7 дней и ночей с Анжольрасом

Не знаю, сколько прошло времени прежде чем я решил вернуться обратно. Настроение как безумное плясало от негодования до разочарования и тоски, рвущих на части мою душу похлеще когтей стервятников. Простое желание окунулось в вязкое, губительное болото страха. И это постыдное чувство раздражало меня так сильно... Что хотелось набить кому-нибудь морду. Или ощутить как разбивают в кровь мое лицо, губя вместе с кожей все ничтожные мысли слабоумного мечтателя, обрядившегося в шкуру скептика и поверившего в столь наивное чудо. Хотя твое упрямство бесило не меньше. Но разве стоит говорить об этом? Я итак только и делаю, что обсуждаю в своем воображении тебя. Хватит. Пустота, холод и одиночество - вот что ждало меня дома. А еще демоны сознания, с горящими глазами и распахнутыми ртами с острыми, страшными зубами, поджидающие мои мысли, чтобы обратить их в хаос. А дальше-то что? Ну вот опять... Как ты будешь относиться ко мне, когда увидишь в Мюзене или в Коринфе... Или на площади, во время твоего очередного пламенного выступления? Ты можешь просто выгнать меня из кабака или кафе, а обыденного лицезрения из толпы мне будет мало. И что тогда делать? Прятаться по ночам в переулках и следить, как ты идешь домой? Переодеваться и маскироваться, сливаясь с толпой и приближаясь к тебе? Искать способы тайно наблюдать за тобой, забравшись на чужой балкон, откуда видно окно в Мюзене, где ты работаешь по ночам? Вот, что меня ждет за мою постыдную любовь? Руки в карманах брюк сжимаются в кулаки, а зубы чуть ли не до крови впиваются в нижнюю губу. Досада. Разочарование. Сухая боль. Я даже не пьян. И это лишь отягощает мое состояние. В первом попавшемся трактире я решил исправить ситуацию, прикупив бутылку вина. Дешевого. Самого отвратного. На один зубок, как говорится, но больше и не хочется. Если что, то всегда смогу добрести до ближайшего кабачка... И, уткнувшись носом в столешницу, увидеть подобие алых сновидений, упиваясь ненавистью ко всему человечеству, к которому ты так рвешься. Упиваясь этими волшебными шестью днями, которые я провел с тобой, мой недосягаемый революционер. Улицы проплывают как в тумане. Лестницы, двери... Пока я не дохожу до той, которая скрывает от меня холодную правду. Пальцы меня не слушаются, когда я касаюсь заветной ручки. Дыхание, впиваясь в стенки горла, лишает меня возможности почувствовать вдох. Мысли исчезают в пепле момента... и резким рывком я распахиваю дверь. То, что я вижу, заставляет меня с силой сжать дверной косяк, так сильно, что начинают ныть пальцы. Пусто. Тебя нет. И на что я надеялся? Что ты останешься? Будешь ждать меня, как ни в чем не бывало? Ну-ну, Эр. Только твой разум способен сейчас верить в такие чудеса. Ты исчез. Но... был ли ты вообще? Я медлю зайти в комнату, замерев на пороге, будто бы пришел не к себе домой, а ступаю на помост гильотины. Одеяло, которое еще сегодня ночью укрывало тебя, смято и в беспорядке валяется у стены. Поверх него лежит открытый трактат Томаса Пейна "Права человека", недочитанный, брошенный... познавший гибкость и мягкость твоих пальцев, уверенно стремящихся найти скрытую в этих словах истину. Моя рубашка, которую я дал тебе в первый день, весит на спинке кровати... И все. Вот вроде бы и ничего такого, что говорило бы о тебе. Все это мог бы сотворить и я. Тебя стерли, украли, вырезали из моей комнаты, но не из моей памяти. Все было, было, было... Позади раздается едва различимый шорох, но я вздрагиваю и резко оборачиваюсь. Такое гладкое и скользкое стекло с трудом остается в дрогнувших