***
Серебряные нити тянутся, соединяя землю с небосводом, и с каждым раскатом грома всё вокруг словно вздрагивает. Даже одинокая луна, окутанная тучами. Шторы вздымаются под напором ветра, а силуэт в плаще аккуратно ступает на пол тронного зала. Эта ночь действительно идеальна. Полы потрепанного временем и тяжёлым трудом одеяния развеваются перед распахнутым окном, и клинок, заткнутый за пояс, посверкивает, отражая такое гордое грозовое небо с его взрывами. Поистине красиво. Красиво для того, чтобы окрасить рассвет ярко алым. Поступь приглушенным эхом разливается по зале. Всё так богато. С новым взрывом молнии интерьер освещается ледяным светом, и можно разглядеть дорогую софу, кажется, обитую золотом, гигантскую люстру с тысячами хрустальных лепестков, и изрезанный диковиными узорами ковёр. Человек несмело опускается на колени, зарываясь пальцами в нежную ткань. Ему и в самых прекрасных снах не снилось такое богатство. Одного лишь обрывка этого самого ковра хватит, чтобы продать и зажить новой, лучшей жизнью. Усыпанные мозолями пальцы минуту-другую ещё комкают ткань ковролина, после спешно извлекая нож и судорожно отделяя кусок в локоть длиной. Одним им можно будет закрыть все долги и прикупить хорошей одежды. Нож вновь и вновь соприкасается с тканью, отрезая всё больше и больше. Два локтя. Он купит тот двухэтажный особняк в центре. Три локтя. Может, даже наймёт себе слуг, чтобы приносили по утрам кофе и мыли посуду, сами разрывая кровоточащие мозоли. Четыре. Лошадь, а лучше две. Он всегда мечтал о лошади, теперь можно будет ездить на охоту и разбогатеть ещё больше. Пять. Столько одному уже не унести, из рук ткань валится, но это не важно. Один шаг, одно движение и он начнёт всё заново, так, как должно было быть изначально, счастливая и богатая жизнь без страха умереть голодной смертью, без огромных карточных долгов, нажитых в попытках лишь покрыть прошлые, и призрительных взглядов соседей. Без всего этого сброда. Шесть локтей. Теперь нужно торопиться, если он задержится здесь более, то не достанет обещанных склянок. Человек поднимается, однако не сразу замечает фигуру, сидящую на софе, вальяжно закинув ногу на подлокотник. — Кто вы! — голос дрожит, руки с выставленым вперёд клинком тоже. Этот силуэт так и веет ужасом, словно сам владыка тьмы восстал из преисподней. Он поднимается медленно, будто бы испытывая чужую, уже давно исчезнувшую выдержку, выдыхает вместе со словами небольшой клуб пара. — Твоя новая жизнь.***
Юнги быстро пересекает многочисленные коридоры замка. Они все похожи друг на друга, незнающий человек теряется в них на раз-два. Мин же следует по привычным маршрутам, он все эти лабиринты знает, как свои пять пальцев. Сам Юнги — парень невысокого роста, внешне сложно определить его возраст. Кажется, не больше двадцати, но сила от него исходит волнами, во взгляде невозможно что-то прочесть, он пуст и холоден. Стан его строен, а кожа гладка, словно мрамор, и очень светла. Многие придворные дамы тратят много высветляющей косметики, чтобы добиться такого эффекта. Перед входом в тронный зал стоят два охранника, они лишь бросают отрывистый взгляд на парня. — Принцесса сейчас не принимает, — предупреждает один из них. — У меня назначено. Стражники переглядываются и пожимают плечами. Они знают Юнги, он бы не пришёл беспокоить принцессу из собственной прихоти. Привратники распахивают перед парнем двери, высотой в два человеческих роста, ведущие в зал. На обе двери расстилается огромное изображение львиной головы, а ручки покрыты тонким слоем позолоты. Мин входит внутрь. Зал просто огромен. Чувствуется величество, свет падает на пол полосами из окон, напоминающих арки, тянущихся до самого потолка. Несмотря на размеры