Грани допустимого

Следующие четыре недели пролетают для непозволительно быстро — Гарри по уши вязнет в работе и семейных делах. И если на работе перемен и особых перспектив не наблюдается — обычная бесконечная рутина, то дома все стоит кувырком. Джинни удалось забеременеть! И пусть срок составляет всего две недели, а узнали они эту чудесную новость и вовсе пару дней назад, на площади Гриммо царит возбужденное предвкушение. Не сказать, что Гарри действительно разделяет восторги Джинни и Гермионы, или так уж хочет каждый раз отвечать на довольную улыбку Рона, однако, в какой-то степени тоже горд тем, что все у них получилось. Да еще и достаточно быстро. Мужское эго настойчиво твердит, что он тот еще племенной жеребец, и неожиданно Гарри тешит осознание этого факта. А еще радует, что на все это хватает сил — проведенная Малфоем терапия оказалась как нельзя кстати. Несмотря на то, что прошло уже довольно много времени, черная меланхолия не возвращается, будто и не было ее все эти годы. Напротив, дышится все еще легко, голова ясная, и впервые за долгие годы действительно хочется жить и действовать. Гарри вообще не уверен, что когда-либо чувствовал себя настолько свободным. Сколько он себя помнит, на плечи всегда давил груз ответственности за жизни других людей, за живучесть Волдеморта, за счастье друзей и Джинни. А морально выматывающая работа только добавила тяжести к тому, что он привык тащить на себе еще с детства. Если бы он знал, что для облегчения этой ноши нужно просто подставить кому-то спину и задницу, то сделал бы это давным-давно. В конце концов, у Гарри никогда не было никаких предубеждений насчет сексуальных предпочтений. Просто он всегда считал, что существенные отклонения от гетеросексуальной нормы — это не его. Ошибаться оказывается неожиданно приятно. Хотя, может быть, все дело заключается еще и в личности его мучителя. Малфой оказался не первым, перед кем он чувствовал вину за систему, и кому хотел помочь. Но если бы тот же Забини попытался его хоть пальцем тронуть, Гарри уверен, что переломал бы эти самые пальцы еще на подлете. В конце концов, он проходил в Школе Авроров курс рукопашного боя и может за себя постоять. Вот только с Малфоем у них всегда были особые, довольно специфические отношения. Они действительно всегда плохо относились друг к другу, но при этом за годы взаимной ненависти умудрились узнать больше, чем получилось у друзей. Как бы странно это ни звучало. Нынешние мотивы Малфоя для Гарри просты и понятны. Получать от него удары — тоже не в новинку, в конце концов, в школе им доводилось драться неоднократно. Однако, что действительно важнее всего, оказалось, Малфой может ходить по краю, но умудряется не переступить те грани допустимого, которые глубоко внутри себя Гарри обозначил для их взаимоотношений. Он не может понять, почему не терзает себя с точки зрения общественной морали, вот только перед Джинни до сих пор совершенно не стыдно. Возможно, потому что он никогда и не считал себя хорошим мужем. По мнению Гарри, она заслуживает гораздо большего, чем может дать такой парень, как он. Больше внимания, больше поддержки, больше заботы. Но Джинни отчего-то не пытается его бросить, а Гарри, конечно, никогда бы и не подумал оставить жену. Он действительно любит ее и знает, насколько она стала неуверенной в себе из-за увечья. И это тоже его вина. Если бы он сумел дать Джинни почувствовать, что она все такая же красивая и желанная, то ее самооценка не пострадала бы так сильно. Однако, первые годы после травмы он думал только о том, как помочь ей не остаться на всю жизнь инвалидом и научить заново ходить без посторонней помощи. А потом уже оказалось поздно что-то исправлять. И все же такое легкое отношение к фактической измене кажется странным даже ему самому. В конце концов, семья всегда значила для Гарри очень много. Судьба родителей была достойным примером того, что необходимо найти того самого единственного человека и ни на шаг не отпускать от себя до самой смерти. Вот только то, что произошло между ним и Малфоем, стоит на совершенно другой ступеньке, нежели чувства к Джинни. Наверное, разгадка заключается в том, что они с Малфоем не состоят в романтических или тому подобных отношениях. Просто оказалось, что Гарри возбуждается от боли и подчинения, а Малфой — от возможности выплеснуть злость и кого-то контролировать. Всего-навсего взаимная помощь. Временами прошедшую тогда встречу Гарри называет про себя безликим словом «терапия». Как-то так ведь оно и было? Наверное, поэтому ему совершенно несложно скрывать произошедшее от друзей, хотя обычно Гарри терпеть не может иметь от них секреты. Но тут и рассказывать нечего — ему