Мы все живем в мечтаниях, Но жизнь не такая, какой кажется, О, в ней всё так запутано, Все страдания, что я вынес, Ведут меня к пониманию того, Что жизнь — это хаос. Но я хочу мечтать, Я хочу мечтать, Оставьте меня с моими мечтами
Imagine Dragons — Dream
— Ты плохо драил туалеты! — оглушающие порицания лились от хозяйки, — Переделай! А онсен?! В моём кабинете пыли больше, чем в могиле! Я сжала ладони до белых отметин от ногтей. Ненавижу, когда меня отчитывают. В такие моменты люди задевают мою честь. А человек без чести лишь мерзкое пресмыкающееся. Я возвожу глухую стену, но чувство собственного достоинства заставляет кулаки сжиматься. — В шкафах не убирался, помоишь! Отодвигай предметы, когда моешь полы, неумеха! Мыть надо от двери! Заново! Почему я позволяю лить эту гниль мне в самое сердце? Говорю о понятии чести, но сама вытираю токсичный плевок с щеки? — Ты вообще меня слушаешь?!Выродок! — Заткнись. Ошмётки отмершей кожи на губах заскрипели и растянулись в мерзкую ухмылку. — И что ты сделаешь? Ты ничего собой не представляешь, ничтожество. Без меня ты никто! За порогом, в том мире ты никому не нужен, папка с мамкой твои то сдохли, оставив на… — Не смей! я подняла блестящие от слезинок глаза, но через секунду влага пропала. Во взгляде была лишь тугая боль и ненависть. — Не смей… Ты могла оскорблять меня и мою работу, но не заикайся о моих родителях. Они отдали свою жизнь за меня, и я не позволю так со мной обращаться. Честь… Это смотреть прямо в дуло пистолета на расстреле, это улыбаться в лицо врагу. Предпочитаю смерть бесчестью. — Я ухожу. — Что? Я выше её. Я выжила, не сломалась, я смогла выторговать у Фортуны место в этом мире, когда у меня было лишь потрёпанное кимоно. Я. — Ты не можешь! Голубизну морского дна сменили электрические смешинки. Я одёрнула себя. Вокруг опять воцарилась аура отрешенности. Я до сих пор несу ответственность за свой клан. Я обязана быть выше. Я просто уйду. — Ты ведь не можешь? — уже с вопросительной интонацией спрашивает женщина. Она растерянна. — Прощайте. Я повернулась спиной к нанимательнице, и последний раз взглянула на доску объявлений около входа. Скоро там появиться новый листок, но для меня это теперь просто бумажка. Ветер колышет складки одежды, я подставляю лицо под освежающий морской бриз. Как никогда я чувствовала свободу, думая над тем, что меня ждёт дальше. Прошло полгода с падения клана. Мне удалось подзаработать скромный капитал и дальше оставаться в портовом городе не имеет смысла. Это был мой личный проигрыш. Просматривая воспоминания, я убедилась, что всё ещё слаба. Пошла на поводу у эмоций… Не сдержалась. Со стороны может показаться, что я поступила правильно, отстояла свои права, покончила с пренебрежительным отношением. Но я сорвалась, что для шиноби, а самое главное политика уже поражение. Я нагрубила, сказала много лишнего… Я заикалась про честь и обязанности химе. Так низко… Но больше такого не повториться. Шиноби — это орудия убийства.***
Мне стыдно было показываться на глаза нанимательнице, но деньги были нужны по зарез. А точнее зарплата за неполный сентябрь. Первое время житья в своей конуре, меня сильно волновало полное отсутствие окон. После досконального осмотра каждой досочки камень упал с моих плеч, так как я нашла маленькую форточку в потолке. Которой сейчас не побрезговала воспользоваться, поднявшись по дереву. Я собрала все свои пожитки, не забыв про дневник. Хорошо, что у меня их было немного. Переоделась из рабочей одежды в более удобную. Палящее солнце уже ушло, и наступил осенний сезон дождей и сильных ветров, однако было очень даже тепло. Я шикнула и попыталась игнорировать боль от царапин, само заживёт. И если с большинство шиноби это лишь отговорка не посещать госпиталь, то у Узумаки действительно не может быть никакого заражения крови. У моего клана много улучшенных геномов и не все из них лежат на поверхности. Раны на теле Алых дьяволят не просто затягиваются быстрее: они затягиваются принципиально по-другому. У обычных людей раны просто забиваются тканью, как на корабле залатываются пробоины. Узумаки же именно восстанавливают собственные ткани и органы в первозданном виде. Нам очень сложно оставить шрамы, а если мы теряем часть тела, то рана не просто залатывается — происходит поклеточное