Ты сейчас серьёзно?

       Мей зашла в дом и замерла, закрыв за собой дверь. Она смотрела на пианино в гостиной, на верхней крышке которого уже виднелось едва заметное серое покрывало пыли. Девушка сняла пальто и подошла к нему ближе. Подняв крышку над клавиатурой, она пробежалась пальцами по нескольким октавам и грустно улыбнулась. Душа требовала музыки.        Недолго думая, брюнетка оставила пальто на прямоугольном табурете и пошла на кухню, чтобы взять немного вина. Там она нашла и бокалы. Конечно, отец не одобрит, ведь завтра на работу, но сейчас об этом хотелось думать меньше всего.        — У меня широкие взгляды на этот мир, — сказала она, поставив на верхнюю крышку пианино бокал и бутылку.        Спустя несколько минут небольшой дом наполнила нежная музыка. Единственное, что мешало полному наслаждению — это щемящие грустные звуки, которые плавно заканчивались, переходили друг в друга, тем самым забирая своим настроем исполнителя в то же бытие, где они растворялись.        Продолжалось это долго, ведь спать не хотелось, несмотря на всю насыщенность дня. Успели уже прозвучать композиции Шопена, Ференца Листа, а «Лунная соната» Бетховена была сыграна дважды. Когда дело дошло до Шуберта, домой уже вернулся отец девушки, который не сразу понял, что происходит.        — Ты играешь? — удивленно спросил тот, снимая обувь у порога.       — «Серенада». Шуберт, — ответила она, не отвлекаясь.        Мужчина подошёл ближе, увидел вино и покосился на дочь.        — Ты пила?       — Ещё нет. Пожалуй, сегодня я уже не хочу этого, — сказала девушка и перестала играть.        После этого мужчина молча все забрал и ушёл на кухню. Она продолжала неподвижно сидеть, прокручивая в голове картину встречи Сяоцзюнь и Цзыня, в промежутке задавая себе вопрос о надобности этого действия. В её глазах мерцали отблески света люстр, который залил всю комнату. Мей все еще сидела на месте и время от времени тихо вздыхала: казалось, что стены вокруг неё немного вздрагивают.        Стало легче, осталось забыть об этом. Она встала с табурета и повесила пальто на вешалку рядом.        — Я спать, — сказала отцу девушка немного погодя. — Тебе бы тоже не помешало пару часов сна. ***        На работу Мей пришла раньше. В коридорах еще толком никого не было, кроме толстушки Юми, у которой было ночное дежурство. Она мирно похрапывала, подперев щеку рукой. Потом женщина чуть вздрогнула, но не проснулась. Мей прислушалась, пытаясь понять, насколько крепко спит её коллега. Тихий храп женщины звучал умиротворяюще здесь, в пустом коридоре акушерского отделения…        Взгляд Мей переключился со спящей на двери ординаторской позади, — там тоже было тихо. Девушка взяла ключи со стола регистратуры и Юми вновь вздрогнула. Брюнетка на секунду замерла, а затем продолжила и стала открывать дверь комнаты. Рядом послышалось невнятное кряхтение. Уже через несколько секунд с ней поздоровалась Юми.       — Доброго утра, — сказала она, потирая глаза.        — Доброго, — ответила девушка. — Может, позавтракаешь?       — Нет, уж лучше не стоит. Я уже подожду сменщицу.        — Как знаешь, — после этого Мей поправила сумку на плече и скрылась за дверью.        Девушка быстро надела халат, а затем села в кресло, чуть вздохнув. Вчерашняя ситуация хоть и меньше беспокоила её, но все еще не шла из головы. У неё был уставший взгляд, несмотря на то, что день только начался.        — Уж явно не так я себе это представляла… — тихо сказала она, глядя в окно.        — Все мы так, — раздался чужой голос в нескольких от неё метрах, из-за чего Мей тут же дёрнулась. — Но о чем именно ты говоришь?       — Я даже не услышала, как ты вошла. Да так, ни о чем. Не обращай внимания.        Она вышла тихо, почти беззвучно, — тень в тени, — словно растворилась, как и не было. Женщина, оставшаяся в кабинете, сопроводила её взглядом и медленно положила сумку на свой стол.        Тем временем Мей взяла журнал и начала делать обход, чтобы пораньше закончить смену. Когда подтянулись практикантки, она дала им несколько листков и сказала идти с ними в регистратуру, а затем в лаборантскую, где и нужно будет заряжать капельницы для беременных. Сама же девушка с помощью дежурной сестры закончила обход, и они подготовили все для того, чтобы взять кровь.        Она снова зашла в кабинет и все трое молча работали, что не могло её обрадовать. Взяв еще несколько пробирок для крови, Мей зажала те между пальцами.       — Начинайте с первой от вас палаты. Будем брать с левой руки, так что колите в правую. Аой вас научит, когда закончите — отнесите анализы и подойдите ко мне. Распишусь в ваших дневниках успеваемости.        Провозилась с кровью Мей достаточно долго, из-за чего размышлять о чем-то еще было практически невозможно и её это радовало. Вспомнились былые времена на учебе, когда приходилось также практиковаться, но под строгим сопровождением отца. Хотелось делать все и сразу лишь бы закончить поскорее и пораньше отправиться на прогулку с другими девочками из группы; за то относительно короткое время они сплотились и доверяли друг другу, в первую очередь себе, чего сейчас у Мей не было; но что же из этого получилось? Все рушилось, все разъехались кто куда, чтобы избежать войны и старая дружба тускнела в памяти всех и каждой. А те, кто остались — жили надеждой о мирном завтрашнем дне без японцев и русских. Прошло время беззаботного детства. Торжествовала человеческая жадность. Война. Бедность.        Девушка села у окна в коридоре. Женщина с небольшим, но громким столом на колёсиках развозила еду в палаты и любезно обменивалась фразами с беременными пациентками. Её неглубокие, но многочисленные морщинки в зависимости от эмоций то всплывали, то практически растворялись в бледной коже. Они были практически незаметны, но все же явственны. Помимо этого её смех и голос отвлекал от всех мыслей, что могли копиться в голове до этого. ***        «Все мы так», — еще утром сказала ей Аой. Что же, тогда отлично, — значит, Мей не одна, кто страдает от подобного рода мыслей. Но в некоторые моменты это зыбкое строение уверенности обрушивалось и все вокруг становилось блеклым, медленно идущим и тяжким вихрем тоски, желаний и надежд. Хотелось бы вырваться из этого мысленного тупика и сиюминутного отупения, вырваться из того, что уже порядком приелось и безразлично как. Ох, эта жалкая надежда о максимальном вкусе эмоций, как в детстве, — если бы она могла воплотиться в чем-то материальном. Том, что можно купить и поместить в это всю свою привязанность. Или это тоже обман, самоотречение и бегство от себя? Бывает ли что-то иное, кроме вечного волнения?        Мей закрыла глаза. Нет, наверное, не бывает. Для всего иного слишком неспокойная ситуация вокруг. ***        Все же на следующее утро она уже чувствовала себя гораздо лучше и по дороге в театр встретила своего коллегу. Он объяснил всю ситуацию. Почему отлучается и рассказал о всем том, что нужно сделать на протяжении спектакля, который состоится вечером. Мей попутно записала все в небольшой блокнот и пообещала сделать все в лучшем виде. Девушка почувствовала себя несколько странно, когда вновь услышала о театре, но не придала этому значение.        Так прошло еще три дня. От Цзыня не было никаких вестей, что беспокоило и в то же время радовало девушку, поскольку она расценивала это как знак свыше о том, что ей не следует влюбляться в кого-попало.       — К тому же, он военный. На него много кто засматривается на подобие этой Сяоцзюнь, — хмыкнула она и положила на стол ручку.        Накануне вечером она снова вспомнила тот день и свои слова, подумав о том, что наговорила лишнего, но в тот же момент оправдала свой всплеск тем, что парень действительно виноват и каждый получает то, на что заслуживает.        Сегодня у неё был выходной. Она это заслужила. И поэтому решила купить к ужину самую жирную утку, которую найдет в магазине. Сначала девушка думала только об одном, но зайдя в помещение и почувствовав запах, решила совершенное иное.        Придя домой, Мей также повозилась с некоторыми бумажками из больницы, которые едва не заляпала соком утки, а затем решила прогуляться. Днем возле тележки с цветами она увидела не так давно выписывшуюся с больницы женщину, которая узнала девушку издали. Они любезно поговорили, и она даже купила Мей небольшой букет тюльпанов в качестве благодарности за оказанную заботу во время её беременности и пребывания в больнице.        Но спокойствие длилось недолго. На следующий день отец Мей уехал в Шандон, так как получил письмо от жены, что та заболела, а уже на следующий, девушка должна была прибыть в Академию, чтобы принести лекарства от чесотки.        Сначала она не понимала, что произошло и почему так резко понадобились препараты, которые по логике вещей должны иметься в запасе у врача Академии. Но думать было последним, что следовало предпринять на данный момент.        Утром она пришла ровно к десяти. Открыв дверь, девушка обнаружила, что врача не было на месте.        — Есть кто? — спросила Мей, но ответа не последовало и она вышла в коридор.        