Velvet Elvis

Мастерская - не самое удачное место для укрытия, о чём Питер в своё время уже предупреждал Тони. Но так тому и надо, раз не прислушивается к паучковым советам. Питер с порога окунается в грохот басов, бьющих по ушам вперемешку с гитарным стоном. Питеру эта музыка непонятна, а Тони царящим музыкальным хаосом наслаждается. Сейчас он в провокационной (по мнению Питера) обтягивающей черной майке, на носу умные очки с темно-красными линзами, и он занят сварочными работами брони Железного Человека. Незамеченный Питер стоит и смотрит на него несколько минут, выхватывая какие-то мелкие, но важные детали. Например: вот сильные, мозолистые руки уверенно держат сварочную горелку, от которой искры летят повсюду, капельки пота стекают по смуглой шее, а вот он никак не прореагировал на упавшую на предплечье искру от горелки, даже если это было адски больно. Питер всегда с обожанием засматривается на такого увлечённого делом Тони, для которого подобная работа сродни медитации или святому причастию. В такие моменты он особенно привлекателен, и не столько внешне, сколько притягивает силой ума. Он помнит, как Пеппер в своё время сердилась из-за того, что Тони днями и ночами оседал в мастерской - она это сравнивала с эгоизмом. Питер подумывает, что в чём-то она была права. Ему совершенно не хочется отвлекать мистера Старка от дел. Он даже подумывает подняться наверх, промочить горло для успокоения нервов, потусить в общей гостиной, пока Тони не придёт сам, оглушённый громкой музыкой, измотанный и голодный как волк. Но такое, если и произойдёт, то очень нескоро. И Питер не уверен, что к тому моменту с него ещё не слетит весь этот решительный настрой. Если он будет ждать Тони наверху, а тот явится из мастерской - взмыленный и перепачканный моторным маслом, наиболее вероятно, что Питер просто набросится на него и повалит с ног. И как бы ни был заманчив подобный сценарий, вряд ли он приведёт к честному разговору об отношениях. Ох, как всё непросто. Он выпрямляет спину и решительно переступает порог мастерской, взмахнув рукой в воздухе так, чтобы Пятница интерпретировала этот знак, как «отключи музыку». И она поняла его, умница, обрывая песню на пике гитарного риффа. В помещении воцаряется звонкая тишина, и Тони любопытным сурикатом озирается вокруг, не сразу замечая Питера, помахивающего ему рукой. Тони улыбается широко, но как-то наигранно, и Питер замирает от такой показушной неискренности. Казалось бы, вот только прошлой ночью были заняты друг другом, и вдруг такой разворот на 180 градусов. Он ожидал более теплого приема. - Привет, карапуз, - у Тони низкий голос из серии «я-король-мира», - что привело тебя в мои трущобы? Весь фокус в том, что Питер планировал немного разрядить обстановку. Ему хотелось быть уравновешенным. В присутствии Тони ему всегда хочется спокойствия. Но лживо-вежливый настрой, особенно странный после близости прошлой ночи, выводит его из себя. А ведь только накануне Питер изливал душу о том, каково ему пришлось в тот раз, когда все надежды лопнули мыльным пузырём. - Значит, поработать срочно захотелось? - злость буквально накатывает на него волнами, и её нотки сложно не расслышать в голосе. В глазах Тони мелькает некая настороженность, однако он идёт навстречу Паучку, сохраняя тот самый веселый тон, который оставляет горькое послевкусие: - Знаю, знаю. Чисто технически наниты сами могут исправить броню без моего участия, но ты же понимаешь - когда я сам контролирую процесс, это совсем другое дело. Халтурная работёнка исключается. Что ж, по крайней мере, он посвятил себя делу. Питер всегда считал, что приверженность идее - это довольно неплохо, но теперь сомнения разъедают его. Тони спятил? Разве именно это имеет сейчас значения? Ну уж нет! Питер не собирается снова через это проходить. Хватит с него. А Тони почему-то снова пытается его отфутболить. Питер делает глубокий