***
Жданов ворвался в зал так стремительно, что даже поднял небольшую бумажную бурю на столе. Он вонзил в Катю чернильно-черный сгустившийся взгляд. Она поежилась. Такой яростный, жесткий, многозначительный. К сожалению, а может быть, и к счастью, при таком скоплении народа всё, что ему оставалось, это многозначительные взгляды. Она дернула бровью, как бы спрашивая его, что же такое произошло. Но он уже не смотрел на нее. Его глаза купали в ненависти ее мобильник. Она тут же поняла. Жданов что-то услышал, когда вбежал. Ее последние слова. Это имя. Не то, чтобы она испугалась, но, закусив губу, думала, как можно было поправить положение. Вид у ее возлюбленного стал такой, что несдобровать было не только ей самой, но и всему совету директоров. Ей сделалось страшно даже за мебель, и даже за Воропаева! Вслед за Ждановым в зал вошла Кира и Малиновский. Вика нерешительно замялась у двери с опаской, как на диковинного зверя, поглядывая на Зорькина. В руках у нее был поднос с пустыми кофейными чашками. Кира даже не посмотрела на Катю. Малиновский же, напротив, сразу начал глазеть. И почему-то постоянно посматривал на всё еще стоявшего Жданова. Словно ожидал какой-то реакции на его появление со стороны Кати. С нескрываемым интересом, как на корриде. Бык на арене — ваш ход, тореадор! Она с трудом держала себя в руках. Кто тут был бык? Вновь прибывшие начали рассаживаться. Катя выжидательно смотрела на Андрея. — Андрюш, — сказала Кира. — Ты так и будешь стоять? Садись, — она отодвинула стул рядом с собой и взяла его за руку. Он так вздрогнул от прикосновения, что это было заметно не только Кате и Малиновскому, даже Зорькин воззрился на него с видимым интересом. Словно его выдернули из каких-то совсем нездешних мыслей, очень далеких от производственных вопросов. Жданов нервно поправил очки, оглядел весь зал тяжелым взглядом. Неопределенно переступил с ноги на ногу и, вынув ладонь из руки Киры, сел рядом. Он был мрачен. Не смотрел на Катю. Что-то невпопад ответил Павлу Олеговичу, сосредоточившись на крышке стола. Маргарита Рудольфовна обеспокоено посмотрела на него. — Андрей, у тебя всё нормально? Ты не заболел, мальчик мой? — заботливо поинтересовалась она. — Нет, мам, всё хорошо. Почему ты спрашиваешь? — рассеянно ответил он, всё еще пряча глаза от Кати. А она так хотела дать ему понять, что этот звонок и это имя ничего не значат. Тщетно. Оставалось только внушать ему эту мысль на расстоянии. — Ты как-то странно выглядишь, уж не температура ли у тебя? — продолжала Маргарита. — Ну что ты без повода паникуешь, Марго? Андрей, — Павел Олегович жестом призывал сына собраться. Катя тоже встревожено окинула его взглядом. Ну, если уж до этого дошло? — Нет, мама, все в порядке, — выдавил Андрей сквозь зубы, словно через силу. — Мальчик боится, что ему не хватит властных полномочий. Всё расхватают, прежде чем он откроет рот, — усмехнулся Воропаев. — Нервы, всё нервы… — добавил он мечтательно. — Саша, перестань! — строго и раздраженно прикрикнула на него Маргарита. — Кира, пощупай у него лоб, деточка, — попросила она, тут же сменив тон на заботливый материнский. Катя нахмурилась. Она понимала, что это издержки семейного бизнеса. Но это были взрослые люди! Ради чего они все здесь собрались? Теперь только ей надо было встать, согнуться пополам и заявить отцу, чтобы он ее пожалел. К примеру, у нее заболел живот. Или голова. Или… сердце… Потому что Кира встала и приложилась ко лбу Жданова прямо губами, аккуратно зажав его голову в своих руках. Тот мягко отстранился и внимательно посмотрел на Киру. Только что не отмахнулся, как от назойливой мухи. Но Катя… сердце… воды… Дрожащими руками она наполнила стакан и залпом осушила его. Почему он сел рядом, почему пришли они вместе, почему он позволил Кире прикасаться к себе, почему он не смотрит на нее? О! Она сойдет с ума! И эта боль и подозрение никогда не иссякнут. Пока они не признаются… — Всё в порядке? — выдавила она. Пора было прекращать этот лазарет. — Мы можем приступить к обсуждению? — Не раньше, чем я переговорю с вами, Екатерина Валерьевна, наедине, — Жданов резко встал.***
