Февраль-март

— Кики, Розовое блюдо мистеру Великолепному! — горланит Деб, едва усаживаемся за стойку. — И гамбургер с курицей, — добавляет чуть тише, но вполне достаточно, чтоб у всех присутствующих тут же развилась временная тугоухость. Завтрак в кафе не входил планы. Он в принципе в них не входил — слишком обильны нынче ужины. Но с Майки спорить бесполезно — «день Х на носу». Будто фунты, набираемые «снаружи», могут влиять на процессы внутри. Пришлось брать его и себя в руки и переться на Либерти. Потому как ярый блюститель моего желудка полночи объяснялся в любви. Заливая приторно-сладким шепотом телефонную трубку. Лучше бы, сука, дрочил. И профессора своего заставил — Бен парень жесткий, но с удовольствием подчиняется. Только из прорвы сексуальных игр Майк выбрал гребаное садо-мазо и всю вторую половину ночи проворочался со спины на стояк. Утратив к утру всякое стремление к излюбленным кухонным забавам. — Вот оно, правильное питание! — Деб коснулась моей щеки, и дешевый пластик на запястье тихонько тренькнул. — Посвежел, окреп… Красавчик! Только глаза… — Заглядывает настырно, и я отвожу взгляд. — Не одумался еще? Сынок, скажи ему! А сынок, накрыв ладонями уши, молчит, тупо уставившись в принесенный гамбургер. За что нагло проигнорированная Деб отвешивает смачную оплеуху. — Ты в конце концов уберешься к Бену, а он с кем останется?.. — прошипела и так дернула за рукав, что сонный Майк едва не грохнул со стула вместе с кунжутной булкой. — Деб, отвали, а? — Вступаюсь за обоих и нехотя принимаюсь за нечто, пошло именуемое Розовым блюдом, надеясь, что гора жареного картофеля, щедро обложенная ломтями смуглого бекона, перебьет все более горький привкус последних дней. — А я обещаю сожрать весь ебаный холестерин. Вместе с тарелкой. — Давай, милый, — обрадованно прижала ладони к груди, — уничтожь эту прелесть, и тебе сразу станет лучше! — Что-то таки высмотрела. — Куда уж… лучше, блядь. И так чувствую себя гусем фуа-гра. — Павлином, — хохотнула хрипло. — А что? Глянь, как парни из штанов лезут, лишь бы на тебя поглазеть. Соскучились бедные. — И это, заметь, я еще хвост не распускал… — лениво отшучиваюсь. — Никаких хвостов, пока не позавтракаешь! Щелкает жвачкой и наконец отходит. Недалеко. Всего лишь налить нам кофе. — Ешь, и валим, иначе она меня прибьет, — испуганно шепчет очнувшийся Майк и откусывает сразу половину. — Жуй в темпе. Быстро пихаю в себя два картофельных ломтика, полоску бекона и зависаю, раздумывая над опрометчивостью данных обещаний: да тут полгода уйдет. — Уффф! На соседний табурет спасительно падает запыхавшийся Ханикатт и тут же принимается резво таскать ломтик за ломтиком из моей тарелки. — О, это ты, Добрая ведьма Юга? — Да, Дороти, это я, — блеснул диастемой, — и я ужасно голодна. Подвигаю тарелку ближе, все еще не веря в свалившуюся из ниоткуда удачу. — Ночь в «Вавилоне»? — пытаюсь узнать причину волчьих замашек. — Какой к черту «Вавилон»? Дрю! — Закатывает глаза, восхищаясь. То ли любовником, то ли картошкой. — Которую ночь подряд… — То-то в моей голове ни одной «посторонней» мысли, ни одного ценного указания… — А… — Машет рукой. — Что указывать? — Есть или не есть, это не «быть или не быть». Ты сам все знаешь. — Догребает последнее и начинает аппетитно облизывать пальцы. — А в «Вавилон» я бы на твоем месте заглянул. Говорят, охуенный блондинчик нарисовался. Из новых… Я, Майк и Дебби переглянувшись, застываем. Глядя на то, как обожранный, но все еще подозрительно живой Ханикатт нагло лакает мой кофе, изящно оттопырив лакированный мизинец.