вдох, успокаивая нервы, и идёт вперёд. Слишком близко старается не подходить, потому что не доверяет себе. Встаёт напротив, чтобы их разделял столярный стол, упирается ладонями о холодную металлическую поверхность и пристально смотрит в глаза. - По крайней мере, мог бы разбудить меня, чтобы попрощаться, - расстроенно звучит его голос. - Я надеялся встретить утро с тобой. - Я оставил записку, - пожимает плечами Тони. - Мне казалось, тебе нужно больше отдыха. И я оставил завтрак! - Записки или завтраки мне совершенно не нужны. Мне нужен ты. Лицо Тони приобретает угрюмо-кислое выражение. - Пит, я думал, ты поймёшь. Раньше тебя подобные вещи не беспокоили, и ты же знаешь, что у меня есть обязательства. - Господи, а мы можем не обманывать друг друга? Ты просто банально сбежал, и экстренно-важные дела тут вообще ни при чём. Слова вылетают громко и резко. Питер устало потирает глаза и пытается собраться. - Прости, - вздыхает он. - Это неправильное начало разговора… Я сейчас успокоюсь и начну по-другому. Тони молчит. Единственные звуки в лаборатории - тихое жужжание Дубины и Ю в углу, и прерывистое дыхание Питера, наивно полагавшего, что все волнительные моменты остались в прошлом. - Ты же знаешь, что я влюблен в тебя, так? - доносится в тишине. - Я пытался провернуть это так, чтобы было незаметно, но всё завалил. - Скрывать чувства - это вообще не твоё, Пит, - отвечает Тони. - Ты искренний. Это одна из вещей, которые мне в тебе нравятся. Вот это изменение в терминологии чувств от «люблю» до «нравится» действует на Питера совершенно удручающе. Но, хэй, именно за этим он и пришёл сюда, чтобы расставить все точки над «ё». Питер поднимает голову, всматриваясь в настороженное и почему-то печальное лицо. Вот же гадство. И несётся вперёд. - Так, ладно, - продолжает он. - С этим я справился. Я в тебя влюблен. И думаю, ты догадываешься, тут уже ничего не поделать. Ты не можешь отрицать, что между нами что-то есть. Как это назвать, я не знаю, но я поставил на это всё. Я знаю, чего хочу! И это - ты. И уже довольно давно. От Тони никакой реакции не следует; Питер абсолютно не понимает, как он воспринял его признание: на нём как будто маска, скрывающая все эмоции. Тони замер неподвижно, прислонившись к верстаку, скрестил руки на груди и пристально смотрит на притихшего Паучка. - Но… - продолжает тот, - но если ты не чувствуешь того же самого - это нормально. Это вполне допустимо. Помнишь, я говорил как-то, что когда впервые увидел тебя, все чувства обострились до предела? Иногда у меня такое бывает и с эмоциями. Просто я... Может, мне лучше сейчас уйти? Можем встретиться и в другом месте, только скажи где и когда. Нет, Питер не будет нюней и не разревётся здесь малолетним ребёнком, признаваясь в чувствах Тони Старку. Он будет держать себя в руках. - А ты можешь хотя бы просто намекнуть, что сейчас чувствуешь? Как тебе всё это? Я понятия не имею, что у тебя на уме, и это смахивает на особую форму пытки. Тони наклоняет голову и указывает на себя пальцем: - Я? - как-то удивлённо произносит он, и Питер сдавленно фыркает. Твою ж мать. Он что, издевается? - Хочешь знать, как я себя сейчас чувствую? - переспрашивает Тони. - Да, мне это действительно интересно. Тони глубоко вздыхает, наморщив лоб: маска, сдерживающая эмоции, спадает, и его взгляд направлен прямо в сердце Питера. - Честно, малыш, ты чертовски пугаешь меня. Голос глухой, как будто слова доносятся откуда-то из глубины души. - Что? Питер ожидал чего угодно, но к такому готов не был. Тони изъясняется на родном английском, но Питер его не понимает. Он не может объяснить, как эти слова связаны с тем, что он ему говорил до этого. Тони с озадаченным и напряжённым лицом задумчиво почёсывает подбородок. - Я люблю тебя так сильно, что это даже больно физически, - поясняет он, постукивая по груди прямо над тем местом, где безмятежно светится реактор. - Вот тут. У