***
— ...это кто-то из моих партнёров по бизнесу? — ТЫ ГЛУХОЙ?!! — Пока не жалуюсь, спасибо за беспокойство... О, а это не Энрике? Мы с ним недавно поссорились из-за сущего пустяка. Видите ли, он поменял поставщика, не сказав мне. А у клиентов возникли вопросы... — Д-ДА ЕБ-БАЛ Я ЭНРИКЕ! И Т-Т-ТЕБЯ ВМ-ВМЕСТЕ С-С-С Н-Н-ИМ! — Боюсь, вы не во вкусе Энрике. К тому же, он считает, что содомитов нужно отстреливать, будто бешеных шавок. Я, конечно же, с ним не согласен и в первую очередь застрелил бы его сам, но бизнес есть бизнес.***
— …в отчёте отредактировано имя стрелявшего. Это были вы? — А н-не… похуй ли? — Утолите моё любопытство, Дональд. Нет?.. Жаль, я мог бы предложить ему — или ей — работу. Я ценю талантливых людей.***
Рэд бросает взгляд на наручные часы — Бримли работает без перерывов почти пять часов, а Ресслер так и не говорит. Не произносит ни одного слова, не говоря уже о связных предложениях. Он кричит. Рэддингтон не слышит; видит, как напряжены мыщцы Ресслера, как вздымаются и набухают шейные вены от напряжения, а рот распахнут так широко, что кажется, будто ещё чуть-чуть, и он лопнет пополам. Вынув ушные затычки, Рэд открывает банку пива — ловко поддевает язычок, и пенка с шипением растекается по узкому краю банки. Бокал Каберне — кощунство в такой обстановке, как ни посмотри. Не ожидать же от магазинчика в рабочем районе крафтовое пиво Октоберфеста, в самом деле. Он подносит банку с пивом ко рту, позволяя солодовой горечи проникнуть на язык. «Я бы сказал, что он выдержит ещё два, максимум, три раза. Конечно, если вы настаиваете...» «Хорошо, сделаем перерыв». С Ресслера сняли электроды, и теперь он вяло покачивается на цепи. Его грудь покрыта нитями ожогов, а гематомы на боках и спине приобрели синевато-бутылочный оттенок. — М-да, люди понятия не имеют, какое на вкус настоящее пиво… — Рэддингтон крутит пустую жестянку в руках, а потом ставит её на пол рядом с табуреткой. — Надо запомнить марку. В следующий раз буду использовать как орудие пыток. — Пошёл ты на хуй, ублюдок, — выпаливает Ресслер с такой ненавистью, что с его слов впору разжигать пламя. Рэддингтон приподнимает брови — слишком уж много ярости в голосе агента. — У вас скудный словарный запас, агент Ресслер, — беззлобно говорит он; а затем переводит взгляд на банку пива. Банку паршивого пива, которую ни один уважающий себя человек ни за что бы не купил. Если только он не агент ФБР, у которого нет ни денег на хорошее пиво, ни возможности съездить на Октоберфест. Рэддингтон качает головой. — Только не говорите, что это — ваш любимый аперитив к выходному дню. Вместо ответа Ресслер шмыгает носом — из него течёт кровь. Рэддингтон поднимается со стула и одновременно достаёт из кармана брюк носовой платок. Цепь визжит, будто плохо настроенная скрипка. Ресслер, хоть и старается не показывать этого, боится. Рэддингтон слышит страх в учащённом дыхании, когда осторожно касается кожи Ресслера. — Кто дал вам наводку, Дональд? Толстый слой копоти и запекшейся крови прячет черты его лица. Кончиком платка Рэд стирает каплю крови с уголка рта Ресслера, не до конца понимая, почему он это делает. В глазах Ресслера читается тот же вопрос. Почему?***
Отец вешает китель на спинку кресла. Андрей знает, что это значит. Знает, что будет, если расскажет матери. Звенит пряжка отцовского ремня. В нос забивается запах спирта, и его едва не выворачивает на пол отцовского кабинета. Останавливает лишь то, что отец заставит отдраивать зубной щеткой отполированный паркет, а заодно и весь дом. Отцу все равно куда бить — ведь можно придумать массу правдоподобных историй: упал с велосипеда, поскользнулся на пороге, обварился кипятком... С его губ срывается всхлип — и отцу это не нравится. — А ну, поднимайся! Смотри, сука! Смотри в глаза! — ...сопли распустил! Ты пацан или кто?***