комнаты, уставлена она довольно скромно — узорчатый ковёр на полу, несколько соф вдоль стен для посетителей и, конечно же, трон, обитый красным бархатом, в самом центре, на возвышении, где сейчас сидит Юци. Перед ней накрыт стол, сбоку — служанка с опущенной головой. Принцесса поднимает взгляд, услышав скрип дверей. Морщинка недовольства тут же разглаживается на её лбу. — А, Юнги, проходи. Несмотря на возможность сесть на любую из предложенных соф, Мин проходит прямо к трону, кланяясь девушке. Юци отправляет в рот яблочную дольку, взятую с подноса с фруктами. — Вы просили моего визита, — сразу начинает Юнги. — Что вы хотели? — Ничего особенного, я позвала тебя, чтобы отблагодарить за услугу. Вы неплохо справились. — Да, но… Вы обещали награду за моё содействие. Рука принцессы с очередной долькой замирает в воздухе, она негодует. Юнги испытывает её терпение, но он точно знает, зачем сюда пришёл, а значит, без полученного он залу не покинет. Юци поворачивается к нему, улыбнувшись. Но Мин видит, что улыбка её натянута, как и нервы, словно струна, — если сорвется, больно ударит того, кто так неискуссно играет на них. — Да, конечно. Я дала этому мальчишке выходной. Не знаю, где он сейчас, но ты его найдёшь. — Хорошо, премного благодарю. Юнги разворачивается, довольно улыбаясь. Он получил, что хотел, можно уходить. — Не понимаю, почему ты с ним возишься, — вдруг начинает девушка, говоря в удаляющуюся спину, — у тебя достаточно хорошее звание, ты на почёте у меня, так почему ты дружишь с прислугой? Да ещё и с ребёнком? — Не ваше дело, принцесса. Юнги оборачивается и ещё раз кланяется, губы Юци сжимаются в тонкую полосочку. Кажется, пора уходить, что Мин и делает. Сон вздыхает и кладёт в рот ягоду, однако её лицо тут же перекашивает. — Кислая! Юнги успевает скрыться за массивными дубовыми дверями, прежде чем принцесса встаёт со своего места, а лицо служанки, принёсшей корзинку, бледнеет. — Но Ваше Величество, это вишня. На то она и кислая. — Лжешь. Вишня не должна быть такой кислой, — Юци с лёгкостью толкает корзинку, половина содержимого тут же рассыпается по начищенному полу. — Убрать немедленно, у меня пропал аппетит. Служанка тут же падает на колени, собирая с пола самые спелые фрукты, которые были в саду. Принцесса подходит к окну и, оперевшись ладонью о раму, вновь вздыхает, оставляя на стекле след. Небо вдалеке затягивают тучи, норовясь спрятать от мира солнце. Зигзаг молнии отражается в медовых глазах. — Этой ночью будет гроза, — выносит вердикт Сон.***
Задыхаясь, мальчик в стоптанной до дыр обуви несётся по коридорам, чуть не сбивая одну из горничных. — Простите! — голос дрожит, но лишь от вкрай сбитого дыхания. Ещё немного осталось, он столько ждал, никак нельзя опоздать. Ступни вновь отрываются от земли, и хозяин их будто бы в самом деле летит. Взбудораженный такой долгожданной возможностью Чимин и не замечает, как лестница уходит из-под ног, если бы не чужие крепкие руки, он бы уж точно совершил свой последний полёт прямиком с мраморных ступеней. — Юнги! — выдыхает он, поднимая сияющее лицо. — Давно не виделись. Для этих двоих стены расступаются, а солнце сильнее греет.***
— А потом, представляешь, она была злая как чёрт, клянусь! Смех Чимина — то, по чему Мин скучал больше всего. Они выходят на задний двор, и младший увлекает Юнги за собой, в беседку, укрывшуюся в тени яблони. Неизвестно, как это дерево появилось здесь, никто его не сажал, само взяло и выросло, пробилось сквозь грубую почву и теперь даже плоды даёт. Кислые ужасно, зато слуги могут есть их сколько влезет. Пак забирается на лавку с ногами, как акробат поднимаясь оттуда уже на перила, тянется за яблоком на нижней ветке. — Эй постой, — Мин подаётся