Питера перехватывает дыхание. Это именно то, что ему всегда так хотелось услышать, и на что он уже практически не надеялся. Напряжение спадает понемногу. Только он искренне не может понять - почему Тони выглядит таким грустным. Питер обходит стол и делает шаг вперёд, но Тони предостерегающе поднимает руку, останавливая на полпути: - А знаешь, я иногда смотрю на тебя, а потом сам же себя успокаиваю: стоп, мужик, у тебя это не сердечный приступ, это просто эффект потрясности Питера Паркера. - Объясни мне, почему ты выставляешь любовь как нечто ужасное? - Питер даже дыхание затаил в ожидании ответа. - Потому что так и есть на самом деле, Пит, - с какой-то мрачной торжественностью отвечают ему. - Быть влюблённым - это сродни кошмару. Не уверен, что смогу с этим справиться. - Что? - снова переспрашивает Питер, чувствуя себя заезженной пластинкой. - Что ты имеешь в виду? - Я всё думаю, как именно потеряю тебя в следующий раз. Тогда я был разбит вдребезги твоим исчезновением. И если я ... Если я позволю этому произойти снова... Чем глубже мы с тобой погружаемся во всё это, тем хуже будет потом. Мне пришлось пережить тот момент, когда ты рассыпался в моих руках пеплом. Это навсегда со мной, понимаешь… Но, Пит, как много ты можешь мне дать, и как много ты можешь забрать. И я не знаю, выдержу ли подобное снова. - Откуда у тебя такая уверенность, что ты потеряешь меня? - Питер чувствует, как внутри нарастает паника. - Я рядом, я здесь с тобой. - Пит, я старше тебя на чёртову уйму лет, - в глазах мужчины плещется затаённая боль. - Роуди и Хэппи правы, это очень важно. Как думаешь, долго ли ты будешь счастлив со мною, а? Как долго я смогу тебя удерживать? - Всегда, - уверенно произносит Питер. Он не представляет, как в этом убедить Тони, который лишь зло рассмеялся, услышав такой ответ. - Пацан, ты же не дурак. Давай не будем играть в игры. Питеру необходимо собраться с мыслями, и он отводит взгляд в пол. - И об этом ты думал всё это время? - Я набирался смелости, - помолчав, шепчет Тони, - но после прошлой ночи… - Слушай, - взбрыкивает Питер, - хорошо, я понял тебя. Могу и не обещать тебе, что это продлится вечность. Для любого из нас. Но ... но я люблю тебя. В чём я уверен, так это в том, что смогу тебя сделать счастливым, если ты выбросишь из головы эти глупые мысли. Мы сможем друг друга сделать счастливыми, я абсолютно уверен, Тони. Мы стоим друг друга, и разве это не повод, чтобы рискнуть? Разве это того не стоит? Ему надоедает изучать поверхность пола, и он поднимает голову, всматриваясь в глаза напротив, где бушуют сомнения. Тони открывает рот, но не произносит ни слова, устало опускает плечи, и весь он совершенно вымотанный и разбитый. Питер стрелой пересекает небольшое расстояние между ними, обхватывает ладонями задумчивое лицо, и выжидательно смотрит. - Не отвечай сразу, - он прилагает усилия, чтобы голос не дрогнул, - просто подумай об этом, - и оставляет в уголках рта целомудренный поцелуй, лишь прерывистое дыхание выдаёт его волнение при соприкосновении с равнодушными сжатыми губами. - Позвони мне, - отстраняется он и опускает руки, - как только у тебя появится свободное время. Тони по-прежнему не произносит ни слова. Питер разворачивается и уходит из мастерской, чувствуя на себе голодный и настороженный взгляд. Сил хватает до зелёной лужайки перед домом, где Питер прячется за раскидистое дерево, без сил опускаясь на землю, и рыдает, уткнувшись носом в колени. Всхлипывания звучат приглушенно и со стороны больше похожи на фырканье, но ему совсем не до смеха, а по щекам текут горячие слёзы. Себя не обмануть. Он понимает, что молчание Тони само по себе является ответом, но он так надеялся на другой исход, тот, который был бы не таким безнадёжным. Он даже и злиться-то не может, на самом деле. Самое дурацкое - умом он и сам всё понимает. И если бы Питер не был человеком, который почти без страховки