восстановление исходного органа. И ту же руку можно приделать после долгого её отсутствия. Я называю это самореинженерией тканей. Такой уникальный способ регенерации, среди прочего, препятствует старению Узумаки, так как возрастные дефекты и микротравмы у нас просто не накапливаются. Это похоже на регенерацию всяких гидр и земноводных. Гидру можно распилить на сотню кусков и получить сотню гидр, а тритон вполне способен отрастить себе лапку. Клан Кагуя и Узумаки могут использовать именно такой способ регенерации. Ничего не напоминает? Росомаха. Так же и с неприлично большой выносливостью. На самом деле, мышцы Узумаки не тяготеют к утомлению, и плохо «забиваются». Продукты гликолиза в мышцах будут выводиться быстрее, чем у обычного человека, как любой другой токсин или метаболит. Узумаки, что десятый, что двадцатый подход будет как первый. А тут палка о двух концах. Была бы. Если бы не минимальное самообеспечение. По-хорошему такая регенерация требует нескончаемого поступления питательных веществ: потреблять Узумаки должны немерено. Кстати, Акимичи так и не обошли этот пунктик и затрачивают на увеличение тела слишком много энергии, которую вынуждены запасать в жире. Пусть наши мышцы не забиваются, но их работа и восстановление всё равно будут тратить килокалории сотнями. Может, чувства утомления и не будет, но сам Узумаки просто умрёт от голода за час тренировки в спортзале. Но на деле Узумаки — по-настоящему всесильные твари! Пожалуй, наша главная особенность — это даже не регенерация, а минимальное самообеспечение. Мы в буквальном смысле можем прожить на одной стипендии в год — нам нужен минимум воды, минимум еды, и мы можем протянуть до прихода ирьёнинов! Вы всё ещё пытаетесь изобрести вечный двигатель — тогда Узумаки идут к вам! Перевязав покрепче бандану, я отметила, что за те минуты, что я думала, содранная на лодыжке кожа восстановилась. Взбодрившись, я поплелась в сторону безлюдных переулков по своим делам.***
Закутки, по которым можно было пройти, избегая давки и неприятного запаха от людей, закончились. В нос ударил сильный запах рыбы, перегара, дешёвых духов и алкоголя, люди толкали и пихали со всех сторон, не давая мне проходу… Можно долго писать поэмы, настолько эта обстановка была мне противна. Уклонившись от чей-то выкинутой в порыве чувств руки, я постаралась притупить хотя бы органы обоняния. К сожалению, судоходное агентство — таким громким названием здесь называлось маленькое помещение на первом этаже какого-то дома, находилось на главной улице. Я захлопнула дверь, правое ухо уловило звон колокольчиков, и я с трудом задавила в себе облегчённый вздох. Подставив тело прохладным порывам воздуха, я приблизилась к вентилятору. Расспросив человека об отплывающих в ближайшее время кораблях в Хи-но-Куни, я удручённо шагала по мостовой. Корабль в единственный морской порт Огня отправлялся через несколько дней. Кроме того, он был торгово-грузовой, и служил поставщиком рыбы, то есть пассажиров не принимал. Расспросив уже начавшего нервничать паренька, я узнала, что и команда там уже укомплектована. Конечно, можно попросить за определённую плату взять меня с собой, но после десяти минут моих атак и посылов капитаном на три весёлых буквы, я уже так не думала. А после мужик вообще взорвался и назвал заоблачную цену, захлопнув дверь кают-компании перед моим носом. Н-дя~ Но когда это Узумаки сдавались? В мою голову закралась плохая мысль. Я объяснилась перед Каэдэ-сан, она согласилась, чтобы я погостила у неё с дочкой до отплытия. Никто не верил, что я смогу попасть на ближайший корабль, а следующий был только через два месяца. Я задумчиво покусала губу во время моих терзаний совести. Но, к сожалению, это чувство во мне уже давно умерло, а я была и не против такого. Выяснив, где живут все три матроса на корабле, я тихонько прокралась к ним ночью. В казарме пахло потом, пивом, рыбой и сигаретами. Я поморщилась и сдержала рвотный порыв. К этому я точно никогда не привыкну. План мой был прост, как кунай. Я расспросила людей, нашла нужных мне личностей, как оказалось, все они живут в казарме, которая на порт одна. Ранее я следила за ними весь день. Ночлежка на сто персон была последним их местом пребывания. Я закрыла рот ладонями, чтобы предотвратить писк. С ума сойти, здесь