Пьяный бессмертный ныряет за луной

      Мы словно колёса, что без устали крутятся в колеснице человеческих судеб, бесстыдно оголяем свои члены, пока сердце грохочет в груди.       — И в чём же разница между животным и человеком? По мне, так разницы нет: и те, и другие просто жрут, пьют и когда-нибудь сдохнут, как и я сам, да и ты, кстати, тоже... Эй? Сигаретки не найдётся?       За окном начало марта: стальное небо, угольно-чёрный асфальт.　       Воздух стал холоднее, чем пару дней назад. Противный ветер разносит морось по изнурённым непогодой бесформенным улицам города. Мужик на соседнем сидении никак не успокоится: ему нет и сорока, обычный рубаха-парень, беззлобный и говорливый. Только он сел в машину и сразу пустился болтать как заведённый. В ответ на просьбу он протягивает мне початую пачку «Юйси», я вытаскиваю сигарету.       — Спасибо.       — Искусствоведов заёбывают до смерти в дизайнерских бюро, артисты оседают в шоу-бизнесе. Прошли десятилетия с начала политики реформ и открытости, а мы не взрастили и парочки настоящих художников, а знаешь почему? Да потому, что развитие даётся обществу легко, как по щелчку, люди разучились терпеть чувство голода, для них вовремя не пожрать уже целая трагедия, а если они три дня жрать не будут, в них никакого духа авантюризма не останется…       — Это про другое, дух авантюризма в нас неиссякаем… — процеживаю я с сигаретой в зубах, подкуривая её своей зажигалкой.       Обычно я мало говорю с пассажирами, почти не выёбываюсь, и, уж насколько мне нравится говорить о всякой похабщине, сегодня я не в настроении молоть языком. Дорога оказалась длиннее, чем я думал, — пожалуй, не следовало ехать через весь город напролом, чтобы довезти мужика в аэропорт за паршивые сто пятьдесят юаней. Если никого не подберу на обратном пути, то не смогу отбить даже бензин.       У меня подержанное авто — белая «Шевроле-Эпика» — с пробегом в семьдесят тысяч километров, но в приличном состоянии. Ради неё мне пришлось до мяса стереть свои губы, но я всё-таки отбил её у старого владельца за тридцать тысяч. Он, наверно, был в бешенстве.       Я рано получил права: несколько блоков сигарет «Чжунхуа» убедили наставника зачесть мне экзамен, но на покупку машины решился всего три месяца назад. Так проще путешествовать и заниматься частным извозом. Честно сказать, когда я только начал «бомбить», то ездил страшно неаккуратно, но в удачные месяцы мог поднять четыре-пять тысяч.       Мы держим путь в международный аэропорт на востоке города. «Шевроле» останавливается на перекрёстке на красный сигнал, и мужик спрашивает:       — Вот ты, например. Ты же точно знаешь, что возить «в чёрную» запрещено, зачем тебе это?       Я рассеянно отвечаю, выпуская дым:       — Всё по той же причине, что ты сказал: я просто хочу жрать.       — С одного взгляда ясно, что ты необразованный. Молодёжь должна больше учиться, чувствовать горечь культуры, защищать дипломы, подбирать золотые ключики от дверей в будущее и зарабатывать честным трудом…       — Вот и я так думаю, вроде жизнь с пелёнок прохавал, а горечи культуры так и не ощутил… Твою мать!       Прямо перед машиной неожиданно вылетает красная «чери» и делает крутой разворот. Если бы я не среагировал, задница этой тачки расплющила бы мой капот.       Я резко выворачиваю руль и становлюсь параллельно «чери», опускаю стекло, высовываю голову под ливень и, как из автомата, выдаю очередь обсценной лексики:       — Ты, сука, хотел расшибиться?! Если бы ты сдох, кто бы за ручку отвёл твоего сына в исправительную колонию? Кто бы отвёл твою мамашу на твою же могилу? А если б выжил, стал бы овощем с импотенцией и варился бы в собственных испражнениях, пока твоя жена долбилась бы ко мне в дверь, умоляя, чтобы я присунул в её пересыхающую пизду!       Явно опешив, водитель «чери» решает не оставаться в долгу. Он тоже опускает стекло и орёт в ответ:       — Твоя мать — шлюха!       — Нет, это твоя мать — шлюха!       Как ветер усиливает и разносит аромат цветущего османтуса, так и меня ещё сильнее раззадоривает встречный выпад. Я распаляюсь не на шутку:       — Пизда твоей мамаши уже как высушенная мясная труха! В неё уже ничего не входит и не выходит, только и может, что держать в зубах зубочистку соседского мужика! Если ты, скотина, хотел тут помереть, я бы с удовольствием тебя придавил!       — Ага-ага! Это твоя мать — тупая пизда. Блядище!       Водитель «чери» сдаётся и уезжает. Я выкидываю бычок, поднимаю стекло и снова берусь за руль.       — Вроде выглядишь как человек, а лаешь как псина… До чего грязный рот, — с нескрываемым удивлением произносит мужик на соседнем сидении. Кажется, я напугал его.       — Рот грязный, зато совесть чиста. Я понимаю, это была не «конструктивная критика», но я должен был проучить того парня, а то носится как в фильме «Скорость» — между жизнью и смертью.       Я усмехаюсь про себя. Знаю, у меня мало достоинств, но вот сквернословить я умею с рождения, и мне это искренне нравится.       — О! Это Гу Яо? Твой кумир? — Мужик поднимает задницу с сидения и протягивает руку к украшению, висящему на лобовом стекле.       