перепрыгивает с одного здания на другое, то, возможно, он бы не рискнул. Но он тот, кем является - отчаянным и бесшабашным. Он тот, кто не боится летать, верит в людей - порой, когда не стоило бы, и он тот - кто любит без оглядки. И Тони прав - любовь причиняет боль. Питер чувствует себя опустошенным, как тыква на Хэллоуин - выпотрошенная изнутри, украшенная снаружи. Он сворачивается в клубочек под деревом, стараясь не плакать в голос, потому что это всё-таки база Мстителей, и из дерева укрытие - так себе. Беспокойство оказывается не напрасным: поблизости раздается хруст веток, и Питеру остаётся только надеяться, что его никто не увидит, такого морально раздавленного. - Питер? Медленно и неохотно Питер поднимает голову и видит нависающего над ним Баки. Так как он одет в баскетбольные шорты и старую потную футболку, то, скорее всего, возвращается с площадки, где гонял мяч с Сэмом. Питер утирает слёзы и принимает настолько невозмутимый вид, насколько это возможно в данной ситуации. - Привет, Баки, - голос подводит, звучит неуверенно и слабо, - извини, знаю, это может показаться тебе… странным. - Приятель, на днях я заглянул к Сэму, где мне пришлось болтать с его мелким летающим роботом - вот это было странно. А сейчас мне не странно, мне тревожно. Стоит припугнуть кого-нибудь до смерти? Питер фыркает и поднимается, хватаясь за предложенную металлическую ладонь. - Нет, что ты. Нет необходимости, но спасибо за предложение. Баки посматривает на него, явно замечая разводы от слёз, оставшиеся на джинсах, и красные пятна на лице. - Подозреваю, рассказывать ты ни о чём не собираешься? Питер мотает головой. Он чувствует себя измочаленным, и мысль о том, что ему придётся сейчас тащиться до автобусной остановки, ввергает его в отчаяние. - А ты не мог бы подкинуть меня до дома? Я могу добраться и на автобусе без проблем, но… И в качестве немого объяснения он показывает на себя и разводит руками. Питер Паркер, дамы и господа. Не человек, а ходячая помойка. - Без проблем, приятель, - отвечает Баки, - только сгоняю за ключами. Подождешь меня у гаража? Боже, благослови Барнса за понятливость! Как он раскусил, что у Питера совершенно нет желания разгуливать по территории. - Мы со всем справимся, - мягко говорит Баки, приобнимая его за плечи. У Питера нет сил спорить и он молча кивает в ответ, наблюдая за удаляющейся спиной, и идёт в сторону гаража с личными автомобилями Мстителей. Автомобиль Зимнего солдата - типичный из существующих старомодных автомобилей: бежевый таункар Линкольн 90-х, неуклюжий, но вместительный изнутри и напористый, как танк. Питер устраивается на пассажирском сидении, откидывается назад и закрывает глаза. Когда он позволил эмоциям вырваться наружу, в голове стало пусто. Смена обстановки пошла бы на пользу. Через какое-то время возвращается Баки, переодевшийся в чистую футболку и джинсы, плюхается на водительское сидение, бросая на Питера обеспокоенный взгляд, включает двигатель и медленно выезжает из гаража. Пока они едут по извилистым проселочным дорогам в сторону шоссе, никто из них особой разговорчивостью не отличается. По радио передают трансляцию с бейсбольного матча. Сейчас что, сезон в разгаре? Разве не должно быть межсезонье? Баки управляет машиной по-стариковски: ссутулившись и сконцентрировавшись, руки на руле в положении 10 и 2 часа. Питер своими глазами видел, как этот парень управляет воздушным транспортом с меньшим беспокойством. Наверное, это какая-нибудь странная психосоматическая заморочка, ведь Зимний солдат вырос в то время, когда на дороге было очень мало машин. Баки немного расслабляется, когда серпантин заканчивается, и они выезжают на шоссе в сторону города. - А ведь говорил, знаешь, что делаешь, Питер, - говорит он, расстроенно вздыхая. Это не совсем «а ведь я предупреждал тебя», но очень похоже. Питер не поворачивается к нему, а наоборот вжимается глубже