вперёд, — Осторожнее, давай я сорву их тебе? Младший лишь презрительно хмыкает, хватаясь за самый большой плод, что едва помещается в его детскую ладонь. Он невольно оступается и вновь приземляется на Юнги, довольно хихикая. — Я в состоянии сам добыть себе еду, — сотни соловьёв не сравнятся с этим переливом его смеха, Мин сам уже улыбаться начинает, думая об этом. — Слушай, а тебе точно ничего не будет за то, что опять встречаешься со мной? Чимин, поудобнее устроившись на чужой груди, смотрит сверху вниз, заговорщически щурясь. — Точно, — отрезает Юнги, даже не пытаясь высвободиться из плена. Пак опять откусывает яблоко, еле заметно морщась. Всё же дикие плоды очень кислые. Старший делает себе пометку, в следующий раз прихватить для него кусочек сахара. Интересно, а это вообще будет вкусно? Мин подкладывает руки под голову, в белый потолок беседки смотрит, опять в мыслях растворяется. С Чимином не то, что в мыслях, с ним можно хоть совсем раствориться, он сам маленький, но душа его огромна, в такой только и тонуть остаётся. — Чего ты? — удивлённо поднимает взгляд и Пак, — Ой, гляди, там паучок! — Не боишься его? Чимин смотрит недоумевая. — А чего мне его бояться? Этот паук живёт себе тихо в беседке, плетет свою паутину, работает, и я тоже работаю, как он. Моя совесть чиста, мне незачем его бояться. Каждый разговор с этим ребёнком, что, кажется, порой умнее сотни мудрецов, наполнен чем-то особенным для Юнги. — Вот как, — тянет он задумчиво, — а принцесса боится пауков. Пак фыркает. Какое ему дело до принцессы-то? Кислое яблоко, Суджин, она, наверное, опять читает в комнате, и Юнги — Чимину больше и не надо. Пока принцесса не трогает его счастье, ему всё равно, что там происходит за высокими дверями. Пак снова откусывает фрукт. — Я спросить хотел… — Ну так спрашивай. Мальчик немного задумывается. Знает, что его это не касается, но что поделать, раз всё уже увидел? — Ты говорил, что я могу встретить там «что-то столь ужасное, что ледяные цепи кошмара заключат в стальные объятия моё тело», — с важным видом цитирует он слова старшего, что тот так же невозмутимо как и обычно, говорил парой дней ранее. Юнги кивает. — Но там был всего лишь незнакомый мужчина, — хруст яблока вновь разносится по затихшему саду. Мин хмурится, а Чимин всё не унимается. — Слушай, я рад, что ты доверил мне такое важное поручение, и я правда счастлив, что мы смогли всё провернуть, но я уже не маленький. Я хочу знать, что скрывается на самом деле за пеленой. Готов поспорить, ты даже знаешь, за что Госпожу Миён в темницу бросили. Вздох, этот несносный ребёнок. Никто кроме него не справился бы с этим лучше, да и доверять другим в этом замке другим. Если бы он мог… Если бы Юнги только мог защитить его и оградить от всего ужаса, от всей жестокости, что царит в мире, от этих ужасных знаний, от тьмы… Он бы защитил Чимина. Если бы мог. — Ну скажи, скажи! Но он не может. Мин вздыхает, одним ловким движением высвобождаясь из чужого захвата, на лету перехватывая младшего и не позволяя ему упасть. Его статная фигура возвышается посреди беседки, и даже резкий порыв ветра, налетевший с севера, ни единого волоска на его голове не колышет, Юнги, словно каменное изваяние, самое искусное из всех во вселенной, ледяными глазами, что скрывают под коркой невероятный жар, смотрит. — Ты видел Сокджина — так звали покойного короля Эпифимии, в чьём убийстве ложно была обвинена наша Госпожа. Чимин лишь невнятное «о» протягивает, поудобнее устраиваясь на земле. — Но это не он. Этот человек… Его не существует. — Что? — мальчик не выдерживает, перебивая старшего и заставляя пару тяжёлых морщинок собраться на его лбу, — Как это его не существует? Я же видел! Ещё один вздох. Вот поэтому-то детям