Рэддингтон складывает запачканный платок и прячет обратно в карман. — Фарзид Замани? Ресслер сглатывает — его кадык резко падает вниз. — Йозеф Вереш? Конечно, эти имена — далеко не все, кому Рэд так или иначе перешёл дорогу или чем-то задел. Например, недавно он отказал Замани. Нефтяной рынок, конечно, привлекателен, да и у него есть небольшая доля акций в «Texland Petroleum», но зависеть от рыночных колебаний — не для него. Замани плохо воспринял отказ. Быть может, повлияло ещё и то, что Рэд позволил себе переспать с одной из пяти его жён... С Йозефом ситуация иная, но у него тоже был мотив. Обычно Йозеф отвечает за то, чтобы на европейских таможнях пропускали клиентов Рэддингтона. Рэд не спрашивает, что в фурах; его задача — обеспечить прохождение таможни и дальнейшее сопровождение груза до конечного пункта. Пару недель назад Йозеф вовремя не договорился с таможенниками, и, как следствие, фуры стоят, клиенты нервничают и теряют деньги. А заодно и доверие к Рэду как к надёжному партнеру. Но зачем Йозефу всё усложнять? С его связями во Всемирной таможенной организации ему проще закрыть все таможни. Но он этого не сделал. Рэддингтон обходит Ресслера по кругу, погружённый в мысли. На свете немало людей, желающих ему смерти, но большинство из них никогда бы не обратились в ФБР, рискуя своим бизнесом и репутацией. По его опыту, «крысами» становятся те, кому нечего терять.***
По забавному стечению обстоятельств, Арман Буше́ ужинал в том же ресторане на берегу Ниццы, где и он. В тот вечер к Буше́ присоединился незнакомый Рэду мужчина. Он не отличал Моне от Мане, и Рэд не смог удержаться от ироничного комментария, чем обратил на себя внимание. Когда незнакомец наконец-то оставил их с Буше́ вдвоём, после третьей бутылки Каберне Совиньон Арман разоткровенничался. Так Рэддингтон узнал, что в свободное от работы время — Буше́ был реставратором в Музее изящных искусств — он подрабатывает на стороне, подделывая живопись. В течении нескольких лет Рэддингтон налаживал клиентскую базу, договаривался с галеристами, выбивал лучшую цену и получал неплохие проценты со сделок. Вскоре он ориентировался в искусстве лучше, чем любой выпускник UCLA, но с каждой новой сделкой понимал, что ему чего-то не хватает. С Буше́ они разошлись более или менее мирно, без скандалов, однако позже Рэддингтон узнал, что с тех пор, как Буше́ остался сам, у него начались проблемы. От него стремительно уходили клиенты, а потом крепко взялась налоговая — обычно скупой Буше́ попросту не дал им на лапу. До Рэда дошли слухи, что несколько месяцев назад Буше́ пытался втюхать одно из своих произведений какому-то сенатору, отдыхавшему в Ницце. На его беду, в прошлом сенатор увлекался искусствоведением и сразу же распознал подделку, спустив на горе-художника ФБР.***
С Ансло Гэрриком в первый раз они пересеклись в Косово, куда Рэддингтон поставлял боеприпасы албанцам, пытающимся отвоевать своё право на независимость, а НАТО скидывало бомбы на мирных жителей. Второй раз — в Гамбии, где радикальные левые взяли в заложники семью президента, пока тот посещал свадьбу принцессы Дианы в Лондоне. Ансло и его бойцы из SAS пытались решить одновременно две задачи — освободить заложников и подавить военный переворот. Рэддингтону понравился Ансло — амбициозный, одержимый делом профессионал, и он предложил ему работать на него. Ему как раз нужны были люди для собственного отряда, но вместо наёмников он предпочитал бывших ветеранов или же офицеров, которых недавно уволили со службы. Со временем Ансло создал свой собственный бизнес — аудит засекреченных объектов. Их сотрудничество переросло в партнёрство, а потом и в дружбу. Возможно, именно поэтому Рэддингтон не замечал, — или не хотел замечать — что Ансло всё больше отдаляется от него, предпочитая сомнительную компанию guerillas и «солдат удачи», для которых не существует ни законов, ни совести. Вскоре действия, которые Ансло совершал от имени Рэддингтона, стало невозможно игнорировать, и Рэд принял решение разорвать любые контакты с Ансло.***