в сидение и хмурится, украдкой замечая встревоженный взгляд. - Правда, я думал, что знаю, Баки. Теперь признаю - был дьявольски неправ. На долгое время в машине повисает неуклюжая и тягучая тишина, нарушаемая болтовнёй комментатора. Питер покусывает губы, нервно постукивает ногой, а подающий в круге бросает мяч на третью базу. Наконец Баки прочищает горло, и Питер замирает. - Я тоже про себя так же думал, что знаю, - говорит он чуть громче радио. - Со Стиви. А ведь Питер всегда подозревал, что у Баки чувства к Стиву. И ему уже заранее не по себе, зная, что последует дальше. - Оу…Ой. Так вы были вместе... - Нет, - Барнс слегка мотает головой. - Нет, мы никогда ... По крайней мере, не совсем. Я всегда был влюблен в него, наверное, ещё с тех пор, как мы были детьми. Но это был секрет, потому что, ты же сам понимаешь, в то время… После того, как мне удалось отделаться от Гидры, я подумал - вот он, этот момент... Но у меня не хватило смелости, чтобы действовать. Питер продолжает вжиматься в сидение; разговоры о храбрости вынуждают глупое сердце биться чаще, дышать становится труднее, но он не поддаётся панике, гоня прочь воспоминания. Не сейчас и не здесь. - Я тогда внушил себе, что всё у меня под контролем, что всё и так хорошо. Говорил себе, что мы со Стивом можем быть друзьями и братьями по оружию. Я говорил себе, что когда он встретит на своём пути какую-нибудь куколку и остепенится, это не разрушит меня. Но я не был готов. Я был сломлен, когда он встретил Пегги. Нет, я рад за него и не завидую, но это было дико больно, и сколько бы я не внушал себе, что был готов к такому повороту, ни черта я не был готов, как оказалось. - Мне очень жаль, - голос Питера звучит надтреснуто, и он протягивает руку, чтобы утешительно потрепать Баки за плечо. - Если бы я знал. - Господи, меньше всего мне хотелось, чтобы об этом кто-то догадался. Я даже сам-то с трудом это признал. Машина плавно мчится по шоссе, а Питер думает, что из них в эту поездку получился довольно весёленький дуэт. - Со всем можно справиться, - продолжает Барнс. - Просто знай, я понимаю, что ты чувствуешь. Ты оставил сердце тому, кому оно не нужно, и тебе кажется, что ты уже никогда не оправишься от этого. Как будто ты отдал частичку себя, и тебе никогда эту часть не вернут. И мне пришлось через это пройти, словно ты сам себе не принадлежишь, и это было ... Тяжело. Это было хреново. - Согласен, хреново, - кивает Питер. - Но, приятель, знаешь, что я понял? Твое сердце всегда принадлежит тебе, слышишь? - страсть в его голосе удивляет. - Неважно, каково это, когда человек уходит с кем-то другим, твоё сердце принадлежит тебе. Оно твоё. Какое-то время будет чертовски больно, но время зарубцует раны. Даже когда тебя разрывает или ты как будто разваливаешься на части, ты всегда сильнее: у тебя есть ты. Он говорит это искренне, а потом фыркает, словно услышав себя со стороны. - Не знаю, может быть, всё это кажется тебе психологической чушью, Сэм обожает подобное. Но это помогло мне. Так что не знаю, Пит, возможно, это и тебе сможет помочь. Впервые с начала этого разговора Питер смотрит на Баки: его руки нервно подрагивают на руле, и весь вид у него крайне взволнованный. Питеру так хочется, чтобы у друга всё было в порядке. - Спасибо, Баки, - он искренне благодарен. - Думаю, это поможет. Однажды мне уже пришлось испытать подобное. Здорово осознавать, что есть друзья, которые за тебя переживают, которым ты не безразличен. С такой поддержкой легче будет пройти этот сложный путь. Баки понимающе кивает и делает радио погромче. - Чёрт, «Доджерсы» ни хрена не попадут в этот год, - бормочет он.

*