лучше не знать всего. — Он существует, но не в этой вселенной. Сокджин, которого ты видел — точная копия покойного короля, однако из, как бы сказать, параллельного мира. — Не могу поверить… — только и выдаёт Чимин. — Говорят, лишь он способен помочь Госпоже Миён. Глаза Пака посверкивают маленькими кристалликами, он явно хочет знать больше, больше, больше, как губка готов впитать всю информацию без разбора, будь то хоть сказки, хоть чистая правда. Но одним словом Юнги отсекает все надежды, разворачиваясь спиной и взглядом теряясь среди цветущих кустарников. — Это всё. — Но как же так? А что это за параллельный мир? А почему эти Сокджины одинаковые? А чем он Госпоже поможет, он же не смыслит ничего, я точно видел, он странный! Юнги, ну ответь же! — Пак своими же словами давится, столько вопросов, как же все их успеть за одну жизнь задать? — Много будешь знать — скоро состаришься, — парирует Мин. Чимин откидывается на спину. Однажды он точно заставит этого человека увидеть в нём взрослость, эту силу и мужество, однажды он докажет ему, что Пак Чимин, хрупкий посудомойщик и мальчик на побегушках, способен перевернуть даже мир, будь то параллельный или нет. — Но я же не ребёнок… Серый кот с рыжим пятном на лбу, больше напоминающим полумесяц, лениво запрыгивает на перила, отвлекая обоих присутствующих в беседке от мыслей, каждого от своих. С тех пор как Юнги взялся кормить бездомных кошек, многие пополнили ряды пушистых рыцарей, ежедневно сражающихся с крысами в сараях. Хоть принцессы никогда особо и не любили их, пользу животных пришлось признать и позволить Мину заботится о них. — Цуки! — радостно восклицает Чимин, тут же подпрыгивая и заключая кота в объятия, — слушай, а он ведь уже неделю не заходил! Ты видел его на этой неделе, Юнги? — Кошки создания свободолюбивые, их нельзя удерживать. Захотят — уйдут, захотят — останутся. Их жизнь состоит только из их собственных выборов. — Это поистине прекрасно. Цуки вырывается и, примостившись на противоположном конце лавки, начинает упорно лизать лапу. — Смотри-смотри, он так смешно моется, — хохочет мальчик. — Небо сегодня тоже умоется, — вновь хмурится Мин, — тебе бы поспешить, пока не полило. Чимин лишь мягко улыбается. — Тебе тоже, а то заболеешь ещё. — Даже не пытайся обо мне заботится. — Эй, почему? — Слишком мал ещё, о себе думай прежде. — Ах так! Щекотки Юнги не боится, да и не боялся никогда, скорее, это можно было бы счесть просто неприятным. Ощущения, словно сороконожки подмышки забрались, право слово. Но почему-то каждый раз, как эти хрупкие пальчики начинают гонку по бокам Мина, так и хочется утонуть в смехе и этой непонятной теплоте. Одна улыбка младшего заставляет его согреваться изнутри. Ради этого можно и сороконожек минуту-другую потерпеть. — Ну всё-всё, — сквозь еле заметную улыбку выдавливает Юнги, — смотри, теперь мы оба здесь застряли. И правда. Капля за каплей, как один за другим вливаются в мелодию ждущие своей очереди инструменты в оркестре, вода дребезжит по листьям и крыше беседки. То ли столько времени прошло, что и стемнеть уже успело, то ли тучи столь широки, что всё небо и солнце заволакивают, однако словно вмиг свечку задувают, сад в сумрак погружается. Стена ливня всё сильнее и сильнее становится, местами сквозь щели просачивается, так что даже крыша этой беседки оказывается бессильной. Против стихии, природы, против самого мира — одни на оторванном клочке земли с дырявой крышей над головой. — Красиво, я люблю дождь, — смеётся Чимин. — Почему же? — После него всегда радуга! Юнги прикрывает глаза, вслушиваясь в звуки вокруг. Радуга, значит. Никогда бы не подумал, что её зарождение звучит именно так. Он снимает с плеч камзол, не сильно дорогой, но и не сильно