На дне омута

Выехали утром, едва солнце осветило дорогу. К воротам, невзирая на ранний час, собралась приличная толпа — многие хотели лишний раз поблагодарить доброго лекаря, и еще больше народу — взглянуть на девочку, которую считали посланницей самой Магдары и воплощением ее чистой воли. Асте подарили новое платье взамен испорченного: теплое, из мягкой шерсти, с белым воротничком и даже небольшой вышивкой на груди. Счастливая до безобразия, она вертелась в седле перед Акилой и все будто норовила вывалиться. Дабы отвлечь ее, жена старосты сунула девочке в руки пышный, исходящий паром блин, и это в самом деле помогло: Аста ела медленно, причмокивая и облизывая масляные пальцы. В отличие от нее, столь непоседливой после почти целого дня сна, Дьюар откровенно клевал носом. Пока произносились напутствия и благословения, он молчал, надвинув капюшон поглубже, и вступил в разговор только в тот момент, когда растроганные жители попытались всучить ему ту самую старую лютню. — Мой «инструмент» здесь, — бросая на Акилу сердитый взгляд, Дьюар похлопал по притороченному за седлом вьюку. Толстая холстина надежно скрывала от любопытных мертвую сову, а по форме странной поклажи определить ее содержимое казалось затруднительным, так что дарители вежливо закивали и больше не пытались растормошить мрачного «менестреля». *** — Староста сказал, что до ближайшего храма Магдары ехать два дня, — заговорил Акила, когда деревня осталась позади. — Если мы привезем Асту туда, жрецы наверняка сумеют о ней позаботиться. — Почему не… — Дьюар оглянулся. Аста уже расправилась со своим угощением и теперь в упор смотрела на него. Внезапно подумалось, насколько большие и яркие у нее глаза — даже слишком большие для такого маленького личика, словно принадлежащие кому-то более взрослому. Сейчас Аста вела себя так же беспечно, как и раньше, словно не помнила ни о каких видениях и голосах, приходивших к ней во время транса. Но стоило только поймать этот ее взгляд, и выдумки крестьян уже не казались такими глупыми. — Храм так храм. Только поехали быстрее. Может, нам даже повезет как-нибудь сократить путь. Акила почему-то покосился на него так, будто впервые видел. — Аста — всего лишь ребенок, которому слишком рано открылась та сторона мира, откуда происходит все магическое. Ты ведь не боишься ее? Насмешки в этом вопросе не прозвучало, однако Дьюар все равно ее услышал — она повторялась глубоко в подсознании с малых лет, когда грубоватый голос наставника раз за разом повторял: «Ты что, боишься этого призрака? Тебе страшно ночевать на кладбище? У тебя трясутся поджилки от одного вида этого трупа?». — Разве она глава туэльской инквизиции, что я должен ее бояться? — Дьюар сердито фыркнул, пришпоривая коня. — Я просто хочу поскорее избавиться от этой обузы. Дорога плавно убегала вдаль — широкая, ровная, как будто специально ожидавшая пару резвых лошадей, способных выбить из нее пыль, и было бы тяжело устоять перед желанием промчаться по ней во весь опор. Даже спокойный Гайне выражал нетерпение и желание броситься вперед после непривычно утомительного дня в деревенской конюшне, но вот Шиморк… Он словно прислушивался к разговору всадников и стремился все сделать наперекор. Всегда нетерпеливый и бойкий, на этот раз он не пустился в галоп, а неторопливо тащился следом за Гайне, и никакие угрозы Дьюара не могли заставить его хоть немного ускориться. У особо привлекательного куста он вовсе остановился и принялся лениво его ощипывать, не обращая внимания ни на тычки пятками, ни на упреки. — Когда-нибудь я зарублю эту скотину и даже не стану делать из него умертвие. Пусть так гниет, — шипел эльф уже в который раз. «Скотина» никак не реагировала до тех пор, пока от кустика не остались голые ветки. На счастье Шиморка и на беду Дьюара, впереди таких кустов оставалось еще много… Староста предупреждал, что у речушки надо повернуть на запад, чтобы выехать прямо ко вторым «Пирожкам». На словах дорога казалась недолгой, но с избранной Шиморком скоростью к условному месту они прибыли