Сладости и гадости

      После того памятного разговора с королевой однообразное полусонное существование Ширен в Красном замке закончилось. На следующий же день утром в ее комнату постучали, и, к удивлению Ширен, на пороге явилась леди Миссандея, а за ней – еще несколько человек, одетых попроще. - Леди Ширен – поздоровалась девушка, входя в комнату. - Леди Миссандея – слегка растерянная, ответила Ширен – Чем обязана такой чести? - Ее милость поручила мне помочь вам подготовиться к свадьбе. Королева занята государственными делами, поэтому я распорядилась по собственному усмотрению, надеюсь, что вы не будете в обиде, но, если что-то вам не по душе, миледи, тут же говорите – и я все устрою.       Ширен кивнула, все еще не до конца понимая, что происходит, и в чем будет состоять собственно подготовка. А Миссандея тем временем прошла вглубь комнаты и махнула рукой остальным, видимо, веля им заходить. Первым вошел мужчина лет сорока, кряжистый, с брюшком и бородой с проседью, за ним шел мальчик, тащивший в руках мешок. За ним следовала женщина помоложе с маленькими и живыми черными глазами на скуластом лице в сопровождении девушки и девочки-подростка, у них в руках также были мешки, чем-то туго набитые. Наконец, третьим вошел невысокий худощавый мужчина с лысиной, окруженной длинными похожими на облачко волосами, спускающимися на плечи, и короткой бородкой. Вошедшие выстроились в ряд и поклонились. Ширен ждала, пока все прояснится, пытаясь держаться с достоинством. - Леди Ширен, это Джон с Кожаной улицы, лучший башмачник Королевской гавани, вся знать заказывает у него обувь. Это – Миссандея показала рукой на женщину – Доррис, она портниха на службе у королевы, а это – Уилл, мастер-перчаточник, также один из лучших в своем деле. Они сделают все, что нужно. Думаю, стоит начать с обуви. Повинуясь словам Миссандеи, башмачник подошел к Ширен и сказал: - Будет лучше, если вы сядете, миледи.       Ширен с опозданием кивнула и, пройдя к столу, села в одно из резных кресел. Джон тут же споро опустился перед ней на колени, а подошедший мальчик – явно подмастерье – достал из мешка подставку для ног. Ширен поставила на нее сначала правую ногу – ловким движением Джон снял с нее башмак, затем тщательно ощупал и осмотрел, что-то померил кожаным шнурком. То же самое повторилось и с левой ногой. Наконец, он поднял голову и спросил: - Миледи, мне понадобится одна пара вашей обуви, чтобы сделать все точно по мерке. - Ах да, конечно… Ширен встала, чтобы достать из сундука вторую из имевшихся у нее пар башмаков, но ее опередила Дарин – Ширен не заметила, когда та успела появиться. Ей стало еще более неловко. Получив требуемое, башмачник с подмастерьем поклонились и ушли, и пришла очередь портнихи Доррис. Та подошла к делу основательно: ее помощницы ловко раздели Ширен догола – Миссандея деликатно отвернулась – обмерили ее всю веревочкой, а затем, после того, как ей помогли накинуть сорочку, одна из девушек вывалила на постель целый ворох цветных лоскутов из мешков. Девушки-ученицы по очереди прикладывали к груди Ширен то один, то другой, а портниха либо кивала, либо качала головой, иногда сопровождая свой выбор краткими замечаниями или указаниями.       Саму Ширен никто ни о чем не спрашивал, но ее это не возмущало – все происходящее было слишком непривычно, чтобы она могла иметь какое-то свое мнение. Наконец, бесконечные лоскутки, которым Ширен уже сама потеряла счет, закончились, и портниха, удовлетворенно кивнув, еще раз окинула Ширен с ног до головы цепким внимательным взглядом, ненадолго задержавшись на серой коросте у нее на щеке, поклонилась и вышла – ученицы, успевшие споро собрать рассыпанные лоскуты обратно в мешки, вышли вслед за ней, также отвесив поклон. Последним настала очередь перчаточника, скромно ожидавшего в углу. Он действовал так же, как башмачник – подошел к Ширен, взял ее за руки, осмотрел, перевернул ладонями вверх, померил ширину и длину пальцами, поблагодарил, поклонился и ушел.       