дешёвый, сам уже и не помнит, наверное, как и когда купил, и одним движением руки опускает его на голову мальчика, чьи пшеничные волосы уже успели порядком намокнуть. Чимин отодвигает с глаз рукава, вещи Юнги больше него самого раза в два, и вопросительно смотрит. — Уже поздно, — поясняет тот, — хоть тебе и дали выходной, он не может длиться слишком долго. Тебе пора, ступай. — Ладно, тогда потом обязательно зайди ко мне, я отдам тебе этот плащ, — улыбается Пак, выскальзывая под хрустальные капли и, хитро щурясь, выглядывая из-под ткани. — Ещё увидимся. — До встречи. Его фигурка скоро тонет посреди садовой зелени, оставляя Юнги будто бы наедине со всем миром. Он оборачивается, и… — Ох, Цуки снова ушёл.***
Тёмный лорд выворачивает все шкатулки на столике в покоях принцессы. Ему всё равно, какую ценность представляют эти камни, он легко высыпает бижутерию на стол, от одной серёжки откалывается сапфир. Надо будет потом найти этого ювелира и наказать за некачественную работу. Не найдя нужного в горе украшений, Лорд переключается на постель. Шёлк струится по полу, а следом летит пара бархатных подушек. Однако стоит поднять матрац, как Лорд расплывается в улыбке. Перед ним лежит кулон из прозрачного камня, в который навеки заключен цветок с лазурными лепестками. Убрав его в карман, мужчина лишь опускает на место матрац, как в покои входит принцесса. — Тэхён, ради всего святого, что ты тут устроил? Юци только и успевает оценить уровень нанесённого ущерба. — Ты мне тут святыни не затрагивай, — раздраженно фыркает Ким, — сама не лучше, воровка. Юци замирает, будто током парализованная. Ей требуется несколько секунд, чтобы вернуть самообладание. Под насмешки принцесса опускается на колени и собирает свои украшения. — Не неси чепухи. Лорд опускается на постель и ложится на бок, подпирая ладонью голову. Под спину он себе подкладывает чужую подушку. — Ты совершенно случайно не знаешь, как твоя сестра смогла сбежать от казни? — Не знаю. — Лжёшь, — улыбается Тэхён, — ты бы не стала делать это своими руками, но как только я найду в своём замке предателей, они быстро пойдут на корм львам. — Это не твой замок, — по слогам чеканит Юци, злобно сверкая глазами. Лорда это только забавляет, он поднимается с постели и подходит к принцессе, подхватывая пальцами подбородок и заставляя посмотреть на себя. Он — единственный, перед кем принцесса выглядит столь беззащитно. Она похожа на маленького забитого щенка, готового скулить, лишь бы его не тронули. Это забавляет. Ким опускается на колени, чтобы быть вровень с девушкой, но даже так той приходится смотреть снизу вверх. — Пока что не мой. — Даже не рассчитывай, Тэхён. Я не выйду за тебя, — выплёвывает ему в лицо Юци, надеясь стереть эту самодовольную усмешку. Не выходит. — Это мы ещё посмотрим, — сжимает лорд нежную кожу прежде чем отпустить. Принцесса потирает саднящий подбородок и возвращается к своему занятию. Сон с сожалением смотрит на сломанную серьгу. Это одна из редких вещиц, доставшихся ей от покойной матери. Чёртов варвар. Она откладывает испорченную пару в отдельную коробку, планируя на днях навестить ювелирную лавку, чтобы починить. Тэхён не уходит, напротив, заправляет разворошенную постель и злит своим присутствием принцессу, которую от раздражения уже чуть ли не подёргивает. Закрыв крышку шкатулки, она поворачивается к лорду. — Может, ты уже уйдёшь? — А я всё жду, вдруг ты попросишь остаться на ночь. Ким садится на край постели, закидывает ногу на ногу, игриво улыбаясь. Юци фыркает и закатывает глаза, спрашивая у богов, за что ей такая участь. — С таким бабником, как ты? Увольте. — Почему так грубо? — дуется Тэхён и подходит ближе, кладя ладонь на тонкую талию. И тут же получает звонкую