далеко за полдень. Окинув взглядом утопающий в осоке берег, Дьюар пришел к выводу, что «речушка» — определение весьма громкое, на деле же — так, мелкий, наполовину заболоченный ручей, в котором плавали первые опавшие листья. Акила, прибывший раньше, увлеченно рассказывал Асте о цветах, что лежали небольшим букетиком у него на коленях, и девочка казалась весьма заинтересованной, а каждую новую травинку норовила не только рассмотреть со всех сторон, но и попробовать на вкус. — Это кислица, — добродушно усмехнулся Акила, наблюдая за тем, как скривилось ее личико после очередного прожеванного листика. — Но она не такая уж противная, а для щей и вовсе самая лучшая приправа… Постой-ка, вот эту траву лучше не есть, она тебе точно не понравится, — кивнув Дьюару знак приветствия, Акила уже вынимал из проворных пальцев Асты новый стебель. — Чуешь, как пахнет? Это полынь, она горькая и невкусная, но зато ее настойки очень полезны для тех, кто слаб желудком. А вот этот цветок — лютик… Дьюар прошел мимо, оставив коня свободно пастись на бережку. В изобилии растущая здесь трава казалась не по-осеннему сочной, словно напитанной самим летом, но Шиморк, оставаясь верным себе, заинтересовался вовсе не ей, а лягушками, с упорством осла взявшись давить их копытами. Те отпрыгивали с истеричным кваканьем, что только забавляло и подзадоривало глумливого коня. Глядя на развернувшуюся картину не оставалось даже сомнений, что именно в этом животном боги собрали всю несвойственную его виду ненависть к любой живой твари. Оставалось только неясно, за какие именно грехи получившееся сокровище досталось именно Дьюару. На другую сторону вел шаткий мостик, но под ним тина так разрослась, что вода походила на густой зеленый кисель. Зато уже шагах в пятнадцати это сходство рассеивалось. Высокие камыши окружали небольшую проплешину почти прозрачной воды — достаточно чистой, чтобы ополоснуть сапоги, все еще измаранные кладбищенской землей, а вместе с ней и тяжелой аурой мертвецов. Под гнетом сильной усталости Дьюар почти не замечал ее, но теперь, после отдыха в доме старосты, она начала раздражать его и путать чувства, как если бы рядом находился кто-то неупокоенный. Густая осока скрывала под собой скользкий глинистый берег, и уже через несколько шагов идея подойти к воде стала казаться не самой удачной: приходилось аккуратно прощупывать путь и вглядываться вперед. Спуск вышел очень пологим, почти незаметным, и вот под ногами уже захлюпало… Стоило Дьюару наклониться над ручьем, как его с силой пихнули в спину. Потеряв равновесие, эльф в считанные мгновения влетел в ручей, заодно проверив его глубину. То, что доносилось с берега, пока Дьюар бултыхался в воде, поднимая со дна ил и распугивая мальков, больше всего походило на злорадный человеческий смех, но никак не на конское ржание. — Это точно будет последней гадостью, которую ты сделал в своей жизни! — отплевываясь от попавшей в рот воды, вскричал некромант. Казалось, что от его злости в злополучном ручье должны были передохнуть даже улитки и мелкие рачки, — причем, всего за пару коротких вздохов. Насквозь мокрый, в тине и жидкой прибрежной грязи, он медленно выбирался из воды. Шиморк, довольный до безобразия, не стал дожидаться хозяина и тут же повернул прочь, а вот Акила, услышав шум, наоборот подбежал к ручью. Он благоразумно не задал вопроса о том, что случилось — вид разъяренного Дьюара, пытавшегося прочистить глаза и отлепить от лица мокрые волосы, обо всем говорил красноречивей некуда. — Я разведу костер, — коротко бросил Акила, поспешно возвращаясь к поляне. Любое лишнее слово сейчас способно было разбудить бурю в лице некроманта. Пока Дьюар продолжал на чем свет стоит поносить зарвавшегося коня, Акила второпях собирал сухой валежник — благо, по берегу его валялось достаточно, — и вот на поляне уже затрещал небольшой костер. Травник заботливо пристроил над ним помятый котелок, добавил в воду сушеные листья из своих несметных запасов и стал помешивать деревянной ложкой ароматный отвар. Ему под руку тут