Что было в горах, остается, мать твою, в горах

      Надоедливый пижон снова приходил. И суток не прошло.       — Извини, Боб, кажется, мне пора, — он с вульгарной усмешкой расплатился и встал, чтобы свалить. — Увидимся.       — Ты уж не помри, — кивнул Боб, состроив щенячью рожицу. Старик наклонился к нему и тихо проговорил:       — Если бы он хотел меня убить, то не приехал бы. И… спасибо за помощь, Роберт. Я ценю это.       Не зови его Робертом, урод.       В помещении все шептались и с опаской поглядывали на стоящего у входа верного головореза Майкла Пирсона. Эти ковбои никогда особо не совались в другие районы кроме своего. Местные закупаются ганджей только через Куки, а Куки, в свою очередь, берет ее у людей Пирсона, поэтому никакого дележа собственности между одним слоем Лондона и другим не возникало. Пока.       Здесь было место для упоротых, отморозков, воров, бывших зеков — но не для таких, как Реймонд Смит или Флетчер. Жадная до денег и славы парочка, основательно прошедшаяся по чужим головам. А может, продолжающая идти.       Провожали их весьма шумно.       Раз-Два с неожиданным для самого себя терпением принял тот факт, что Бобу нравится общаться с такой крысой, как частный детектив. Он не стал орать, что это сливающий таблоидам горячие слухи мудак, нет, он просто честно сказал:       — Зря ты с этим хером общаешься, — с терпением, но без снисхождения. Ему не хотелось выеживаться и ссориться с Красавчиком из-за какого-то подлипалы. — Он ебаный скользкий пидор и…       — Неплохой мужик, — не обратив внимания на недовольство партнера по настольному футболу, ответил Боб. Они только начали партию.       — Ты бы без надобности не лез-то в его делишки, — Раз-Два опустил руки, и крохотный мячик попал в его ворота. — Блин.       — Что за поддавки, а? — нахмурился Боб, дергая нападающих. — Я и не лез.       — Не лез? Что здесь вынюхивал этот старпер? — шотландец прокашлялся и передразнил Флетчера: — Спасибо за помощь, Роберт.       — Хорошо, да, я кой-чего для него узнал.       — Это опасная тусовка, Боб. Появился твой дружок, а за ним кекс, который за спиной пистолет-пулемет таскает. А если бы они устроили тут шоу? — вот и конец его терпению. Но вот Боб отреагировал слишком уж спокойно, как будто ожидал подобной темы.       — У меня с Флетчером есть кое-что общее, — объяснил он.       — Вряд ли вы в одну школу ходили.       — Нет, я про… — Боб неопределенно повертел руками в воздухе, как будто лепил здоровенный ком теста. — У него со Смитом…       — Смит что, тоже дымоходы чистит?! — этот город пугает все больше. — Какая… какое… ну пиздец.       — Я б даже сказал, что Флетч более голубой, плюс они с его типóм никогда друзьями не были, — воспользовавшись моментом, Красавчик закатил еще два мяча подряд. — Ты совсем не стараешься, Раз-Два.       — Да они совершенно точно не друзья, Боб! Смит — зверь, это ясно. А этот твой педрила четвертой власти — беспринципная сволочь, работа и тюрьма сделали его еще хуже. Выпотрошит из тебя, что хотел, и все! Прощай-гудбай-чао, амиго!       — Не горячись, дружище, — отмахнулся Красавчик. Он вел со счетом семь-три. Играли, как всегда, до десяти, так как цифры стояли только от нуля до девяти. Выходило, что тот, кто первым не переплюнет девятку — лузер. — На Смита напали на днях, так Флетч сам пробил чувака за одну ночь, у меня только пару контактов спросил сегодня и кто таких придурков крышует. Но я не знал, кто.       — Дерьмово звучит, Боб. А знал бы, то и говорить не смей.       — Ну, вот смотри. Если меня кто-нибудь битой шибанет и угонит мою тачку, ты что сделаешь?       — У тебя нет своей тачки, брат.       — Допустим, будет.       — Убью гада.       — Вот тебе и ответ, Раз-Два, — Боб с удовольствием вогнал очередной гол в воротца и расплылся в улыбке. — И я победил.       — Ну, подумаешь, продул? — только подошедший Мямля утешающе похлопал во всех смыслах пораженного друга по плечу. Слышал ли он разговор? Хер поймешь.       — Отвали, чувак, — хмыкнул недовольно Раз-Два, отбирая у Мямли запасной бокал, его морда все еще выглядела растерянно.       — Отличная игра, скажи, — хихикнул Красавчик.       — Ой, и ты отвали, Боб! — шотландец рассмеялся и отпил теперь уже свое пиво.       У них с Бобом все шло размеренно и гладко, как, блин, рукой по телячьей коже, но они никогда не называли их связь «отношениями», не говорили, что «они встречаются». Нет, они трахались.       Часто.       Но не слишком.       Он заметил, что перестал заглядываться на телок. Когда?       Сколько в неделю ебутся мужики, когда им сорок? А когда тридцать? Ну, в общем, это было какое-то среднее число, которое менялось от понедельника к понедельнику.       Прошло уже много понедельников, между которыми с ними и херня случалась. Чаще всего именно Раз-Два что-то не устраивало, и он взрывался, а Красавчик Боб, на то он и Красавчик, все стоически терпел. Без ссор нельзя сложить никакую привязанность, — говорил Боб. Иногда Раз-Два даже соглашался со всей той романтично-сопливой чертовней, в которую верил его друг. Друг? Секс-друг.       Общение с Флетчером никуда не делось. Оно началось спустя месяц после их возвращения с Пик-Дистрикта. И продолжалось до сих пор. Сначала только по мылу. Сколько именно часов Боб проводил в общении с Флетчером, Раз-Два старался не думать, но вот уж в чем он и был уверен: он не ревновал!       Вернее, если это была ревность, то чисто дружеская. Убеждай себя, да. Когда вдруг твой кореш начинает тратить заметную долю своего времени на свидания с каким-то левым скотиной, пусть даже это длится всего пару дней, у тебя есть повод приревновать его. Как друга.       Однако зависть пополам с недостатком внимания оборвалась почти мгновенно. Еще секунда, еще метр, и случился бы фатальный конец.       А во всем виноват Флетчер, он приехал в среду или четверг. Максимум, в пятницу, когда Боб начал с ним засиживаться некоторыми вечерами в баре, и до понедельника, он изрядно способствовал поиску журналюги каких-то выродков.       А потом началось всякое дерьмо.       Во вторник.       Говорят, что понедельник — самый тяжелый день недели. Как бы не так!       Вся основная срань всплыла после телефонного звонка Флетчера. Вернее, это был входящий от Боба, но на другом конце почему-то зазвучал голос самодовольного пижона. И слышался он с той стороны так, словно он только что выкурил вагон травки или пропахал лицом асфальт с вибратором в заднице. А может, все сразу.       «Раз-Два, это Флетчер. Роберт… Боб, он в больнице. Не волнуйся, он жив, ему ничего не угрож… Черт, уберите эту дрянь от меня! Короче, я сейчас пришлю адрес…» — вот что сказал сукин сын. Среди фоновых шумов по полу цокала каталка и орали медсестры.       С такой скоростью убегают от бешеных русских, спешат на последний в жизни поезд… Но Раз-Два пытался гнать еще быстрее, чтобы добраться до палаты лучшего члена Дикой шайки.       — Если это из-за тебя, я тебя закопаю! — шотландец не собирался церемониться с самой очевидной причиной текущего происшествия. Он хорошенько встряхнул Флетча за ворот, впечатав в нежно-фисташковую стену палаты. Пара пальцев прохвоста была сжата шинами, а лоб заклеен пластырем.       — Успокойся, Раз-Два! — Красавчик порывался вскочить с больничной койки, но усталость и тяжелое одеяло мешали ему, поэтому он лишь чертыхнулся вперед и упал обратно. Боб был почти цел на первый взгляд.       Перелом на правой кисти или предплечье.       Ушибы.       Часть лица в говно.       — Помолчи, Боб, я разговариваю с твоим другом-педиком, — прорычал Раз-Два. Он и не думал убирать руки, только до белых костяшек сжал кулаки.       — Мы тут все педики, что уж мелочиться, — пижон ухмыльнулся прямо ему в лицо. Не стоило, ох, не стоило, старый гондон! Раз-Два, не сомневаясь ни секунды, боднул Флетчера точно в переносицу.       — Су-у-ука! — и его нос был, вероятно, теперь сломан, из него захлестала неровная красная струйка. Он зажал его свободной рукой, а второй непроизвольно смял выданные бумаги о полученных травмах. Следом кулак Раз-Два столкнулся с солнечным сплетением Флетчера, и тот предсказуемо согнулся в кашле, чуть не впечатавшись лицом в чужое колено.       — Перестань бить его, мать твою! — ухватившись за капельницу, наконец вскочил Боб. Одна нога была забинтована. Он был разбит. Разъярен. И разочарован. Р-р-раз! Шотландец снова поднял руку, но так и не донес ее до цели.       — Тише, вы же в больнице, — в дверном проеме показался Смит. Он ничего больше не говорил, только давил своим присутствием. Его ледяной взгляд остановился на Раз-Два.       — Твой котик зовет тебя, — сипло напомнил Флетчер о Бобе, который, путаясь в собственных ногах, шел к ним, и вырвался из хватки Раз-Два. — Перелом лучевой, растяжение и легкое сотрясение. Его выпишут через несколько дней, — он поднял взгляд на Боба, продолжая зажимать кровящий нос. — Я еще зайду.       — Не суйся к нему больше, выблядок хренов.       — Это не тебе решать, — предупредительным тоном ответил вместо Флетчера Реймонд Смит. Он ни разу не взглянул на покачивающегося возле койки пострадавшего. Он смотрел только на забывшего свое место шотландца. Потом, ухватив пижона под локоть, утащил его прочь.       — Суки! — Раз-Два продолжил ругаться даже тогда, когда шавка Пирсона и его хлюпающий сморкалом урод свалили.       Ну… Что за сумасшедший вторник!       — Раз-Два! — у Красавчика было до небывалого сердитое лицо. Даже злобное. Он исподлобья смотрел на своего неуемного посетителя и молчал. Эти тишина и показная выдержка валили с ног не хуже контрольного выстрела.       Пахло хлоркой, медикаментами и чьими-то ночными горшками.       Время шло к ночи…       Звонок вытащил лидера Шайки из бара в восьмом часу. А сейчас тикал уже десятый.       — Это из-за него? — Раз-Два, восстановив спокойствие, опустил взгляд на давно вернувшегося в постель друга.       — Нет.       — Что случилось, Боб?       — Если б ты не повел себя как мудак последний, он бы сказал!       — Неважно. Сейчас здесь только я, — Раз-Два боялся поднять глаза на парня. — Кроме меня и тебя ночью тут никого не будет.       — Не забывай про медсестер, — безэмоционально вставил Боб, неумело поправляя что-то за спиной левой рукой.       — Ты понял, о чем я, — шотландец сделал шаг к кровати и подтянул подушку повыше.       — Ты на что-то намекаешь? — глаза Красавчика потемнели, а плечи напряглись. Раз-Два тут же увеличил расстояние между ними, буквально отпрыгнув назад.       — Ты можешь открыто рассказать, что на самом деле произошло, — с надломом в голосе произнес он.       — Правду, значит?! — только немного успокоившийся Боб разозлился еще больше. Если бы их не разделяло полтора метра, он бы, наверно, вцепился своими жилистыми пальцами Раз-Два в бедро. И проковырял ногтями там копию тоннеля под Ла-Маншем. — В нас просто врезался пикап! Шел на красный, когда мы тронулись, я, он… — его речь зазвучало рвано, и он с шумом втянул воздух. — Перекресток. Хуй знает, почему он так спешил…       — Где он? Тоже в этой больнице?       — В неотложке. Его «Ленд Ровер» перевернулся после поцелуя с еще одной тачкой, — нервный тон Боба мешал сосредоточиться на самом рассказе. — Секундой раньше, на метр вперед — я был бы труп. Нам с Флетчером повезло. И он тоже, вообще-то, пострадал!       