Его маленькая девочка

А звери мои ночью, рвут кожу и плоть в клочья. И каждый их клык заточен. Играют на струнах жил. Мэри, стань укротительницей моих диких зверей.

Каю всегда нравилось портить хрупкие вещи. Ломать с такой силой, чтобы уже ничего нельзя было починить, склеить, собрать. Иногда он вспоминает, как ещё в детстве разбил коллекцию фарфоровых кукол его матери. Отец был зол, а вот мать не кричала. Она тогда лишь сказала, что это всего-лишь предметы, жалкие стекляшки, которые ничего не значат, в конце концов, это же не чья-то жизнь. Как же иронично теперь вспоминать её слова. Его мать всегда могла понять, что у него на уме. Этим её напоминала и Джози — своим рвением подарить своему омерзительному дяде хоть каплю доброты и тепла, которого ему так всегда не хватало. Вот только Кай, поощряя своего голодного зверя внутри, кормился её заботой, вовсе не замечая, что Джо, его маленькая и чистая девочка, также подкармливала своих внутренних зверей, которые были куда голоднее, чем его. Ведь, в отличии от Кая, она всё время держала их на цепи. Паркер не придавал особого значения её ярости в моменты, когда он имел её, сбегавшую из школы по ночам в своём маленьком домике на окраине Мистик Фолс. Также как и не замечал её тягу причинять ему боль, терзать его тело, испытывать свою дефектную магию на нём, ведь он знал, что раны быстро затянутся, а его любимая девочка будет довольна, ведь она так сильно в нём нуждается. Иногда ему чертовски нравилось смотреть на её беззащитное тело и мирное личико, когда она погружалась в такой необходимый ей сон после очередной дикой, неправильной и грязной ночи, проведенной с ним. Иногда ему хотелось раздавить её, сломать хрупкое тело в своих руках, лишь бы она осталась, а не убегала по утрам, судорожно собирая свои изорваные вещи и надевая очередную маску идеальной ученицы, сестры, подруги и дочери. Его маленькая лживая девочка. Но Кай был увлечен ею так сильно, что некоторых вещей он просто не замечал, видя перед собой всё ту же неуверенную скромную девчушку с большим потенциалом внутри. Он не сразу заметил, как осунулось лицо племянницы, как сменился её стиль в одежде, как зажглись до боли знакомым ему тёмным огнём её когда-то невинные глазки; не замечал как требовательна она стала, как всё чаще хотела доминировать, даже в постели. И он как дурак поддавался ей. Отчасти восхваляя себя за то, что раскрепостил свою Джозетт. Однако с каждым днём она вела себя всё холоднее и даже стала реже его навещать, а он, ослепленный собственной самоуверенностью, шёл у неё на поводу, не желая вмешиваться в жизнь её семьи, ведь был уверен, что вскоре она оставит всех ради него. Но она не оставляла. Иногда, когда Джози не появлялась у него по три ночи подряд, ему хотелось ворваться в школу, пусть пришлось бы перебить каждого, кто встанет ему на пути, но посмотреть на неё, узнать, почему она стала такой отчужденной. Ранее прирученный Джози зверь внутри Кая стал одичать. Его разрывало от дурных мыслей. Ему казалось, что его маленькая девочка повзрослела и решила бросить его, найдя себе более достойную, как она думает, замену. И эти назойливые мысли, ревностные мысли стали складываться в картинки. Он видел, как его Джози кто-то трахает, имеет также жестко, как это делал он сам, только уже на её территории. Что, если она нашла себе более лучшего друга, чем он? Кай бы в очередной раз сошел с ума, если бы она не появилась на четвёртую ночь. Вся такая расцвевшая, благоухающая своей внутренней силой. Она насыщала своих зверей, в то время как Кай голодал. Он хотел взять её сразу же, схватить за заметно почерневшие волосы, толкнуть на кровать и доказывать ей вновь и вновь, что она его. И что вся её уверенность появилась только благодаря ему, что она зависима от него намного сильнее, чем думает. Вот только всё было совершенно иначе. Кай это осознал, когда она ему впервые сказала <i>нет<i>. Такое короткое слово, а оно ударило сильнее, чем все эти годы, которые он провёл в одиночестве, в тюрьмах, созданных специально для него. Неужели он потерял её? Самым большим для него ударом стал не только отказ, но и страх, который скрутил его внутренности в узел. Страх перед его уже вовсе не маленькой девочкой, которая ему уже не принадлежала. Её звери были куда злее, куда голоднее, чем его. И он знал, что если попробует её подчинить, то они загрызут его. Он сам, своими руками, превратил её в монстра, которого когда-то так желал увидеть. Теперь она больше не слушалась. И это всё также сводило с ума. Также, как и её холодно брошенная фраза: — Но ты же всё равно меня будешь любить, не так ли, дядюшка? Кай осознал, что в этот самый момент он впервые за всю свою жизнь оказался в настоящей тюрьме, и даже смерть не подарит ему той былой свободы, которую он всегда имел. Теперь он выполняет её приказы.