Он вытянул ее в кабинет буквально силой, крепко схватив за руку чуть повыше локтя. Жданов старался не причинить ей боль. Но всё же видел, как она пару раз недовольно скривилась, то ли от двусмысленности всего происходящего, то ли от боли. Он не стал выяснять. У него было мало времени, и не было настроения. Он был в ярости. Он ничего уже не понимал. Малиновский сказал ему такое, от чего внутри всё мелко дрожало. Только подумать об этом! Это было так неприятно, неожиданно, это не могло быть правдой, и всё-таки какая-то мысль возвращалась снова и снова. Возможность есть. Почему бы и нет? Ведь он почти получил подтверждение. — Андрей… Павлович, я не понимаю, к чему всё это? — озираясь по сторонам, спросила Катя. — Я так не могу, Кать… Екатерина… Валерьевна, — тут же начал извиняться он, хотя не смог смягчить свой голос. — Не нужна эта показуха, это лишний повод дать остальным поговорить. Мне нужна поддержка всех членов совета. И в том числе Киры Юрьевны. Ты… вы мне обещали! — чуть не плача воскликнула девушка. — Вы Кирино лицо видели, когда… вытащили меня из-за стола? — И сделал бы это снова! Хорошо, что ты послушалась и пошла, — облегченно, но жестко выговорил он. — Причем здесь Кира? У нас всё кончено. Только ты не даешь мне об этом заявить открыто… Скажи. Он тебе звонил? Он спросил это неожиданно даже для себя самого. Катя посмотрела на него, подняв голову. — Это всё из-за моего звонка? — без удивления спросила Катя. — Так это ТЫ ему звонила?! — почти с ужасом воскликнул Жданов. — Ну, знаете! Это уже переходит… всякие границы! — он угрожающе покачал головой и подошел к ней так близко, что пуговицы его распахнутого пиджака касались ее груди. — Почему ты так со мной разговариваешь? Я, по-моему, не давала тебе права так со мной говорить! Ты, кажется, не мой отец, вообще не мой родственник. И теперь даже не мой начальник! Даже совсем наоборот! Я не позволю такого обращения с собой! Ты не мой муж, в конце концов! Она говорила негромко, но с большим возмущением. Прижигала его каждым словом. Ты мне никто, ты не смеешь, я свободна. В какой-то момент он даже залюбовался тем, как она могла быть решительна и беспощадна иногда. Сколько в ней было скрытой страсти, достоинства, гордости. И это всё могло бы достаться ему. Нет! Что это он?.. Всё это уплывало из-под рук к какому-то мифическому Мише! И сама Катя была на вёслах. Жданов так хотел бы сейчас не сдерживать свое тело. Возбуждение уже диктовало ему последовательность движений. Провести ладонью по ее волосам, отодвинуть челку со светлого лба. Откинуть локоны с длинной шеи. Дотронуться губами. Только чтобы она продолжала говорить. Поносила его последними словами. Чтобы чувствовать сквозь тонкую кожу вибрацию ее голоса. Чтобы знать, она здесь — под губами, в его власти, и сама — власть. Его солнце, встающее каждое утро. И оно никогда не остынет. Его луна, нет, скорей его медовый месяц. И он никогда не кончится. Но потом он прекратит этот поток слов, чтобы она опять издавала только стоны и повторяла его имя. Шея, грудь, изгибы рук, дрожащие колени, ни одного сантиметра без ласки. Чтобы она забыла все цифры и графики, маркетинговые стратегии и коэффициенты рентабельности, всех Зорькиных и Михаилов на свете. И после он не отпустит ее. Он уложит ее голову на своё плечо, обнимет обнаженное разгоряченное тело, и терпеливо будет охранять ее сон. Не сомкнет глаз. А с утра все по плану — цветы, французские булочки и дымящийся кофе в постель. Обыкновенное среднестатистическое счастье. Неизменно повторяющееся. И не надоедающее. Он очнулся только, когда Катя осторожно, с излишней нежностью похлопала его по щеке. — Андрей, что