нужна была помощь, Малфой помог. И, да, пусть эта помощь планируется неоднократной, Гарри все равно не видит своей вины. А еще, несмотря на то, что прошло уже четыре недели, Гарри не чувствует необходимости повторять их терапевтический сеанс. Вот только Малфой сову не присылает, поэтому он тоже решает не отменять назначенную на завтра встречу. Вообще, они довольно плохо все продумали, когда договорились видеться через строго определенный промежуток времени, да еще и в конкретный день. А если бы оговоренное число выпало не на понедельник, а, скажем, на субботу? Тогда бы точно пришлось обмениваться компрометирующими записками. Конечно, можно списать эти огрехи на то, что к концу вечера они были оба уставшие и эмоционально вымотанные, но и продолжать делать глупости не стоит. Гарри решает, что завтра поднимет этот вопрос и хорошенько все обсудит с Малфоем, хоть тот и не хочет вести долгие беседы. Ничего, потерпит ради их общего блага. Наверняка ему тоже не особенно захочется оправдываться как-нибудь перед невестой. — Гарри, тебе не надоело там скучать? Может, присоединишься к нам? Естественно, как и всегда, он выбрал для подобных размышлений и рассуждений совершенно неподходящее время. Впервые за несколько последних лет Джинни устроила пышную вечеринку по случаю беременности, пригласив родственников и близких друзей. И уже два часа в гостиной стоит возбужденный гул, периодически дополняемый громкими взрывами смеха. Посчитав, что полутора часов игры в радушного хозяина более чем достаточно, Гарри не придумал ничего лучше, как забрать со стола полбутылки вина и сбежать на кухню. По крайней мере, здесь тихо. Не то чтобы Гарри был противником вечеринок, однако, конкретно эта его немного раздражает. Последний час Молли, Джинни, Луна и Гермиона активно рассуждали о беременности, детях и счастье, которое вызывает топот маленьких ножек по паркету. Гарри бы предпочел завести собаку, но кому какое дело до его мнения в этом конкретном случае? Артур, Рон и Невилл старательно поддакивали женам, будто полностью разделяли их мнение. И только Джордж еще раньше успел сбежать в библиотеку в компании бутылки огневиски. Гарри был уверен, что рано или поздно за ним кто-то придет. Поэтому сейчас он устало смотрит в обиженное личико Джинни и почему-то совершенно ничего не хочет отвечать. Жаль, что в покое его не оставят. К тому же, если он будет молчать и дальше, она может действительно разозлиться, а беременным волноваться вроде бы как нельзя. — Джорджа вы уже вернули в гостиную? Джинни удрученно качает головой и присаживается рядом с ним на подоконник. — Нет. Никто не хочет с нами веселиться. Папа ушел десять минут назад. Сказал, что ему надо кормить собаку, и сбежал. Мерлин, но ведь у них нет никакой собаки! Невилл тоже посматривает в сторону выхода, но, видимо, боится гнева Луны. Ведь она так пока еще и не забеременела, хотя они тоже очень стараются. Ну а Рон — что о нем говорить? Напился и сопит теперь в углу дивана. Печальное зрелище. Гарри отпивает немного вина и протягивает руку, чтобы ободряюще сжать маленькую ладошку жены. — Видишь, все мужики — скоты. Мне стыдно за нашу половину человечества. Но ведь с тобой твой верный женский коллектив! В ответ Джинни мягко высвобождает ладонь и отмахивается от его слов. — Ой, не говори ерунды. Гермиона болтает только о своих законах, которые вот-вот примут в Министерстве. Спасибо хоть про семейное право распинается, а не трудовой кодекс нам зачитывает. Луна жалуется, что они перебрали почти все позы, идеально подходящие для зачатия, а все без толку. Хм, да, наверное, поэтому Невилл и мечтает от нас сбежать. А мама — это же мама. Уже пытается давать мне советы о том, как воспитывать еще не родившегося ребенка. — Ну, у нее огромный опыт. Есть, чем поделиться. Джин, ты же сама хотела их всех собрать в одном месте. Как будто не знаешь, чем обычно подобные вечеринки заканчиваются. Джинни тяжело вздыхает и аккуратно слезает с подоконника. — Аппарируешь Рона и Джорджа по домам? А я пока с девчонками попрощаюсь. — Да, конечно. Гарри не привыкать. Он вообще довольно мало и редко пьет, поэтому обычно оказывается самым трезвым членом их разношерстной компании. Он, ну и еще Невилл. Но Нев обычно просто молча уводит развеселившуюся Луну домой, поэтому от него помощи ждать не приходится. Бросив последний тоскливый взгляд на недопитое вино, Гарри идет сперва вытаскивать Джорджа из библиотеки — спящий Рон никуда не денется, а вот этот развеселый парень может в хмельном порыве натворить немало дел. В прошлый раз он умудрился разбить фамильное зеркало Блэков, которое служило верой и правдой добрую пару сотен лет. Когда он возвращается на