Следующие дни Питер проводит дома. Он звонит Дженни в отдел кадров и берёт больничный, намекая на грипп. С его-то паучьими способностями никакие простуды и кишечные инфекции не страшны, просто Питеру требуется время, чтобы прийти в себя и поваляться в кровати, предаваясь думам. Хуже всего то, что какая-то неразумная его часть ждёт, что Тони перезвонит, хотя он понимает всю тщетность ожиданий. И всё же. Ему не следовало оставлять ни малейшей лазейки, ни малейшего шанса, но тогда в нём говорило отчаяние. Сейчас ему стало по-настоящему страшно услышать прощальные речи. Неоправданные надежды - его ахиллесова пята. Стоит только раздаться телефонной трели, он подпрыгивает в волнении. А сколько раз он ловил себя на том, что сидит, уставившись на дисплей телефона с набранным номером Тони, но не нажимает кнопку «вызов». Он не собирается звонить. Он не будет звонить. Но ему просто физически необходимо услышать голос, в котором он всегда находил утешение - обволакивающий, тягучий как мёд, приправленный горькой настойкой или односолодовым скотчем. Питера переполняют эмоции, но в основном он подавлен, и где-то на третий день своей самоизоляции он понимает, что просто не может этого вынести, и отправляется в патрулирование. Ловля потенциальных грабителей и начищение им физиономий приносят терапевтический эффект. Дома Паучок появляется только на рассвете и без сил падает на кровать, даже не удосужившись снять костюм. Но проснувшись вечером в комнате, озаряемой закатными лучами солнца, он по-прежнему барахтается в бесконечной паутине пустоты и надежды. Проклятье. Есть ещё кое-что, что ему бы хотелось сделать. Это довольно тяжело, даже болезненно, но он надеется, что после на душе станет легче. Недалеко от базы Мстителей есть бар, в который частенько наведывается полковник Роудс, чтобы расслабиться после тренировок с новобранцами и сбежать от докучливых агентов Щ.И.Т. Об этом мало кто знает, а Питер между делом почерпнул информацию от Тони. Именно туда он и отправляется поздним вечером следующего дня. Погода изменилась, хотя осень не чувствуется в полной мере, и пока ещё довольно тепло. Питер заходит в помещение, стряхивая с волос и с куртки капли дождя. В баре довольно тускло, основной свет над бильярдными столами в углу, рядом с которыми диванчики с высокими спинками, чтобы можно было укрыться от любопытных глаз, а в центре барная стойка из тёмного дуба. Какой-то баран включил Тома Джонса на музыкальном автомате, поэтому всё вокруг наполнено отвратительно весёлой мелодией «Что нового, киска?» Питер осматривается и наконец-то замечает в дальнем углу барной стойки ссутулившегося полковника, попивающего пиво и читающего что-то в телефоне. Он незаметно подсаживается к нему. - Полковник, угостить вас выпивкой? - спрашивает он, приветливо наклоняя голову и дико пугая не ожидавшего никого тут увидеть Роудса. - Господи, Паркер, ты предупреждай в следующий раз как-нибудь заранее, прежде чем подставляться под руку, я ведь и ударить мог. - Я тоже рад вас видеть, - невозмутимо продолжает Питер. - У меня все хорошо, спасибо. Погода просто ужасна, не правда ли? Наверняка сейчас польёт как из ведра. Между делом он подзывает бармена и заказывает для полковника еще один Будвайзер, а себе Хадсон-Вэлли, на что полковник фыркает. - Ох, уж эта молодежь с детсадовским крафтовым пивом, - бормочет он. Питер пожимает плечами и улыбается: - Приятно оказать поддержку местным производителям. Да и вообще, люблю пробовать новые вещи. Роудс вдруг хмурится: - Дитё, а тебе пиво-то вообще пить можно? Питер игнорирует подначку и ждёт, пока им не принесут заказ, потом делает большой глоток и отвечает: - Полковник, вы меня называете ребёнком, хотя я уже давно вышел из этого возраста. - Хм, а вот Тони почему-то всё время зовёт тебя малышом, - Роудс улыбается как-то по-акульи. - Должно быть, сила привычки. Желудок Питера совершает кульбит, как на американских горках, но ему удается сохранять спокойствие, он откашливается и продолжает: - То, как это говорит Тони похоже на «Касабланку», как будто он Рик, а я Ильза, - говорит он, и внутри сразу становится тепло от воспоминаний. - А вы это произносите