с тобой? — обеспокоенно спрашивала она. — У тебя такой взгляд странный. — А? Что? Кать… — опомнился Жданов. — Может быть, ты действительно заболел? — и она приложила руку к его лбу. — Губами, — попросил он без особой надежды. — Сделай это губами. — О боже, — немного раздраженно сказала она. — Андрей, приди в себя, здесь кругом люди, нас могут услышать, сюда могут зайти. — Вчера тебе было всё равно, когда ты уже готова была отдаться мне прямо на столе, — каждое слово, каждое воспоминание пульсировало в его теле новыми волнами желания. Стало горячо, ладони вспотели, руки дрожали. Она посмотрела на его лоб и отвернулась. — Тебе неприятно? — нахмурился он. — Я тебе неприятен? — Ты — нет. Но… почему ты опять с ней? — Встречный вопрос! — с вызовом воскликнул он. — Почему ты звонила… ему? И к чему это заигрывание с Воропаевым? Это всё сводит меня с ума, я не могу себя контролировать. Теперь, когда мы снова вместе, пусть так… наполовину… я никому тебя не отдам. — Это бред. Ты видишь только то, что хочешь видеть. Или то, что тебе подсказывают. Миша сам мне позвонил, слышишь? Сам. Я… Мне… надо… — Надо? Тебе надо? Но твои слова о доверии, о любви? — почти обиженно сказал Жданов. — Всё здесь, — и она указала на левую грудь. Он невесело усмехнулся. Протянул руку и принялся ласкать мягкую плоть через одежду, через Катино сопротивление, пусть и было оно очень слабым. Схватил ее за руки и притянул к себе. Он заявлял свои права. Потом наклонился к ее губам. Был мягок и настойчив одновременно. Она тесно прижалась к нему и сдавалась. Он начинал ей верить. — Катя… Катя… — шептал Жданов. — Скажи… Напрасно… Ой, как напрасно!.. Зачем ты с ним говорила?.. — Нет! — крикнула она, стирая его поцелуй и отскакивая от него. — Нет! Ты же сумасшедший… Это вообще не тот Андрей, которого я знаю… — Видели твои глаза, что руки брали, — проговорил он с нежной усмешкой, снова делая к ней шаг. — Нет! Ты сейчас успокоишься, мы… мы успокоимся… И вернёмся в конференц-зал. Нам надо обсудить дальнейшую работу компании… — Конечно, — какие нелепые слова, да хоть бы она уволила его прямо сейчас. — Всё остальное мы обсудим позже. — Обязательно, — уж он об этом позаботится. — Вечером, ночью… Когда пожелаешь… — Как же я теперь успокоюсь?.. — Ты мне нужен. И не только это странное неуправляемое существо, не дающее мне покоя. — Да? — он взял ее руку за мизинец. — Да… Еще мне нужен тот умный решительный Жданов, который был моим идеалом в работе. — Был? — Ну не мучай ты меня! — Хорошо. Как скажешь. Я готов, Екатерина Валерьевна. Всё, чтобы скоротать время до вечера. Но я не смогу смотреть на тебя, — признался он. — Потому что если посмотрю, я не удержусь от соблазна поцеловать тебя в шею. Она поцеловала кончик указательного пальца и прижала его к губам Жданова. Вытерла следы помады с его щеки. Потом вышла в конференц-зал. Он чуть задержался, чтобы успокоиться. «Ты не мой муж, в конце концов!» — эхом звучало в его голове. Он нахмурился. Покачал головой. А потом его лицо просветлело, будто бы он нашел одно прекрасное и единственно верное решение. — Ну, конечно… Вот кретин!***
— …И нам придется нарастить производственные мощности путем скупки убыточных предприятий. Я надеюсь, что государство поможет нам получить кредиты на выгодных условиях. Именно так мы сможем получить стабильный доход и дополнительные средства для выхода… из кризиса. Я также готова предложить… В любое другое время Малиновский бы откровенно скучал от речей и планов, обсуждавшихся на совете. Но сегодня он будто сидел в цирке на представлении. И кого тут только не было. И клоуны. Это Вика разлила минеральную воду прямо на брюки Зорькина, когда он попросил у нее стаканчик. И дрессированные пудели, голубые щенки. Это Кира всё уговаривала Милко не реагировать так бурно на каждое новое предложение Пушкаревой. «Сидеть! Лежать! Ну, иди сюда, скушай сахарку». И слоны. Как