Гриммо уже из дома Рона и Гермионы, Джинни как раз заканчивает уборку в гостиной. Она выглядит уставшей, но довольной, и это радует — Гарри всегда больно видеть ее в подавленном состоянии. Однако, по всей видимости, предстоящий статус мамочки действительно немного вернул ее к жизни. За весь этот месяц они ни разу даже не поссорились, и эта семейная идиллия вносит приятное разнообразие в его привычную бытовую рутину. Собираясь утром на работу, Гарри намеренно выбирает самую непрезентабельную рубашку. Он мысленно посмеивается, представляя ухмылку Малфоя, который снова будет критиковать его одежду и говорить, что Гарри и на этот раз перестарался. На самом деле он все еще не уверен, что хочет весь вечер терпеть боль, но решает разобраться со всем по обстоятельствам. В конце концов, Малфой сказал, что ему тоже все это нужно. И если Гарри стало гораздо легче, то это вовсе не означает, что сам Малфой сейчас в полном порядке. На работе нет ничего нового и хоть сколько-нибудь примечательного. Ноябрь вообще всегда был достаточно спокойным месяцем в плане правонарушений. Это под Рождество им придется знатно попотеть, ловя воров, мошенников и торговцев запрещенными зельями, а сейчас в Аврорате царит скука и какое-то сонное умиротворение. Решив, что заняться больше все равно нечем, Гарри несколько часов разбирает свои старые бумаги, приводит кабинет в порядок и даже убирает пыль на дальних полках, куда не заглядывал уже без малого пару лет. Поэтому, когда один из рядовых авроров передает ему просьбу от Кингсли срочно зайти к тому в кабинет, Гарри слегка удивляется. А этому он зачем понадобился? Сейчас Гарри не работает над каким-то сложным делом, а все отчеты закончил еще в пятницу. Может, что-то случилось? Расправив на себе форму, отряхнув мантию от пыли и пригладив волосы, он идет к Кингсли, ни на что хорошее не надеясь. Наверняка причина для подобного внезапного вызова окажется не из приятных. В кабинете Кинга никогда и ничего не меняется. Заняв однажды место начальника Аврората и внеся в серый интерьер свой национальный колорит, тот явно остался более чем доволен проделанной работой. Однако, в этот раз на одной из полок Гарри обнаруживает новую фарфоровую статуэтку и некоторое время ее разглядывает — вставший на дыбы явно индийский слон слегка не вписывается в привычный антураж. Может, Кингсли подарил эту статуэтку кто-то из многочисленных фанатов? Или он привез ее с последнего уик-энда? Кингсли понимает его интерес к интерьеру как-то по своему. — Нравится мой кабинет? — Да, у вас тут уютно, сэр, — Гарри не видит причины, чтобы задавать подобные вопросы, но, конечно, с начальством не спорит. — Если постараешься, то в конце концов все это станет твоим. Присаживайся, Гарри. У меня к тебе серьезный разговор. Пытаясь переварить услышанное, он неловко садится в кресло для посетителей и недоверчиво смотрит на Кингсли. — Хочешь сказать, что... — Не просто хочу, а прямо так и говорю! Я наблюдаю за твоей работой уже не первый год, Гарри, и знаю, как много ты трудишься на благо нашего общества. А также знаю, что ты далеко не всегда одобряешь мои решения и методы, — Гарри хватает совести покраснеть в ответ, но он не спешит перебивать Кинга. — Это мне в тебе и нравится, парень. Всегда нравилось. Если чьи-то действия противоречат твоей совести и принципам, то ты всегда находишь в себе мужество высказать все человеку в лицо. Не пытаешься строить интриги за моей спиной, что-то скрывать и утаивать, можешь честно ответить на любой вопрос. Молодец! — Да ладно тебе, Кинг. Ты меня захвалишь. — Не скромничай мне тут! Я знаю, что у тебя была масса поводов воспользоваться своим служебным положением, но ты ни разу этого не сделал! Я горжусь тобой, Гарри! Подавив в себе малодушное желание во всем сознаться и добровольно сдаться в тюрьму, Гарри смущенно улыбается. — Спасибо. Мне лестно слышать все это. Особенно от тебя. В конце концов, Кинг нередко был его примером для подражания не только на службе, но еще во время войны. — И вот поэтому я рад сообщить тебе, Гарри, что собираюсь назначить тебя своим преемником! Обществу нужны у руля такие, как ты: честные, уверенные в себе и справедливые люди. Конечно, целый Аврорат — это не следственный отдел, но и я не собираюсь бросать свой пост завтра. Я планирую на протяжении ближайших нескольких лет постепенно перевести на тебя все обязательства, а затем с чистой совестью отправиться отдыхать. Не знаю, помнишь ли ты, но в свое время я заступил на эту должность, потому что после войны кто-то должен был наводить порядок и очистить страну от всех прихвостней Волдеморта. Но я никогда не тяготел к руководящим должностям. А вот ты еще достаточно