Пьяный бессмертный ныряет за луной

      — Е, у меня флаг развевается…       Сперва Ли Цяо застывает в недоумении, но быстро приходит в себя и, глядя на меня с отвращением, громко выкрикивает:       — Пошёл вон!       На секунду поверив, что легко отделался, я выдыхаю и послушно намереваюсь уйти, только не успеваю сделать и шага — Ли Цяо хватает меня за лодыжку, тянет к себе, и я беспомощно, с плеском падаю в воду, точно брошенный в кастрюлю пельмень.       Вечно он так: ударяет исподтишка, когда показываешь ему спину.       Вода предательски набирается в рот, устремляется в нос, глаза и уши. Я беспорядочно барахтаюсь, пытаясь выбраться на поверхность, но сильные руки Ли Цяо, сомкнутые на моей шее, не дают мне даже высунуть голову. Мы будто боремся с ним наплаву, но, если честно, это скорее походит на смертную казнь, ведь он куда выше и здоровее меня. Стоит мне выплыть и судорожно вдохнуть, как он заталкивает меня обратно под воду, и чем отчаяннее я трепыхаюсь, тем больше хлорки заглатываю и выбиваюсь из сил.       Чувствуя, что начинаю захлебываться, я теряю холодный рассудок. Неужто Ли Цяо, этот сукин сын, и правда решил меня утопить?! С трудом выбравшись из воды, я хватаюсь за эту возможность и выпускаю всю скопленную внутри желчь:       — Сорокалетний мужик, а до сих пор притворяешься школьником и сбегаешь от реальности в монастырь своих идиотских фантазий. Как самому не мерзко…       Ли Цяо по-прежнему топит меня, но я уже сорвался с цепи и стараюсь дать ему отпор. Мокрые волосы лезут в глаза, я действую почти наугад и без меры, то цепляюсь и прижимаюсь к нему, то впиваюсь ногтями и глажу всё, что попадётся под руку: его лоб и затылок, его талию и ягодицы. Мягкая, чуть тёплая кожа Ли Цяо скользит у меня под пальцами, словно рыбья чешуя. Наконец, мне опять удаётся вынырнуть.       — Все перед тобой разыгрывают слепое обожание, но кто в здравом уме купится на тебя, кроме тупых мокрощёлок?!       Хлорированная вода бурлит в горле. Закашлявшись, я заглатываю новую порцию, отплёвываюсь и продолжаю:       — Блядь! Кучка сопливых баб внушила тебе, что ты пиздец какой охуенный, но посмотри на зрелых артистов, твоих ровесников… Даже на фоне Гу Яо ты просто холостой дрочила, такой зелёный, что даже волосня на хере не выросла!       Какое-то время я вновь безуспешно барахтаюсь под водой, сумбурно орудую руками и ногами, пытаясь спасти себя из цепкой хватки Ли Цяо.       — Вот так используешь свою ёбаную красоту? Зарабатываешь одной смазливой рожей и остаёшься моложавой пустышкой в сорокет? Это ж всё равно, что быть хрустальным сральником или позолоченным горшком с нефритовой отделкой…       — Закрой рот! — Ли Цяо наконец срывается и бьёт меня по губам, не сильно, но звонко. Он больше не топит меня, но голос грубый и злой. — Уймись уже!       — Не уймусь! Я не завидую твоему ёбаному везению, просто раскрываю тебе глаза…       — Тебе моча в голову ударила? Заткнись, говорю, — Ли Цяо хватает меня за промежность и теперь уже без пощады, со всей дури сжимает моё достоинство, так что я давлюсь воздухом и испуганно затихаю.       В опустившейся тишине кажется, что целый мир дышит со мной в один такт. Признаться, я хорошо понимаю, почему Ли Цяо считал меня милым, когда я потерял голос. Стоило речи вернуться, как я снова стал невыносимым.       Хлорка разъедает нос и горло. Чувство, будто лёгкие раздулись, как воздушные шары, а кишки бурлят и трутся в животе на каждом вдохе. Измотанный и обмякший, я дышу из последних сил, малыми порциями. Ловлю себя на мысли, что не помню, когда успел кончить. Ли Цяо держит меня крепко — я даже через джинсы ощущаю, как дрожат мои яйца у него в ладони. Если он сожмёт руку сильнее, они треснут, как пара грецких орехов.       — Е, ослабьте руку, — судорожно вздыхая, я бросаю последние силы на лихорадочные извинения. — Это не вы холостой дрочила, а я. По правде, это ружьё со мной уже больше двадцати лет, а так и не познало настоящего боя.       