ещё и мыши! К такому я точно никогда не привыкну, и не желаю привыкать. Мысленно успокоив себя, я сто раз уверилась, что маленькие лапки пробежали на расстоянии не меньше метра. Найдя нужную мне комнату и койку, я положила холодную ладонь на живот спящего, как покойники, моряка. Обычные люди плохо переносят чужую чакру, и с помощью обычного переливания энергии я обеспечу временные недуги. Плюсы такого способа — он не оставляет следов, его действие сможет заметить только сенсор, но никак не врач. Но со временем очаг самого мужчины переработает энергию и всё станет на свои места. Сосредоточившись на вливании инь-чакры, я не заметила, что начала преобразовывать её в медицинскую. Э~ нет, так дело не пойдёт. Я попробовала вливать больше ян-чакры, как мужик тут же начал ворочаться и просыпаться. Вот я дура. Если вливать в человека столько ян-чакры тем более Узумаковской, то на утро штормить его будет не по-детски. Это Аловолосые Дьяволы привыкли быть ходячими батарейками, а гражданский от такой дозы слетит с катушек и потеряет рассудок. Экстренно вбухав в человека медицинскую чакру и укрыв грубой простынёй, я поняла, что операция затягивается и, не заморачиваясь, влила в моряка грубую сырую чакру. Прости, мужик, но походу у тебя всю неделю будет такой озноб и горячка, что врагу не пожелаешь. Однако я признала схему действенной, и мысленно отшлифовав все углы, понеслась к следующему. Во мне проснулся азарт Орочимару! Вот так под чёрным покрывалом неба в казарме появление блеска экспериментатора в глазах мне не понравилось. Хотя~ Если бы я равномерно вливала неотфильтрованную «синюю» чакру я бы добилась максимум недуга, а ведь капитан тот ещё баран. Если уж один матрос слёг, то второй, несмотря на недомогание, обязательно поплывёт. Отложить максимум на три дня дадут подлечиться на половину и в путь. Однако так, он понимает, что без двух матросов отплывать нельзя, но поставку тоже задерживать невозможно. В Стране Водоворотов очень шаткая экономическая ситуация, а у мореходов вообще паника, и я думаю понятно почему. Плохо поступила, отравила невинных людей ради личной выгоды… А теперь пора покушать! Надо будет уговорить Каэдэ-сан, слепить пельмени! А, что? Как сказала Харли Квин: «Мы злодеи, так и живём».***
— Кента (1)-сан, примите меня к себе в команду даттебача~ Передо мной вырос суровый мужик в потрёпанной явно носящий какую-то символическую ценность для этого человека фуражке в бело-серой рубашке с пятнами от машинного масла. Не учитывая застиранную одежду, капитан выглядел не очень опрятно, на уровне «удобно значит хорошо», одежда была помята и не первой свежести. Семейное положение: холост. Я посмотрела на открытые участки тела, не скрытые закатанной до локтя рубашкой. Мужчина был мускулистым, на больших ладонях виднелась грубая кожа с парой мозолей. Эх… грех такому красавцу не замужним быть. Главной отличительной чертой капитана являлись тараканьи усики и пузико, что сильно выбивались из образа брутального «мачо». В могучей ладони капитана лежал увесистый молоток, во рту же нервно бегала папироса. В голове невесомо проскользнула мысль. «А он меня сигары крутить научит?» Я уже который час капаю на мозги капитану корабля. Нас обоих это бесит, но меня меньше, так как со злорадной улыбкой я всё равно знаю, что он меня примет в команду. — Аргх ***… — О какое интересное ругательство! Надо записать… — Навыки есть?! Два часа шестнадцать минут. Не такой уж он и крепкий. — Есть надо ртом, дяденька… — Это всё кровь Узумаки! Посмотрев на разъярённую рожу «Кенты-сана» я важно сказала, что работал в ночлежке на сто персон уборщиком и шёпотом прибавил имя хозяйки. Бывшая нанимательница была скандально известна всем в этом городке, мужик проникся и отвесил комплимент, за который я его чуть не прибила. Всё становится на свои места. Вот почему у него нет жены! Спасибо, я всегда знала, что просто создана для мытья палуб. Показала простейший морской узел, сказала, что пацан я крепкий, и выносливости как у кобылы. Получила очередную «похвалу» после которой желание прибить капитана стало выше эго Ооцуцуки. Но что идёт у Тошико гладко? — Морской кодекс знаешь? — вот и облом. Никакого морского судебника этого мира я в глаза не видела и даже если он похож на кодекс из прошлой жизни, то это