же сунулась Аста, которой варево показалось донельзя любопытной игрой, но была мягко отодвинута за спину, к оставленным ей цветам. — Тебе бы переодеться, — осторожно заметил Акила, наблюдая, как продрогший товарищ жмется к огню напротив. — Пахнешь, как болотный черт. — И как часто ты нюхаешь болотных чертей? Дьюар все еще смотрел волком. Ветер пробирал его насквозь, мокрые волосы липли к щекам и действительно воняли тиной, а в сапогах настойчиво хлюпало, от чего растревоженная лодыжка вновь начинала болезненно тянуть. Нехотя он все же стянул мокрую одежду, сменив ее на извлеченную со дна походной сумки черную хламиду. Грубая шерсть неприятно покалывала кожу, на рукавах и поясе постукивали осиновые кругляшки с рунами, а потертый жреческий пояс носил черный знак Арнаса — первого из предков, хранителя памяти, того, чьи служители провожают мертвых в последний путь и утешают живых. — Странный выбор одежд для того, кто терпеть не может этот орден, — удивился Акила, не отрываясь от приготовления отвара. Дьюар сосредоточенно пристраивал сапоги поближе к костру; запасных у него не было, придется ждать, пока просохнут. — А как иначе — они упокаивают мертвых, а такие, как я, тревожат. От того нас и презирают, хотя на самом деле я ни разу не видел, чтобы от арнасских ритуалов была какая-то польза. — Людей нельзя корить за их веру, особенно в нынешние времена, когда у многих ничего, кроме этой самой веры, не осталось. — Я не думаю, что этот так называемый бог существует. По крайней мере, в Загранье, где обитают духи, его нет. Там нет ничего, кроме пустоты и самой Извечной. Жрецы лгут. — Может быть. Но я вижу, для тебя это неплохая маскировка. — По лицу Акилы скользнула едва заметная улыбка. — Выпей, хотя бы согреешься. Дьюар не стал отказываться от протянутой кружки, которая исходила горячим паром. Отвар имел горьковатый вкус и обжигал рот, но вместе с тем он и в самом деле согревал, изгонял из тела дрожь, а из разума разбушевавшуюся злость. Жаль, что вытравить холод Загранья не способны никакие зелья — Ее когти, стискивающие душу некроманта, всегда держали слишком крепко, не продохнешь. Пока Дьюар пил и вычесывал тину из волос побелевшим от времени гребнем, над берегом повисла благословенная тишина. Акила протянул подопечной маленький уголек, которым та с упоением водила по камню, рисуя нечто отдаленно схожее с человеческой фигурой, кони паслись в паре десятков шагов, со стороны совершенно спокойные и невозмутимые. — Ты же знаешь, что это можно исправить? — нарушив тишину, Акила кивнул в сторону щиплющего травку Шиморка. — Он станет обычным конем, если изгнать духа, который им управляет… — Знаю. В нем не дух мертвеца — просто мелкий пакостник. Но он же и единственная доля разума этой скотины. Даже на Вассагских островах животные… — Постой. Ты был на Вассагских островах? Острове магов? Дьюар скривился. В этой гримасе проскользнуло и раздражение от собственного необдуманного высказывания, и нежелание вспоминать не самую солнечную часть своей биографии. Эльф сердито сплюнул в костер: — Если и был, что с того? — Как что? Если бы они согласились обучать Асту! Я не смел даже надеяться на такой шанс… Дьюар, как ты думаешь, это возможно? — Поехать туда? Ну уж нет. Ты ведь знаешь, что было три года назад? Теперь все, у кого дар к некромантии, либо мертвы, либо ходят у них на поводке, — с этими словами Дьюар инстинктивно потер предплечье, где под рукавом скрывалось клеймо ордена. Даже спустя столько времени оно до сих пор зудело, словно свежее, ни на минуту не давая забыть о себе. — Бунт Лардхельмского чернокнижника? — Акила наморщил лоб, припоминая. — Я был далеко от этих мест, но слышал про гонения. Однако ты… сумел получить разрешение, не так ли? — Как видишь, я жив. И как раз поэтому у меня нет желания возвращаться туда даже ненадолго. — Дьюар, представь, если бы все твои знания о магии сводились лишь к тому, чтобы не погибнуть от собственного дара. Жрец или деревенский ведун не смогут научить ее большему… — Ты ведь и сам был учеником знахаря. — Вот