Горе побежденным

Пока Майар следовали по коридорам, к ними присоединились молчаливые стражи Белого Древа и тайными ходами провели в Королевский зал, где с одной стороны стояли ряды кресел и столов, за каждым из которых сидели гномы, копаясь в многочисленных свитках и споря, что первое и какой клан выступит по очереди. Гэндальфа и его пленника сопроводили к закрытой трибуне, за которой находились стулья, и один из стражей, взяв Артано за плечо, усадил за меньший из них и остался рядом, пока Митрандир приветствовал всех владык людей, эльфов и гномов, расположившихся по бокам от трона Элессара, за которым сидел и сам король Гондора и Арнора. — Нашей общей кровью мы добились победы над Злом. Мы теряли близких, терпели лишения и сражались плечом к плечу за тех, кого мы любим. Этот день настал. Кольцо уничтожено, и наш враг более не имеет силы, способной навредить Свободным народам. Но остались ещё те, кто верит в него и готов нести хаос и разрушения с именем Саурона на устах. Я лишь надеюсь, что суд будет справедливым, и мы позволим ему хоть чуть-чуть облегчить нам путь в Новую Эпоху, где нет места ненависти и войне. Так как я его собрат-майа и являюсь представителем Запада, откуда Майрон в своё время сбежал, я буду представлять его защиту, — Гэндальф поклонился и прошествовал к своему месту за трибуной. — Да начнется справедливый суд победителей над побежденным, — Арагорн подал знак к началу вершения судьбы Врага. Показательная непринужденность мигом ушла с лица Саурона. Движения стали аккуратными и скованными. Он обвёл глазами большую публику, которая собралась на судилище. Изящные и длинноволосые эльфы, презрительно поглядывали на бывшего Тёмного Властелина; гномы, со всклоченными бородами разных цветов оживлённо переговаривались, чуть ли не повиснув у собеседника над головой; люди, короли и заурядные личности. Все они собрались судить Его. Действовать Майа полагал осторожно, ведь с возможностью выкрутиться из этой ситуации была возможность нарушить все планы противников, вновь восстановиться и, наконец, упорядочить всё так на этой земле, как того желал он. Когда процессия во главе с Олорином достигла трибуны для осуждённого, и маг отошёл приветствовать собравшихся, один из стражей грубо схватил за плечо Майрона и с силой нажал на него, дабы усадить того на стул. Юноша крепко сжал зубы, раздражённый таким обращением: похоже нужно поставить этого наглеца на место. Аннатар сел, но под чёрной кожаной перчаткой стража его плечо мгновенно стало как кусок раскаленного железа. Конвойный моментально отдёрнул руку и со злобой покосился на Тёмного. Впрочем, никто не заметил этого инцидента, ведь в зале царила невиданная суматоха. Саурон же повёл назад плечом и поудобнее устроился на месте, словно восседал в тронном зале. Когда был дан сигнал, гномы сразу притихли и казались собраными, как для боя. В деле против чужаков они были одним целым и отбрасывали внутренние распри моментально. Со стула встал представительный гном в недешевых одеждах и массивных заколках в побитой сединой бороде. — По праву перворождённых детей Ауле мы требуем первыми судить Врага, ибо наши потери и боль были велики. Олорин краем глаза заметил, как закатил глаза, но сохранил невозмутимость Трандуил и покачал головой Элронд. Этот давний спор, кто же всё-таки был первым ребенком Илуватара был смешон. — Первое обвинение: разорение Карн Дума в конце Первой Эпохи и его осквернение… — далее шёл ряд мелких набегов на поселения в Синих горах из Ангмара. Это был посланник оттуда и говорил только за владения тамошних кланов. — Мы просим Таркуна, как защитника, принять это к сведению и призвать Врага к ответу. Гэндальф кивнул и встал со своего места. — Ваши слова, Кори, сын Нори, справедливы. Я могу лишь надеяться, что вы, как присяжных, будете так же справедливы, узнав, что и живой Враг полезнее мёртвого. Подробности вы узнаете, когда ваши собратья так же выскажут обвинения к подсудимому. Лицо Аннатара было обманчиво спокойным. Он не отводил