молод, тебе нужно строить карьеру, Гарри. Поэтому я буду горд называть тебя своим преемником. Несколько секунд Гарри молча смотрит на Кинга, не в силах вымолвить ни слова. Это последнее, чего он ожидал от сегодняшнего вызова в этот кабинет. Черт, да ему даже в голову никогда не приходила мысль о том, что рано или поздно он сможет занять это место. Кингсли действительно хорошо знает о его нежелании сажать за решетку всех и каждого, поэтому Гарри ни на секунду не сомневался, что он будет последним, кого тот захочет видеть новым начальником Аврората. — Я не знаю, что сказать. Спасибо за оказанную честь, сэр. Буду стараться вас не подвести. Кингсли хмыкает. — А если менее официально? — Ты с ума сошел, Кинг! Я в ужасе от этих перспектив, но рад, чертовски рад, дружище! — Вот это совсем другое дело, парень, — Кингсли улыбается, тянется через стол и пожимает Гарри руку. — Подробности мы обговорим с тобой как-нибудь в другой раз, а пока можешь собираться и бежать домой, рассказывать жене новости. Я знаю, что ты тут все равно слоняешься без дела, так проведи время с пользой, удели его семье. У него, что, сегодня день рождения? Или внезапно наступило Рождество? Не пытаясь сдержать ответную улыбку, Гарри крепко пожимает широкую смуглую ладонь и поднимается на ноги. А затем кидает взгляд на настенные часы. Вот же черт! — Еще раз спасибо, Кинг. Ты не представляешь, что все это для меня значит. — Уж догадываюсь, — ухмыляется тот и делает прощальный взмах рукой. Не чувствуя под собой ног, Гарри выскакивает от Кингсли, бежит по коридору, не обращая внимания на попадающихся по пути авроров, на ходу запечатывает дверь своего кабинета, и опрометью кидается к выходу. Кажется, позади он слышит окрик Рона, но решает проигнорировать и его — он объяснится с ним потом, а пока необходимо срочно бежать на встречу к Малфою. Почему-то Гарри очень боится на нее опоздать. В этот раз он аппарирует максимально близко к отелю, забыв трансфигурировать мантию в маггловскую одежду. Затем вбегает в холл, быстро поднимается по лестнице и, даже не подумав задержаться перед дверью в номер, влетает внутрь. — Привет, прости, меня задержал Кингсли, я не мог от него вырваться раньше, но сразу примчался сюда. Протараторив все это на одном выдохе, Гарри оглядывает номер в поисках Малфоя, и заметив его развалившимся на кровати, также быстро подходит ближе. Малфой валяется в одной рубашке и брюках, методично подбрасывая и ловя шарик для релаксации, явно трансфигурированный из первого попавшегося под руку предмета. — Дыши, Поттер, дыши. Ты не особо опоздал, это я пришел раньше. Вообще, я не должен был сегодня приходить, но так получилось, что, — заметив, что Гарри все еще столбом стоит возле кровати, он делает приглашающий жест, — сядь уже куда-нибудь. Мне не нравится, что ты надо мной нависаешь, как дементор над жертвой. Пару раз глубоко вдохнув, чтобы успокоить ускорившееся во время бега сердцебиение, Гарри не долго думая отодвигает ноги Малфоя подальше к стене, и садится на кровать. Только сейчас он замечает, что тот выглядит довольно паршиво. В отличие от самого Гарри, Малфой явно уставший и замученный. Похоже, сегодня сеанс терапии у них точно не состоится. — Ты собирался отменить эту встречу? — Должен был отменить, чтобы не обнадеживать тебя попусту. Но так замотался, что попросту забыл это сделать, а потом уже отправлять сову было поздно. Поэтому я просто пришел сюда час назад в надежде хоть немного отдохнуть, вот только как-то не слишком в этом преуспел. Как удивительно удачно все сегодня складывается. Точно праздник какой-то. — Я как раз хотел с тобой обсудить, что мы выбрали не самый лучший способ для назначения встреч и их отмены. Если честно, я тоже должен был все отменить, потому что мне все еще достаточно хорошо, чтобы чувствовать необходимость в повторении. Малфой на секунду прекращает подбрасывать свой мячик, придирчивым взглядом осматривает Гарри, явно выискивая признаки вранья, а затем кивает каким-то своим мыслям. — Тогда я предпочту и дальше оставаться погруженным в свои страдания. Не знаю, каким еще способом можно назначать встречи так, чтобы видеться тогда, когда это нам действительно нужно, но и не вызывать подозрения у окружающих. Я вообще сегодня еле сбежал. Если Астория узнает, что я таскаюсь на какие-то встречи в маггловскую часть Лондона, то она меня выследит и четвертует. — Кажется, у меня есть хорошая идея насчет способа связи, — Гарри устраивается поудобнее, нагло откинувшись спиной на ноги Малфоя, и достает из кармана горстку мелочи, выискивая пару кнатов. Затем он как-бы невзначай спрашивает: — Астория — это твоя невеста? — Уже жена, — Малфой немного передвигает