Иные люди держат в салоне талисманы и обереги, я же повесил рамочку тонкой ручной работы с фотографией, где стоял вместе со знаменитым Гу Яо. Глядя на фото, можно решить, что мы очень близки: прижимаемся щека к щеке, красные рты растянуты в белоснежных улыбках.       — Не кумир, знакомый.       Я боюсь, что он надумает украсть фото, поэтому снимаю руку с руля и, принимаясь бессмысленно теребить рамочку, рассказываю наполовину правдивую историю:       — Он предлагал мне сняться в его картине, «Песне Солнца и Луны», в роли фаворита Чан Юэ, который заколол наследного принца в конце фильма, но я был разочарован унылостью сценария и отказался.       «Песнь Солнца и Луны» вышла на экраны пару лет назад, и роль Чан Юэ сыграл новичок, едва окончивший хореографическое училище. Он сделал головокружительную карьеру на этой невзрачной третьестепенной роли — удача улыбнулась ему, и деньги сами полетели в карман.       Мужик скептично ухмыляется.       — Не веришь? У меня в телефоне до сих пор хранится номер его агента, Гу Яо вбил его лично.       — Ох, ещё и лично! А ты любишь припизднуть! — Он наклоняется, чтобы рассмотреть фотографию поближе, выпускает кислый дым и смеётся, демонстрируя жёлтые зубы курильщика. — Единственное, что я вижу на этом фото, — ты очень фотогеничный, ничуть не проигрываешь звезде.       Его слова смущают меня, так что я поджимаю губы и сосредотачиваюсь на вождении. Дождь оголтело стучит по асфальту, даже не думая прекращаться, на горизонте почти нет машин, на тротуарах — людей. Только девушки в симпатичных розовых майках, точно свежие бутоны на веточке, идут по улице с цветами и транспарантами, хохочут, двигаясь по зеркалу воды, как связка водяных лилий. На груди у них напечатана фотография мужчины, которого я не могу разглядеть, зато отчётливо вижу признания в любви на английском и, вероятно, имя человека, которому вся эта любовь и адресована: Lee. Кажется, обычные фанатки, идущие в аэропорт встречать своего айдола.       Ещё одна остановка на красном — и мы прибываем в аэропорт.       Мужчина выходит из машины не расплатившись, так что я выхожу следом. Вдруг он вытаскивает из нагрудного кармана какую-то корочку, протягивает руку и тычет ей мне в лицо. Мне стоило приметить слона в комнате гораздо раньше: это удостоверение сотрудника транспортной полиции.       — Доставай водительское! — Он резко меняется в лице и точно прощупывает меня своими глазами, похожими на медные колокольчики. Кажется, этот потерявший страх жирдяй просто блефует, но у меня щемит в груди, так что я послушно показываю права. Из-за облав, зачастивших в последнее время, бомбилы неохотно сажают к себе незнакомцев, опасаясь волков в овечьих шкурах, общественных наказаний и неподъёмных штрафов в десятки тысяч юаней.       — Тебя зовут… Юань Лобин? — Открыв водительское, он по слогам чеканит моё имя, а затем несколько раз лупит меня корочкой по лицу, читая нотации, как старик, воспитывающий собственного сына. — Лучше учись, пока молод, а не занимайся нелегальной ерундой!       — Старший брат, смилуйся надо мной…       Сообразив, я с хрустом падаю перед ним на колени и канючу в лучших традициях мыльных опер.       — Дома беда! Если бы не беда, я бы ни за что не преступил закон! Моя маменька давно бросила нас, папенька тяжело болен, каждые два дня ему нужно колоть лекарства, а каждый укол обходится в сотни юаней… — Я выжимаю из глаз скупые слёзы, и чем больше хнычу, тем лучше вхожу в роль, крепко стискивая его ногу. — Старший брат, мне никак нельзя за решётку… Отец не сможет без моей помощи, он и дня не протянет…       — Да ладно, ладно, только отпусти мою ногу! Знаю, что черти вроде тебя рождаются из тёмных и грязных вод. Понятно же, у таких, как ты, нет другого выбора…       Кажется, мне удалось разжалобить гада. Он бросает на землю бумажку в пятьдесят юаней со словами:       — В следующий раз внимательнее смотри по сторонам. Такая езда не стоит больше полтинника.       Я начинаю сомневаться: вдруг этот мужик с самого начала хотел наебать меня и теперь наконец показал своё мерзкое нутро, отвалив мне жалкие пятьдесят юаней. Ебать всех его предков до восьмого колена — он не доплатил мне целую сотню!       Наклонившись, я подбираю скомканную купюру. В грязной луже отражается моё смазливое лицо с блестящими глазами и высоко посаженными бровями — на мгновение я встречаюсь с ним взглядом и распознаю долгие годы обид, ненависти и мучений, что зреют внутри меня, готовые в любой момент хлынуть наружу. Незнакомец не стал выполнять свои служебные обязанности — он отходит в сторону, устало потирая лицо и возвращая самодовольную мину.       — Спасибо, кормилец! — кричу я, задрав голову.       Мужик в итоге улыбается и смотрит на меня, будто говоря: «Знай своё место». Прежде чем уйти, он решает съязвить напоследок:        — Значит, сам знаменитый Гу Яо ждал, что ты сыграешь в его фильме? Не верю ни одному слову из твоего пиздежа!       Дождь разражается пуще прежнего, грохочет по земле, будто бьёт в гигантский гонг. Я поднимаюсь на ноги, крепко сжимая полтинник, и, мокрый с головы до пят, плетусь обратно к машине. Смотрю вперёд немигающим взглядом сквозь влажные, налипшие на лоб волосы.       Я много пиздел в этой жизни, но сегодня ещё ни разу.       Мы с Гу Яо и правда знакомы, даже по-своему близки.