два мастодонта Ждановы-старшие терпеливо внимали информации, только переглядывались изредка. Им хватало одних взглядов, чтобы понять друг друга. И эквилибристы. Сама Кира балансировала под куполом на тонкой ниточке между неподдельным интересом к обсуждению и раздражением к Кате, желанием высказать свои предложения и нежеланием находиться в одном помещении с Пушкаревой. И шпагоглотатели. Воропаев наглотался их где-то, а теперь выдавал одно за другим острые, как лезвия, замечания. Не хватало только Кристины для легкого искрометного, немного сумасшедшего конферанса. Малиновскому даже ничего не хотелось делать, вставлять какие-то реплики. У него были самые лучшие места, чтобы с интересом и ничего не упуская, наблюдать за происходящим. Его отвлекал только Жданов. Время от времени взгляд его друга недвусмысленно затуманивался, он подпирал голову рукой и так бессовестно пялился на Пушкареву, что Малиновскому просто стыдно за него было. Он уже устал подталкивать Андрея локтями под бок, чтобы тот особенно не забывался. Кира уже несколько раз смотрела на Жданова с нескрываемой мукой. К тому же траектория взглядов Андрея была самая разная. То на губы посмотрит, то в глаза, то на грудь, то на руки, то откинется в кресле и уставится вообще на ноги. И улыбается как дебил, чуть ли не со слюной в уголках рта, бормочет что-то себе под нос. Даже Катю это сбивало, когда она встречалась с ним взглядом. Тогда ее уверенный голос терял свою громкость, и она слегка запиналась, теряла мысль. «Уж что-что, а посмотреть ты, Жданов, можешь, гад!» Ромка даже завидовал ему в этом иногда. Когда они вернулись со своего тет-а-тет в президентском кабинете, Малиновский не увидел ничего странного во внешнем облике Кати. Даже косметика не особо пострадала. Но все-таки щеки ее раскраснелись. Целовались. Ну, скорей всего Жданов снасильничал! Это уж непременно. Чтобы Катя позволила себе подобное в двух шагах от родителей Жданова, от Воропаевых, от конференц-зала, полного народу? Малиновский, это утопия. И Роман заметил пристальный ненавидящий взгляд Киры. Она явно тоже что-то почувствовала. Бедная, бедная Кира. Бывшая невеста, если бы только знала, что делал сегодня ночью твой бывший жених. Малиновский с доброй жалостью посмотрел на девушку. «И чего только Жданову нужно было?» — подумал он. — «Спортсменка, комсомолка, активистка и просто красавица!» И жалость медленно перешла в любование. — Я думаю, что предложение дельное, — высказался Павел Олегович после того, как Катя закончила говорить. Малиновскому показалось, что она мысленно отерла пот со лба. Хоть она и не позволила себе улыбнуться в открытую, слова Жданова-старшего ее подбодрили. Она смотрела более уверенно. — Возможно, — сдержанно согласилась Кира. — Но кто же будет этим заниматься? Нам придется привлекать еще одного сотрудника. Необходимо составить список предприятий, произвести их осмотр, договориться с властями и с банками. Это большой фронт работ. — Я готова заняться этим, — Пушкарева снова встала. — Составить первоначальный план. Список уже имеется. Его было не трудно сформировать. После планирования будет легко распределить полномочия между сотрудниками. Андрей… Павлович… И Роман Дмитриевич… показавшие себя с таким успехом на производстве… Насколько я понимаю, ускоренный план выпуска текущей коллекции — ваших рук дело? — обратилась она к обоим менеджерам по производству. Но Жданов, казалось, не услышал ее. Всё молчал и смотрел, смотрел и молчал. Рома толкнул его под столом ногой и ответил: — Ну, это, Катерина Валерьевна, громко сказано. Целиком и полностью его, — и он указал на Жданова. Тот поправил очки за дужку и смущенно улыбнулся, не сводя глаз с Пушкаревой. Немного даже зарделся. — Ну, теперь это не имеет значения. Коллекцию всё равно не удастся выпустить раньше срока… из-за поломки станка, — и он поверх очков посмотрел на Воропаева. — Это не