ногу, но, видимо, ничего не имеет против вопиющего нарушения своего личного пространства. Наверное и правда чертовски устал. — Я вчера женился. — Вчера? — Гарри чуть было не рассыпает мелочь по кровати и ошарашенно смотрит на Малфоя. — Ты только вчера женился и тут же сбежал на встречу со мной?! — На самом деле я просто сбежал от всех от них подальше. Не думал, что свадьба — это так утомительно. Настоящая катастрофа. Мы должны были пожениться еще десять дней назад, но Астория не успевала заказать французские орхидеи для оформления зала, поэтому пришлось все в срочном порядке переносить, предупреждать гостей. Короче, я не хочу об этом вспоминать. Мы вообще договорились с тобой не вести подобных разговоров. Понятия не имею, зачем я все это тебе рассказываю. Слушая Малфоя, Гарри вспоминает собственную свадьбу и откровенно ему сочувствует. Чтобы помочь Джинни и Молли в организации торжества, он даже брал двухнедельный отпуск от учебы. Потому что да, это действительно было чертовски сложное и утомительное занятие. Наверное, если бы им пришлось резко переносить дату, он бы и вовсе повесился. А еще Гарри ужасно рад, что не предложил в прошлый раз Малфою материальную помощь, хотя у него была подобная мысль. По всей видимости, тот со своими проблемами прекрасно справляется и сам. Найдя, наконец, два кната, Гарри убирает обратно в карман остальные деньги, а затем достает волшебную палочку. — Наверное, тебе просто больше некому выговориться. Но я не против послушать — сам задолжал тебе сеанс психотерапии. И, должен отметить, что ты не выглядишь счастливым молодоженом. — Потому что я и не чувствую себя особо счастливым, — искоса наблюдая за его действиями, отвечает Малфой, — наш брак был давней договоренностью родителей. Ее семья осталась одной из немногих, кого не затронули последствия войны, поэтому в какой-то степени я даже ждал этой свадьбы, чтобы поправить свои дела. И Астория вполне достойная невеста, тут нечего сказать. Просто она оказалась чертовски ревнивой собственницей, а это как-то не вписывается в мои привычки и... Чем ты там вообще занимаешься? Как раз закончивший колдовать над монетами Гарри протягивает один из кнатов Малфою. — Держи, покажу один фокус. — Дождавшись, когда монетка окажется у Малфоя на ладони, Гарри зажимает свой кнат в руке и с удовольствием отмечает, как от удивления расширяются серые глаза. — Мы пользовались этим средством связи еще в школе. Достаточно сжать нужную монетку в руке и подумать о собеседнике. Если ты согласен на встречу, то просто тоже сожми свою монету, и я пойму, что у нас все в силе. Можем договориться встречаться на следующий день после вызова в определенное время. — Действительно удобный способ. Гораздо элегантнее, чем Темная Метка. Гарри фыркает в ответ, но все равно машинально бросает взгляд на открытое предплечье Малфоя — на гладкой коже нет ни единого следа некогда красовавшейся там уродливой татуировки. Гарри помнит, что все они исчезли с рук приспешников Волдеморта, как только тот был окончательно уничтожен, однако, не отказывает себе в удовольствии убедиться лишний раз. Малфой замечает его взгляд, и демонстративно поправляет закатанный рукав рубашки. Гарри запоздало понимает, что Малфой практически все время ходит теперь с закатанными рукавами. Наверное, ему и самому Метка совершенно не нравилась. — А у меня жена забеременела. И я тоже не очень хочу об этом говорить, хоть мне и больше повезло с семейной жизнью. — Тогда поздравляю. Наверное. — Спасибо, — Гарри секунду колеблется, но потом все же произносит то, что вертится на языке последние несколько минут: — Раз уж мы все же собрались сегодня здесь и даже успели поделиться новостями, то можем приступить к чему-то более приятному-полезному. — Прости, — Малфой качает головой, — я банально не в состоянии тебя сейчас бить. — Я и не говорю, что надо снова махать плеткой, — пожимает плечами Гарри, — можем просто сексом заняться. — Ты сейчас предлагаешь мне изменить жене на второй день после свадьбы? — Малфой в удивлении приподнимает бровь, — с человеком, который, к слову сказать, меня ничуть не возбуждает и хвастается тем, что у него самого беременная супруга? — Нет, что ты, — Гарри поднимает руки ладонями вверх и смотрит на Малфоя самым невинным взглядом из своего арсенала, — никаких измен. Только оздоровительные процедуры для улучшения самочувствия. А проблему с взаимным возбуждением можно попробовать решить короткой прелюдией. Как считаешь, на это твоих сил хватит? Какое-то время Малфой молча продолжает подкидывать свой шарик, потом вдруг зашвыривает его в дальний угол комнаты, прячет все еще зажатую в другой руке монетку в нагрудный карман, а затем начинает