пальцах. Я ловлю себя на мысли, что лучше бы оно разбилось. Это бы пробудило меня. Вернуло бы мой разум и мои силы. Вновь дыхание куда-то пропадает, когда я вижу... тебя. Наши лица лишь в несколько сантиметров друг от друга - ты видимо не ожидал, что я обернусь. Неужели ты вернулся... сам? После всего того, что было? Глупости. Не может этого быть. Я спятил. Да, именно! Эр, ты сумасшедший! Но ты начинаешь говорить, и горло царапает надоедливая боль. Все происходит на самом деле. И все, сказанное мною... было. Удивительно, что ты еще не на другом конце Парижа после того, что услышал. Я абсолютно ничего не понимаю. - Грантер... - твой голос уже не звучит так уверенно, как обычно, хотя ты и стараешься придать себе прежний, непоколебимый вид, и это поражает меня еще больше. - Я... Зайду? Ты говоришь так, будто бы никогда здесь не был. Будто ступив за порог, ты все перечеркнул, заставил меня забыть о тебе. Анжольрас, ты ли это? Где прежняя уверенность? Желание сбежать? Этот неукротимый пыл? Что происходит? - Заходи, - мой голос звучит слишком сухо, как мне кажется, но я не решаюсь добавить что-либо. Просто смотрю на тебя, борясь с желанием проверить правда ли ты здесь, коснувшись этой мраморной кисти. Ты переступаешь порог и закрываешь дверь. Что вернуло тебя обратно? Рассерженная толпа? Обезумевшие гризетки? Или понял, что еще не до конца меня добил? И, надеюсь, мои брови не очень выразительно поползли вверх в ту секунду, как ты переступил порог? - Анжольрас, ты ударился головой, пока спешил сбежать отсюда? - я не могу удержаться от столь просящегося на язык вопроса. Море твоих глаз чуть мутнеет видимо от вспышки раздражения, но все же не даешь ей захватить тебя. Ты поправляешь рукав рубашки, которую я раздобыл для тебя и которая вполне пришлась впору вместо той... с алыми цветами на груди. Я ее выбросил, не в силах даже смотреть на нее, чем вызвал твое недовольство. Но ты смирился. Я не понимаю, что происходит, и к чему это возвращение. Нет, рад безмерно, но почему? Это так не похоже на великого лидера кружка Азбуки. Что заставило тебя передумать? Уж не моя ли бредовая речь? Пьяная истина трезвого человека... - Ты не против, если я останусь у тебя сегодня? - твои губы шевелятся, четко произнося слова, но для меня это все равно, что мутное отражение действительности. В голове тишина. Я моргаю? Я слышу? Я дышу? Существую ли я? Ты переступаешь с ноги на ногу, поглядывая на меня своими чистыми хрустальными глазами. Разве в тебе можно сейчас узнать того надменного лидера, к которому страшно подойти? Нет. Ты тянешь на школьника, который не знает, как себя вести. Или это всего лишь плод моего воображения. У меня нет слов. И я просто киваю, соглашаясь. А вопросы градом сыпятся на мой воспаленный разум, и этот хаос на некоторое время лишает меня возможности мыслить адекватно. Неловкое молчание и странная недосказанность снова с нами... Надолго ли? Мы садимся на пол, около твоей кровати, облокачиваясь на нее. И... даем себе раствориться в правилах вечности. Время течет, бурлит и плещется, но мы забываем о нем. Как и о вине, оставленном на столе. Мысли становятся мягче, язык проще. Забавно. Любопытно видеть, как ты меняешься. Спадает броня, обнажая все золото. Я любуюсь тобой, наслаждаюсь хаотичным потоком слов, порхающих с этих алых губ... О чем мы говорим? Ни о нас и ни о моих словах. А о мире, о мечтах, о людях. Ты восхищаешься, а я критикую, изобретательно и дерзко предоставляя всю изнанку. Ты распаляешься, отдаваясь странному азарту. Пытаешься переубедить меня, красиво оперируя