Ли Цяо разжимает пальцы, и, оставшееся без опоры, моё неподвижное тело уходит под воду. Перед глазами брезжит расплавленный свет, словно я дремлю с открытыми веками, руки безвольно расправляются. Белые ошмётки разодранной в драке рубашки всплывают и покачиваются за спиной, превращая меня не то в мотылька, не то в птицу на пустом горизонте.       У меня кончился воздух и силы, чтобы пошевелиться, струйка ретивых пузырей изо рта становится всё тоньше. Я всегда сам виноват в том, что иду прямо ко дну, но, в конце концов, кто из людей не предаётся глупым фантазиям? Я просто люблю помечтать, и желания у меня незатейливые. Когда я пожелал танцевать, нашёлся пригодный пустырь; когда впервые захотел трахаться, меня изнасиловали толпой. Но я ни о чём не жалею, правда, мы с миром давно примирились, и все обиды остались в прошлом.       Когда я уже отхожу, теряя сознание, ко мне подплывает Ли Цяо, цепляет за руку и вытаскивает на поверхность. Выбравшись из бассейна, мы падаем вповалку у его края. Я долго откашливаюсь, и потом мы тяжело дышим в тишине.       Перевернувшись, Ли Цяо придавливает меня собой, а я, даже не пытаясь отодвинуться, почти бессознательно обнимаю его одной рукой и забрасываю ногу ему на поясницу. Так мы и лежим, прильнув друг к другу, словно утки-мандаринки. Его грудь прилипает к моей, ритмы сердец синхронизируются: они вместе стучат, вместе пропускают удары.       Если подумать, эта позиция годится по меньшей мере для тайных любовников. «Книга перемен» гласит: «Мужское и женское создают семенную эссенцию, и из неё рождается тьма вещей». Не уверен, что в «Книге перемен» говорилось про семенную эссенцию двух мужчин, но наши мечи уже скрещены сквозь ткань брюк, ещё чуть-чуть, и у меня снова встанет, а Ли Цяо и не думает шевелиться. Если бы он не распоряжался моей жизнью и смертью, я бы взял на себя всю ответственность и без всякого страха обнажил бы перед ним своё орудие, набухающее от прикосновения к чужой плоти.       Ли Цяо приподнимается надо мной, опираясь на руки. Капли воды обрисовывают его лицо.       — Ногу убери! — недовольно прикрикивает он, а затем чуть тише добавляет: — Скажешь ещё одну дурость — и я точно прибью тебя.       Я никогда так близко не смотрел в его глаза. Глубокие, свойственной лишь метисам формы, они корят меня за близость и в то же время завлекают пойти дальше, и вскоре я поддаюсь на их провокацию. В моей голове одна за другой проносятся сцены с Ли Цяо, и его образ становится всё чётче, словно силуэт, проясняющийся сквозь туман. Его волосы и брови, губы и нос. Голос, которым он заставляет меня выйти в глуши из машины. Жест, с которым он проливает на пол кофе. За такую красоту можно и жизнь отдать.       После долгих раздумий я произношу слащавые, но очень искренние слова:       — Кроме Юаня Гочао, Мамаши и Фань Сяоли, никто не относится ко мне и в половину так же, как вы. Эти трое — мои отец, мать и сестра, а вы мне как старший брат.       Слегка растерявшись, «старший брат» изучает меня сложным, подозрительным и в чём-то даже ласковым взглядом, а затем поднимается с пола. Я встаю следом, но едва держусь на ногах и, когда Ли Цяо пинает меня под зад, спотыкаюсь и в который раз лечу в воду.       — Снова дурость какая-то. Да пошёл ты.       Когда я спустя минут десять выхожу из бассейна, Ли Цяо встречает меня на диване в гостиной, уже одетый и с чуть влажными волосами. Даже город становится краше после дождя, что уж говорить про Ли Цяо. Лицо у него недоброе, и атмосфера в просторной гостиной давит на мозг.       — Кто тебе сказал, что мне скоро сорок? — спрашивает он наконец после напряженного молчания.       — Кто сказал? Хм… Разве это был кто-то конкретный? — Я не могу сдать лолиту, что щедро поделилась со мной этой сенсацией. Остаётся только прикинуться дурачком и во весь рот улыбаться. — По вам и не скажешь, что ваша роза давным-давно созрела, больше восемнадцати и не дать, а на возраст свободного от сомнений вы явно не тяните!       — Всё, кончай с шутками, или я вышвырну тебя на улицу, — е говорит тихо, но угрожающе. — Дай мне хотя бы одну причину не увольнять тебя после случившегося!       Обычно после купания юйцзе и лолита выносят Ли Цяо полотенце и сок, но сегодня он вышел раньше положенного, и в гостиной ещё никого нет. Поразмыслив, я решаю взять их функции на себя. Может, мои кулинарные навыки послужат поводом не выгонять меня прямо сейчас.       — Насколько я помню, на кухне в холодильнике не самый широкий выбор продуктов, но их хватит, чтобы поджарить рис с ананасами и ветчиной. Ручаюсь, вы надолго его запомните.       Ли Цяо косится на меня с недоверием, видно, не зная, как относиться к моему предложению.       — Ладно, вы ведь худеете для новой роли, — я пожимаю плечами, — сделаю вам сок сельдерея.        Услышав про сельдерей, он еле заметно морщится и тут же указывает мне на кухню.       — Любой жареный рис. Даю тебе пятнадцать минут.       — Ты где-то учился кулинарии? — Ли Цяо удивлённо приподнимает бровь, наблюдая, как ловко я нарезаю овощи.       — Нет, я самоучка, просто много готовил. С учёбой по книгам я не в ладах, но быстро усваиваю на практике, так что многому научился на разных работах.       — И кем ты успел поработать? Расскажи мне.       — По больше части я торговал с лотка. Продавал еду, носки, чехлы для мобильников и вообще всё, что можно продать. Ещё подрабатывал официантом, в автомастерской, был курьером, снимал закуток в магазине, где готовил на вынос… — Изящно украсив рис, я подаю Ли Цяо тарелку. — Правда, потом арендатор увидел, что бизнес прёт, и решил вести его сам.       — Ты ещё и машины чинить умеешь? — Е улыбается краешком рта, в словах сквозит насмешка. — Так вот кто здесь настоящий гений.       — Я в основном чинил электрокары.       Обслужив господина, я иду обслуживать его пса. Слушатель почти не реагирует, будто я рассказываю дурацкие анекдоты, смешные мне одному.       — Мастер из меня так себе. Когда я только начал работать, нужно было поменять газовый баллон на авто. Пока я снимал его, подумал, что он слишком лёгкий для своих тридцати килограммов. Оказалось, случилась протечка. Два часа я пролежал на полу без сознания, повезло, что вообще очнулся и выполз наружу… — я внезапно умолкаю, с усердием глажу пса на макушке и нервно улыбаюсь, приговаривая себе под нос: — Хороший, очень хороший.       Должно быть, Ли Цяо оценил мой навык готовки и передумал меня выгонять. Свято веря, что железо надо ковать, пока оно горячо, я решаюсь его кое о чём попросить.       На сей раз дело касается Фань Сяоли. Тот режиссёр Цюй недавно вызверился на неё, ни с того ни с сего заявив, что Фань Сяоли нарушила договор с телешоу и выступила на передаче для спутникового канала. Разумеется, Фань Сяоли ничего такого не делала, но испугалась, что её протест разрушит уже сложившийся коллектив постановщиков, и попросила меня о помощи. Ей хорошо известно, на кого я работаю, и она надеется, что возможно уладить конфликт, если тяньван вставит своё резкое слово. Я, конечно же, хотел ей помочь, но Ли Цяо всё время был за границей, и возможности поговорить с ним до этого у меня не было.       — Вы знакомы с режиссёром по фамилии Цюй? Кажется, его полное имя Цюй Жэньчжун… — Я завожу разговор осторожно, издалека.       — Цюй Личжун? Тот, который работает на спутниковом телевидении в Чжэцзяне? — Съев только треть порции риса, Ли Цяо сдержанно откладывает в сторону приборы и запивает всё газированной водой.       — Да, он. Кажется, сейчас он режиссирует шоу талантов, так? То, которое под копирку сделано с популярного корейского проекта X-girl. Вы не в курсе, какой он вообще человек?       — А что, кто-то из твоих друзей там участвует?       Ли Цяо щурит на меня глаза, и я побаиваюсь говорить с ним начистоту.       — Нет, я просто спросил.       — Хорошо, если правда нет, — он всё ещё искоса на меня смотрит, а затем бьёт словами под дых: — Потому что Цюй настоящий подонок.