Подберу музыку

Свое слово Саша сдержал: за весь следующий месяц он не бросил в сторону Димы ни единого взгляда, словно его для Саши и не существовало. Дима не понимал, чем заслужил такое обращение, хотя его поведение в квартире Орловского нельзя было назвать идеальным, но он ведь ничего не сделал, только намекнул. – Слушай, а что у тебя произошло с Сашей? – спросил его как-то после репетиции Леша, заметив резкое похолодание в отношениях парней. – Сам не знаю, он меня морозит, – причем сказанное им нужно было толковать буквально: вот уже вторую неделю его не обжигал огонь в Сашиных глазах, от чего, как казалось ему самому, Дима постоянно мерз. Хотя возможно всему виной был октябрь. Больше всего Диму бесило, что со всеми другими: исполнителями оркестра, Лешей и членами группы, Саша общался, как и раньше, и, как и прежде, раздаривал всем подряд улыбки. Особенно Воронова раздражало общение Орловского со слабым полом. Но если их разговоры и дружный смех Дима еще худо-бедно терпел, когда дело доходило до скиншипа, его глаза застилала ярость, и ему хотелось кричать «Руки прочь!». Так бы и повыдергивал им всем волосы, если только они, в силу опыта, раньше не доберутся до его собственных. Головой он понимал, что сделать ничего не может, ибо бить женщин – последнее дело, да и адекватных тому причин не было, а потому в такие моменты просто вставал и выходил. Все это время он отдавал всего себя музыке, помимо репетиций, начав работать над новым альбомом. Его чувства проявлялись лишь в творчестве. До концерта, дата которого была назначена на тридцать первое октября – Хэллоуин, оставалась неделя, а потому оркестр перебирался в концертный зал для дальнейших репетиций и сейчас собирал все необходимое. – Дим, у меня к тебе просьба, – Леша подошел к нему, держа в руках черный футляр. – Саша забежал сегодня во время занятий и оставил ее мне, чтобы не таскать с собой. Потом мне передали, что его отпустили домой. Видимо, он забыл про нее, а завтра нас здесь уже не будет. В общем, не мог бы ты отвезти ее, ты же знаешь, где он живет. Он, наверное, места себе не находит. – Хорошо, – не раздумывая, согласился Дима. – Спасибо, – поблагодарил его друг. Воронов взял инструмент и отправился к машине. – Серега, закинешь меня к Орловскому, нужно кое-что отдать. Сидя сзади с Женей, Дима осторожно открыл футляр. Едва касаясь, словно инструмент был сделан из хрусталя, а не из дерева, парень провел пальцами по струнам и верхней деке, а затем перешел к смычку. Дотрагиваясь подушечками пальцев до трости и двигаясь дальше к серебряной обмотке и полоске кожи, он вспоминал, как их касались длинные пальцы владельца. Его пихнули в бок: – Ворон, твоя остановка, – сказал Женя, в чьем взгляде читалось какое-то вселенское понимание. – Ага, – парень закрыл футляр, выбрался из машины и уже в окно бросил парням. – Можете не ждать, доберусь сам. Подходя к знакомой двери, парень ощутил легкое волнение, и все же он был рад: теперь Орловскому не удастся сбежать. Нажав на звонок, Воронов стал ждать. Однако шаги по ту сторону двери он услышал только после повторного нажатия, и то не сразу. Дверь открылась. – Чего тебе? – сипловато спросил Александр, встретивший Диму все в том же домашнем прикиде. Парень выглядел сонным. Спал что ли? – А где привет? Мы с тобой, кажется, сегодня не здоровались, да и вчера, и позавчера, и позапозавчера… – решил помучить его Воронов. – Привет, зачем пришел? – не поддался на провокацию парень. – Я тут твою подружку встретил, решил завезти, – улыбаясь, выдал нежданный гость. – Какую подружку? – Саша смотрел на него широко раскрытыми глазами, вероятно в уме прикидывая количество съехавшей с его дома черепицы. – Как «какую», у тебя их что много? – наигранно удивился парень, доставая из-за спины футляр. Орловский посмотрел на инструмент, а потом медленно поднял глаза на Диму и улыбнулся, не размыкая губ, так, как только он один умел и как улыбался только перед Димой. Дима стал приближаться к нему, заставляя парня отступать назад в квартиру. Уже в прихожей Воронов закрыл дверь и положил футляр на тумбочку. – Ты что творишь? Я, кажется, не приглашал тебя зайти, – возмутился скрипач. – А я, кажется, предупреждал тебя не смотреть на меня так. – А то что? Ну что? – парень бросил обреченный взгляд на закрытую дверь. – Хочешь меня ударить? Так вперед! Ударить? Он, что правда думает, что я смогу причинить ему