именно. У него имелось несколько старых книг, но этого было слишком мало: я и в подметки не гожусь орденским целителям. Горечь в последней фразе промелькнула особенно остро, потому что за ней скрывались не только упущенные возможности, но и жизни, потерянные раньше времени. Кому-то не удалось помочь, или просто не хватило времени — Акила не говорил о них вслух, но каждое утро Дьюар видел, как тот подолгу молится своей богине, невзирая на то, что она всегда молчит. Угрюмое молчание, воцарившееся над костром, встревожило даже Асту. Она бросила рисование и бесцеремонно забралась на колени к Акиле, из-под его руки поглядывая на то, как Дьюар вновь заплетает косицы, цепляя рунные бусины в определенном порядке. Ее синие глазищи выражали молчаливое осуждение, причем, настолько проникновенное, что Дьюар почувствовал себя виноватым непонятно за что. Еще и это молчание Акилы, погрузившегося в какие-то не самые приятные воспоминания… — Ладно! — не выдержал он. — Если повернуть на север, то альтурский порт должен быть не так далеко. Через несколько дней мы сдадим ее наставникам ордена и больше не будем подбирать всяких заморышей только потому, что им некуда идти! Акила вскинул голову. — Ты серьезно? А… нас вот так просто туда впустят? — Нет, заставят изловить золотого дракона в качестве платы за вход! Туши огонь и поедем: мы и так потеряли много времени зря, — не дожидаясь, пока этот разговор коснется еще одной щепетильной темы, Дьюар потянулся за сапогами, так и не просохшими до конца. *** Они больше не говорили об ордене, пока впереди не замаячила стена Нордма́ры — самого северного города Альтура, последнего поселения на побережье льдистых морей. Едва ступив на улицы, хаотично расползающиеся из порта, путники ощутили странную противоречивость всего, что видели: роскошные гостиницы и богатейшие лавки соседствовали с низкими неуютными домиками, путешественники всех мастей, торговцы и паломники собирались целыми толпами, в то время как местных в их характерно расшитых мехом накидках встречалось так мало, будто весь город — это один большой караван, раскинувшийся на привал. — Мне казалось, он должен быть больше, — признался Акила, крутя головой почти с таким же любопытством, что и его маленькая подопечная. — Говорят, что когда-то был, но это не лучшее место для жизни. Сюда приезжают за редкими амулетами, исцелением и знаниями, которые можно получить вон в тех лавках. Но сами маги не настолько гостеприимны, чтобы впускать гостей в свою обитель. — Тогда как мы попадем к ним? — У ордена тоже есть торговцы. Подождем их корабль и отправим Асту с ними. Они не откажутся взять ребенка на обучение, если у того достаточно сильный дар. Сам понимаешь, для ордена в этом свой интерес. — Надеюсь, ей будет там хорошо… — Акила заботливо поправил дареную шаль на плечах Асты: здесь, на побережье, морской ветер пробирал до костей, и девочка все время ежилась. Очень кстати в этот момент на пути выросла очередная корчма — с виду не настолько вычурная как те, что предназначались для богатых купцов, но вполне добротная. Не сговариваясь, оба повернули к ней. Здесь Дьюар уже не таился, понимая, что в такой толпе приезжих его мало кто сумеет запомнить. Люди и нелюди всех мастей появлялись в Нордмаре и также быстро исчезали, получив желаемое или уезжая с пустыми руками. Хозяин корчмы едва взглянул на них, когда они обратились к нему, сухо кивнул и снял с гвоздя ключ. У него хватало посетителей, но свободная комната с тремя кроватями нашлась как по заказу, и стоила она для Нордмары совсем недорого. — Корабль? А, вы за амулетами, — по-своему рассудил корчмарь, услышав вопрос о торговцах. — Да, вроде как, сегодня и прибывает — может, уже в порту стоит. Но быстро не уйдет, не торопитесь: на завтра ожидается шторм, а они, хоть и магики, но со стихией воевать не станут, подождут, пока море утихнет. Акила прямо-таки просиял: — Это же отлично! Дьюар, успеешь привести себя в порядок. Здесь ведь найдется баня?.. — Воды нагреем, — пообещал корчмарь, который не преминул