Научиться прощать

Два года спустя... Раньше я думал, что одинок. Раньше я думал, что узнал в жизни все, даже самое худшее - боль и предательство близких. Как же мало я еще знал, самонадеянный глупец! С отъездом Вадика я потерял самое дорогое, что имел. Уверенность в подставленном вовремя братском плече. Черная дыра, которая постепенно засасывала все крохи света и жизни, которых и без этого было мало в моей жизни, стала расширяться, принимая угрожающие размеры. Боль, которую я испытывал теперь, оставшись один на один со всем миром, была слабо сравнима с чем-то, что предшествовало ей. Я отгородился от мира стеной, "железным занавесом", искусно оберегающим то самое пространство, которое занимается только одним человеком. Моим братом. Моим другом. Лучшим другом. Без Вадика теперь все стало восприниматься иначе. Вспоминались те мелочи, на которые я раньше и не обращал внимания. Сибас на гриле и шашлыки, к примеру, которые получались у него лучше, чем у шеф-поваров его ресторанов. Стрельба по тарелочкам, в которой он бессовестно меня побеждал по всем параметрам. Дружеские посиделки и гонки по улицам города. Но более всего вспоминалась одна фраза, ценою дороже золота и по своему значению крепче любой клятвы. Каждый раз, когда Стас просил о помощи, друг говорил: "Не вопрос, Стас. Я с тобой!" Стас никогда не подавал вида, но каждый раз, когда он слышал уверенные слова Вадима, в душе его становилось теплее. Уверенность в себе и силе крепкой, мужской дружбы, увеличивалась тут же и помогала решать любые, даже самые запутанные проблемы. Теперь все было по-другому. Стена внутри меня росла с каждым днем, словно все мои внутренности сковывал холод. Наверное, именно так трескучие морозы проникают в глубину ствола векового дуба, промороживая его насквозь и заставляя трескаться. Вадик сдержал свое слово, впрочем, как и всегда. Он не вернулся в Россию. Не обернулся, уезжая навсегда и бросая все, что имел. Он даже ни разу не позвонил за все два года, которые прошли с того дня. Неудивительно... Ведь я попросил его об этом.

***

Звонок раздался в три часа утра, разбудив крепко спящего Стаса и улегшегося поперек его кровати кота. Раньше бедное животное околело бы от голода, дожидаясь бравого подполковника с работы, но сейчас... Стас решил завести кота. - Да? Какого хрена в три часа ночи? Спросонья голос Стаса был хриплым и глухим, почти неузнаваемым. - Стас, это ты? Голос Вадима ничуть не изменился. Такой же бодрый, веселый, теплый и до ужаса родной. Карпов тут же почувствовал, как тугой узел в груди начал ослабевать. Мужчина моментально проснулся и сел на кровати. Пушистое серое существо с возмущенным мяуканием спрыгнуло с кровати и проследовало на кухню. - Да, Вадик, это я! - Стас, у меня сегодня сын родился. Три килограмма семьсот граммов, представляешь? Голос Мельникова срывался от двойной радости. Он был счастлив тому, что слышит друга и делится с ним радостью. От осознания этого Стас расклеился в прямом смысле этого слова. Скупые слезы наворачивались на глаза и тугой комок в горле едва давал говорить. - О, богатырь! Молодец, поздравляю! Как назвали-то? - Стас, мы, вообще-то... В общем, я что хотел сказать... Я его Мишей хочу назвать... - В честь Зотова, что ли? - горько хмыкнул Стас, сглатывая неприятную желчь во рту. - Нет, в честь твоего отца, - слова давались Вадиму с трудом. Казалось, он дошел до самой больной темы разговора. - Стас, мы хотим, чтобы ты был крестным нашему сыну. Пожалуйста... Стас сморгнул слезы и улыбнулся уголками губ. Узел в его груди, который, порой, заворачивал его самого в узел, исчез. - Давай, брат. Приезжай. Я все организую. Карпов бросил трубку и тут же упал лицом на подушки, кусая их и хохоча, словно безумный. Холод и одиночество по капле исчезали из его души вместе с этим смехом. Он точно знал - так, как раньше, не будет. Будет лучше, ярче, спокойнее и веселее.