расстегивать рубашку. Отлично. Идея помочь Малфою снять напряжение самым банальным из всех возможных способов пришла к Гарри совершенно неожиданно, но он все же приятно удивлен, что того не пришлось долго уговаривать. — Ну и чего ты смотришь, Поттер? Без прямого приказа не способен проявить даже элементарную инициативу? Раздевайся, ложись лицом к стене, задницей — ко мне. Посмеиваясь, Гарри покорно начинает снимать одежду. — Это твоя любимая поза, да? Или тебе просто не хочется смотреть мне в лицо, когда мы оба раздеты? Представляешь на моем месте кого-то другого? На самом деле он так не думает, просто ему хочется немного подзадорить Малфоя и отвлечь его от невеселых мыслей. — Конечно. Анджелину Джонсон представляю. А ты как считал? И вообще, что-то ты сегодня подозрительно много треплешься. Я бы, пожалуй, позаботился о кляпе, если бы твои крики не доставляли мне эстетического наслаждения. — О, так все же что-то тебе во мне нравится, да? — даже не пытаясь скрыть улыбку, Гарри снимает трусы, а затем покорно вытягивается вдоль стены. Кровать довольно узкая для двоих взрослых мужчин — устраиваясь за спиной, Малфой то и дело задевает его коленями, только эта возня отчего-то кажется Гарри почти милой. — Ты просто не хочешь признавать, насколько я хорош собой. Боишься окончательно потерять голову? В ответ он слышит тихий смех и отмечает, что это очень приятный звук. — Мерлин, Поттер, да ты никак со мной флиртуешь? Если это такой способ заинтересовать мое либидо, то он заведомо обречен на провал. Ты мог бы добиться больших успехов, перечисляя не свои, а мои достоинства. Я всегда был падок на лесть. Теперь уже смеется Гарри. Кто бы мог подумать, что с Малфоем будет так легко? Если у него и оставались неясные сомнения по поводу целесообразности этого спонтанного секса, еще больше раздвигающего изначально установленные рамки, то все они окончательно развеиваются. Сейчас ему хорошо, и он не видит ни одной причины терзаться угрызениями совести. Возможно, позже, но не в этот конкретный момент. — Ладно, уговорил. Ты самый циничный, саркастичный и язвительный человек из всех, кого я знаю. А еще у тебя прекрасного цвета волосы. — Убедил, — Малфой придвигается практически вплотную и произносит ответ возле самого уха, от чего Гарри едва ощутимо вздрагивает. Когда он снова начинает говорить, голос звучит гораздо тише, в нем появляются некие интимные нотки: — Заведи обе руки за спину, и я покажу тебе преимущество именно этой позы прямо сейчас. Гарри покорно подчиняется, хотя теперь ему не очень удобно лежать на боку, хотя, так даже интереснее. Несмотря на то, что Малфой несколько раз пожаловался на ужасную усталость, Гарри не сомневается, что получит свою порцию боли. Возможно, не в таком масштабе, как в прошлый раз, но он верит в изобретательность Малфоя — за последнее время тот еще ни разу его не разочаровывал. — А знаешь, если мы с тобой и дальше... Внезапно Малфой наваливается сверху, крепко прижимая руки Гарри к спине. А затем сильные пальцы уверенно сжимают горло, заставляя тут же позабыть, о чем он вообще собирался сказать. Напротив, говорить теперь не хочется, а точнее, он попросту не может этого делать. Хорошо бы получить хоть небольшую порцию воздуха, вот только Малфой неумолим: он с силой нажимает на кадык, вырывая из горла Гарри странный булькающий звук. — Ты. Слишком. Много. Болтаешь. С каждым словом хватка на горле становится все сильнее, и в какой-то момент Гарри охватывает паника, что вот прямо сейчас Малфой попросту сломает ему шею. Он неловко дергается в попытке скинуть тяжелое тело с себя и освободить руки, однако, ничего не выходит. Гарри беззвучно открывает и закрывает рот, надеясь урвать хоть каплю спасительного кислорода, но и это не приносит желаемого результата. От недостатка воздуха паника только усиливается. Малфой же убьет его сейчас. Убьет! И Гарри никак не сможет ему помешать! Он уже всерьез пытается освободить руки или скинуть чертовы пальцы со своего горла, но только бесполезно мечется между Малфоем и стеной. В глазах темнеет, вдохнуть хочется невыносимо, мышцы быстро наливаются свинцовой тяжестью, а мозг охватывает настолько сильная паника, какой он прежде никогда не испытывал. Воздух! Ему нужен воздух! Прямо сейчас, пожалуйста, всего один глоток. Совсем немного. Пожалуйста. Малфой чуть разжимает пальцы аккурат в тот момент, когда сознание начинает ускользать. Гарри делает отчаянный рефлекторный вдох и буквально захлебывается волной воздуха, которая затапливает его легкие. Внутри все горит, от боли и облегчения на глаза наворачиваются слезы. Ладонь Малфоя все еще лежит на горле, немым напоминаем об угрозе. Тем не менее, он отпускает