Раз-Два присел и обхватил голову руками. В висках как будто Фил Коллинз отжигал на своих барабанах, а на подпевке стоял гребаный церковный хор. Он тихо выругался и зашипел, пялясь в мутный пол, который даже будучи начисто вымытым казался грязным. Поэтому он отвернулся к окну.       — Я извинюсь в другой раз, Боб, — выдал шотландец тихо спустя пару минут. Что же я творю? — думал он, рассматривая за двойным стеклом тьму и мелькающие в ней далекие огоньки. — Главное… главное, что ты цел, Боб.       Ночь он провел почти без сна, иногда проваливаясь в тяжелую дремоту. В полубессознательном бреду он вновь и вновь видел с разных ракурсов аварию, отделывал, как отбивную, Флетчера, очухивался в поту и… опять отрубался. В последнем полусне Раз-Два откуда-то достал пистолет и сказал: «Сейчас я засуну его в твою…»       На этот моменте его чуть не вырвало. Он передумал сидеть в кресле и спустился на первый этаж к единственному работающему кофейному автомату.       В былые времена… какие еще, придурок? Раз-Два считал особой удачей возможность приударить за дежурившими тут миловидными медсестрами, но в этот день он их даже не замечал. В его голове продолжали стучать тревожные молоточки.       Когда он вернулся к Бобу, тот уже не спал. Они посмотрели друг на друга и, кажется, улыбнулись. Случившаяся херня, казалось, перестала быть такой уж важной. Недомолвка испарилась вместе с ночными кошмарами…       — Долбоебина ты наша любимая, — ворвался в палату Мямля, притащив сумку с вещами первой и второй необходимости.       — Долбоебина тут только Раз-Два, — отмахнулся Боб, уголок его рта скользнул вверх, словно он прощупывал рамки дозволенного. — Он здесь трижды лежал!       — Мы что, соревнуемся? — все трое засмеялись. Да, это местечко хорошо знало Дикую шайку, им были рады, как старым соседям. Но, конечно же, не причине их пребывания.       Шесть обещанных дней прошли быстро. Ребята с бара, все, кому не лень, по очереди навещали Боба, заставляя его улыбаться от уха до уха и черкали на гипсе рожицы, хуи, сиськи и добрые пожелания. Особенно часто приходили его партнеры из Шайки и Флетчер. В понедельник, какая радость, что не всравшийся поперек горла вторник, этот столичный, без сомнения, голубой индюк поджидал шотландца в коридоре.       — Раз-Два, — вместо «привет» бросил он, поднимаясь со стула. Ублюдский коричнево-красный пиджак, пропахшая табаком и потом рубашка, усталые глаза за темными линзами — журналюга выглядел помято.       — Мы не друзья, так что… Я пришел к Бобу, а с тобой говорить не намерен, — попытался мягко ответить Раз-Два, пригрозив старикану пальцем. Он уже извинялся, второму разу не бывать. Не в этой жизни.       — У нас одна альма-матер, — улыбнулся одними губами Флетчер, его взгляд оставался липко-прохладным. Нос выглядел даже как-то слишком прилично, словно и не сломан. Вот же.       — Сегодня без телохранителя?       — Как я сидел и как сидел ты, это разные сидения, знаешь, да? — старпер проигнорировал вопрос о Смите, значит, точно, явился без пары с глушителем. — Я не привык никого избивать, грабить и все такое. И если бы не Роберт…       — Боб.       — Не горячись, пентюх, я и сам не рад общаться с твоей персоной. Если бы не Роберт, Боб, я бы послал тебя в самую глубокую жопу, поворошил бы все грязное белье, я ведь это умею, но… — он протянул Раз-Два конверт. — Это билеты на постановку. Боб любит фильм с Батлером, а ты своди его лучше в театр. Парню надо проветриться.       — И без тебя знаю.       — Вот и чудненько, золотце, — Флетчер сверкнул до противного хорошими зубами и удалился. — Сделай все правильно!       — Гондон, — Раз-Два сдержанно выругался и толкнул дверь, спрятав конверт во внутренний карман куртки.       