Одиночество на боли и крови

      Жёлтые листья кружили по улице от вольных порывов ветра, заставляя их преодолевать машины. Некоторые приземлились на лужицы, а некоторые вылетели выше, прилипли к стеклу окна и оторвались только на очередном порыве. Под гул открылась форточка и листья бедного фикуса колыхнулись, задевая витающую на полкомнаты штору. Тихие маты и шипение разнеслись по спальне, и мужчине пришлось подняться с постели, чтобы закрыть чёртово окно, поправить чёртов фикус и задёрнуть чёртовы шторы. Его взгляд попытался прожечь тёмные сумбурные тучи, столпившиеся буйным морем на небесах. Этот мерзлячий холод он почувствовал даже внутри себя. На мгновение ему почудилось, что он просто вывернулся наизнанку и теперь находится в буре внутри себя. Он попытался вытащить из своей головы нежные, ползучие мысли, которые капали и копились вновь в чёрное тягучее болото, засасывающее изнутри. Это чувство вернулось, и прогонять его Логан не видел смысла, потому что боялся последствий, от которых вряд-ли можно было убежать. На его лбу появились морщинки, брови сдвинулись к переносице и лицо приняло злобный оттенок. Конечно, чего он ожидал от своей жизни. Он же мутант, он был достоин только одиночества, боли и смерти. Его считали монстром среди общества, и никто не был в этом виноват кроме его самого. Кроме его судьбы. Оставалось только смириться и не ждать ответы на появившиеся вопросы. Ему никто не обязан отвечать, точно так же как и она не должна была предупреждать о своём уходе. Да, она ушла. Нет, даже не так… она исчезла. В начале Логан действительно не находил себе места. Он каждый вечер приходил к тому самому светофору и долго стоял, ждал и выглядывал в темноте знакомую фигуру, но в конце концов уходил ровно ни с чем. Хоулетт приходил и днём к колледжу — она всё-таки показала где и колледж, и общага — пытался найти среди всей толпы студентов знакомую чёрную толстовку или каштановые волосы, небрежно завязаные в хвост или пучок. Все попытки были тщетны, и надежда постепенно тонула в небытие, пока не упала на самое дно, в ил. Сигара за сигарой испепелялись в его руках, оставляя в квартире горький запах табака, становилось душно. Может, он сделал что-то не так? Может, он сказал лишнее и она обиделась? На самом деле Логан не мог понять, не мог вспомнить, что было что-то не так. Они продолжали проводить время вместе, сидели то у него дома, то гуляли, смеялись и просто обнимались, глядя на белые звёзды на ночном небе. Он до сих пор ощущал то живое тепло, которое прижималось так доверчиво и искало в нём защиты и любви. Впервые за долгое время он ощутил себя нужным, и вовсе не как оружие, а как человек. Они помогали друг другу не загнуться в этом мире, расширять границы и тем самым не быть на грани чего-то запрещённого. Их порезы были не частью чего-то грустного и подавляющего, а частью их любви, странной, но довольно-таки сильной. И тот поцелуй. Он был единственным за это время, но Хоулетт продолжал чувствовать вкус чужих губ на своих, касался подушечками пальцев своего рта и на мгновение улыбался от воспоминаний. Конечно… как же он мог забыть, упустить те моменты… Порой она замыкалась в себе и старалась увильнуть от любых касаний. Она могла часами молчать и лишь поглядывать на Логана, неловко прикусывая губу и отмахиваясь от вопросов. Ей не хотелось говорить о том, что её беспокоило, и это больше всего заставляло волноваться. Несколько раз она тихо говорила о своём страхе. Единственном страхе, который возник в ней и медленно начал распространяться. Она боялась, что доставляет Логану проблемы, что она ему надоест и он её прогонит. И для самого Росомахи это тоже стало главной тревожностью. Но ему казалось, что это нормально, когда всё только начинается; что это пройдёт и у будущее будет хорошим. Но, видимо, этот страх заглотил её и теперь она полностью была в его плену. Стоит ли пытаться спасти её? Логан хотел это сделать, и правда был решительно настроен. Но он ничего не предпринимал. Ждал одного чуда, которое наверняка поможет ему найти её и спасти из лап тоски. И однажды это чудо произошло. Совсем не так, как он ожидал, но оно было очень вовремя. В тот момент он мысленно сказал «спасибо» Ксавьеру, который когда-то уговорил его купить старый телефон. Для связи. Номер же благополучно был давно записан в контактах у девушки, и иногда она ему звонила. Их разговоры были пустяками и часто ни о чём. Но она слышала его голос, а он её, глядя на то, как кожа вокруг нового шрама сливается с основным оттенком.  — А почему для каждого человека не предназначена своя звезда? — спрашивала она, вздыхая в трубку. Росомаха поднимал взгляд на потолок и несколько секунд молчал, чтобы подобрать правильный, по его мнению, ответ.  — Потому что тогда бы каждый дрался за звезду, считая получить лучшее. Люди бы сливали звёзды, и те бы падали с небес, пока мир не покрылся бы мраком.  — Ты прям оптимист, — тихо смеялась девушка.  — А что я могу поделать, когда общество так и устроено? Это сложно, жить в мире, не желая никого прикончить.  — Ты часто желаешь кого-то прикончить?  — Себя, честно говоря, но… — он прикрывал глаза, замолкал.  — Но?  — Потом я вспоминаю о тебе. Он не видел, но он чувствовал как её уголки губ приподнимались в улыбке, а на щеках появлялся лёгкий румянец. Он слишком хорошо её знал, и очень просто определял эмоции, которая она испытывала в тот или иной момент, а она знала его. Знала так, как не мог подумать любой другой человек. И она собиралась рассказать о своих знаниях в газете, потому что терпеть не могла ложь и клевету. Чистый ангел во плоти, с оторванными крыльями и шрамами от каждой полученной боли. И вот снова, сквозь пелену он слышит звонок телефона. Никто другой звонить ему не может, поэтому он моментально проскакивает на кровати и хватает мобильник. Сердце бешено колотится, потому что сейчас он должен услышать родной, тёплый голос.  — Вы… вы… — на том конце совершенно другой тон. Испуганный и более высокий. — Ваш номер был первым в списке контактов! Вы срочно должно прийти сюда, она в ванной, я… Девушка заплакала, а мужчина, даже не удосужившись надеть куртку, уже бежал по лестничному пролёту, выбегая на улицу. Капли дождя медленно капали по асфальту, создавая тихую мелодию, а Хоулетт старался бежать быстрее; старался не думать, что могло произойти. Она же была такой глупой… такой маленькой и глупой девушкой, которая могла совершить ошибку, и затем пожалеть об этом. В тусклом вечере он видит лишь несколько окон в общежитии, из которых льёт свет лампы. Но он знает куда ему надо, он знает куда тянет душа. Её тело было в тёплой воде, которая окрасилась в красный оттенок. Кожа стала бледнее, а губы синели. Он коротко взглянул на её соседку, и та, утирая капли слёзы со своих щёк, сказала что была всё это время тут.  — Она всегда уходила в ванну по вечерам, и для меня уж точно не секрет, что она делала, но она всегда… пела. А тут нет. Просто резко замолчала. Мне надо было звонить в скорую, знаю, но я запаниковала!  — Нет, скорая бы помешала, — мужчина нахмурился, понимая, если бы медики заметили другие порезы, они бы предприняли меры. Они бы её сломали. На её запястье был неаккуратный разрез, который и послужил быстрому кровотечению, но под почти прозрачной кожей призрачно бился пульс. Хоулетт поднялся на ноги и, сдерживая крик, чтобы не напугать и так испуганную девушку, спросил где аптечка. Ему ли не знать, что надо делать. Столько много битв и войн были за его спиной, что это казалось лишь мимолётным делом, которое надо закончить как можно скорее. Бинт. Жгут. Перевязка. Приказав смыть воду из ванны, Джеймс поднял на руки почти живое тело девушки, которое через мгновение лежало на постели. И глазом не моргнув, он как можно теплее закутал девушку одеялом и пристально посмотрел ей в лицо. Её ресницы слегка подрагивали, а пересохшие губы приоткрылись, чтобы глотнуть немного воздуха. Камень упал с души и раздробился на маленькие кусочки. Логан сам наконец-то смог глубоко набрать воздуха в лёгкие и коротко улыбнуться, взяв в свои ладони холодную руку девушки.  — Глупышка, ты что наделала? — прикрывая глаза, он краем уха слышит как соседка нервно стучит чашками по столу и наливает воду в чайник.  — Я не хотела, — хриплым шёпотом отвечает она и вновь проваливается в сон. Она правда не хотела. Всё это время её давило ощущение вины, словно она являлась обузой для Джеймса и часто в мыслях пролетали раздумья: а не оставить ли его одного в покое? Ему не так уж и плохо жилось до её появления, а теперь ему есть о ком волноваться, переживать. Вдруг это плохо повлияет на него или же уже не хорошо сказывается? Буря эмоций и мыслей так её поглотили, что она в конце концов решилась на отважный шаг и исчезла, потому что даже глубокие шрамы на плечах не помогали ей забыть вообще о таких мыслей. Время лечит, так говорят. Но становилось только хуже. Ей хотелось верить в то, что Логан не сильно страдает из-за её ухода, и у него всё наладится. Но затем вера сменилась новой тревожностью, которая накрыла её волной именно в тот момент в ванной. Она забылась, задумалась, перестала петь, а когда обеспокоенная соседка окликнула её, рука сама по себе от страха дёрнулась и лезвие скользнуло слишком глубоко. Последнее, что возникло у неё в голове, так это сожаление, что она не попрощалась. Возможно, она успела произнести тихое «Логан». Возможно, именно поэтому соседка позвонила ему. Никто из них об этом не узнает, потому что никто не захочет вспоминать. Не была она для него ни обузой, ни проблемой. И Логану нравилось беспокоиться за кого-то кроме себя. Логану нравилось ощущать то чувство, которое разъедало всё плохое и восстанавливало силы. Ему нравилось любить. И одиночество на боли и крови осталось позади, как одна из его войн.