руки и удобнее устраивается за спиной. Гарри хотелось бы высказать все, что он думает о подобным методах затыкания людей. Но, во-первых, горло все еще ощутимо болит, и он не уверен, что может выдавить из него хоть один членораздельный звук. Во-вторых, у него, естественно, стоит. Вроде бы ничего толком не делал, а какого впечатляющего эффекта добился — талантливый Малфой человек. По всей видимости, короткая прелюдия завела и его самого, потому что Малфой все же убирает руку с горла, а затем Гарри чувствует становящийся уже почти привычным холодок очищающего заклинания. Ну все, теперь можно расслабиться и, как говорится, получать удовольствие. Прекрасно помня о том, как это было в прошлый раз, Гарри невольно зажимается от невесомого прикосновения пальцев. Не заморачиваясь такими банальными вещами, как смазка, Малфой просто пропихивает в него сразу два и начинает настойчиво протискивать фалангу за фалангой. Это неприятно, но совсем не больно. — Мог бы обойтись без этого. Слова с трудом выходят из пересохшего горла, однако, Гарри не может просто молчать. Ему снова хочется окунуться в водоворот боли, и растяжка слегка не вписывается в эти планы. — Не для тебя стараюсь. Я же говорил, что не люблю боль, — Малфой деловито пропихивает еще один палец и уточняет: — Ты все еще не прекратил трепаться? Мне повторить? Снова терять сознание от неспособности дышать уж точно не хочется, поэтому Гарри захлопывает рот и терпеливо пережидает так необходимую Малфою растяжку. Чертов неженка. Через несколько мучительных минут, во время которых Гарри отчаянно старается не растерять все свое возбуждение, Малфой вытаскивает пальцы, а затем его ладонь оказывается перед самым носом. Намеки Гарри понимает прекрасно, поэтому тут же начинает широкими мазками языка проходиться по пальцам и самой ладони. Это действо ощущается довольно интимным и слегка смущающим. Подобный дискомфорт неожиданно приходится по душе, поэтому он не жалеет слюны, облизывая холеную руку. Наконец, ладонь пропадает из поля зрения, и Гарри успевает даже несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем чувствует, как к его приоткрытому отверстию прижимается чуть влажная упругая головка. Он точно знает, какой боли следует ожидать, но все равно мычит сквозь стиснутые зубы, когда Малфой делает первый толчок вперед. Нет, в этот раз все хуже. Тогда чертова рукоятка успела неплохо подготовить его к вторжению члена, однако, в этот раз торопливой растяжки пальцами оказывается явно недостаточно. Гарри знает, что сдерживаться нет смысла, но все равно упрямо сжимает зубы и упирается ладонями в прохладную стену. В принципе, ему неплохо, но такого расслабления, как в прошлый раз, он не ощущает. Наоборот, все тело чрезмерно напряжено, и даже возбуждение уже не кажется достаточно сильным. Наверное, скажи он сейчас Малфою, что все не так, тот не станет настаивать на продолжении. В конце концов, они же и правда не собирались заигрываться в насилие — а если одному из участников секса все не нравится, то это оно и есть. Что ж, пожалуй, Гарри должен был уже начать доверять Малфою гораздо больше. Тот буквально кожей чувствует каждое минимальное изменение его состояния в лучшую или худшую сторону, потому что тонкие, но сильные пальцы снова, будто предупреждая, проходятся по все еще покрасневшей и чувствительной коже горла, а потом спускаются по телу к самым яичкам. — Поиграем, Гарри? Не успев удивиться тому, что Малфой назвал его по имени, Гарри громко кричит от неожиданной и сильной боли в яйцах, которые так удобно помещаются у его мучителя в ладони. Да что же он творит-то такое?! Пальцы расслабляются, почти нежно оттягивают мошонку, снова с силой надавливают сначала на одно, затем на другое яичко. Одновременно с этим твердый член до упора входит внутрь, заполняя, кажется, до отказа. И Гарри моментально теряется в этих ярких ощущениях. Он громко кричит от боли, срывается на стоны удовольствия, снова кричит. Малфой ни на секунду не останавливается, продолжая играть с его мошонкой и таранить задницу членом. Переплетаясь между собой, по телу проходят волны боли и удовольствия, утягивая Гарри на самое дно противоречивых ощущений. Он то пытается стиснуть ноги, чтобы помешать Малфою издеваться над его яйцами, то подается бедрами навстречу, встречая очередной толчок на половине пути. От криков пострадавшее горло начинает болеть с новой силой, и это ощущение сладкой ноткой примешивается к остальному коктейлю, заставляя Гарри задыхаться и то и дело выпадать из реальности. Мерлин, почему все это не может длиться вечно? Когда Малфой перемещает свою ладонь с многострадальных яичек на истекающий смазкой член, Гарри начинает скулить