мне ничего не говорит. В прошлой жизни были как то другие задачи, и в армию я не собиралась, а вот теперь жалею. — Пацан, я тебя спрашиваю! — рявкнул мужчина — Ась? — я настолько прониклась чувством обиды и осознанием великой несправедливости, что забыла про поставленный вопрос. — Морской кодекс! — Нет, — я обречённо уставилась себе под ноги и сцепила руки в замок, закусывая губу. — Эх… Завтра у боцмана спросишь, почитаешь. Ответом ему были мои большие глаза с чистым восторгом, мне даже показалось, что в воздух прыснули немного блёсток. Светясь, будто лампочку проглотила, я вприпрыжку побежала к Каэдэ-сан. Прощаться и паковать чемоданы.***
Я никому не говорила и старалась не думать об этом, но меня грыз червячок тревоги и с приближением отплытия чувство лишь сильнее снедало. Не находя себя места я прогуливалась по заброшенному парку. Солнце медленно скрывалось за горизонтом, оставляя меня в совершенном одиночестве. По парку бегали длинные, уродливые тени. Казалось, что со спины затылок сверлят взглядом, это ощущение беспомощности, неполноценности и дикого животного страха… было как в тот день. Кровавая луна освещала холодную, будто из пластика кожу людей. Такой сильный контраст…красный и белый. Кровь на лицах, чёрная лужица под телами близких и такие же красные пряди. Только волосы стали насыщенней, тёмные патлы закрывали открытые глаза в которых плескался шок. Они даже не поняли, что произошло. Я сжала дрожащие ледяные пальцы в кулаки и пошла дальше. Я чувствовала, что Шинигами скоро придёт за мной. Я не знала, что можно сделать и можно ли вообще, поэтому единственным моим выходом было молиться. Поставив благовония на край заброшенного алтаря, я принялась читать мантры. В клане не учили специальном замудренным строкам, которые надо вызубрить и не на шаг отходить от предписанного. В клане учили верить. Смотря на то, как догорает прядка тёмно-красных волос, я отпустила контроль. Полоснула ножом по ладони, горячая жидкость брызнула на безжизненный камень. Пламя свечи мазнуло своим светом по лицу, разгоняя чёрные тени. Я знала, что делала. Мною руководил не разум — кровь, что текла в моих жилах, сводила с ума и приказывала действовать. Я просила Смерть. За упокой моего клана, за семью, за Акихиро, за Каэдэ-сан и её дочку, чтобы она подольше не видела меня и дорогих мне. За прошлое и за пока ещё ненаписанное будущее. В бреду сумасшедшего, не замечая ничего, я ясно почувствовала прикосновение своего покровителя. Лёгкий холодок невесомо мазнул по плечу. Окровавленное лезвие выпало из рук. Рассветные лучи сначала окрасили облака в розовый, а после тонкая полоска света упала на край алтаря. Рассвет, а значит новый день. Навязчивое чувство опасности исчезло, и я, вымотанная морально, первый раз за прошедшее время вяло улыбнулась. Стрессовая выдалась неделька. Завал на работе, увольнение, отравление собственными руками гражданских и всё под вопящую интуицию.***
На меня уставились два болотно-зелёных глаза. Сначала я даже его и не заметила! Из зарослей чуть прихрамывая с верблюжьими колючками на брюхе вышел котёнок. Шерсть его была пепельно-бежевого цвета, как ночные костюмы ниндзя, на месте основания бровей шерсть резко сменяла цвет на багровый, что было знаком благородного происхождения, края глаз были, будто специально, выделены тем же красным. По всему периметру эластичного кошачьего тела шёрстка мягко сменяла тональность, на более светлый у грудки и, образовывая тёмные носочки, на лапках. Значит юный Сноу-Шу? Усики кота слегка покачивались, пока тот важно шёл ко мне. Прикольный какой! Каким бы породистым не было животное, рёбра кота выступали и сам он был достаточно тощим. Котик был молодой и забавный. Подойдя ко мне зверь усадил свою пятую точку рядом со мной и не двигаясь смотрел вдаль. Хорошо сидим. Я сдула выбившуюся из-под банданы прядь и, поохав, начала подниматься с насиженного места. Раны на руках уже не кровоточили, но я была вымотана и устала, а ведь сегодня корабль отправляется. — Эх, и что же мне с тобой делать? — как бы задавая вопрос животинке, я вздохнула и опустилась на колени. — Сам идти можешь? — животное больше походило на обтянутый кожей скелет. После моего вопроса кот попытался встать, но ноги его подкосились, и он опять рухнул на землю. Внутри что-то