я. — Привет, сынок, как ты там? Мы давно не виделись с тобой. Прости, работа не позволяет мне вырваться и побыть с тобой. Мистер Хадсон… — Я понял, пап, — перебил я, повествующего мужчину. Дыхание его тихим скрежетом передавалось мне через динамик, заставляя ощущать вяжущее, неприятное чувство вины. — Мы можем увидеться на нейтральной территории. Приходи ко мне на работу в «Боу» в выходной день. — я старался смягчить тон, как только мог. — Я обязательно приду. Ты лучше расскажи о своей работе. У тебя получается делать все эти странные напитки? На мои губы легла легкая улыбка, неприятно отозвавшаяся где-то глубоко внутри. Я закусил внутреннюю сторону щёки, заглушая чувства физической болью. — Получается. Я многому научился… живя в том доме. Послышался тяжёлый вздох отца. Он не знал, почему я так не люблю говорить на эту тему. Я рассказал ему только о том, что мы расстались. Причина расставания оставалась загадкой для всех. Естественно, говорить о наркотиках, найденных у Хадсона я не собирался. Это не моё дело. — Я постараюсь зайти к тебе в выходные, — предупредил меня папа, сменив тему. — Ладно, тогда увидимся? — Увидимся. Я отключился и кинул телефон на стол. Не снимая с себя одежды, плюхнулся на кровать уставившись в потолок. С тех пор я не мог нормально спать. Каждый раз, прикрывая веки, перед глазами всплывала та самая комната во Франции в доме Дамелио. Я снова становился участником того самого разговора, после которого везде день ходил сам не свой. Каждый день я задавался вопросом, почему же не могу забыть об этом. Прошло много времени и, казалось, пора уже смириться со случившемся, но прошлое не оставляло меня, словно въевшиеся пятно чернил на белой рубашке. Мысли, словно тенью, обволакивали меня кромешной тьмой. Ещё одна бессонная ночь в мою копилку. Отвратная улыбка растянулась на моих губах, погружая душу в ледяной поток одиночества и пустоты.