боль? Ну что ж, будь по-твоему. Дима толкнул парня к стене, а сам расположил свои руки по обеим сторонам от его лица. Несколько секунд он наслаждался испуганным выражением черных глаз, а потом пробежался взглядом по его лицу и остановился на губах парня. Затем, будто передумав, он приблизился к его уху: – Думаешь, тогда я хотел тебя ударить? – прошептал он ему на ухо, а затем спустился вниз к шее, опаляя кожу дыханием, но, не касаясь ее. – Нет, Саша, тогда я хотел ТЕБЯ, – он переместился к правому уху парня, – и сейчас я хочу ТЕБЯ, – он захватил мочку губами, а затем слегка сжал на ней зубы. Саша взвизгнул от боли, а Дима немного отстранился и ухватил парня за подбородок. – Посмотри на меня, – скомандовал он закрывшему глаза парню, – Саша, прошу, открой глаза, – уже нежнее произнес он, и парень послушался. Открыв глаза, Саша встретил ясный ультрамариновый взгляд, поведавший ему больше, чем могли сказать слова. – У тебя все еще есть шанс оставить все, как есть, – проговорил Воронов, понизив голос до едва слышимого. – Я никогда, слышишь, никогда не применю к тебе силу. Парень тяжело дышал и, не отрывая взгляда, ждал свой приговор. Что я буду делать, если он отвернется от меня? – Даже если я попрошу тебя об этом? – Саша смотрел на него с вызовом и своей неповторимой усмешкой. Диме понадобилось мгновение, чтобы осознать смысл сказанного, а потом… Потом у него отказали тормоза. Саше даже показалось, что он увидел в глазах парня красные всполохи. Дима впился губами в дерзкую ухмылку, будто желая навсегда стереть ее с лица парня. Он не ждал от Саши ответа на поцелуй и не давал ему дышать. Воронов слегка прикусил парню губу и, воспользовавшись уже проверенной ранее реакцией на боль, проник в его рот языком. Не растерявшись, Саша ответил ему тем же и укусил за язык. Но прием не привел к ожидаемому результату: Дима хорошо переносил боль, а привкус железа во рту только сильнее завел его, и он углубил поцелуй. Воронов был уже на пределе, когда вдруг ощутил, что с Сашей что-то не так. Отстранившись, Дима едва успел подхватить потерявшего сознание парня. – Саша. Саша, что с тобой? – Дима слегка потряс парня, реакции не последовало, и он коснулся его лица. Боже, он весь горит. – Какой же я придурок! Солнце мое, прости меня, – его голос переходил из крика в шепот. Подняв парня на руки, он отнес Сашу в его комнату и положил на кровать. Сняв с него футболку и штаны, он накрыл больного простыней и вызвал врача. Вколов Саше жаропонижающее, врач дала Диме инструкции по уходу за больным и отбыла восвояси. Дима же отправился на кухню готовить бульон: если Саша очнется, его всего-то нужно будет подогреть. Закончив, Воронов вернулся в спальню. Коснувшись губами лба парня, он понял, что температура если и спала, то совсем немного. Саша спал и, судя по его свернувшемуся калачиком телу, парня знобило. Врач не рекомендовала укутывать его, но Дима не мог со спокойным сердцем смотреть на мучения Орловского. Воронов обтер парня влажным полотенцем, затем, сняв футболку, залез к нему под простынь. Обняв парня со спины, он сильнее прижал его к себе и уткнулся носом ему в затылок. Вдохнув уже знакомый запах столь дорогого ему существа, он призвал все свое самообладание, чтобы не зацеловать его всего прямо сейчас: Саше нужен был отдых, да и не мог он бессовестно воспользоваться бессознательным состоянием парня. Это подождет. Проснувшись, Дима обнаружил, что его нога нагло закинута на хрупкое тело Саши, почему-то теперь лежащего к нему лицом. Проведя рукой по образовавшемуся за ночь беспорядку на голове парня и убрав непослушные пряди со лба, со словами: «Проверим-ка, как сегодня мой орленок» Дима прижался к нему губами. – С чего это вдруг я орленок? – раздалось где-то в районе Диминых ключиц, вызвав у последнего улыбку. – Как с чего? У тебя же фамилия Орловский, – парировал парень. – Из нас двоих на орла похож именно ты, – резонно заметил Саша, все так же уткнувшись парню в грудь. – Тогда может мне взять твою фамилию? – ухмыляясь, предложил Воронов. – Угу, а я тогда возьму твою, – заявил Саша и поднял на Диму улыбающееся лицо. – А в чем же смысл, уважаемый? – В том, чтобы прозвища соответствовали внешним данным. – Тогда пусть остается так, как есть, – недовольно заключил Дима. – А вообще, если тебе так уж обязательно звать меня птицей, то пусть это будет орел, а не орленок: я уже не маленький, – с показной обидой