Миссандея обернулась к Дарин, которая так и стояла с платьем Ширен в руках – как оно к ней попало? - Помоги леди Ширен одеться и принеси нам обеим вина и еды. - Слушаюсь, миледи.       Когда Дарин вышла, Миссандея прошла к столу и жестом тонкой ручки пригласила Ширен сесть. Ширен села, отметив про себя, с какой уверенностью держится этот почти еще ребенок. - Леди Ширен, я хочу обсудить с вами еще кое-что без лишних глаз и ушей. Волей Малого совета ваша свадьба состоится в день новолуния здесь, в септе Красного замка. Если вы хотите пригласить кого-либо – обратитесь к великому мейстеру Сэмвелу, он отправит ваши послания. На следующий день после свадьбы вы отправитесь в Штормовой предел. Капитан Нахарис предпочел путешествие по суше, и королева сочла возможным уважить его желание. Есть ли у вас какие-либо пожелания или возражения касательно предстоящей свадьбы? Может быть нечто, касающееся блюд для свадебного пира, музыкантов или шутов? Простите мне мою дотошность, миледи, я еще не настолько хорошо изучила обычаи Вестероса, особенно в том, что касается свадеб, иначе не стала бы вас беспокоить.       «И решила бы все за меня» - подумала Ширен про себя. Впрочем, в самом главном у нее нет права выбора, так стоит ли отстаивать свою свободу в таких мелочах, как музыканты или праздничная еда? Все же, наверное, нужно было что-то сказать, ведь леди Миссандея столько внимания уделяет ей и ее свадьбе. - На свадьбе в Вестеросе, леди Миссандея, обычно принято подавать пирог с голубями, а жениху и невесте ставят одну общую тарелку. Остальное я оставляю на ваше усмотрение – я уверена, вы все устроите как нельзя лучше. Благодарю за заботу вас и ее милость. - Что ж, в таком случае – не буду больше обременять вас, леди Ширен – Миссандея улыбнулась и поднялась с кресла. – Боюсь, меня ждет королева. - А как же обед? Вы разве не хотите разделить со мной трапезу? - Увы, нет времени. Служанка отнесет лишнюю порцию обратно на кухню. Доброго дня.       Миссандея вышла, а вскоре после этого вошла Дарин с подносом, уставленном едой и вином. - Леди Миссандея уже ушла, Дарин. Оставь все здесь, я съем остаток на ужин. - Хорошо, миледи. - До вечера ты свободна, можешь идти. - Спасибо, миледи.       Ширен задумчиво съела обед – нежнейшее жаркое из каплуна с морковью и чесноком, ломти твердого пряного сыра, ржаной хлеб с хрустящей корочкой, кисловатое, но вкусное золотистое вино – и остаток дня решила провести в библиотеке. Но чтение – на этот раз она взялась за длиннейшее толкование Семиконечной звезды септона Баэдда, жившего при Мейегоре Жестоком – не шло, глаза скользили по строчкам, не проникая в смысл слов, хотя еще вчера замысловатые выражения септона Баэдда давались ей без всякого труда. Мысли не желали подчиняться воле, и Ширен решила ради разнообразия позволить им течь туда, куда они пожелают. Не сразу она решилась признаться себе, что отказ Миссандеи пообедать с ней обидел Ширен. По правде говоря, ей нравилась леди Миссандея, она находила между ними определенное сходство и восхищалась ее умом. Она была похожа на ту подругу по играм и чтению, о какой Ширен мечтала в детстве, но на Драконьем камне не было ни одной девочки подходящего возраста и положения, да и ее родители не позаботились о том, чтобы у их дочери были друзья кроме безумного шута да сира Давоса… Как и о многом другом. Но несколько попыток заговорить с Миссандеей, когда Ширен сталкивалась с ней в коридорах Красного замка, ни к чему не привели: та держалась весьма учтиво, но отстраненно. Впрочем, по слухам, которые пересказывал ей сир Давос, она вела себя так со всеми. Бесконечно преданная своей королеве (злые языки говорили, что в Эссосе Миссандея оказывала королеве некие услуги, которые обычно оставляют мужьям), она держалась в стороне как от мелких придворных интриг, так и от политики вообще, справедливо полагая, что слишком близкая дружба с кем бы то ни было даст повод сомневаться в ее верности или беспристрастии. Но обидно Ширен было все равно – ее добрые чувства были бескорыстны, а дружба, которую она хотела предложить Миссандее – искренней.       