в голос. Он одновременно и хочет кончить, и не может смириться с мыслью, что это все так быстро прекратится. Хотя какой, к черту, мыслью? Никаких связных мыслей у него в голове сейчас нет, так, неясное сожаление на фоне полной дезориентации в пространстве. Но нет — вместо того, чтобы начать дрочить, жестокие пальцы с силой пережимают его член у основания, вынуждая Гарри вскрикнуть и выгнуться на кровати. — Еще не время, — Малфой сильно задыхается, теперь тоже с трудом выговаривая слова, и от понимания того, насколько их обоих все это заводит, у Гарри поджимаются яички. Он с большим рвением начинает подаваться назад, в резком быстром ритме насаживаясь на член. И какое-то время Малфой даже позволяет ему вести, а затем перехватывает за бедро, и, совершив какой-то невозможный кульбит, переворачивает Гарри на спину, внезапно оказываясь сверху. При этом его член умудряется все еще оставаться внутри. Ох, черт. Какой Малфой, оказывается, гибкий. Этот ракурс напоминает Гарри их первую потасовку в допросной и то, как ему тогда понравились новые ощущения. Он слегка запрокидывает голову, пытаясь жестом показать, чего ему сейчас хочется, на что Малфой тут же наклоняется вперед и вплетает пальцы в его волосы. Да-а-а-а. Кажется, Гарри ждал повторения этого ощущения с той минуты, как впервые почувствовал его жесткую хватку. Малфой грубо тянет за волосы, возобновляет резкие движения бедрами, и Гарри накрывает очередной удушливой волной возбуждения. Он не может сказать, лучше ему сейчас или хуже, чем в прошлый раз. Просто — по-другому. Боли теперь намного меньше, чем удовольствия, вот только без этих резких терзающих ноток наслаждение не было бы полным. Не сдерживаясь, Гарри стонет, выгибается, комкает в руках покрывало и снова чувствует это упоительное ощущение завершенности, когда все, что с ним происходит — идеально правильно. Он будто покачивается на волнах сладкого удовлетворения, утопает в грубых движениях, парит над своими приземленными проблемами. И все же громкий ответный стон Малфоя чуть не швыряет его к грани оргазма. Гарри резко открывает глаза, желая убедиться, что ему не послышалось. Но нет. Малфой смотрит на него плывущим от возбуждения взглядом и кусает губы, явно пытаясь не сорваться снова. Понятия не имея, что именно служит причиной этого порыва, Гарри подается вперед и прижимается к припухшим от укусов губам своими. Удивительно, но свой ответный поцелуй он получает. И что же это за поцелуй! В нем нет ни капли нежности, одна животная страсть, почти ярость. Малфой кусает его губы, толкается в рот языком, вторя движениям собственных бедер, и все еще продолжает с силой тянуть за волосы. Они вдвоем уже не сдерживают стоны, не прекращая исступленно целоваться. В какой-то момент Гарри просто прижимается к Малфою всем телом, обнимает за плечи, робко зарывается пальцами в мягкие, словно пух, волосы. И этого всего оказывается достаточно для них обоих. Гарри не разбирает, кончают они вместе или друг за другом. Просто по его телу внезапно проходится сладкая судорога, откатывающаяся обратной обжигающей волной по позвоночнику. Захлебываясь стонами, он все еще крепко прижимает Малфоя к себе, поэтому чувствует, как тот задыхается и дрожит от такого же чувственного удовольствия. И это лучший оргазм, который Гарри когда-либо с кем бы то ни было разделял. Какое-то время они переплетаются руками и ногами, но затем Малфой все же делает над собой усилие и перекатывается на пустующую половину кровати. Теперь, наверное, можно что-то сказать, только, как назло, Гарри совершенно не представляет, что вообще стоит говорить после такого горячего секса. Однако первым подает голос Малфой. — Ладно, ты был прав. Мне действительно стало лучше. — Всегда пожалуйста, — отмахивается Гарри. Несколько секунд молчит, но все же решается спросить: — А мне теперь тоже можно называть тебя по имени? Малфой поворачивает к нему голову, и в его взгляде читается такое неприкрытое удивление, что Гарри становится неудобно за свой вопрос. — А раньше было нельзя? Называй, как хочешь. Хоть господином и повелителем, мне как-то без разницы. — Слава покойного все не дает спокойно спать по ночам? — усмехается Гарри. — Может, тогда сразу перейдем к формулировке «мой Лорд»? Малфой возвращает ему усмешку. — Технически, я и правда лорд. Так что твое обращение вполне уместно. Пару секунд они смотрят друг другу в глаза, а потом одновременно начинают смеяться над нелепостью этого короткого разговора и всей ситуации в целом. С нескрываемым удовольствием глядя на заливающегося хохотом Малфоя, Гарри думает, что ему все же чертовски везет по жизни. И кто он такой, чтобы отказываться от подобных подарков судьбы?