С Яцеком Кухарским Рэд познакомился в Чикаго, когда пытался наладить сеть для отмывания денег. У него уже было два парома, курсирующих между Чикаго и канадской границей по озеру Мичиган, и он собирался обзавестись третьим. И хотя управляющий портом в конце каждого месяца получал пятизначную сумму на оффшорный счёт, основной проблемой для Рэддингтона оставались деньги. Не их отсутствие, а очень даже наоброт — филиал его бухгалтерии в Чикаго попросту тонул в «грязной» наличке. Яцек иммигрировал в Чикаго ещё во времена «сухого закона», поэтому он сразу раскусил, что никакой Рэд не начинающий предприниматель, который желает открыть собственный ресторан. Рэддингтону импонировала прямолинейность Яцека. Они смогли договориться о том, что отныне все точки Яцека в Чикаго — он владел небольшими, но прибыльными забегаловками, где продавали не только дешевую польскую еду на вынос, но и яблочный сидр «Кислое яблоко» — станут частью его схемы по отмыванию налички. Сидр настолько понравился Рэддингтону, что он решил экспортировать его в Канаду, обеспечив себе прикрытие. Когда бухгалтерия начала всё чаще не досчитываться денег, Рэддингтон распорядился проследить за Яцеком, отчасти не желая верить, что старик обманывает его. Оказалось, на старости лет Яцек подсел на азартные игры. Его собственные деньги утекали быстрее, чем вода из крана: он погряз в долгах букмекерским конторам. Собственных денег катастрофически не хватало — и Яцек не постеснялся взять чужие. Спустя какое-то время он привлёк внимание ирландцев, владеющих сетью букмекерских контор, которые он посещал чаще всего — там всегда давали бесплатную выпивку, даже если ты проиграл. Ирландцы, узнав, на кого он работает, выкупили его бизнес за копейки, а вместе с ним — и преданность Яцека.***
Останавливаясь напротив Ресслера, Рэддингтон подходит к нему так близко, что может увидеть крохотные ниточки лопнувших сосудов на его лице. — Зря стараетесь, Дональд. Придёт время и система выкинет вас на берег, а вы будете барахтаться, пока не умрёте от нехватки кислорода. Уголки губ Ресслера вздрагивают — на короткое мгновение Рэду кажется, что вот сейчас… Но вместо слов Ресслер вскидывает подбородок вверх и, вложив в жест всю оставшуюся дерзость, с вызовом смотрит на Рэддингтона. Рэд, ухмыляясь, даёт знак Бримли, а сам возвращается на место и открывает новую банку пива. На этот раз Бримли не подсоединяет электроды напрямую, а использует портативные электроды-«утюжки», чтобы увеличить площадь воздействия. Он указывает одному из громил, как крутить дефибрилятор, а сам подходит к Ресслеру и прикладывает электроды под его рёбра. Не проходит и секунды как тело Ресслера разгибается, будто пружина, а цепь, позвякивая, подскакивает вверх вместе с ним.***
— Раз вы не говорите имя, тогда скажите, кто сделал выстрел. Ресслер стиснул зубы так сильно, что Рэддингтон видит очертания скуловой кости. — Агент Ресслер, кто сделал выстрел? Би-и-ип! Би-и-ип! Би-и-ип! Би-и-ип! Ресслера болтает вверх-вниз, влево-вправо, будто его усадили в кресло на американских горках. Из его горла вырываются ноты, которые не снились оперным певицам, и Рэддингтон закрывает ладонями уши — совсем забыл о затычках. Когда в вопле слышатся фразы, Рэддингтон убирает ладони. — ГНИДА ЁБ-БАНАЯ!!! БЛЯДСКАЯ РАЦИЯ! ЕСЛИ БЫ НЕ ОНА, Я БЫ СНЁС ТВОЮ БАШКУ НАХУЙ!!! ЕБАНЫЙ ИНТЕРПОЛ! СУКИ! Я БЫ, БЛЯДЬ, НЕ ПРОМАХНУЛСЯ!!! Из угла его рта капает слюна, а торс Ресслера покрыт толстыми зигзагами от дефибрилятора. Он дрожит так, будто его достали из Сибирской полыньи. Рэддингтон поднимает ладонь вверх, поднимаясь со стула и в два шага преодолевая путь к Ресслеру. — Поправьте меня, если ошибаюсь. Значит, Интерпол не санкционировал операцию? — На скуле Ресслера бьётся жилка, подтверждая догадку. Он с легкостью представляет агента Ресслера на позиции: щека прижата к прикладу, указательный палец лежит на спусковом крючке, в перекрестье виднеется киоск, к которому подходит он, Рэддингтон… Раздается треск рации в нагрудном кармане бронежилета. Указательный палец Ресслера непроизвольно