обратить внимание на помятый вид очередного постояльца, так что даже деньги за постой потребовал вперед. Дьюар мысленно представил скорую встречу с вассагскими магами — возможно, даже знакомыми, — и то, что в этот момент заскреблось в глубине души, было далеко от радости. — Ты мог бы поговорить с ними сам, — предложил он. — Не думаю, что я справлюсь с этим лучше только потому, что имел сомнительное удовольствие посещать их остров. Акила покачал головой. — Неплохо было бы и тебе в кои-то веки с живыми людьми пообщаться… — ему пришлось понизить голос, когда одна из разносчиц подошла слишком близко. — Ну да как знаешь. Мы с Астой идем в порт. *** Этот город был пропитан магией — его воздух, его товары, разговоры его жителей. В большом зале корчмы Дьюар насчитал сразу четырех магов — они не таились, почувствовать их ауру можно было издалека. Один тыкал пальцем в какой-то свиток, лежащий на столе перед тощим пареньком, но незадачливый ученик только нервно кусал ногти, силясь придумать ответ на слишком сложный для него вопрос. Второй мирно уплетал густую тыквенную похлебку, по сторонам даже не смотрел. Третий — почтенный старец в поношенной старомодной мантии — о чем-то упрашивал четвертого, дородного, разодетого и брезгливо кривящегося хлыща. У последнего на груди красовался хорошо заметный герб Ордена, который тот носил явно напоказ. Избегая попадаться под его скучающий взгляд, Дьюар нашел себе местечко поближе к простым торговцам, что поселились в корчме на время ведения дел. Сгрудившись за одним столом, они что-то сверяли в толстых записных книжках. — Очень хорошо! — донеслось особо отчетливо среди прочего бормотания. — Завтра караван будет готов, и при удачной погоде мы вернемся даже раньше срока. — Непременно надо будет заглянуть в… — окончание фразы потонуло в стуке подкованных сапог, с которым зал пересек новый посетитель. Дьюар лениво проследил за ним, отметив, что одет он побогаче прочих. Пока дворянчик беседовал с корчмарем, меж столов протиснулся до сих пор тихо сидевший в углу парень, ярко-синяя рубашка на нем заметно выделялась из пестроты прочих одежд. Он быстро заговорил о чем-то, склонившись к самому уху дворянчика, заулыбался и даже сжал его локоть, словно они были добрыми друзьями. Лицо дворянчика сперва вытянулось, а потом презабавно порозовело, он вырвал свою руку из цепкой хватки незнакомца и очень поспешно переместился в другой конец зала. Оставшись один, обладатель синей рубашки разочарованно опустил голову. О том, что все еще смотрит в его сторону, задумавшийся Дьюар сообразил только когда паренек заметил его и вопросительно приподнял бровь. Некромант безучастно уставился в полупустую тарелку — со времени последнего ритуала он почти не ощущал вкуса, словно все еще дышал мертвым воздухом Загранья. — Готовят здесь отвратительно, верно? — подойдя, юноша бесцеремонно положил локти на стол и улыбнулся. Недавнего разочарования на его лице — как не бывало. Дьюар не смог бы оценить прямо сейчас, но он хорошо помнил, что прежде местные таверны славились небывалой для северных провинций кухней, которой даже знатные купцы оставались довольны. Впрочем, вопрос явно не требовал ответа. — Ты здесь один… Не скучно? А то могу составить компанию, — незнакомец хитро подмигнул. Светловолосый, как все местные, но при том гораздо более смуглый, парень, может, и пользовался популярностью у любящих экзотические развлечения магов, но в этот день ему явно не везло. — У меня нет лишних денег, — мрачно отозвался некромант. — Через дорогу отсюда есть куда более богатый постоялый двор… — Да нет же! — парень замахал широкими рукавами. — Я не из этих… Не за деньги. Мне просто хотелось найти кого-нибудь, чтобы скрасить этот вечер, а то ждать отправления каравана уже невыносимо… Он улыбнулся — возможно, чуть добродушнее, чем если бы знал, с кем говорит, хотя в такой близости от Вассагских островов даже некромантия переставала казаться чем-то из ряда вон выходящим. — Ну что, пойдем? У тебя есть комната? Дьюар поймал его ехидный взгляд и не