взгляда от сотен пренебрежительных взоров и стремился посмотреть в глаза всем, кто этого желал. Но почему-то, столкнувшись со взглядом Тёмного Властелина самолично, их рвение угасало. Гномы и люди отводили взгляд на собратьев и делали вид, что заинтересованы беседой, а вовсе не виновником общего сбора. Только Трандуил без робости и с присущей всем эльфам надменностью взирал на пленника с высоты своего положения. Артано встретился взглядом с эльфийским королём и слегка приподнял уголок губ. Даже в своём печальном положении он размышлял о том, как все эти гордецы однажды склонят головы перед ним и падут на колени, признав силу. Краем уха слушая обвинения алчных горных карликов, Некромант думал. Покорности от него не дождутся в любом случае. Сотрудничать со светлыми, как они сами полагали, было унизительно для Тёмного Владыки. Прежде всего это понимали мудрые эльфы и Гэндальф. Гномы же и люди, по большей части, своим скудным умишком не могли осознать минусы обыкновенной казни Саурона. Вновь вернувшись мыслями к Митрандиру, он прокрутил в голове его непродолжительное превращение в молодого майа и, вспомнив магический блеск сапфировых глаз, взглянул на своего защитника. Дальше вереницей шли обвинения от морийских гномов: Балрог, гоблины и орки, которые до сих пор хозяйничали в чертогах Балина. Эти гномы были более ожесточены и просили немедленной казни. Майа их спокойно выслушал и кивнул, кинув взгляд на Аулендила. В его глазах не было и капли понимания и раскаяния. Казалось, для этих огненных глаз это невозможные эмоции. «Хоть бы сделал вид, что ему жаль…» Тихо по-старчески вздохнув и тяжело встав, он произнес: — Проклятье Дурина сразил я, три дня и три ночи сражаясь на Вечной лестнице, где я пал и был возвращён. Балрог — такой же майа, как и я, только искаженный Морготом давным-давно, и он Саурону никогда бы не подчинился из такой же гордыни. Прошу вас смиловистится над ним и позволить помочь вернуть вам ваш дом. Его голова без пользы истлеет тут же, но, а так есть шанс исправить хоть что то. Чуть пошептавшись меж собой, гномы произнесли: — Мы не понимаем, Таркун, зачем ты его защищаешь, хотя пострадал не меньше нас. — Это не относится к суду, — Олорин старался сказать это помягче, но холодные нотки всё же проскользнули. И майа, кинув взгляд на трибуны, почувствовал лукавый взгляд и улыбку Владычицы Галадриэли. И он стушевался так же, как делегация гномов и сел на место. Локоть Аннатара опустился на подлокотник, он подпёр голову ладонью и воззрился на Олорина. После вопроса гномов и Тёмный задумался о том, почему же Митрандир его защищает. Ответ мага был спокоен, но резкость в голосе не смогла укрыться от хорошего слуха Саурона, да и хитрая улыбка Галадриэли, сидящей рядом с Трандуилом, навевала какие-то мысли. «Хмм, Гэндальф что-то сказал про милость со стороны гномов и помощь от меня. Ха! Как бы не так. Разрушения, нанесенные Балрогом в подземелье этих наугрим, не моя проблема. Гоблины… что же, это, думаю, в моей власти, но помощь своевольным гномам мне не по душе. Забавно, я забылся, полагаю что души у меня давно нет». Суд, казалось, тянулся целую вечность, и Властелину Колец было безумно скучно. Да уж, в Мордоре не было долгой возни с судами, как заметил Олорин, хотя он преувеличивал беззаконие судилища на мрачном континенте. На самом деле Майрон был строгим, но справедливым, жёстким, да, но не настолько жестоким, каким его хотел видеть Мелькор когда-то. В гномьей общине развивалась бурная дискуссия, которая, смешно даже подумать, решала его жизнь. За всем этим шумом обсуждения послышался стук небольшого молотка об серебряный колокольчик. — Призываю всех сохранить порядок, — раздался спокойный голос Элессара. — Уверен, что присяжным, стороне обвинения и защитникам нужно отдохнуть, смочить горло и с светлым и бодрым разумом приступить к дальнейшему рассмотрению дел. Насколько я понимаю, дальше будет очередь Даина, короля Эребора и гномов Железных холмов. Гномы согласно закивали, и Даин царственно