Если в начале своего пребывания в Красном замке Ширен казалось, что время здесь ползет медленно, как улитка по листу, то теперь оно пустилось вскачь, как обезумевший скакун: казалось, еще вчера она растерянно наблюдала, как помощницы портнихи бесцеремонно вертят ее туда-сюда, поднимая и опуская руки, а уже сегодня, взглянув на небо, она увидела, что луна превратилась в тоненький серп, а это значило, что ее свадьба состоится самое позднее, через день. От этой мысли Ширен невольно вздрогнула – отнюдь не сладкой дрожью предвкушения. О какой сладости можно было говорить, если за все время своей так называемой помолвки она видела своего жениха от силы три раза, да и то мельком, случайно сталкиваясь с ним в коридорах или тронном зале, куда она ходила послушать, как король или королева вершат суд и слушают просителей. Каждый раз Даарио Нахарис учтиво кланялся ей, но глаза его смотрели насмешливо, а Ширен, проклиная недостаток светского воспитания, отвечала на приветствие, не зная, как завязать разговор – ведь это же просто немыслимо, выходить замуж за человека, с которым вы до свадьбы не сказали друг другу и десяти слов! Даже ее родители, вступившие в брак без любви и всю жизнь прожившие из чувства долга, и то были лучше знакомы до свадьбы. Впрочем, похоже, смущало это только ее саму – ее жених не спешил с ней разговаривать и не проявлял ни малейшего желания остаться с ней наедине, как и вообще провести с ней хоть сколько-нибудь времени. Так что Ширен подошла к дню своей свадьбы, зная о нем ненамного больше, чем в день обручения – и совершенно не зная его самого. Именно это пугало ее, пожалуй, даже больше, чем сама свадьба и то, что за ней неизбежно последует. Пожалуй, единственным по-настоящему радостным событием за время своего так называемого обручения стал ужин с королем и королевой, на который ее пригласили, когда срок помолвки уже почти истек. Безупречный поймал ее как раз по дороге из библиотеки в ее комнату, где Ширен, успевшая проголодаться за те несколько часов, что она потратила на постижение глубин мысли ученого септона, предвкушала, как всегда вкусный ужин в обществе сира Давоса, и изрядно удивилась, узнав, что их милости король и королева приглашают ее разделить с ними трапезу, и он просит ее следовать за ним. Идя за евнухом по коридорам в ту часть Красного замка, где она еще никогда не бывала, Ширен ощутила, что у нее от волнения вспотели ладони и крепче стиснула зубы, приказывая себе успокоиться. Она дочь Станниса Баратеона и должна вести себя сообразно своему происхождению.       Король и королева ужинали в небольшом богато обставленном покое – солнце еще не успело погрузиться полностью в Узкое море, и Ширен, идя к столу, успела мельком, насколько это было возможно, не крутя головой, разглядеть резное дерево, бархат, парчу, все то, что радовало глаз и стоило, вне всякого сомнения, сотни и сотни золотых драконов. Стол был накрыт на троих, но еда была той же, что ей каждый день приносили в комнату, разве что посуда была богаче. Слуга, стоявший в углу, отодвинул для нее стул. Иноземное одеяние королевы из лилового полупрозрачного шелка делало ее красоту потусторонней, нечеловеческой. В противовес ей король, одетый в потертую черную кожу, казался куда больше похожим на простого смертного. Серебряные и золотые блюда и кубки поблескивали в пламени свечей, а уж предложенная еда была выше всяких похвал: ломти нежного молочного поросенка, зажаренного с яблоками и миндлем, ягодная подлива, острый дорнийский сыр, яйца, начиненные нежным мясом, перетертым с травами и желтком в одну воздушную массу, несколько видов хлеба, суп из ракушек и вишни в вине – это только то, что Ширен успела сходу разглядеть. Слуга тут же поставил перед ней тарелку супа, и она, следуя примеру короля и королевы, принялась за еду, стараясь ничему не удивляться.       