нашел весомых поводов отказаться от настойчивого предложения, которое сулило именно то, в чем сам он отчаянно нуждался и за что обычно приходилось платить — ту самую возможность по-настоящему отогреться от мертвенного холода иного мира. — Меня зовут Майтир, — представился парень по дороге наверх. — Хотя, наверное, это не особо важно, да? Просто я впервые в этих краях и хотел бы оставить хорошие впечатления. Он с неприкрытым любопытством глазел по сторонам, словно и постоялых дворов прежде не видел, хотя в этом отношении Нордмара мало чем отличалась от прочих мест. Углы комнаты облюбовали пауки, ножки кроватей погрызли мыши, а в узком окошке виднелся лишь край серого неба да пожелтевшая ветка яблони, грозящая кривым сучком, точно пальцем. Место не располагало к долгим знакомствам и прелюдиям, а Дьюар не тешил себя надеждой, что эта встреча не станет единственной. Он без церемоний плюхнулся на кровать и поманил Майтира к себе, в чем-то даже нетерпеливо, как мальчишка, опасающийся, что его застукает отец. Майтир не заставил ждать, приблизился, внаглую усаживаясь на колени к будущему любовнику, и вынул из-за пазухи потертую фляжку. — Попробуй. Домашнее, на ягодах. Лучшего здесь не найти. И парень не соврал — настойка действительно пробрала даже некроманта, который мало что чувствовал, кроме близости живого тела. Только это тепло, эта энергия жизни могли затмить туман Загранья, и Дьюар тянулся к ним, чтобы вытравить из души остатки смертного холода. На короткое время от них становилось жарко, как от ночного костра, когда в спину веет морозным ветром, а лицо обжигает, и терпкий запах смолы ярок до головокружения… *** — Эй! Да проснись ты уже! Комната закачалась, стоило ему открыть глаза. Дьюар поморщился. Он не помнил решительно ничего с того момента, как встретил Майтира, словно бы провалился в незримую пропасть. Его страшно мутило, и отчего-то подрагивали пальцы. Напротив склонилось взволнованное лицо Акилы, который зачем-то хлопал его по щекам. — Объясни мне, что здесь произошло? — потребовал травник, едва Дьюар пришел в себя. Он ошарашенно поглядел по сторонам, но ответа у него не нашлось: в комнате словно разгулялся небольшой ураган, учинил разгром и разбросал все вещи, а потом бесследно исчез. И ничего подобного Дьюар тоже не помнил. Пока он оглядывался, Акила вдруг положил руку на его лоб, и чужая сила окутала мягким облаком, в котором медленно растворялись головная боль и тошнота. — Что ты пил? — озабоченно спросил травник. — Я как будто чувствую сонный корень. Голова не кружится? Дьюар хотел было сказать, что ничего, кроме местной похлебки в рот не брал, но некоторые смутные подробности все-таки проступили в его памяти, и некроманта тут же бросило в жар от стыда. — Что-то пропало, да? — на всякий случай спросил он, хотя и без того уже догадался. — Кошель с деньгами и несколько зелий, который можно было продать… Дьюар, что произошло? Мы должны заплатить капитану за дорогу до острова! Если море успокоится, то через два дня корабль отплывает. — Стой. Ты же не положил все деньги в одно место? Повисшая в комнате тишина буквально оглушала, и даже маленькая Аста, которая все это время самозабвенно ковыряла в носу, насторожилась. *** — Какая муха тебя укусила в этот раз? — устало выдохнул Акила. — Тащить в постель первого встречного… Дьюар не обернулся, словно под ногами для него лежало что-то невероятно интересное, только кончики ушей вновь запылали. Травник и некромант сидели на крыльце корчмы, бесцельно вглядываясь в стремительно пустеющую улицу, и чем ближе подкрадывался вечер, тем больше оба мрачнели. — Стоило догадаться, что услуги магов здесь никому не нужны, — в сердцах бросил Акила. — Так нам никогда не заработать даже на корабль. — Сюда все как раз за услугами магов и едут. Только вот едут они к Ордену, а не к таким бродягам, как мы. — Дьюар сплюнул в грязь. Впору было отказаться от плаванья, потому что надежда собрать денег истаивала на глазах, но именно в этот момент случилось нежданное — на крыльцо вышел корчмарь. Потягивая