произнес Саша. – Да что ты говоришь, – Дима засмеялся. – Я тебя на сколько, лет на шесть младше? – Скоро будет на семь, – бросил Дима. – Как скоро? – Тридцать первого. – В день концерта? – Ну да, – парню не хотелось продолжать эту тему, собственный день рождения уже несколько лет не приносил ему ничего, кроме осознания неминуемого старения, а после тридцати он и вовсе не представлял, как будет жить. – Который час? Мне же надо на учебу, – Саша резко подскочил в кровати, от чего у него закружилась голова, и он тут же повалился назад. Полежав полминуты, он снова начал подниматься. – А ну лежать! – приказал ему Дима, который уже поднялся и теперь не давал встать Саше, прижимая его руками к постели. – Я позвонил Леше – он передаст, что тебя сегодня не будет. Репетицию он разрешил пропустить: прежде всего, ему нужен здоровый музыкант на концерте. Так что отлежись денек-два дома. Саша неохотно кивнул. – Вот так, а теперь, Орел, ты будешь есть куриный бульон. Саша поднял на него округлившиеся глаза. – Да, да я сплошное разочарование, я знаю, – показав ослепительную улыбку, парень вышел из комнаты. Вернувшись через пять минут, Дима нашел Сашу все там же в постели, но уже одетым и сидящим, и поставил перед ним столик-поднос с теплым бульоном. – Полезная вещь, – указал он взглядом на столик. – Родители купили, чтобы удобнее было носить бабушке еду, когда она уже не могла встать. Не знаю, почему не выбросил его. – За ней ухаживал ты? – По большей части да, родители помогали, но им неудобно было добираться с работы, а мне до консерватории что отсюда, что из дома одинаково далеко, вот и перебрался сюда, спал в гостиной на диване. – Играя то соло, ты думал о ней? – Да, – парень о чем-то задумался, а потом спросил. – А ты? О ком думал ты, когда писал эту песню? Видно было, что Воронов борется с желанием свести разговор на нет, но прямота Саши требовала от него равной откровенности: – О друге, – Дима сделал паузу, а потом провел рукой по оголенному плечу, на котором красовалось крыло ворона – надеть футболку он так и не удосужился. – Вот, сделал, когда его не стало, но ты был прав, тогда я частенько слушал Iced Earth, в общем, как-то все совпало… Он ходил в ту же музыкальную школу, мечтал стать дирижером. Нас было трое: я, Игорь и Леша. Уже тогда я хотел создать свою группу, а Игорь мечтал, что когда-нибудь, оркестр под его руководством сыграет вместе с моей группой. А потом его не стало – автокатастрофа. Мне было пятнадцать. Я бросил школу и уехал в столицу, поначалу было тяжело, но я нашел работу и ребят, а может это они меня нашли. До какого-то момента я не вспоминал о заветном желании Игоря, но недавно мне об этом напомнили. Так получилось, что мы с Лешей разделили мечту Игоря на двоих, хотя, наверно, это была и моя мечта, по крайней мере, мне не пришлось ничем ради этого жертвовать, в отличие от Леши, но он и потерял больше. Саша молчал, переваривая сказанное, хотя он был готов услышать подобное. – Ты его любил? – спросил он почти шепотом. – Так сильно, как только вообще можно любить… друга, – к тому времени, как он закончил фразу, сердце Саши уже успело опуститься на тысячу метров ниже уровня моря и вернуться назад: соперничать с призраком-идеалом ему никак не улыбалось. Наблюдая весь спектр эмоций на лице парня, Дима добавил. – Ты – первый парень, к которому у меня возникли не дружеские чувства. – А я и думал, что ты натурал до мозга костей. – Ну, значит, все-таки не до мозга, – Дима улыбнулся и обвел глазами комнату, которую только сейчас начал заливать солнечный свет. – Значит, раньше это была комната бабушки? Саша кивнул и принялся, наконец, за уже порядком остывший бульон. Из мебели в комнате были кровать, шкаф, стул и стол, на котором лежали ноутбук, пара книг, нотные и простые тетради, пенал. Дима пробежался глазами по темному шкафу, и его взгляд упал на странный предмет в углу комнаты. – Что это? – спросил он, повернувшись к хозяину. Последний не сразу понял, к чему относился вопрос Димы, но потом, проследив за взглядом парня, догадался, о чем шла речь. – Ах это, это – Сайленс, моя вторая подружка, – с улыбкой выдал он. – Кто-кто? – не понял Дима. – Yamaha SVC–50 Silent Electric Cello, говоря по-нашему – электровиолончель. – Ты играешь на виолончели? – Да, – просто ответил Саша. – Родители всегда хотели, чтобы я играл на скрипке, но, когда они привели меня в школу, им сказали, что