важно, — отрезала Пушкарева. — Главное, воля к победе, и стремление оптимизировать работу компании. Жданов снова посмотрел на Катю и так тепло улыбнулся ей, что сидящий рядом Малиновский даже взмок. — Что это значит? Что вы переводите Андрея и Романа с производства в офис? — с легким вызовом произнесла Кира. — Дааа… — нерешительно начала Пушкарева. — Они понадобятся мне здесь. Вы что-нибудь имеете против? Малиновский замер. Такого оборота он не предполагал. В общем-то, он ждал, что его хотя бы не уволят. А вот о возвращении он и не помышлял. Ах, Ждан, хорошо потрудился… А Катька-то отходчивая. Надо ж было! Ведь обидел он ее страшно, на всю жизнь обидел. А она… И сердце его зашлось от умиления. Кира долго молчала. — Пожалуй, нет. Только… куда же вы их поместите? Было немного странно и неловко, когда о тебе говорили в третьем лице и вот так распоряжались твоей судьбой две девчонки. Но горе побежденным!.. Молчи и слушай. — Почему бы вам не вернуться в кабинет Романа Дмитриевича? — спросила Катя, глядя на Жданова. Он оглянулся на Малиновского и охотно кивнул: — Это было бы очень удобно. Мы… согласны. Роман выдохнул. Падая с крыши стоэтажного здания и пролетая мимо надписи «двадцать восьмой этаж», он подумал: «Ну, еще можно жить!»***
Жданов вытягивает ноги под столом и расслабляется. Катя… Катенька… Катюша. Как в старые добрые времена. Она говорит умные слова. Перекладывает важные бумаги. Она решит все вопросы. Он поможет ей. Кто теперь у кого в помощниках? Эх, Палыч-Палыч. Знал ли ты, когда она впервые вошла в твой кабинет, что этой девушке ты будешь готов ноги целовать? Да что там ноги? Следы ее ног! Он слушает течение ее приятного голоса, и в каждой фразе ему слышится только одно: «Я люблю тебя». «А очень?» «Очень». «Я тоже». Каждый звук цветет в воздухе диковинными заморскими цветами. Спокойствие и уверенность в том, что это не прекратится. И нега в теле, которое уже предвкушает будущее наслаждение. Волна дрожи и нетерпения поднимается от коленок вверх, задерживается внизу живота и растекается в голову, в руки, в каждый палец. Вечером, ночью, уже сегодня. Округлости ее тела, каждая складка, каждый изгиб — он мысленно гладит и ласкает их, руками, губами, языком. А ради чего все эти нелепые приспособления созданы? Если бы она заглянула сейчас в его мысли, смогла бы она говорить также складно и дальше? Страсть смеется над интеллектом, вспоминает он. Да уж, и гомерическим смехом. — Мы должны искать новые пути для преодоления кризиса. Пора менять стратегию фирмы, отношение компании к покупателям, модельный ряд. Я предлагаю… Кира чему-то возмущается, но Жданов даже не прислушивается к ее словам. Он смотрит на то, как двигаются губы его любимой. Вот сомкнулись и разгладились. Вот приоткрылись, освежаемые быстрым движением язычка. «Я люблю тебя». Он смотрит на часы. Прошел всего час с небольшим с тех пор, как он последний раз прикасался к ней. И тело просит новой дозы, уединения, тишины и вздохов. Он даже не чувствует, как Малина пихает его под столом, больно наступая ему на ногу. Жестами осторожно показывает, что не надо так откровенно глазеть на Катю. Что он там говорил? Посмел сомневаться в ее правдивости? Но ведь это невозможно. Она принадлежит ему. Она сама отдалась ему. Она любит его, наконец. Что было раньше в его жизни, ради чего он жил? Вставал по утрам. Дышал. Ел деликатесы. Пил дорогие аперитивы. Посещал самые модные клубы. Встречался с самыми блистательными женщинами своего круга. У него была компания и уважаемая должность в ней. У него была невеста. У него были любовницы. У него были мимолетные страсти, которые успокаивались после одной бурно проведенной ночи. Где сейчас его спокойствие? Почему ему всего мало? — Я не собираюсь поддерживать это, — выпаливает Кира в ответ на предложение Кати. — Это предательство по отношению к нашему имиджу. — А О чём это вы говОрите? — интересуется