После третьей перемены королева откинулась спинку стула и улыбнувшись, подняла стеклянный бокал с рубиновым вином: - За ваш брак, леди Ширен. Я надеюсь, что он будет таким же счастливым, как и мой – с этими словами она протянула руку и нежно сжала ладонь короля.       Ширен стало немного не по себе от столь откровенного выражения чувств, она не привыкла к подобному, и не знала, как ей себя вести. Король, к ее удивлению, ничуть не был смущен – он нежно улыбнулся супруге, а затем поднял ее руку и поднес к губам. Ширен поспешно отпила из своего бокала. - Благодарю вас, ваша милость. Я тоже на это надеюсь. - Вы ведь, кажется, давно знакомы, не так ли, любовь моя?       Король снова улыбнулся и посмотрел на Ширен. - Да, первый раз я встретил леди Ширен очень давно, на Стене. Вы тогда были совсем ребенком, миледи. Я еще удивился, зачем родители взяли вас в такое длительное и опасное путешествие. - Матушка боялась оставлять меня одну на Драконьем камне, ваша милость. С другой стороны, многие девицы из знатных земель в своей жизни только и видят, что родной дом и дом мужа, а уж о таких редкостях, как Стена, могут только мечтать. - Вы помните Стену? – оживился король. - Не так ясно, как хотелось бы. Мне она казалась просто громадной и тянущейся до самого неба. - Всем, кто видит ее впервые, она представляется такой. Но наверху вы, кажется, не бывали. Когда стоишь на ней, кажется, что можно увидеть весь мир от края до края, хотя на ней жутко холодно, и можно легко отморозить пальцы и нос. - Нет. Матушка ни за что не позволила бы мне. Хотя мне хотелось. Но зато я помню свадьбу, которую вы там устроили. - Свадьбу? Ты мне об этом не рассказывал, Джон – улыбнулась королева. - Да, моей кузины Алис Карстарк и Сигорна, магнара теннов. Она приехала тогда в Черный замок совсем без сил, спасалась от преследования своего дяди и кузена, которые хотели убить ее и завладеть Кархолдом. Ваш отец, миледи – король снова посмотрел на Ширен – благословил этот брак, а леди Мелисандра провела обряд. - Да, это я тоже помню. Это была первая свадьба, на которой я присутствовала. Невеста казалась мне красавицей, а тенны, наоборот, пугали. Я ведь выросла на рассказах о том, что одичалые крадут детей. Помню, что очень хотела остаться на пир, но матушка увела меня, сочтя, что я еще слишком мала для такого. - Ваша мать, как видно, была очень строгих правил – заметила Дейенерис. - Боюсь, она просто не любила веселиться, ваша милость – грустно улыбнулась Ширен. - А что еще вы помните? – спросил король. - Помню завывания ветра в щелях – начала перечислять Ширен – и то, как меня удивляло такое количество мужчин в черном. А – еще я помню стряпню повара, только не помню, как его звали. - Трехпалый Хобб – улыбнулся король более весело, чем в начале – его овсянку с беконом и яйцом по утрам и похлебку на ужин и я помню. И слабое кислое пиво, которое он варил в огромных чанах, чтобы всем хватило.       Ширен расслабилась – король, который помнит такие мелочи, уже не казался ей ни холодным, ни отстраненным. Они смеялись, шутили, беседовали и вспоминали Стену и жизнь в Черном замке, пока Ширен не начала зевать. - Уже поздно, любовь моя – засмеялась королева – боюсь, мы утомили леди Ширен.       Король встал, слуги начали убирать со стола, Ширен тоже встала, чувствуя легкое опьянение от вина и веселья. - Доброй ночи, миледи – попрощалась с ней королева. - Доброй ночи, ваша милость, ваша милость – Ширен присела, слегка качнувшись, но на этот раз ее не особенно волновало, заметил ли кто-нибудь ее промах. - Может быть, послать с вами слугу, чтобы вас проводили в ваши покои? – добавил король. - Благодарю, ваша милость, я найду дорогу.       