дергается. БАХ! Рэддингтон широко улыбается. — Я рад, что у вас настолько слабые нервы, Дональд. Возможно, именно это и спасло мне жизнь. Спасибо, — Рэд приподнимает шляпу. Ресслер делает выпад, и цепь над его головой грозно лязгает. Он шипит от боли, когда звенья впиваются ему в шею. Рэд протягивает руку, чтобы помочь, — нельзя, чтобы он умер прежде, чем всё расскажет — но Ресслер дёргается ещё больше. — Дональд, зачем вы всё усложняете? Мне нужен ваш информатор. Не вы, не ФБР. Только человек, который дал вам подсказку, тот, кто вёл вас по дороге из жёлтого кирпича прямо в Изумрудный город. На пару мгновений между бровями Ресслера залегла морщина, как если бы он обдумывал предложение. — Нет?.. Воля ваша. Рэддингтон кивает Бримли — и тот занимает его место. Если раньше Ресслер сдерживался и кричал вполсилы, то сейчас он попросту орёт так, будто вот-вот выплюнет свои гланды. С каждым разрядом его вопли усиливаются, становясь похожими на нечто среднее между лаем лисы и хохотом кукабары. Его тело то сжимается, то разжимается, не то пульсируя, не то извиваясь, а воздухе тянет жареным мясом — кажется, Бримли не рассчитал силу и обжёг Ресслера. Так и есть, — Рэддингон замечает продавленный красный след от электрода на его животе.***
Рэд знает процесс допросов достаточно хорошо, чтобы понять, когда Ресслер оказывается на грани. Он машет рукой, подзывая охранников. — Снимите его. Ответа всё ещё нет, но продолжать дальше нет смысла: агенты ФБР крепкие, но от сердечного приступа они не застрахованы. Ресслер еще в сознании, но ему трудно сфокусировать взгляд — он медленно то поднимает, то опускает веки. Пальцы левой руки конвульсивно подрагивают. Охранник возится с наручниками и не замечает, как Ресслер, едва стоя на ногах, подается всем телом вперёд, будто неуклюжее чучело на ветру. Рэд делает шаг вперед и подхватывает Ресслера за талию, забрасывая его руку к себе на плечо. Вместе с охранником они опускают его на пол. Его тело лоснится от пота, и Ресслер едва заметно дрожит. В помещении остро пахнет потом, палёными волосами и кровью, а Рэддингтон, толком не понимая, зачем, берёт куртку у охранника и укрывает ею Ресслера. Ресслер пытается поймать взгляд Рэда — его светлые ресницы подрагивают. Левое веко дергает тик, глаза слезятся — прозрачные капли сбегают по скулам и теряются в слипшихся рыжих волосах. — Вы защищаете труса, — вполголоса говорит Рэд. Он поправляет куртку, натягивая её на белое плечо, и снова смотрит Ресслеру в глаза. — Кто бы это ни был, он использовал вас, чтобы отомстить мне. Ему плевать на «Верность, Смелость и Честность», вы стали разменной монетой в его игре. Ресслер приоткрывает губы, но не произносит ни звука. Рэд слышит сиплое, с присвистом, дыхание, а Ресслер отводит взгляд и смотрит в потолок. — Дональд. Ресслер моргает — раз, другой, потом расплывшийся взгляд становится осмысленным, но он все еще не смотрит на него. Рэд позволяет себе короткую улыбку. — Мне нравится ваша стойкость. Я восхищаюсь ей — как и вашей преданностью и непоколебимой решимостью, — Рэд делает паузу. — Вы готовы умереть, Дональд, героически погибнуть, но не посрамить честь Бюро, и я уважаю ваше решение. Но я не хочу вашей смерти. Мне нужно лишь имя. Дыхание Ресслера сбивается, он снова шевелит губами — чтобы сжать их в тонкую линию, и упрямо сдвигает белесые брови. И молчит. Рэд качает головой. — Дональд, вы жертвуете собой ради плохого человека. Сейчас вы не защищаете слабых и невинных, вы защищаете мразь, — голос Рэддингтона тих, но он четко проговаривает каждое слово, чтобы Ресслер его услышал. — Вы ведь умный человек. Торговля оружием на Ближнем Востоке, детское рабство, проституция; доступные дешевые наркотики, которые скупают дети в школах, чтобы навсегда лишить себя шанса на счастливое будущее; нелегальный алкоголь на основе метилового спирта, который ежегодно приводит к смерти порядка полумиллиона порядочных, по-настоящему хороших людей. Подделка ценных бумаг, которая приводит