шевельнулось, от чего-то я посмотрела на зверька как на душ в Суне. А ведь в прошлой жизни я любила животных, сейчас же я просто прохожу мимо этих созданий, потому что сама хочу есть, сама хочу ласки и любви, и наверно потому что «самой нужнее». Посмотрев в глаза зверька цвета зелёного бархата, я протянула ему руки. Котик запрыгнул и уткнулся мордочкой мне в район шеи. Не хорошо оставлять такого, в конце концов, я его понимаю, бездомный, одинокий, уставший и обездоленный. Казалось, жизнь прямо-таки притягивает ко мне обиженных жизнью созданий. Поглаживая кота по мягкой шерстке, я обнаружила несколько проплешин и свежих ран, что не успели зажить. Ещё и дрался. Встретив потрёпанную меня с бездомным животным, Каэде-сан тактично промолчала и отправила меня в ванную, решила расспросить попозже. Мне обработали раны и накормили. Каэде-сан не выгнала животинку за порог. Приводила в порядок животное уже я, так как мой кот — мне и ухаживать, увидев, что я приближаюсь с зелёнкой и полотенцем, зверюга отвернулась, мол, помощь мне твоя не нужна, ну, а потом стало не до гордости. Бедное животное не успело сказать «мяу» как было поймано в капкан из моих рук, быстро выпрыгнув, кот метался по всему дому, и почему то со второй минуты нашего забега мне казалось, что котяра откровенно издевается надо мной. Но потом то ли его догнала, то ли чересчур умное животное просто наигралось, и я смогла обработать раны. На вопрос где я была всю ночь, я ответила, что тренировалась, такие случаи привычные и Каэде-сан уже не борется с моей страстью к тренировкам. Я частенько засыпаю прямо на самодельном «полигоне», а если быть точнее на расчищенной и утоптанной поляне, куда я даже смогла поставить бревно. Покормлю и отпущу, думала я, обработаю раны и свободен, думала я. Ага, конечно, Орочимару там плавал. Мне настолько понравилась животинка, что отпускать её было больно. Когда я предложила оставить его у себя Каэде-сан, она быстро открестилась тем, что у неё маленький ребёнок и мне пришлось выкинуть кота на улицу. Каждый раз как я смотрела в окно, я видела пепельный хвост. «Чего же ты не уходишь?!» Животное бродило кругами вокруг дома как привязанное и мне думалось, что он просто не знает куда идти. «Ну, ты же кот, даттебача!» Но я понимала, что несчастное животное будет мне обузой. Так лучше, котёнок будет жить здесь, на острове не знать войн, не трястись со мной на корабле, не бороться за право жизни в этом мире, не отправиться в Великое селение. Я, наконец, собрала свои вещи, и сейчас развалившись на своём футоне, смотрела на чёрные тучи за окном. Казалось ещё немного и тяжёлое серое небо упадёт на землю, тучи угрожающе нависали над островом, природа замерла в ожидании грозы. Помещение было неотапливаемое, я передёрнула плечами от холода. В небе разразились молнии. В один миг на землю упало тысячи тяжёлых капель. Обратив свой взор на серое небо, я сорвалась с места. В голове вертелось одно: «Кот» Если у меня когда-нибудь будет кот, — чашка чая сжимается в ладони, — Он будет хитрым, увёртливым и беспощадным. И никому не будет разрешено его гладить кроме меня. А ещё он будет очень породистым. Я повяжу на него бархатную ленточку под цвет глаз. Это будет настоящий интриган и политик, но в то же время опрятный и обаятельный джентльмен. Он будет не как все коты. Когда с одним из нас случиться беда, он почует это и прибежит на помощь, как и я. Вечерами я буду читать книги, а он лежать у меня на коленях. Но не спать, смотря на огонь, он будет изредка смотреть незаинтересованным взглядом на бумажные страницы. А когда я засну, он будет оберегать мой сон. Я буду кормить его только самой лучшей и свежей едой. Не буду ласкаться с ним, чтобы он не был избалованным и капризным. И он со мной не будет ласкаться. Мы будем преданны друг другу. Он часть меня, я часть его. Нам не нужно будет никто другой. Ночью он будет гулять по крышам, но на утро всегда возвращаться. Если я умру, он будет приходить на мою могилу каждый день. А если он умрёт, я буду приходить к нему на могилу. И часто думать о нём. Когда-нибудь у меня будет Кот. Плотная завеса дождя и серый мир через мутное стекло. Болотно-зелёные глаза наполненные ужасом. Электрический всполох разрезает небо. И приближающееся к земле смазанный контур тёмного обрубка дерева.