Была бы её воля, то оставила все на столе и испарилась бы, а так нужна подпись того, кого не было на месте. Полный абсурд. Девушка чуть прошла по коридору, но услышала недовольные крики и, подождав несколько секунд, направилась к источнику звука. Выйдя на площадку, где уже собралось небольшое количество людей, она подошла к перилам и посмотрела вниз, из-за чего внутри снова все загорелось, как только пришлось услышать знакомый голос.        -… почему не убили?!       — Убить?! — громко переспросил Гу Яньжень. — Разве нет законов? Правительства?! Ты все время твердишь об убийстве, а сам-то хоть кого-то убил?!       — Что здесь, черт подери, происходит?.. — тихо спросила Мей, глядя на сложившуюся картину.       — Правительство? Законы? — дрожащим голосом переспросил Жу Яньлинь и посмотрел на всех. — Если у нас есть правительство, то почему иностранцы смогли пройти на нашу землю, чтобы убивать наших людей?        На это Яньжень только хмыкнул.       — Если у нас есть законы, то нам даже не хватает мужества наказать их! — продолжал парень напротив. — Да, Гу Яньжень, я знаю, в твоей семье высокопоставленные чиновники. Твоего отца прислало пекинское правительство. Надзирать над провинцией Фэнань. Как вдохновляюще… Но где твой отец был, когда японцы пришли поджигать нашу фабрику?.. Он сбежал обратно в Пекин!        После этих слов завязалась небольшая потасовка между собеседниками, но не участвовавшие члены этого диалога быстро растолкали обоих, не дав тем подраться.       — Жу Ян Ли, — подал возмутительный голос Цзы Цзынь, держа Яньженя за руку, — не будь таким ублюдком. Почему ты сам этого не сделал?!       — Правильно. Я не сделал, — говорил тот, взвешивая каждое слово, но в глазах его отображался гнев. — Но по крайней мере, я не превратил это в развлечение. Я отнесся к этому серьёзно!        Один из парней команды Яньлиня предложил тому уйти, аргументировав это тем, что им больше нечего сказать этим людям.        — Что вы хотите этим сказать? — снова заговорил Цзынь. — В чем мы неправы?        Жу Яньлинь остановился.       — Все с вами нормально, — сказал он. — И еще, — он вновь развернулся и подошёл ближе, — четыре студенческих лидера, которых держали в тюрьме, умерли.        Казалось, что ударение на последнем слове ударило не только по тону сказанного, а еще и по ногам девушки. Осознание того, что то, что приходится видеться сейчас, твориться по всей стране, не считая войну, заставили кровь похолодеть. Одно дело, когда ты слышишь о таких вещах отдаленно, и ты думаешь, что это никогда тебя не настигнет, но сейчас реальность отвратительным холодом дышала всем в затылки. Эта новость застала всех присутствующих врасплох.        — Ты знаешь, как они умерли? — спросил Жу Яньлинь и чуть наклонился вперёд. — Они погибли в огне.        В эту же секунду Се Ляньчень и Хуан Сун переглянулись.       — В тюрьме было много людей. Но только они… только они погибли!       — Что?.. — тихо спросил низкорослый Ляньчень, беспокойно глядя на собеседника. — Что произошло?       — Ты… шутишь? — чуть заикаясь, спросил Хуан Сун.       — Прошлой ночью в тюрьме был пожар. Четыре студенческих лидера, которые ворвались в Японскую Торговую палату, чтобы схватить убийц, погибли. Это уже давно известно. Вы не знали?       — Не знали… — тихо ответил Ляньчень и посмотрел в пол.       — А что вы делали, когда японцы проникли в тюрьму, чтобы убить наших людей? — с накатывающимися слезами спрашивал Жу Янлинь. — Вы подбрасывали японцам чесоточный порошок и подкладывали слабительное им в еду!       — Так вот почему я здесь… — тихо сказала Мей и медленно выдохнула, закрыв глаза. — Чёртовы японцы…        Она тут же решила спуститься вниз, чтобы задать взбучку Цзыню и заодно спросить остальных, где их врач, когда Жу Янлинь и его товарищи ушли.        — Вашим делам отнюдь не позавидуешь, — сказала она, когда те обернулись на звук шагов. — Но и им тоже.        Лица некоторых из компании тут же преобразились, а именно Цзыня и Ляньченя.       — Ты? Что ты здесь…       — Ты её знаешь? — спросил Цзынь.       — Сейчас это неважно, — быстро сказала Мей. — Я здесь, чтобы принести лекарства от чесотки, но не могу найти вашего врача. Сначала подумала зачем Академии это, но услышав то, что сказал Жу Янлинь, все стало более чем понятно.       — Давно подслушивать научилась? — зло спросил Гу Яньжень, а затем пошёл следом за другими.       — Извините, это вышло случайно. Я бы и сама не хотела знать то, что услышала.        — Да ничего, — ответил Ляньчень. — Ты извини, я тоже пойду — не хочу, чтобы он глупостей натворил.        За ним быстро отправился Сун, но, скорее всего, не из дружеской поддержки, а из немого требования Цзыня. Оставшиеся проводили тех взглядом.       — Надо же… Второй раз стаю свидетелем того, чего не хотела бы знать.       — Наверное, это просто нехорошее совпадение.       — Хорошо, что оно не носит имён, как та девушка, с которой ты любезно пытался подружиться неделю назад, а то я бы с ума сошла от такого количества ненужной информации, — съязвила она и направилась к выходу.        После этого Цзынь не проронил и слова, но догнал и стал напротив.       — Я услышу что-то еще? Не думаю, что мне это пригодиться, так что пропусти.       — Мей.       — Пусти, я сказала.       — Постой, я хочу все объяснить.        — Не уверена, что это будет чем-то особенным.       — Об этом можно будет сказать только после того, как выслушаешь, — сказал он и стал нервно перебирать пальцами.        — У тебя три минуты.       — Пойми, я просто… Мне стало немного не по себе, ведь у тебя сильный характер. Я подумал, что после нашей первой встречи тебе не понравился вечер и решил не настаивать на дальнейшем общении.        Мей ничего не ответила, будучи поглощенной собственными противоречиями. Еще пару минут назад она не хотела даже слушать его. А сейчас, прибыв в это место совершенно по иному делу, не стоит и слушает эти глупые откровения.       «Или неглупые?..»       — А меня спросить ты не додумался? Полез к Сяоцзюнь. Браво.       — Сяоцзюнь это была просто девушка, с которой я хотел познакомиться, чтобы убедиться в том правильный ли выбор я делаю.       — То есть, мне тоже нужно опасаться того факта не являюсь ли я частью выбора твоих душевных метаний?       — Что? Нет. Зачем ты перекручиваешь?        — А зачем ты полез к другой девушке знакомится, если у тебя есть та, которая тебе нравится? — нервно спросила она и пнула того в плечо. — Это у меня-то сильный характер? Это я перекручиваю?        Парень чуть отошёл назад, тихо шикнув от боли.       — Ты даже представить не можешь, на каких иголках я сидела всю эту неделю, ожидая того, объявишься ты или нет! Ты даже представить не можешь о том, насколько страшно от той мысли, что человек, к которому есть даже малейшие чувства, не испытывает того же к тебе и это пламя из-за не взаимности разгорится еще больше, пока не поглотит тебя с головой! А вишенкой на этом торте безумия является история, где я вижу тебя рядом с другой, и вы мило воркуете, в то время, когда единственные мои мысли том, где ты, как ты и работа! Это тебе страшно?        Говоря это, девушка раскраснелась от злости и смущения от осознания того, что только что формально призналась едва знакомому человеку в своих чувствах.        — Прости! — резко выкрикнул он, чтобы осадить девушку и склонил голову. — Прости. Я правда не подумал и был неправ.       — Не подумал ты тогда, когда подсыпал чесоточный порошок и слабительное, — тут же подхватила Мей. — И я говорю это не с той позиции, что согласна с Яньлинем, а с той, что ты о себе ни грамма не думаешь!        Девушка остановилась, чтобы отдышаться. На душе стало легче, хотя и случилось это облегчение сумбурно. Но одно она знала точно — она не боится, а, значит, уже победила над собой и волнениями прошедших дней. Ничего особенно примечательного в этом не было, но теперь все выяснилось. Разве что поразительно горячая смелость и странное осознание пустоты в голове.       — Если ты дашь мне второй шанс… Я обещаю, что больше не подведу тебя.        Мей громко вздохнула и посмотрела на его лицо.       — Мы даже не были в отношениях, чтобы я давала тебе второй шанс.       — Тогда… — вновь вмешался парень, пытаясь опередить слова собеседницы, — … могу ли я иметь честь рассчитывать на то, что ты станешь моей девушкой?        Мей застыла с открытым ртом, сверху послышались хлопки зевак, на что оба подняли головы. Вид двух наблюдателей вызвал у девушки беглую злость, но тут же её отвлек Цзынь.       — Так каков твой ответ?        Брюнетка лишь кивнула, не в силах выдавить из себя и слово. Казалось, былой шквал огня эмоций просто облили водой, и все внутри еще шипело, как поле после пожара. Это было странное мгновенье, в котором успели замелькать новые лица. А именно врач Академии, который проводил финальный осмотр японцев перед тем, как их должны были увезти, чтобы выпустить. Услышав об этот, Цзынь тут же сорвался с места, бегло попрощавшись, а девушка еще пыталась оклематься от случившегося и молча помахала ему рукой.