кивнул, видимо давая понять, что перерыв для его головы от постоянного шума — это необходимость. — Пошли, — Олорину говорить совершенно не хотелось, и слова как будто падали на пол от их тяжести и усталости. Порой говорить и думать тяжелее, чем сражаться, особенно когда сила Нарьи тебя не подпитывает, но ничего, сейчас всё наладится. Саурон стремительно поднялся со своего места, и стражник, который обжёгся о Властелина, дёрнулся в сторону. Майрон довольно ухмыльнулся и шагнул в сторону своего защитника. Тот выглядел вымотанным до предела. Естественно, Олорин предвидел, что отстаивать жизнь будет не простой задачей. Внезапно в остатках души Гортхаура зашевелилось непривычное ранее ощущение. Что это? Жалость к недругу, пусть он и выступал щитом между ним и советом разгневанной и желающей мести толпы? Уважение? Пожалуй Майрон и раньше испытывал нечто подобное к сильному собрату. Сложно. Только не благодарность, только не она, нет… Но звон оков тут же развеял это ощущение, и Артано без лишних слов подошёл к магу. Тот слегка пошатывался, но, облокотившись на посох, пошел увереннее. Они выходили из зала суда. Они зашли в комнату, и, пропустив Аулендила перед собой, Олорин закрыл дверь. Комната из белого мрамора с длинным черным столом и десятком стульев. На столе были овощи, курица и кусок сыра, но это интересовало мало. Первым делом Митрандир опустошил стакан воды, потом налил себе снова и уже неспешно наслаждался, казалось бы, отсутствием вкуса, но какие-то нотки мяты чувствовались, или он хотел их почувствовать. — Присаживайся, перекуси, у нас есть немного времени, — отставив посох, подаренный Элрондом ему накануне взамен разрушенного, старик сел за стол, наложив себе кучу всего в тарелку, и принялся забивать трубку табаком. Казалось, что -то лучше глотка дыма сейчас и придумать было сложно. — Тебе придется говорить, перед Даином точно. Аннатар прошёл вдоль стола и остановился напротив Гэндальфа. — Не знаю как ты, Митрандир, но я, пожалуй, немного разомнусь, — в подтверждение своих слов он прогулялся от конца одного стола до другого и вернулся в исходную точку, прислонившись к мраморной стене. — Не думал, что когда-то скажу это, — Саурон издал краткий смешок и поправил рыжую прядь волос, выбившуюся из огненного водопада, — но гномы задают правильные вопросы. Почему ты защищаешь меня?.. Подожди! Ничего не говори, я знаю, — он откинул голову назад и коснулся переносицы. — Конечно, ты защищаешь друзей, только это может быть причиной. Майрон вновь поднял голову и улыбнулся Олорину, сверкая горячим взглядом. — Другой вопрос — стоят ли они того? — Ты мне не друг, — тихо сказал Олорин, нахмурившись и разделывая ножом и вилкой куриную грудку. — Ты не думал, что больше некому тебя защитить? Вся твоя власть строилась на силе и власти, ибо орки не знают верности, а люди Востока и Юга опустошены твоими призывами на войну. Всё, что ты можешь, это усложнить нам жизнь на пару десятков лет, но это все равно, что бросить палку под телегу времени. Тебе жалость моя отвратительная, но советую смириться, ибо это часть меня, — курица, наконец, начала медленно поглощаться, но майа не чувствовал вкуса, будучи весь в переживаниях о будущем разговоре с Даином. Это было естественно, но на лице ничего не было видно. Ответ майа был в некотором роде предсказуем. Саурон вернулся к столу и лишь потянулся через него, гремя цепью, пододвинул к себе отставленный Олорином стакан воды, с жадностью осушил его до дна. Наконец, Аннатар присел на стул с витой спинкой — и вдруг осознание ударило в его голову, он захохотал, как поистине ненормальный. — Что? Мне показалось?! — бровь изогнулась в показном недоумении. — Ты не понял ничего, голова совсем не соображает, верно, Митрандир?! — Тёмный закинул ноги на стол. Пламенные глаза смотрели прямо в душу и он процедил: — Я имел в виду твоих драгоценных друзей, которых ты сможешь защитить, только отвоевав право на мою жизнь. И ещё вопрос, — взгляд Артано стал пронизывающим. — Почему ты скрываешь