Часть 47
11 августа 2022 г. в 20:11
Оставшиеся футы преодолеваю мучимый навязчивым страхом, что внизу орудует кто-нибудь из обслуги, призванный просто выдать постояльцу прощальный завтрак и к хуям спровадить.
Но перешагнув кухонный порог, обнаруживаю беглого лендлорда, бесстыдно трясущего «сдобными булками» средь благоуханного беспорядка.
Рот мигом наполняется слюной. Не от пленительно-сладких ароматов.
От кожи, разноцветной, из-за пробитых солнцем витражей.
Волос, снова по-индейски убранных и свободно стекающих к лопаткам.
И от вида тугих хлопковых половинок, прямо у плиты выдающих неприлично энергичную сальсу.
А ведь ночью им неслабо досталось…
Сглатываю воспоминание и быстро сажусь за уже сервированный стол — спрятать реакцию — нарочно долго двигая тяжелые стулья.
— Проснулся… — Поворачивается на звук и клацает кнопкой оттянувшего карман волкмена.
Торопливо обтирает руки салфеткой, сгребает с головы серебристый обруч наушников, подходит чуть ближе.
— Ну, как ты? — Искрят интересом синие глазки.
— Fabuloso. — Смотрю мимо них, усиленно изображая усталую обреченность. — А ты?
— Perfecto, exelente… Muy bien. Правда… щиплет кое-где, будто халапеньо натерли.
Закусываю щеку, боясь спалиться: хорош словоохотливый сучонок до охуения, в своей притворной непосредственности.
Разложить бы сейчас, потеснив раритетные плошки, и рассмотреть «натертое» поближе…
— Все согласно заказу, синьор Тэйлор, «фирма гарантирует». — Вскидываю бровь, пытаясь изображать возвышенное равнодушие.
Но в животе вдруг тоскливо взвывает, заставляя смутиться и поспешно отвести взгляд.
— Что, снова соседский пес чудит? Еще до рассвета меня разбудил…
— Так со вчерашнего дня, блядь, не кормлен… — Отбрасываю к хренам фальшивую надменность.
— «…он на странной диете, на спиртном и минете», — напевает белобрысая сволочь, выписывая бедрами легкую волну.
— Жрать сегодня будем, Тимберлейк? — Нагло прерываю танцевальное соло и, нарочно избегая хитрых глаз, целюсь, то в сапфирину, то в родинку, что чуть пониже жетона. То в наметившийся стояк.
— Джамбалайа? — в голосе слышен смех.
— А посвежее что-нибудь?..
— Панкейки. Из не самых свежих бананов, но… со сливочный соусом, — резвится вовсю повелитель сердечного ритма.
— Заманчиво. Но для начала брызни кленовым сиропом. А потом — видно будет…
— Как скажете, синьор Кинни…
Пульс достигает наивысших показателей от одного лишь движения его губ.
Пробую встать — довел-таки паршивец.
Но он мигом уносится обратно. Швыряет онемевший волкмен рядом с пыхтящей кофеваркой; хватает блюдо, со стопкой пышнотелых лепешек, чтоб взгромоздить в центре сервировки. Затем — живо к холодильнику; копошится там, набирая полные руки, с трудом доносит и наконец плюхается напротив. И тут же срывается опять — разлить по чашкам подоспевший кофе.
— Давай, подкрепись. На дорожку. — Про «потом», кажется, придется забыть.
Шлепает в тарелку три загорелых панкейка и скупо капает из принесенной бутылки.
Свою же порцию заливает сразу из двух рук апельсиново-клубничной дрянью и, накромсав ломтей, по одному отправляет в рот. И жует, шустро слизывая с красных губ красные капли.
Чертов убийца аппетита.
Уткнувшись от греха в тарелку, вдумчиво делю мягкие круги на одинаково ровные сегменты, макаю в вязкую лужицу и медленно ем, не чувствуя вкуса.
Может, все дело в недостатке сиропа?
«А, может, в крушении надежд? Ты же после всего ждал ниагару горючих слез, аппалачи жарких признаний и гранд-каньон неизбывной тоски, а тут, нате вам — muy bien, заводные танцы и блинчики на дорожку… "
Блядь, Ханикатт, еще не проглотил, а уже изжога от твоих закидонов!
«Не хочешь спросить, какая у меня от твоих, осел упрямый? Трудно сказать ему два слова?..»
Пошел нахуй?
«Геройствуешь? А часики-то тикают — Салливан на подъезде…»
Значит, трахнуть не успеваю?
«Иди, пробуй, раз по-другому объясняться не научен».
Отхлебываю немного остывшего кофе и расчленяю последний панкейк безо всякого соблюдения симметрии.
Дальше ныряю за сиропом в тарелку напротив. Жутко отвратительный гетероприемчик — но надо же с чего-то начинать. Не валить же прямо в лоб чудным предложением ебли на посошок.
Но хрен там. Реакция сержантского подопечного как у черной мамбы: полсекунды — и вилки сцепились, не разъединить.
— Вы задержаны за несанкционированное вторжение. — Голос тверд, но взгляд блудливый, шальной. — Ненавижу, знаешь ли, подобные штуки.
И в подтверждение так выворачивает кисть, что боль прошибает до самого локтя.
Дергаю раз, второй. Нихрена. Жилы вспухли, старинное серебро угрожающе гнется. А пизденышу плевать: лыбится, гад, издеваясь.
— Брайан, вес «Беретты» почти два с половиной фунта. Не сопротивляйся, я сильнее…
«Слышал? Он — сильнее. Не сопротивляйся!»
Заткнись!
От напряга кровь шуганула в голову.
Ниже.
Забурлила, угрожая взрывом.
Но нихуя, я без боя не сдамся. Первым получит клубничный рот, а уж потом…
Стискиваю зубы, чувствуя прилив настоящей злости и готовность идти до конца.
Однако запястье до того сводит, что я малодушно помышляю о немедленной капитуляции.
К счастью, Тэйлор решается раньше: с грохотом опрокинув стул, срывается с места.
И едва не опрокидывает мой, усаживаясь верхом. Обхватывает за шею и затихает, крепко прижавшись.
Вилки, причудливо сплетенные между собой, остаются у меня в руке.