с такой интонацией, будто хотите позвонить моей тете и отправить меня в кабинет директора. - И заметь, - пожимает плечами Роудс, – ещё совсем недавно я бы позвонил и отправил. Я думаю, у одного из нас немного более ясная точка зрения по этому вопросу. - Хм, - Питер решает перевести разговор. - А я когда-нибудь рассказывал вам о своем первом предсмертном опыте, полковник Роудс? Тот закатывает глаза такому переходу на другую тему. - Да, да, Паркер, - говорит он чуть более резко, чем хотел, - знаю, Танос был большим, страшным и плохим. Ты не единственный, кто обратился в пыль. Это не какой-то отличительный поступок, за который можно получить награду. Для тех, кто остался, знаешь ли, жизнь не была пикником. Питер вздрагивает при упоминании этого имени и ему требуется какое-то время, чтобы унять сердцебиение. Он не будет думать сейчас о битве. Он не будет вспоминать лицо Тони, залитое кровью. Он не будет сейчас вспоминать, как тёмные глаза потухают. Не будет ... Вместо этого Питер медленно разгибает пальцы, стиснувшие стакан, надеясь, что по нему не пойдёт паутинка трещинок. Разбитое стекло не поможет донести ту мысль, которая снедает его изнутри. Усилием воли он выныривает из опасной зоны. - Оу, нет, - начинает он, делая глоток пива, чтобы собраться. - Тот опыт не был первым. В первый раз всё было относительно мирно. Сравнительно… За весь разговор они не посмотрели друг на друга, и вдруг Роудс бросил на Питера любопытный взгляд, и тот посчитал это за знак продолжить рассказ. - Первый опыт был не совсем, чтобы мирным. Мне, наверное, было лет 15. Да, скорее всего, 15. Во всяком случае, в это время всё и началось, после радиоактивного паука. И вот, появился вдруг один тип по имени Стервятник. Роудс фыркает, а Питер закатывает глаза. При упоминании некоторых из его злодеев сложно удерживать невозмутимый вид. - Дай угадаю, - предполагает половник, - генетически модифицированная полуптица получеловек? - Не самое странное, что я видел за свою жизнь, но нет, - отвечает Питер. - Просто обычный мужик с механическими крыльями продает оружие инопланетного происхождения преступникам в Нью-Йорке. - Обычное дело, - фыркает Роудс. - На самом деле, неплохой мужик, - продолжает рассказ Питер. - Я думаю, вначале намерения у него были благие. Оказался отцом девушки, с которой я должен был пойти на выпускной. Когда это всё выяснилось, то привело к некоторым неловким разговорам. Короче говоря, я понимаю, что этот мужик - Стервятник, и я весь из себя такой благородный 15-летний герой-идиот решаю в одиночку противостоять злу. Мы разглагольствуем, а потом он рушит все опорные балки на старом складе, и вся эта махина падает на меня. В этот момент Роудс наконец поворачивается и медленно моргает: - Извини, что? - Я попал в ловушку, оказался погребён под большой бетонной плитой. Если б не паучья сила и всё такое, я б все кости переломал, сами понимаете, но мне повезло. - Повезло… - шокировано повторяет полковник. - Верно, - говорит Питер, - но я тогда оказался в западне: костюма на мне нет, двигаться не могу, звать на помощь некого. Только я и мои самодельные веб-шутеры. И вот я там застрял и жду, что обломки сместятся и меня полностью завалит. Я тогда, правда, думал, что умру, понимаете? Я просто не видел выхода. - И откуда пришла помощь? - А ниоткуда. Не было её, - отвечает Питер, вспоминая почти невыносимое давление, клаустрофобию и панику. - Я просто… Я вспомнил, как Тони говорил мне, что «если без костюма ты никто, то ты его не достоин». И ведь он оказался прав! Были люди, которые ждали от меня действий. И если я ничего не сделал такого, чтобы получить свои суперспособности, то это вовсе не означает, что я должен сидеть сложа руки. Я должен помогать, чтобы быть достойным, понимаете? Роудс смотрит на парня сощурившись: - Ладно, сдаюсь. Что ты сделал? Питер пожимает плечами. - Я просто поднял его. - Здание? Ты поднял