к банкротству крупных компаний, финансовые махинации, неуплата налогов... Даже спонсирование международного терроризма. Вы это знаете, я вижу, знаете. Думаете, он оценит вашу жертву? Вашу преданность, вашу честность? Вас? По белой коже сбегают две прозрачные капли. Рэд молчит, позволяя яду слов проникнуть в уши агента — и когда чувствует за спиной нетерпеливое движение, делает резкий знак рукой: никому не вмешиваться, не двигаться, замереть и молчать. Ресслер смотрит в потолок, его глаза мечутся влево и вправо... Из-под припухших век вновь сбегают слезы. — Дональд, — зовёт Рэддингтон и кладет теплую ладонь на ледяное, липкое от пота предплечье. — Он того не стоит. И вы это знаете. Ресслер моргает — и переводит взгляд на Рэддингтона. Зелёные глаза кажутся почти прозрачными. Его губы двигаются, и Рэду приходится наклониться, чтобы расслышать слова. — Гэр...рик... — в два приема шепчет Ресслер. — Ан...сло… Взгляд Рэддингтона становится жёстким. Он поднимается с места и брезгливым жестом стирает с ладони ощущение липкого пота, после чего одергивает жилет. Охранники и Бримли смотрят на него — и он отвечает им холодным, отсутствующим взглядом. Он думает о другом. Ансло. Вместо спальных мешков и одноразовых пайков на спецотряд он дал ему попробовать на вкус настоящую жизнь, дал ему смысл существовать вне зоны боевых действий, применять его навыки на благо себе, а не кому-то ещё. Он обучил его всему, что знает сам, и в чем-то Ансло даже превзошёл его; но он упустил — или сознательно проигнорировал, что било по самолюбию ещё больнее — одну вещь. Хищник всегда остаётся хищником. Позади слышится хриплое дыхание Ресслера, и Бримли понимающе смотрит на него — он уже успел собрать свой дефибриллятор и готов по первому слову покинуть зал. — Оставьте нас, — коротко приказывает Рэддингтон, поворачиваясь к Ресслеру лицом. За спиной происходит возня — охранники подхватывают трансформатор и торопливо уходят, оставляя их одних. Ресслер смотрит на него и молчит. Луч солнца пробегает по стене и гаснет, уступая место быстро сгущающимся сумеркам — ещё чуть-чуть, и здесь станет темно, как во вьетнамских джунглях в новолуние. Рэддингтон идёт к сваленным в кучу личным вещам Ресслера. Спустя мгновение находит кобуру и вытягивает табельный «глок». Пистолет удобно лежит в ладони, и Рэддингтон чуть покачивает рукой, внимательно глядя в лицо Ресслера, взвешивая решение. Ресслер смотрит на него — обречённо, с пониманием. Он бы бросился на него... Если бы только были силы, если бы мышцы не дрожали от перенапряжения, если бы в теле не таяли остатки электрических разрядов. Всегда есть какое-то «если бы». Рэддингтон проверяет магазин — патронов достаточно. Он передёргивает затвор и направляет дуло на Ресслера, не говоря ни слова. Ресслер чуть щурится, но не отводит взгляд. И Рэддингтону это нравится. Он нажимает на пусковую скобу. БАХ! Гильза отскакивает в сторону. Он вынимает магазин и выщелкивает большим пальцем оттуда патроны — они, позвякивая, сыпятся на пол. Он передёргивает затвор — последний патрон, подпрыгивая, ударяется об пол. Следом летит пистолет. — Я не люблю быть в долгу, агент Ресслер, — негромко говорит Рэддингтон, бросая короткий взгляд на пулевое отверстие в паре дюймов от головы агента. — Если надумаете сменить работу — дайте мне знать. И Рэддингтон поворачивается к нему спиной и уходит.***
Мышцы похожи на дряблых медуз, и целых две секунды он не может заставить себя двигаться. Но потом всё тело приходит в движение, он бросается вперед, проскальзывая животом по замусоренному полу, по осколкам камней, и хватает пистолет. Судорожно, на ощупь хватает патрон, вставляет в магазин, отточенным до автоматизма движением передергивает затвор и приподнимается на локте, вскидывая руку, целясь прямо с пола, пытаясь удержать пистолет в дрожащей ладони. В кожу впиваются миллионы мелких камешков, ожоги ноют, но он должен выстрелить, должен... Вокруг него — темнота, и звук шагов Рэддингтона давно затих.