Милко. Его лицо сведено в гримасе отвращения, руки скрещены на груди. — МЕня никто не хОчет спрОсить? Что я об этом дУмаю? Я не нАмерен… Отец протирает глаза, устало взглядывая на Жданова. Отец молчит, и не ясно, поддерживает ли он одну девушку или вторую. Все ждут, смотрят, что произойдет. Милко нудно причитает, наклоняясь к Кире. — Кира, Милко, это предложение не лишено смысла. Призыв вполне обоснованный. Станем демократичнее к клиентам. Тем самым сможем расширить их круг, — медленно, со значением говорит отец и смотрит на него. — Андрей, что ты думаешь по этому поводу? Ты всё молчишь-молчишь… Что-то надумал? Он даже теряется в какой-то момент. Совершенно не ожидал от отца, что тот вплетет его в разговор. Да, не Катенька, а папа прочитал его мысли и приказал не отвлекаться. Павел Олегович уже давно поглядывает на него. Может, догадался, как Жданов сейчас далеко?.. Вернее глубоко… Он набирает воздуха в грудь и придвигается к столу, чтобы принять более рабочую позу: — Я поддерживаю Екатерину Валерьевну. Видите ли, я согласился с ее назначением и обязался помогать ей всесторонне. Новый, близкий к широкому потребителю стиль продаж будет нам только на руку, — он часто кивает и смотрит на Катю. Та незаметно пропускает улыбку. — Еще бы, другого я от тебя и не ждала! — резко говорит Кира. — Имидж компании давно сформирован. Не нам с вами его менять. Это отрицательно скажется на впечатлении от работы компании у преданных, старых клиентов. — Рискнуть можно. Иначе мы потеряем и старых клиентов тоже, ты не боишься? — он парирует выпад Киры. Она волнуется и очень раздражена. Руки теребят золотой паркер. Она не может смотреть ему в глаза. Щеки краснеют пятнами. Кира говорит: — Ты и… Екатерина Валерьевна теперь можете ввязываться в любую авантюру. Вам не привыкать! Но я это не поддерживаю. — Кирочка, успокойся, деточка, — мягким материнским тоном говорит Маргарита. — Мальчики знают, как лучше. Жданов видит, что причиняет Кире боль, но это не зависит от него. Она бесится только потому, что он вместе с Катей, что он за ней, что он рядом. Все равно, говорит ли он про работу. Кира подозревает. И не без повода. Если двое любят друг друга, всегда найдется кто-то третий, кто будет страдать. Закон жизни. Он виноват. Но, снова вспоминает он, страсть еще и абсолютно эгоистична. Ему нет дела до чужих мучений. Мало ли он сам страдал? — Есть мысль поставить этот вопрос на голосование, — предлагает Катя. Право, она слишком терпима к Кире, несмотря на видимое к себе предубеждение той. — Это ни к чему. Я знаю, что проиграла, — сдается Кира. — Но учтите, Пушкарева, я буду строго контролировать этот процесс. — Вот именно вам я и хотела поручить это, — мягко улыбается Катя и у Киры нет слов. Какая же она разумная, возлюбленная его. Воропаев поднимается, собирает вещи, засовывает в карман мобильник, берет папку под мышку. — Я не намерен больше наблюдать этот маразм, — ленивым, скучающим тоном выдает он. — Я ухожу. Павел Олегович, не в моих принципах критиковать вас. Но в данном случае я думаю, вы совершаете большую ошибку, позволяя им претворять в жизнь их сумасшедшие бизнес-теории. Он козыряет и подходит к двери. Жданов кривит губы. Сашка ему неприятен сейчас как никогда. Надутый павлин. Делает вид, что ему доступно тайное знание. А на самом деле облажался по полной. — Я принимаю твоё предупреждение. Но тебе давали возможность поправить дела. А вместо этого ты предпочел… — он приостанавливается и кивает, — предпочел вернуться на государственную службу. — Я удаляюсь. Кира, пока, — он возвращается чмокнуть сестру в шею. — Я надеюсь, ты сообщишь мне об исходе совета. Хотя… я не думаю, что произойдет что-то из ряда вон. Екатерина Валерьевна, — кивает он Кате. — Большой брат смотрит на вас, — и грозит ей пальцем. Дверь за ним закрывается. Жданов думает, чем он может сильно удивить Воропаева. И собирается с духом.