трубку, он глянул на своих незадачливых постояльцев и причмокнул языком. — Слышал, вы о работе спрашивали. Голос его заставил обоих подскочить на месте, а он продолжал неспешно курить, выдыхая мутные облачка дыма, и заговорил вновь лишь после длинной мучительной паузы: — Повадился кто-то по ночам в мою конюшню лазить. Если изловите его, то, так и быть, заплачу как следует. Дьюар с Акилой переглянулись. В глазах каждого стоял один и тот же вопрос, который травник решился озвучить не без подозрений. — Вы не просили об этом орденских магов? Корчмарь снова выпустил дым, кисло улыбнувшись сквозь него. — Орден не хочет заниматься такой мелочью. Лошади-то не пропадают. — Тогда в чем дело? — с еще большим недоумением спросил травник. — А вы сами поутру сходите да посмотрите. Лошади в пене, усталые, точно всю ночь их по дорогам гоняли. Косицы в гривах болтаются. А замок остается нетронутым, словно тварь эта сквозь стены проходит и следов никаких за собой не оставляет. — Никогда о подобном не слышал, — честно признал Дьюар. Не слышал и Акила, но благоразумно промолчал, пока корчмарь, докурив и выбив свою трубку, не удалился. — Я тоже не встречал духов, которые бы так делали, но наша природа таит столь много удивительных загадок, что все и не упомнишь. — Думаешь, это дух? — Могу лишь предположить, но отсутствием следов и не вскрытым замком он похож на обиженного до́мника или дворово́го*, который пакостит в отместку за что-то. Если так и есть, то с ним можно будет договориться. Дьюар с готовностью кивнул, заранее соглашаясь на все, лишь бы не сидеть вот так: без дела и с ощущением собственной вины, от которой хочется провалиться под землю. *** Вечер достиг своего апогея и взял полную власть над землей. Солнце растаяло у линии горизонта, давая условный сигнал к тому, что пора устраивать засаду на неведомого шутника. Так и не сомкнувшие глаз, маги отправились к конюшне. Сумерки еще только занимались, и потому далеко не все постояльцы успели разойтись по своим комнатам. Заметив среди них вихрастого мальчишку, что недавно сопровождал одного из орденских, Дьюар порывался было расспросить его о грабителе — Акила едва удержал товарища от этого поспешного действия. — У нас сейчас другие дела, — зашипел травник, крепко сжимая руку Дьюара. — Идем. Кто бы там ни лазил в конюшне, ждать он не станет. И к счастью, разумные доводы перевесили резкий порыв: эльф, бросив последний взгляд на паренька, прошел мимо. — Выведи Шиморка, — спохватился Акила уже по дороге. — Не то он может все испортить. — Думаешь, его одержимость имеет ту же природу? Дьюару живо вспомнились отнюдь не такие уж безобидные шалости, как спутанная грива и ночные скачки его коня. Если и у местных все шло к тому, что вытворял Шиморк, их хозяевам впору было посочувствовать. Акила лишь пожал плечами: — Я не знаю, какой именно дух владеет Шиморком, при мне он ни разу не показывался. Но полагаю, что с местным пакостником они могут не поладить… Или наоборот, спеться, а это было бы еще хуже. Могло ли быть хуже, Дьюар не желал проверять, а потому послушно вывел упирающегося коня во двор. Там, у привязи, он дал Шиморку отдельную порцию овса и воды, чтобы хоть немного смягчить его обиду, и с этим оставил в гордом одиночестве, сам же торопясь вернуться. — Все тихо? — осмотревшись в полутемной конюшне, усомнился Дьюар. Лошади жевали сено и негромко похрапывали, какой-то старый мерин даже подремывал в углу, и, на первый взгляд, ничего подозрительного не наблюдалось. — Вряд ли он явится раньше, чем окончательно стемнеет, — спокойно отозвался Акила. — Но нам лучше подготовиться заранее. Перед ним на расстеленном платке уже лежали приготовленные травы — Дьюар узнал чертополох и крапиву, но приготовил Акила и другие, более редкие. Умело сплел в руках два длинных стебля, с негромкими наговорами подвесил над самым входом. Затем поджег сухой пучок и протянул Дьюару. — Это чтобы лошадей успокоить. Обойди конюшню, пусть дым разойдется как следует, не то придет наш незваный гость и всех животных