здание? - В основном это уже были плиты и какие-то обломки, была только часть склада. И знаете, подобные ситуации показывают, насколько мы можем быть сильны. Потом мне, конечно, стали сниться всякие кошмары, но это и понятно, поваляйтесь-ка под грудой обломков практически без воздуха, да, они мне и без этого снились… Может, это не самый подходящий способ, чтобы повзрослеть, и не самый здоровый, но после пережитого, я бы не сказал, что я какой-то несмышлёныш. Питер делает большой глоток пива. Они молчат какое-то время, полковник Роудс с осторожностью на него посматривает и тихонько говорит: - А Тони никогда не рассказывал мне эту историю. - Это потому что он её не знает, - отвечает Питер. - И я надеюсь, что она останется между нами, иначе с него станется отправлять меня на миссии или патрули в каком-нибудь из своих летающих танков. Дело не в гиперопеке, - добавляет он, посматривая на ухмыляющегося Роудса, - просто я предпочитаю другой костюмный стиль, что ли. - Чтобы провернуть такое, надо быть человеком особой закалки, - задумчиво протягивает мужчина. Питер кивает. - Точно. Они замолкают, успевают выпить, прежде чем Роудс громко откашливается и спрашивает: - А о чем они? - Кто? - Твои кошмары, - уточняет полковник. Питер глотает, чувствует сильную боль в горле. - Вы знаете, о чём, - резко отвечает он. Ему искренне не понятно, как Роудс вообще может о таком спрашивать, ему же должно сниться то же самое: воспоминания об ожогах расползаются по холодной, липкой коже и дыхание замедляется. - В некоторых снах Ванда и Тор появляются слишком поздно, а иногда вообще не успевают, но всегда всё заканчивается одним и тем же. Обычно бессонницей до утра, слезами и хрипами. - Так что, - после очередной долгой паузы спрашивает полковник, - ты пришёл сюда, чтобы получить мое благословение? И это просто сбивает с толку, потому что из всех людей он, конечно, должен понимать и знать. - Нет, - отвечает Питер, мотая головой. - Нет. Нечего уже благословлять. В общем… Все кончено. Полковник хмурится. - По крайней мере, теперь понятно, почему Тони безвылазно торчит в лаборатории с Небулой уже почти неделю, - бормочет он. - Вот же зараза, всегда будет занозой у меня в заднице… Так как это относится к делу, пацан? К чему сейчас были все эти танцы с бубнами? Питер усмехается холодно и горько - настало время для главного. - Послушайте, Тони, не из тех, кто на долгое время способен остаться одиноким, - и его пронзает острой болью, но он продолжает. - Он найдет того, с кем захочет остаться. И когда он встретит этого человека, он, возможно, покажется вам... Нешаблонным. Тони и сам нестандартный человек. Я хочу вас просто попросить об одном, когда это произойдёт - вы дадите им обоим кредит доверия. Помягче с ним - это все, о чём я прошу. Он заслуживает того, чтобы быть счастливым. Роуди разворачивается на барном стуле и удивлённо оглядывает Питера, словно в первый раз видит. - И всё? - он спросил. - И именно из-за этого ты и пришёл сюда? Питер кивает в ответ. - Позаботьтесь о нем, ладно? - просит он, сосредоточенно изучая балку со стикерами-заказами, и задумчиво проводит пальцем по липкой лужице, стёкшей по стакану. - Он не хочет, чтобы я был рядом, но кто-то там должен быть. Он делает паузу, но и Роудс молчит. - Я знаю, что вы присмотрите за ним, - продолжает Питер. - Как всегда, - допивает пиво и поднимается со стула: - Хорошего вечера, полковник. Увидимся на тренировке. Роудс задерживает его, прикасаясь к запястью, когда Питер накинул куртку и уже собрался идти. - Паркер, ты хороший пацан. Мне жаль, что ты оказался впутан во всё это. Питер резко кивает и уходит прочь. На улице идёт дождь, но ему не хочется накидывать капюшон. Вымокнет, так вымокнет. На душе стало как будто спокойнее после непростого для него разговора. Пройдёт много времени, прежде чем боль утихнет, но сегодня он смог сделать первый шаг к миру внутри.