После выписки Боба отправили долечиваться домой. Никакого алкоголя, никаких напряжных прогулок, никакого Флетчера. Казалось, что Красавчик переживал из-за этого, пусть с ним и находился Раз-Два. И никакого секса.       Ну, ладно, почти никакого.       И то, только потому, что правая рука была в повязке! Этим утешал себя шотландец, когда проводил ночи в компании Боба. Левая-то никуда не делась, ей что, нельзя дрочить? Раз-Два ломало от потока собственных мыслей. Он не понимал, куда направить эту волну неутешительных для его ориентации выводов, чтобы сберечь свои нервы. Его выдернуло из круговорота самокопания только погрустневшее лицо Боба.       — Что случилось? — поинтересовался участливо Раз-Два. Но Красавчик только молча опустился в соседнее выцветшее кресло, почти утонув в его горчичном бархате. — Ты же можешь мне все сказать.       — Когда ты говорил это в последний раз, все кончилось…       — Нормально все кончилось. Разве есть что-то страшнее, чем признаться мне в том, что ты гомик?       — Нет, — Боб закатил глаза и печально хмыкнул. — Определенно, нет.       — Тогда расслабься и начинай болтать.       — Ты посмеешься надо мной, это глупости, — отмахнулся он.       — Боб.       — Я просто думал о том, что не быть мне больше Красавчиком, — он провел по правой части лица, на которой осколки оставили вереницу мелких царапин.       — Нет, — ответил Раз-Два. — Во-первых, врач сказал, что обойдется без шрамов. А во-вторых, ты не поэтому Красавчик, Боб! Все дело в душе! Даже я всегда находил тебя очаровательным.       — Я очарователен? — указав на всего себя, ответил он. Его правая рука висела в исписанном цветными маркерами гипсе, а на лицо падали растрепанные волосы. Они прилично отрасли за три месяца. Выглядело… мило.       — Ты самый очаровательный парень из всех, понял. Я люблю тебя, Боб.       — И взаимно.       — Хорошо, — шестеренки в голове шотландца заскрипели и неожиданно пустились гнать спинномозговую жидкость так, что он всерьез задумался о скором взрыве своего мозга. Он испугался. Что, блядь, что он, блядь только что выдал?! — Я, пожалуй, пойду.       — Это звучало очень по-гейски, Раз-Два.       — Поэтому срочно забудь все, что я здесь сказал, — он нервно усмехнулся и зашагал к двери. — Понял? И не смотри на мою задницу, Боб!       Гул в черепной коробке не давал Раз-Два спокойно жить: он постоянно прокручивал последние дни в памяти, как старый кинопроектор, выуживая случайно брошенные фразы, из незначительных ставших чересчур уж значимыми. В следующий раз они с Бобом увиделись только через неделю, когда тот вернулся в строй. Ноги были в порядке, рука все еще парилась в гипсе, лицо слегка осунулось, да и только.       — Спасибо, спасибо, — Красавчик улыбался, скомканно, растерянно, отвечая на поздравления и шуточки. Его слегка пухлые губы хотелось потрогать, чтобы убедиться в правдивости происходящего.       Они были в баре, рядом толкались Мямля, Куки, Фред и другие, все хотели поддержать Боба. И Раз-Два должен был поддержать его сильнее всех. Иначе он, блин, не мужик. Он подошел и без тени стеснения обнял его. Друзьями ведь они это делали, что такого. Но на этом он не остановился.       — У меня есть для тебя кое-что, — проговорил Раз-Два, в его руке были зажаты билеты на мюзикл Уэббера. Заметив их, Мямля присвистнул, но быстро сообразил, что пора всех от пострадавшего отвадить халявным пивом, и народ потихоньку потянулся к барной стойке.       — Не похоже на тебя, — искренне удивился Боб. — Мог не отдавать их прямо сейчас.       — Я подумал, что после недели в четырех стенах ты захочешь сходить… — Раз-Два замялся.       — В театр? — предположил Боб. В его глазах читался ураган эмоций. От страха и до восхищения происходящим.       — На свидание.       — И с кем же?       — Со мной.