Ширен не хотелось портить чудесный вечер, и, вместо того, чтобы сразу идти к себе, она свернула в сад и, сев на скамью, глубоко вдохнула сильный цветочный аромат. Как жаль, что ее свадьба уже совсем скоро – она с радостью осталась бы здесь, если бы знала, как приятно может быть общество королей. Вряд ли в Штормовом пределе ее ждет подобное. Она засмотрелась на луну и не заметила, как на Королевскую гавань опустилась густая и теплая летняя ночь. Воздух точно застыл, тишину нарушала только редкая перекличка часовых на стенах и трели ночных птиц. С Черноводной неожиданно подул легкий прохладный бриз, Ширен вздрогнула, почувствовав, как по обнаженной коже шеи побежали мурашки и поднялась с мраморной скамьи. Уже поздно, ей пора возвращаться в свою спальню. Однако, войдя к себе, она с удивлением обнаружила леди Миссандею, которая распоряжалась Дарин и еще одной служанкой, которые раскладывали на широкой постели какую-то одежду. - Леди Ширен – улыбнулась она – А я уже собиралась отправить кого-нибудь на ваши поиски. - Я была в саду, леди Миссандея. - Да, он прекрасен. Ее милость сделала все, чтобы он походил на сады, которые она видела в Эссосе – Миссандея снова улыбнулась и показала рукой на постель – принесли вашу одежду, обувь и все остальное, миледи. Я надеюсь, вам все придется по нраву.       Ширен подошла к постели… и ахнула, прижав ладони к щекам. Никогда в жизни ей не приходилось видеть столько богатых одеяний сразу. Шелк, бархат, камни, бусины, золотая нить, разные цвета, меховая оторочка – вся эта неслыханная роскошь переливалась у нее перед глазами, ослепляла, лишала возможности думать. «Неужели это все мое?» - изумленно думала Ширен, и никак не могла поверить в это. Чего только здесь не было: три праздничных платья, одно из черной с золотом парчи с искусно вышитым на груди оленем Баратеонов, другое – из темно-синего шелка с оторочкой из серебристого нежного меха, и третье, самое роскошное – из розового бархата, переливавшегося оттенками молодого вина: его ворот был обшит розовым жемчугом, и двойная линия жемчужин спускалась по всей его длине от низкого выреза до подола, а длинные распашные рукава снизу были подбиты кружевом цвета топленых сливок. К платью полагалось и еще кое-что: воздушная и легкая вуаль из такого же кружева, но тонкого и прозрачного, почти невесомого. Ширен обратила внимание на то, что в уголках вуали чья-то искусная рука пришила цветочки из таких же розовых жемчужин, и догадалась, что это ее свадебное платье. На это указывали и лежащие рядом с ним легкие башмачки из такой же розовой кожи в тон с завязками из шелковых лент, и плащ из тяжелого желтого шелка с нашитым на него черным оленем. «Значит, свадьба совсем скоро» - поняла она. И тут же новая мысль пришла на ее место, заставив Ширен покраснеть: - Леди Миссандея… Вся эта одежда, должно быть, стоит целое состояние… У меня, я боюсь, нет таких денег… - О, не беспокойтесь, миледи – Миссандея снова махнула своей тонкой рукой, словно показывая, что это пустяки – за все это платит королевская казна. Это подарок от ее милости королевы вам на свадьбу. Приданое, если угодно. Сама свадьба состоится послезавтра на закате. – помолчав, она добавила. – Что ж, вижу по вашему лицу, что мастера Королевской гавани сумели вам угодить. Королева будет довольна, я передам ей вашу благодарность. Час уже поздний, я вас оставляю – доброй ночи.       