истинную личину? Губы сжались в тонкую полоску, и даже намёк на аппетит испарился утренней дымкой. Олорин с показным равнодушием смотрел на того, кто в ответе за кровь и страдания этого мира, что лишь тень прошлого Белерианда, что ушел под воду. Стоит ли его оставить один на один с судьбой, что он, несомненно, заслуживал. Еще он заслуживал шанс, и не бросал майа дело что начал, иначе он бы не переиграл змея, что перед ним. — Что я получу, если отвечу на этот вопрос? — Странно, что ты что-то просишь взамен, — Артано сложил руки на груди. — Думал, что ты сверх меры бескорыстный, — он прикрыл глаза и осклабился. — Если я не хочу отвечать на вопрос, то уж я попрошу плату. Не беспокойся, мне достаточно твоего слова, хотя, — Гэндальф отвел в сторону вгляд и тихо прошептал: — Доверять обманщику и лжецу всея Средиземья, безумие. — Несмотря на закрытые глаза, слух у меня всё ещё отменный, Митрандир, — продолжил Саурон не открывая глаз. — Чего же ты желаешь? — Чтобы ты пошёл навстречу каждому народу, у которого к тебе претензии. И, желательно, при этом не грубил, наживая врагов больше, чем есть, — белый маг усмехнулся. — Но я открыт для торга. — Хм, — Властелин открыл глаза, опустил ноги на пол и вполне серьезно ответил: — Ты правда думаешь, что я из Тёмного Владыки превращусь в ручную собачонку и буду, — он привстал, — лебезить, — Гортхаур встал во весь рост и, опершись обеими руками на стол, впился в чёрный лак ногтями, навис над Олорином, — перед всеми, кем ты только захочешь?! На столе остались глубокие борозды. — Может, мне ещё тебе отсосать? — Рад, что ты, наконец, понял, что рабство страшнее смерти. Может, тогда бы не пытал и не неволил эльфов и людей, — при виде такого Майрона маска спокойствия треснула, показывая гнев на старом лице, и нарочито медленно майа встал, чтобы смотреть ему в глаза. — Я тебе предлагаю выход и не зря — я тут ищу хоть одну причину тебя не убивать, что бы ты не творил зло. А насчёт последнего,— синие глаза особенно зло сверкнули. — Избавь себя от пары рёбер, и твой язык хотя бы займётся чем-то полезнее оскорблений, может, и успокоишься ненадолго. — Неужели? — Саурон пару раз хлопнул в ладони. А в глазах заинтересованно запылал маленький огонёк, впитывая ярость, что шла от противника. — Это событие нужно занести в летопись, у меня удалось вывести самого уравновешенного майа из себя. Не прилагая больших усилий, Аннатар перепрыгнул единственную физическую преграду между ними и приблизился к Олорину. Митрандир тихо вздохнул и ошарашенно посмотрел на недруга, только что осознавая, что испытал гнев. Но это не зазорно, если гнев справедливый, однако подобной эмоции он старался избегать. — Не думал, что услышу лесть в свою сторону от тебя, Майрон, — губы растянулись в подобии улыбки, а глаза, казалось, покрылись коркой льда после манёвра и резкого сокращения дистанции. — Совсем страх утратил! — Страх… его я утратил давным-давно, Митрандир, — Артано не отступил ни на шаг, а лёгкое дуновение ветерка, взявшегося из ниоткуда, донёс до обоняния Гэндальфа мятный запах. — Расскажешь? — мягкие губы шептали то ли просьбу, то ли приказ, а пламя в глазах, что плясало диким огнём, зачаровывало. Олорин внимательно смотрел в эти жерла вулканов, буравя их суровым взглядом. И почти процедил: — У нас осталось пять минут, — легкая ослепительная вспышка, и уже перед Сауроном стоял тот же юноша с стройным станом, прекрасным лицом и осуждающим взглядом. Майа, задев плечом Майрона, сел обратно и налил себе снова воды, принявшись тонкими пальцами отщипывать виноград, паралельно рассказывая. — Нас пятерых выбрали Валар для миссии по хранению мира в Средиземье. Чтобы мы не испытали соблазна, подобно тебе, начать править и менять мир по своему разумению, нам ограничили силы, очень сильно, и единственный облик, что могли принять майар из нашего ордена — это человеческие старцы. После того, как я сразил Балрога и погиб, с меня частично сняли ограничения и вернули. И… я справился с заданием. Саурон так и остался