пощёчину, отшатываясь. — Боже, да ты не развлекался, разве что, только с нашей ключницей. — Оу, спасибо за идею, она, вроде, ничего. Я просто не обращал на неё внимания. — Не лги. Просто даже я иногда побаиваюсь её. Она быстрее оторвет тебе все принадлежности. — Ты утрируешь. Принцесса вздыхает и потирает ноющие виски. Как же быстро она устаёт от пустых споров. — Как же ты раздражаешь. Я тебя не люблю, ты прекрасно это знаешь. Более того, я тебе тоже безразлична, тебя интересует только трон, ничего более. Так что будь добр, поди вон. — Я дам тебе время подумать. А пока ложись спать, ты явно очень устала за сегодня. — Нечего думать, — отрезает принцесса, — видеть тебя не хочу. — Я думаю, тебе уже хочется спать, — настойчивее произносит Тэхён. В висках Юци бьёт колокол, по телу разливается сладкая нега. Мысли одна за другой покидают голову, как тело — силы. — Ты прав, я хочу спать, — принцесса выпускает из волос заколку, позволяя каштановым локонам рассыпаться по плечам. Тэхён покидает покои, когда Сон распускает шнуровку платья на спине. Этой ночью принцессу посещают неспокойные сны.***
По темноте коридоров почти беззвучно пробирается Чимин, раскладывая по карманам ворованные кексы. Конечно, если кто-нибудь узнает о его ночных вылазках, его выпорют. Непременно. С прислугой никогда не церемонятся. Нарушил правила — ложись на скамью и терпи удары. Но Чимин не боится, его спина столько повидала за эти малые годы, что он спокойно ложится и терпит. А ещё его щадят, все раны заживают почти без следа. Иногда хорошо иметь в друзьях такого важного человека, как Юнги. Далеко уйти от кухни не получается. Из-за поворота на стене танцует свет от свечи, и Чимин едва успевает спрятать последний кекс в карман. Перед ним появляется главная кухарка. — Ах, вот ты где шляешься, — взмахивает руками грузная женщина с неприятными чертами лица и засаленными волосами — Чимину это всегда бросается в глаза, — выходной ему дали, ишь ты, важная птица. Может, рассказать, где ты гуляешь по ночам? — Не надо, — Пак опускает глаза в пол, молясь, чтобы наказание его миновало. — Твой выходной истёк с заходом солнца. А посуду за тебя мыть никто не будет. Марш на кухню. — Но… — Никаких но! Ступай. Мальчик едва слышно всхлипывает, а женщина идет дальше по коридору. Тут Пак понимает, почему его сразу не сдали. Из кармана передника кухарки торчал батон, который, очевидно, достался ей тем же путём, что и Чимину кексы. Делать нечего. Мальчишка быстро утирает слёзы и идёт на кухню, зажигая свечи через две — их и так выдают немного, нужно экономить. Весь стол завален горами грязной посуды. Чимин закатывает рукава свободной рубахи и идёт за ведром ледяной воды. Уже через час он не чувствует занемевших рук, а посуды перемыта только четверть, как дверь с тяжёлым скрипом отпирается. На пороге стоит Суджин. Беглым взглядом она оценивает обстановку и, засучив рукава по примеру брата, садится на скамью напротив, забирая у Чимина стопку тарелок и передвигая их на свою сторону. — Хотела пожелать тебе спокойной ночи, но тебя не было в постели. Пошла искать, — объясняется Суджин и приступает к работе, которую, между прочим, выполнять не должна. Вся посуда блестит, разложенная по местам. Только сейчас Чимин обращает внимание на руку Суджин — костяшки сбиты, а на запястьи синяк от чужих пальцев. — Что случилось? — Ты про это? — Старшая смотрит на новые раны, — А, так, ерунда. — Не ерунда. Кто это сделал? — Чиминни, ты же знаешь, что значит обслуживать заключённых мужчин. Младший молчит, закусывая пухлую обветренную губу. Конечно, он понимает. Суджин иногда бранится, вспоминая одну из своих обязанностей. — Это нечестно. Нельзя отправлять к таким животным хрупкую беззащитную девушку. — А