***
У Гамзи был друг. Нет, не лучший, лучшим другом ему всегда был Каркат Вантас. Каркат всегда оставлял ему часть любимого яблочного бисквита, делал за Гамзи, патологически неспособного к учёбе, домашние задания, оставался в особняке ночевать и обсуждал с ним эротические фотографии в журналах. Каркат был его дорогим другом. Но, как это всегда бывает, потерять он боялся другого. Таврос Нитрам. Загадочный орган в груди Макары сбивал ритм от одного звука имени бывшего одноклассника, а взгляд орехово-карих глаз и смущённая улыбка заставляли стесняться, расцветать, терять контроль над конечностями, а в последнее время — ещё и возбуждаться. Корни привязанности, возможно, нужно искать в недоступности этой дружбы. Сколько Гамзи себя помнил, ему всегда что-то мешало быть ближе к Тавросу. Даже когда им было по четыре года, Нитрама всегда уводили с площадки прежде, чем Гамзи успевал наиграться и наобниматься с ним. Позже родители и вовсе увезли Тавроса в другой район. Горе длилось ровно до тех пор, пока в школе они не попали в один класс. И хотя Гамзи всегда был выше всех и сидел только на последних партах, один, он всё-таки умудрялся быть ближе к своей мечте, провожал Нитрама домой и приносил ему конспекты, если тот подхватывал простуду. Однажды Таврос даже позвал Гамзи к себе домой, им тогда было, наверное, по одиннадцать или около того. Там было так тесно и пахло кошачьей мочой, да, у Нитрамов было около десятка кошек, собака и бессчётно — прочей живности. Но Макаре всё равно понравилось, понравились рисунки Тавроса, его румянец, когда тот показывал свои фотографии с моря, запах его незастеленной кровати. Понравился его красивый отец, который пришёл поздно вечером, бросил на гостя беглый взгляд и закрылся в ванной. Видел его Гамзи несколько секунд и успел подумать, паря в облаках от близости приятеля, что хотел бы, чтобы его собственный отец был таким же красивым и смелым: Таврос рассказал, что Руфио — лётчик-испытатель. Чувства оказались не взаимны. На следующий день Таврос, сбиваясь и краснея, пытался объяснить, что отец запретил Гамзи появляться в доме Нитрамов. Сглотнув, он добавил, что вообще-то, Руфио велел совсем не разговаривать с Макарой и не приближаться к нему, но они всё равно останутся друзьями, втайне. Это вообще было довольно серьёзное происшествие, но Гамзи никогда не замечал за собой, чтобы что-то всерьёз его трогало. Так что он продолжал обожать Тавроса, подсаживаться к нему за обедом и не замечать, как тот отдаляется. Наступила новая осень, средняя школа. Гамзи перевели в класс для неуспевающих. Он помнил, как Каркат, едва достающий ему макушкой до плеча, материл его и колотил по груди и животу, переживал за эту неудачу друга, но впоследствии всё равно продолжал помогать с уроками, ругаясь и негодуя. А в жизни тем временем появилось столько нового: джаггало, алкоголь, пьяные поцелуи и лёгкие наркотики. На занятиях Макару стало не застать, но, пока он платил за школу, директору было наплевать, его просто периодически оставляли на второй год и не мешали жить своей жизнью. Иногда Гамзи встречался взглядом со своим отражением и понимал, что становится тем, от чего Нитрам-старший оберегал своего ребёнка. Проницательный, мать его. Ах да. Кое-что оставалось по-прежнему. Иногда Гамзи всё-таки посещал школу по своей воле. Чтобы посидеть на скамейке под липами и посмотреть, как параллельный класс выходит с занятий. Среди них был Таврос. Он так изменился. Похудел, вытянулся, похорошел. Правда, взгляд всё тот же, себе под ноги, и улыбка, неотразимая, от которой у самого Макары немедленно сводило скулы и голову кружило почище всякой травки. А ещё у Тавроса была девушка, его одноклассница, Вриска Серкет, высокая блондинка, не очень красивая, с кривыми зубами. Но вот уж у кого подбородок, острый настолько, что им можно было бы затопить Титаник, был всегда вздёрнут, а голос звенел от сарказма. Глава баскетбольной команды, староста. Заводила. Таврос смотрел на неё, как на богиню. Всегда, когда они были в компании, она поливала его дождём из насмешек, таких, за которые даже безразличный Макара хотел поправить ей форму лица. Но Таврос лишь виновато молчал. А когда эти двое шли домой, то всегда останавливались в аллее и уходили за терновые кусты, где целовались, как бешеные, да, двое детей кидались друг на друга, как в порнофильмах. И там уже внезапно смелый Таврос вжимал Вриску в стену и залезал ладонями под блузку. Но дальше этого дело не заходило, они восстанавливали дыхание и шли по домам. Гамзи был осторожен, они ни разу не заметили его. Трудно сказать, зачем он это делал, что чувствовал. Он никому не рассказывал, но… просто хотел быть на ЕЁ месте. И дело не столько в сексуальной составляющей, которую Макара вообще выделял с трудом. Просто быть с ним. Просто иметь возможность вот так запросто держать его за руку. Ну и… конечно, можно, чтобы Таврос так же его любил. Чудо случилось на прошлой неделе. Хотя… никогда не знаешь, каким путём придёт чудо. Был где-то полдень, когда его разбудил надрывающийся звонок от лучшего друга. Гамзи знал, что обижает Карката своей необязательностью и пропаданиями на месяцы, но, тем не менее, Вантас никогда не переставал быть другом, лучшим. В этот раз он звонил, чтобы в промежутках между матом сообщить, что