по каким-то там причинам на «скрипку» берут только со второго класса. Они, конечно, очень расстроились, но согласились на другой инструмент в первый год. Бабушка предложила виолончель, так как сама по молодости на ней играла. После первого класса я перешел на скрипку, как и хотели родители, но виолончель не бросил и, гостя у бабушки, просил ее со мной позаниматься. Закончив семилетку по классу скрипки, я взял виолончель второй специализацией на оставшееся до выпуска время. Чтобы не расстраивать родителей в консерваторию я поступал как скрипач, и в оркестр меня тоже взяли скрипкой, но я продолжаю играть на виолончели, просто для себя. Сайленс взял в кредит, до сих пор расплачиваюсь. Лицо Димы приняло выражение человека, который что-то задумал: – Сыграешь как-нибудь для меня? – Хорошо. – Чувствуешь себя лучше? – Да. – Наелся? – Да. – Понравилось? – Да. – Я могу уносить? – Да. – Твой ник «Гуинплен»? – Да, погоди что? – Саша в недоумении посмотрел на Диму. – Как ты узнал? – Слышал твои каверы. – Да? – парень заметно сбавил в уверенности. – Ну и как тебе? – Честно? – Саша кивнул. – Мне очень понравилось. В некоторых вещах присутствовало фортепиано, это тоже ты? – Да, – Саша опустил глаза. – Партии пианино и виолончели записывал по отдельности, сводил в одну дорожку и синхронизировал с картинкой. Тебе правда понравилось? – лицо парня выражало недоверие. – Ты что не видел, сколько у тебя просмотров? – Видел, но мне важнее твое мнение. – Ты его слышал, повторять для особо одаренных не буду. На лице парня появилась та самая улыбка. – А почему Гуинплен? – хотя Дима и сам уже догадывался о причине. – Не знаю, прицепилось еще со школы, наверное из-за большого рта, и, как следствие, улыбки на все лицо(1). – Самой неотразимой улыбки на свете, – проговорил Воронов и сделал то, о чем думал с момента пробуждения, а может и во сне тоже. Присев на край кровати, он убрал мешавший ему поднос на пол и подвинулся как можно ближе к Саше. Дима провел большим пальцем по губам парня. Саша, как всегда, в долгу не остался: взяв руку парня, он какое-то время разглядывал ее, поочередно разгибая пальцы. Затем он прижал ладонь Димы к своей щеке и, закрыв глаза, начал ластиться к ней, словно котенок. Рука Димы продвинулась дальше к уху парня и обхватила шею. Притянув Сашу к себе, Дима коснулся кончиком носа его волос, втягивая в себя их запах, затем двинулся к его щеке, носу, шее, словно обнюхивал. Едва коснувшись губ парня своими, Дима немного отстранился. Удивленный, Саша открыл глаза и по взгляду напротив понял, что следующий шаг – за ним. И он его сделал. Почти незаметно коснувшись губ Димы, Саша отпрянул, чтобы затем снова приблизиться и уже захватить губами верхнюю губу Димы, легко посасывая, а затем переключиться на нижнюю. Этот поцелуй кардинально отличался от вчерашнего. Животная страсть уступила место бескрайней нежности и желанию любить. Именно этим они сейчас и занимались: любили друг друга, робко, неумело и отчаянно, любили, как могли. Саша, обвив руками шею Димы и ложась на спину, увлек парня на себя. Не отрываясь от губ Орловского, Дима забрался рукой под его футболку и, огладив выступающую тазовую косточку, повел ладонь выше к худому, но подтянутому животу, и дальше к груди, отчего парень застонал ему в губы. Почувствовав, как Сашина рука легла ему на спину, а пальцы оставляют горящие полосы, Дима приподнялся. Оставив напоследок легкий, как перышко, поцелуй на губах парня, он осторожно убрал руку Саши со своей спины и прижал ее к груди парня. В глазах Саши он увидел непонимание и обиду. – В отличие от тебя, меня от репетиции никто не освобождал. К тому же тебе нужно отдыхать, – парень поправил край футболки Саши, который все это время был задранным, оставляя на обозрение полоску гладкой кожи. Парень молча повернулся к окну, его черные глаза смотрели в пустоту. – Детка, для того, что я… мы собирались сделать, нужно больше времени, чем то, которым я располагаю сейчас. Я не хочу, чтобы все произошло второпях. – Я не девчонка, – раздался низкий голос парня, – обойдусь без утешений, можешь не распинаться, – в его тоне не было гнева или обиды, только леденящий кровь холод. Дима знал, что за парня сейчас говорит его гордость, и пытаться что-то объяснить бессмысленно. Он взял свою футболку и направился к двери. – Увидимся завтра, – сказал парень, закрыв за собой дверь спальни. Саша даже не шевельнулся.