стоять около присевшего мага. Наконец, оттаяв, он взялся тонкими пальцами за подбородок Олорина и аккуратно, но силой развернул его лицо к себе, глядя в необыкновенно красивые, небесные глаза, и произнёс на гране слышимости: — Ты прекрасен… Тонкие губы приоткрылись в удивление, приобретая чувственную форму, а в синих глазах промелькнуло удивление. Ему такого никогда не говорили. Он скрывался в садах Лориэна, башне Ниэнны и у ступеней дворца Манвэ, где он лишь бледное пятно по сравнению с Великими. Но, вспомнив, от кого звучат эти слова, майа вернул эмоции снова под контроль. Наверняка это уловка, он тоже самое точно говорил Келебримбору, когда его обманул, а что он говорил другим… это ложь, явная ложь. — Время вышло. Неужели это оно? Неуловимая связь между улыбкой Галадриэли и смущением мага, взгляд Олорина в купальне, наконец, приобретала какое-то очертание. «И сейчас, сейчас я выбил его из колеи, значит…» Саурон внимательно наблюдал за молниеносной сменой эмоций на лице Светлого. И его кровь начинала закипать. Вены вновь тускло светились под кожей Властелина. Как это возможно?! Хотя, нужно рассматривать все варианты, даже невозможные. Артано отступил на пару шагов и развернулся спиной к юному волшебнику. — Можешь не сомневаться в моих словах, Митрандир, — донёсся глухой ответ на так и не заданный вопрос. Снова вспышка, поток ветра, и уже лишенный мелодичности голос старика произнес: — Пойдём, — майа встал и, взяв посох с мерным его стуком об землю, направился в зал суда. Проследив, чтобы его подзащитный сел на место, Гэндальф прослушал, как Элессар объявил начало второй части сегодняшнего заседания. И, не терпя больше и сразу взяв кабана за пяточок, вышел Даин Железностоп. — Гэндальф, какая радость, что ты здесь. Как раз расскажешь в краю ушастых фей, что именно Даин снес голову Саурону. А теперь спрячь ротик в бороду и дай потолковать с это бабой в черной башне, чего он мне и моему роду задолжал. Даже сидя на стуле Саурон был выше разгневанного гнома и взирал на него с поистине удивительным хладнокровием. Будто тот не требовал его смерти, а пришёл со смиренным прошением. В зале царила тишина, все ожидали реакции Саурона на вспыльчивый выпад гнома. — И какие конкретно обвинения ты выдвигаешь, сын Наина? — и так властный и глубокий голос, который проникал в каждую клеточку тела, заставляя испытать волнение, звучал в разы громче в замершем зале. Огненный взгляд практически испепелял гнома и над Тёмным Владыкой сгустился воздух, и начал гулять ветер. Волосы цвета меди развевались у него за спиной. Даже кандалы на руках не умоляли его силы, той, которая сеяла лёгкую панику в рядах людей. Эльфы всё так же величественно восседали на своих местах, с интересом наблюдая за развитием действа. — Голова мне ещё пока нужна, так что не думай, что я позволю добровольно её срубить. Олорин на мгновение сжал свой посох сильнее обычного, но по лицу не прошло и тени раздражения, только печаль. И в груди ощутил прилив благодарности к Майрону, что тот не стал показывать характер и не вспылил, потому что именно это и хотел Даин. Спровоцировать и вывести, казалось, на чистую воду, показав, что майа чудовище, которое нужно немедленно устранить. — Ха-ха, — смех стал ответом. — Не стреляй так глазами, я привык, что на меня смотрят свысока. Как приятно потом смотреть на них у моих ног, — гном хотел пройти дальше, но у его ног уверенно стукнул посох, выбивая белоснежные искры. — У нас тут суд, а не уличная потасовка у таверны. Держите себя в руках. — Ох, я-то держу себя в руках, иначе это смазливое лицо превратилось бы в кашу, а цепи, возможно, дополнились ошейником. Он натравил Дракона на Трора, изгнав его народ, обрекая на голод и страдания, послал армии, чтобы убить нас всех, включая тебя, Таркун, и ту фею, что ухмыляется своим влажным фантазиям. Я не забыл ни одного погибшего воина, ни одной пролитой слёзы тем более не забыл. Саурон не двинулся с места ни на дюйм, крепко сжав зубы и пытаясь сохранить остатки самообладания. Он