сегодня день тестов, на которые у него есть ответы, и если Гамзи соизволит прийти, то, может быть, даже перейдёт в восьмой класс, наконец-то. Мог ли знать Макара, что его безвольное согласие в тот день станет настолько судьбоносным? Когда он, жалея о потерянном времени, поскольку всё равно не разобрался в каркатовской шпаргалке, спускался с четвёртого этажа, Гамзи наткнулся на безобразную сцену на лестничной площадке: Вриска, чем-то невероятно разозлённая, колотила Тавроса всем, что попадалось под руку. Окружавшие их друзья только подсмеивались, такие семейные сцены повторялись изо дня в день. Гамзи отвёл взгляд и уже хотел было обойти этот табор по этажу, но вдруг Вриска так пихнула Нитрама в грудь, что тот пошатнулся, сделал неловкий шаг назад, споткнулся и покатился по ступенькам. Перед тем как потерять рассудок, Макара явно расслышал, как что-то пугающе хрустнуло. Как во сне он промчался мимо Вриски, в ужасе вцепившейся зубами себе в руку, рявкнул на какого-то пятиклассника, чтобы позвал учителя, и первым оказался рядом с другом, мешая ему шевелиться и травмировать себя окончательно. Правда, в больницу его не пустили. Оттуда Тавроса через несколько дней забрал отец. Всё это время Гамзи почти примерно ходил в школу. Одноклассники после этого случая, что удивительно, стали посматривать на него с уважением, а учителя предлагали возможности отработок. Макара послушно выполнял всё необходимое, даже оставался после уроков, забросив уличные тусовки. Нужно успеть стать тем, с кем Таврос захочет дружить. Вот это самый настоящий шанс, чудо. Гамзи видел однажды Вриску в той самой аллее, по пути к дому. Она плакала. Можно было бы, конечно, достать из сумки биту и отделать её так, чтобы вспомнить боялась обо всём этом, но Макара прошёл мимо. Её больше не существовало. Таврос не простит ей. Её время вышло. Гамзи подкараулил момент, когда Руфио ушёл на работу и, замирая сердцем, постучал. Он думал, что умрёт от волнения до того, как Таврос, передвигающийся на костылях, наконец, откроет ему дверь и широко улыбнется. Он сказал, что помнит. Что беспокоился, когда Гамзи перестал появляться на учёбе, думал, что Макара перевёлся в другую школу. Что чувствовал себя виноватым за то, что пошёл на поводу у отца, который когда-то имел траблы с отцом Гамзи. Что Гамзи ему всегда нравился, и его поведение в тот день — доказательство того, что настоящая дружба не умирает. После он вдруг покраснел, так же мило, как раньше, и попросил прощения за излишнюю патетичность. Они допили чай, попрощались, а потом Гамзи не мог уснуть всю ночь и бродил по тёмным аллеям, ухмыляясь себе под нос. С тех пор он был у Тавроса каждый день. Помогал инвалиду справляться по дому, хвастался школьными успехами и попытками рисовать. Таврос смущённо благодарил, что Гамзи навещает его, хотя и не обязан. Не понимал, глупый, что делает своего приятеля таким счастливым, что и мечтать-то о таком ещё месяц назад было невозможно. А сегодня Гамзи испортил всё. Он уже по привычке толкнул входную дверь, зная, что Таврос нарочно её не закрыл, ожидая друга. И первое, на что обратил внимание — запах женских духов, такой свежий, ландышевый. Раздумывая, что же он ему напоминает, Гамзи поискал взглядом источник. На полке с телефоном одиноко лежал забытый светло-голубой шарф. Гамзи на автомате взял его в руки, попадая в эпицентр запаха парфюма и девичьего пота. В этот же момент в коридор из комнаты выехал Таврос на своём инвалидном кресле, махнул рукой и что-то проговорил, но Макара не услышал: на шее Нитрама красовался свежий засос, который тот периодически потирал.***
Обнимающие шею Курлоза руки дрожали, когда нервно сглатывающий Гамзи пытался объяснить в паре слов всё, что натворил. Как швырнул свою мечту на пол, царапал Тавросу плечи, рычал какие-то угрозы и до крови разгрыз место несчастного поцелуя, стараясь содрать его с тела того, кого уже успел посчитать своим. — Я же хотел быть для него лучше, чем она... Как я мог, блять, зачем я так вёл себя?? — всхлипы, было, прекратились, но после последней фразы возобновились с новой силой. — Он сказал, что не хочет меня видеть, сказал, что я больной извращенец и сын больного извращенца. Что мне делать, твою мать?! Гамзи уже практически выл во весь голос, думая, что этот старый недоумок всё равно ничего не понимает. Он видел, что пугает Курлоза, кожа Макары-старшего ещё больше побледнела, а чёрные дыры зрачков метались, избегая контакта с воспалённым взглядом сына. В особняке, по задумке архитектора, были помещения для шести слуг, именно такое количество требовалось, чтобы поддерживать дом в порядке. Но Курлоз слишком боялся чужих людей и громких звуков, поэтому Макары отказались от посторонних в доме. Так что стоило бы прекратить истерику, а то мало ли, что забредёт в голову этой махине, может и пришибить в приступе. Но так было бы даже лучше, так просто можно было бы избавиться от этого всего… Курлоз не боялся. Просто страдал от того, что не мог сказать. Целого моря мыслей, которые никак не хотели присоединиться к его языку. Всякий раз, после того самого дня, который он научился забывать в совершенстве. Это была первая катастрофа. Так уж случилось, что Курлоза судьба лишила смысла жизни дважды. А сегодня он узнал, что это продолжает случаться.