я не беззащитная девушка, — подмигивает Суджин и улыбается. Она вообще редко дарит улыбки, Чимин не помнит, чтобы она улыбалась кому-то кроме него. И он всегда улыбается ей в ответ. — Если честно, то королева была самым сносным заключённым. Чимин смеётся, хоть и не положено. — Вот видишь, ты можешь хоть что-то о ней хорошее сказать. — Она всяко была лучше этой Юци со своим лордом. Как его вообще зовут? Чимин пожимает плечами и ведёт Суджин к лавочке, садясь рядом. Его больше беспокоят её руки, чем принцессы с лордами. Он обрывает длинный лоскут от своего передника, который, к слову, раньше был в два раза длиннее, и обматывает им чужую тонкую руку. — Не стоило. — Да ладно. Раны небольшие, заживут, а так точно не загноятся от грязи. Кексик? Чимин достаёт из своего бездонного кармана угощение, а Суджин алеет щеками, принимая его, но не откусывая, а перебирая в руках. — Так ты меня простила? Ну, за то что я королеву выпустил? Суджин смущается ещё больше. — Нет, я ещё думаю. Звучит неубедительно.***
Словно тень девушка ступает на пол, бесшумно мимо двери проскальзывает в дверной проём, откуда тонкая полоса света льётся. Фигура за столом сидит неподвижно, внимания ни на что не обращает. Лицо мужчины закрывают сбившиеся чёрные кудри, из-под которых янтарные глаза виднеются, посверкивают. В два шага ведьма оказывается подле него, с силой вонзая небольшой нож в газетную вырезку на столе, на которой секундой ранее покоилась рука в дорогом перстне. — Ох, ты сегодня запоздала, — протягивает медовый голос, — чай предлагать не буду, да и нет у меня кроме ядов иных напитков, хоть я и искренне рад тебя видеть, милая Минни. Девушка лишь недовольно фыркает, откидываясь на спинку кресла на другом конце комнаты. — Не зови меня так. — А как же? Дорогая? Любимая? — Да что б ты в навозе утопился, бесишь до смерти. Тёмный Лорд улыбается, беглым взглядом окидывая гостью и возвращаясь к работе, которая не позволяет отвлекаться на долго. Все игрушки, что он сшил, отличаются особой аккуратностью и некой простотой. Однако даже так они величественны и ужасны. Каждая. — Эй, — кажется, что Минни не намерена ждать слишком долго, — Опять своих кукол мастеришь? Тэхён, это отвратительно. Ким и не спорит. Они оба понимают, что насколько это занятие мерзко, настолько же оно и прекрасно. — Я лишь делаю плюшевых медвежат, милая Минни, детям в городе нравятся мои поделки. Секунда, шорох. Лорд резко вскидывает руку, ловя за самое лезвие очередной клинок, запущенный из тьмы. — Всего пара минут прошла, а ты уже дважды чуть не убила меня, милая Минни. — Тебе ли говорить. Взгляд ведьмы падает в соседний угол, откуда по покоям тянется тонкая дорожка крови. Изуродованное гримасой ужаса лицо, навеки замершее в этом холоде, вытаращив глаза смотрит в пустоту. Одна голова, потонувшая в вязкой алой жидкости, и уродливые нервы, торчащие из среза. — Ах, это, — лорд чуть улыбается, замечая отвращение на лице гостьи, — твой посланник был слишком невежлив. Он испортил мой ковёр. Я проявил величайшую милость, предав его душу забвенью. Отвратительно. Минни никогда не жалела своих пешек, будь то простые люди или даже короли. Ей искренне наплевать на чужие судьбы. Однако этому человеку с улыбкой цвета белой лилии и взглядом, подобным одинокой луне, всегда были интересны души людей. Можно сказать, он одержим ими. Он из тех, кто лично хочет видеть смерти своих врагов, кого забавляют предсмертные вопли и тела, бьющиеся в агонии. Она не раз видела как он вновь и вновь пронзал мечом уже бездыханный труп лишь потому, что тот недостаточно повеселил его, умирая. В каждой чужой смерти он видит забаву, а своей будто бы и не боится, играет с людьми как вздумается и смеётся. Отвратительно