посмотрел на своего защитника, на его успокаивающий и проникновенный взгляд, но всё тут же разбилось о громкие речи возомнившего о себе много гнома. — Да, много бытует мнений о драконе, который обосновался в Одинокой горе, однако, — пальцы Тёмного Владыки переплелись, а голосом, казалось, можно забивать гвозди, — не ваша ли алчность привлекла его внимание и принесла погибель многим гномам и людям, что селились близ горы. Он приподнял бровь, а глаза смеялись. — Именно ваша жадность сыскала славу далеко за пределами тех земель и призвала Смауга. Аннатар непринужденно закинул ногу на ногу, всё также величественно глядя в глаза вскипающему Даину. Глаза гнома, казалось, налились кровью однако королевская выдержка победила, и он продолжил разговор. — Не тебе ли, девка, знать, что к этому привело одно из твоих Колец, что род Дурина взял на сохранение. И ты его, по словам Гэндальфа, отобрал у Траина, когда тот томился в Дол Гулдуре. Срезал вместе с пальцем. Несмотря на то, что скажет Таркун, мой вердикт тебе — смерть, и ничто его не изменит. Гном важно прошествовал на своё место. А Олорин оставался спокойным и думал, очень хорошо, над тем, что скажет дальше. И майа правда был благодарен, несмотря на то, что это в интересах Майрона выжить. Но он дал старику надежду, что того можно частично спасти. Он на мгновение коснулся руки юноши, давая понять, что благодарен, и прося довериться. Артано покосился на часть руки, где его только что коснулся Митрандир. И прижал его другой рукой, будто прикосновение мага обожгло пламенную кожу. Речи гнома не беспокоили Гортхаура, он знал, что нужен живым, и что голосов за казнь будет в меньшинстве, к тому же, когда твоим защитником является Гэндальф. Взгляд Светлого побуждал доселе томимые во мраке чувства, это было необычно, незнакомо, а потому не нравилось Саурону. Он привык контролировать все свои действия и мысли — и что теперь, этот светлый маг пошатнул его устои? Олорин не был удивлен подобной реакцией, и на кончиках губ появились горькие складки. Однако он поднялся с места и встал перед публикой. — Каждый из присутствующих, включая меня, совершали ошибку. Ошибки нашего Врага тянутся с Времён, которые почти никто из присутствующих не застал. Одна ужаснее другой, да, но теперь у нас есть редкая возможность использовать силы и талант Майрона во благо под чутким присмотром и мечом, который висит над его шеей. Я лишь хочу, чтобы вы дали время и попробовали вкус мира. Без орков, что принялись за разбой, с усмиренными людьми Востока и Юга. Гномы Синих гор получат назад Карн Дум со всеми сокровищами, что там есть. Там жил ещё один дракон, что ранил Владыку Трандуила, но теперь он издох, а орки — это уже вторая часть моего предложения. На сколько бы не ослаб Саурон, ему подчиняются, так почему бы ему не стать символом поражения? Если такой, как он, повержен, то вожакам гоблинов и орков тем более нечего тягаться, а выманить и перебить их можно так же. Мглистые горы — это хребет Средиземья, а Мория — сердце, и мы можем справиться с этими проблемами за годы, а не десятилетия.Что же касается гномов Эребора… Саурон может предложить только новые торговые договоры с истерлингами. Кто знает конец земель на Востоке… я всё сказал и прошу принять мудрое решение. Слова Олорина поднимали дух присутствующих. Тут и там раздавались шёпотки про сокровища, поражение орков, новые торговые договоры и, главное — мир. И хотя Майрон понимал, что Гэндальф сказал толпе именно то, что она хочет услышать, вряд ли все поверили, будто светлому магу по силе приручить «дикого зверя». Символ поражения… поражения… поражения — набатом звучало в голове Аннатара. Он ненавидел поражения и терпел это всё ради одного, сжав до боли кулаки, и, прикусив щёку, почувствовал солоноватый привкус собственной крови. Как же это оживляет! Нет… он не даст насладиться этим ничтожествам гримасой боли на своём лице! Примеряя новую маску, Артано застыл со злой ухмылкой, которая кричала: «Вам не сломить меня и не надейтесь!»