Миссандея ушла, а Ширен, едва заметив ее отсутствие, продолжала, как завороженная, разглядывать ворох платьев на постели. От праздничных ее взгляд переместился в сторону других, менее броских, но не менее прекрасных. Всего их было не меньше дюжины: теплые платья из толстой шерсти для холодной и ветреной зимы и сырой осени, более легкие платья из тонкого льна и шелка-сырца – для теплых весенних и летних дней. И каждое было украшено какой-нибудь вышивкой, нарядной шнуровкой, бусинами или кружевом. Кроме платьев, здесь было и нижнее белье, вызвавшее у Ширен очередной восхищенный вздох. Она несмело протянула руку и коснулась пальцами тонкой ткани, которая казалась гладкой и прохладной, как вода. Легкие сорочки из тонкого батиста явно предназначались для лета, точно так же, как более толстые и плотные – для зимы, то же касалось и чулок, разве что панталоны были все сшиты одинаково просто. Наконец, взгляд Ширен добрался до обуви и перчаток, разложенных отдельно. Как видно, Джон-башмачник и Уилл-перчаточник оказались не менее искусны в своем деле, чем Доррис со своими ученицами. Здесь были и туфельки из мягкой кожи, которые так приятно надеть дома, встав с постели, и теплые зимние сапоги, подбитые мехом, и несколько пар обычных башмачков на каждый день, и еще одна нарядная пара из синей кожи с тиснением. Перчатки не уступали башмакам в роскоши и тщательности отделки: мастер Уилл постарался, и каждая пара, даже перчатки для верховой езды с широкими раструбами, были украшены искусной шнуровкой, что говорить о легких перчатках из кожи столь тонкой, что она облегала руку, как ее собственная. Совсем в стороне лежали плащи – всего их было четыре. Летний плащ из небеленого льна, два зимних из толстой шерсти черного и бурого цвета и еще один – из черного бархата с позолоченными чеканными застежками, украшенными двумя крупными черными агатами. Ширен не могла налюбоваться на все это и не сразу обратила внимание на то, что Дарин к ней обращается. - Миледи, прикажете укладывать вещи? Миледи? - Что? – Ширен обернулась к служанке. – Что ты сказала? - Миледи, прикажете укладывать вещи к вашему отъезду? - К отъезду… Ах да. Да, конечно. Но в мой сундучок все это не поместится, куда ты все уложишь? - Не беспокойтесь, миледи. Пока вас не было, принесли новые.       Ширен, с трудом оторвав взгляд от столь неожиданно свалившейся на нее роскоши, посмотрела туда, куда показывала Дарин. И верно – в углу комнаты, заменив ее прежний потрепанный сундучок, стояли два новых, крепких, обитых железом, достаточно больших, чтобы вместить все королевские подарки. - Хорошо, Дарин. Начинай укладывать вещи, только оставь все, что понадобится на свадьбу. - Как прикажете, миледи.       Служанка принялась за дело, а Ширен все так же не могла оторвать глаз от своих новых платьев и пыталась осознать, что все это теперь принадлежит ей. Могла ли о подобном мечтать девочка, которая на Драконьем камне носила три одинаковых темных простых платья, хоть и считалась принцессой? Ни ее отца, ни мать никогда не занимала внешняя роскошь – в этом они были похожи. Матушка сначала была поглощена скорбью по нерожденным сыновьям, потом – молитвами и бдениями над огнем, отца тем более не волновали женские наряды. Конечно, она никогда не ходила в обносках, ее платья были сшиты из дорогой ткани, но они были удобными, теплыми и приличными, не более того. В таких же платьях, только попроще, она ходила на Мысе гнева, и уж конечно, последнее, что ей пришло бы в голову – это жаловаться, как и мечтать о чем-то большем. Но жизнь в столице все изменила, Ширен впервые ощутила свое отличие от других женщин – и не в лучшую сторону. Даже ее служанка – и та была одета лучше нее самой, не говоря уже о придворных дамах и других женщинах, которыми был наводнен Красный замок. Конечно, сама Ширен из гордости никогда не призналась бы в этом никому, но, видимо, королева Дейенерис оказалась достаточно проницательна и без ее признаний – и Ширен не могла не оценить щедрости королевского подарка, а также того, сколь многим она уже обязана Железному трону, и чем ей теперь предстоит возместить свой долг.