перебаламутит. А я позабочусь об остальном. И, пока Дьюар выполнял поручение, добросовестно заглядывая в каждое стойло, Акила приготовил плошку молока, над которой тоже долго шептал и посыпал щепотками сухих трав. — Подношение, — пояснил он коротко. — Задобрить надо духа. Глядишь, и пакостить перестанет. Но стемнело почти, надо торопиться. Заветная плошка нашла свое место в самом темном уголке, на первый взгляд даже случайном — лишь поднеся свечу, Дьюар заметил нацарапанные вокруг знаки, но не привычные ему самому виссанские руны, а более резкие и чуждые символы. Закончив приготовления, маги вышли в прохладные сумерки, затворив за собой дверь. Оставалось самое сложное: дождаться появления духа. *** Луна выползла из-за крыши корчмы и лениво повисла над колодцем. Дьюар представил на ее месте желтое яблоко, которое слегка погрызли с одного бока, и даже усмехнулся, хотя пуще того она напоминала выпученный глаз совы. Разумеется, живой и теплой, а не той, что кружила над двориком, послушная воле своего хозяина. Содействие птицы в этот раз ничем не помогало, потому что она не могла почуять бестелесное существо до той поры, пока оно не проявится в тварном мире, но Дьюар держал ее при себе уже по привычке. Он давно потерял счет кругам, которые делала сова, неустанно облетая корчму, изучил каждый смородиновый куст вдоль ограды и со скукой наблюдал, как Акила кутается в плащ и трет слипающиеся глаза, а в свете фонаря у ворот пляшут тени ночных мотыльков. — Кажется, теперь я понимаю, каково бывает колдовать по ночам, — протянул травник, зевая. Но чего-чего, а понимания в его глазах не было, только сожаление и сонливость, которые сквозили через твердое упрямство. Ночь по обыкновению выворачивала наружу все, что скрывалось днем, разоблачала тайны и смешивала черное с белым — и за это Дьюар любил ее не меньше, чем за покровительство мертвой магии. Она как будто придавала сил и даже бодрости, что для иного могло звучать по меньшей мере странно и отчасти оправдывало те слухи о некромантах, что ходили в народе. Маги затушили свечу и старались быть все время наготове. То и дело по очереди обходили конюшню, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам, — и все равно умудрились пропустить появление духа. Резкий удар копытом в деревянную перегородку заставил Акилу встрепенуться и мгновенно сбросить остатки дремоты, а Дьюара — вспомнить не самое приличное из местных выражений. Словно подгоняя их, конюшню огласило зычное ржание Гайне и вторящее ему эхо других лошадей, что пробудились ото сна вторжением ночного гостя. Оба мага с места сорвались не медля, так что в дверях едва не столкнулись, но вот их зрению понадобилось чуть больше времени, чтобы привыкнуть к сумраку конюшни — ведь поначалу они как будто никого и не увидели. Виновник всего притаился в уголке, за соломой почти незаметный, и это оказался крошечный бурый зверек размером с ладонь. Глазки-бусинки уставились на вошедших с легким любопытством, остренький носик водил из стороны в сторону, стараясь распознать их запах. — Да это же мельничная кошка**! — поразился Дьюар, вглядевшись в странное создание. — И она — твой домник? Акила присел на корточки в нескольких шагах от коня. Тот, как всегда невозмутимый, даже не шелохнулся, только покосился вопросительно. — Духи могут принимать разные облики и даже вселяться в животных, как в твоего Шиморка, — не оборачиваясь, задумчиво произнес Акила. — Но с этим мы, думаю, поладим. Травник кивнул на пустую миску из-под молока, которую зверек опустошил, оставив гривы лошадей нетронутыми, а их самих всего лишь разбуженными. Причем двуногие гости в последнем преуспели больше, чем четверолапый. — Нужно будет сказать хозяину, чтобы не забывал иногда приносить угощение, — с довольным видом подытожил Акила. — Вот и весь секрет дружбы с домовыми духами. — Или козел, — буркнул Дьюар, проследив, как бурая тень шустро скрывается за лошадиной кормушкой. — Большой вонючий козел: говорят, домники их терпеть не могут. Акила молча и укоризненно покосился на него.