громко. Таково истинное обличие Тёмного Лорда Ким Тэхёна. — Жду не дождусь твоего проигрыша на этот раз. Тэхён театрально вздыхает, накрывая лоб тыльной стороной ладони. — Не могу поверить, что милая Минни меня так сильно ненавидит. — Настолько сильно, что в прошлый раз ты мучался от боли в животе от того, что я проверяла на тебе новый сбор из змеиных ядов. Ким расплывается в улыбке, резко поднимаясь, так, что стул летит на пол. У розового медведя, собранного из лоскутков, отваливается недошитая лапа. Шторы вновь вздымаются, обнажая голую сталь молний, что этой ночью беснуются в танце для самой луны. У Тэхёна всегда был холодный взгляд, даже когда он смеялся. Однако особо сильно, до самых рёбер, ощущаешь этот самый мороз, лишь когда он оказывается настолько близко, что можно почувствовать, как щекочут лоб мягкие кудри лорда. — Обычный человек уже давно бы скончался от твоих экспериментов. Сочту за честь оставаться твоим подопытным, дорогая. — Как мило с твоей стороны, — шипит девушка, отпихивая от себя чужое лицо, — не дыши на меня, а то заразишь своей отвратительностью. — Это передаётся немного иным путём, — усмехается Ким, корчась в глупых попытках поцеловать девушку, которая со злостью стукает его рукояткой ножа, заставляя опуститься на пол и потирать ушибленное место. — Больно, вообще-то! Что же мне сделать, чтобы ты перестала меня ненавидеть, милая Минни? — Просто сдохни уже. Вот так всегда, что ни разговор, то пожелание смерти. Лучше бы им вообще тогда не встречаться. Молния за окном освещает мрачную комнату и две фигуры. Кажется, ещё секунда, и они схватятся в очередной битве без правил. — Я просто пришла ограбить твои погреба с травами, мои уже закончились, — вздыхает ведьма, кивая на отрубленную голову в углу, — не могла же я надеяться на этого алчного человечишку в полной мере. Хоть и было бы неплохо, коли он справился б, и мне не пришлось бы сейчас зрить твою мерзкую ухмылку. — Вот оно что, а я уж думал, что ты всё же меня навестить решила. — Да я скорее сгнию, чем лично к тебе приду. Тэхён неспешно поднимает упавший стул и вновь погружается в своё занятие. Растворяется в бездушных глазах-пуговках молчаливой игрушки. Сгниёшь, значит… — А заглянула ты лишь чтобы удостовериться, что не умер я без твоего разрешения, верно? — В точку, тварь. — Как грубо, — вздыхает Ким. — Идеально для тебя. Лорд вновь поднимает голову, одаривая девушку мутной улыбкой. Минни кривится. — В этот раз хочешь играть против меня? — Я лишь наблюдаю. — Интересный у тебя метод наблюдения, что укрыла беглую королеву в Пеларгосе. — Так ты знал, — протягивает Минни, скользя пальцем по лезвию клинка. Ещё бы. — Скажи мне, чего я не знаю. Девушка вновь оглядывает покои, погруженные в полумрак, и одинокую свечку, чей слабый огонёк трепещет и из последних сил держится, с порывами ветра, бьющего в окно, сражается. — Дату своей смерти, — разлетается по комнате голос, и единственный огонёк тухнет, а вместе с ним растворяется во тьме и фигура ведьмы. Лишь небольшой пузырёк с тёмной жидкостью посверкивает на месте, где ещё секунду назад стояли стройные ноги в смятых башмаках. «Надеюсь, мой новый яд будет хорошим десертом к твоему завтрашнему обеду» — читает вслух Тэхён и снова смеётся. Это такая угроза или предупреждение? Хотя какая разница. Лорд откупоривает бутыль, выплёскивая её содержимое в бокал, внезапно появившийся под рукой. Или же он всегда тут был, просто Ким не замечал? Не важно. Он делает глоток, смакуя новый вкус на губах. Подлить это в вино — и ни за что будет не отличить. Тэхён отодвигает бокал на край стола, возвращаясь к работе. Он должен закончить этого медвежонка сегодня, пока принцесса Юци ещё не обнаружила пропажу пары своих розовых платьев.