умными словами. Но на твои слова у меня всегда найдутся еще десять слов моих. И вновь заставляя тебя думать об ответе, я лишь тихо улыбаюсь, положив голову на кровать, наблюдая за неподражаемой мимикой моего ангела. Пока вдруг ты не замолкаешь, остановив на мне свой горящий взгляд. Разве можно угадать твои мысли? Если бы я мог, я наверное не удивился бы так сильно, когда чужие красивые, длинные пальцы коснулись хаоса моих волос, теряясь там, а прекрасное лицо божества потянулось ко мне... и эти желанные уста не сами прижались к моим. Вновь, но иначе. Шок. Наслаждение. Эйфория. Мир перевернулся, забирая с собой все мои устоявшиеся понятия и взгляды. Прикасаясь рукой к твоему лицу, неуверенно и осторожно удерживая тебя на месте, я отвечаю на поцелуй, обхватывая губами твои, чуть более быстрым, рваным движением. Мне казалось, что ты сейчас дернешься назад, отстранишься, но вместо этого лишь больше льнешь ко мне, жадно прося еще поцелуя, но двигая устами так неопытно и все же сладко. Но я не могу... Я помню. И не понимаю. Вопрос бурлит недовольством в твоих глазах и легкой, едва различимой паникой. Интересно, а что же тогда сейчас творится в моих? - Анжольрас... - я не знаю, как подобрать слова, чтобы выразить то, что хочу спросить... узнать. - Ты понимаешь, что происходит? Ты понимаешь, что творишь? Кадык нервно дергается, но взгляд твой уверенный и острый. - Да. Достаточно ли это, чтобы продолжить? Но почему-то именно сейчас я нахожу что-то в твоих глазах, что заставляет меня забыть обо всем и... подчиниться тебе. Тебе, а не себе. Твоему желанию. И чувствую, что в этот раз искреннему. Наши уста соприкасаются. Кротко. Мягко. Движение. Быстрее. Губы хотят большего. А мне только дай волю... И вот уже мой язык проникает в твой рот, углубляя поцелуй. Если ты хотел бы закончить все это, то давно мог уйти, ничто тебя не держало. И сейчас не держит. Ты поступаешь так, потому что хочешь. По крайней мере я надеюсь на это. Ты как лед плавишься в моих руках. Как огонь обжигаешь мое самообладание. Как мрамор поражаешь своей красотой, идеальностью линий, нереальностью облика... Я тяну тебя на себя, и ты оказываешься у меня на коленях. Ни возражений, ни борьбы... Ты будто бы и ждал этого. А меня не нужно уговаривать дважды. Наши грудные клетки то и дело сталкиваются друг с другом, пока уста заняты чужими. Движения подобны волнам, но слишком буйным и диким, как во время страшного шторма. Не хватает дыхания, не хватает эмоций, чтобы передать словами эту феерию моей мечты. Лед растаял в танце с огнем, но и огонь пал вместе с ним, ведя свой бой у самого пола. Ожоги соблазна на губах, синяки любви на коже, шрамы счастья в безликих душах. Забудьте о разуме, отдайтесь шарму своей недосягаемой мечты. Утолите голод своей истерзанной в клочья души. Напоите и излечите раны сердца. Никогда нельзя сказать - все кончено, пока не подведена черта коварной руки, вездесущей и неизбежной. Если оно того стоит - нужно бороться. Будь то извечная любовь или просто необъятная, неизведанная, пугающая жизнь. Пылкость пальцев. Духота разума. Дилемма момента. И экстаз начала... Не отрываясь друг от друга, мы перебираемся на кровать, скрипя пружинами и глотая улыбки. Руки пересекаются, ноги переплетаются, движения становятся более хаотичными... ты так юн, так неопытен и так горяч. Твой властный характер пытается найти себя даже сейчас, там, где ты ничего не знаешь, где лишь смутно ощущаешь, теряясь в вихре странного дурмана, стеревшего твои мысли, но не твои принципы. Твое желание быть первым, вести, руководить так ощутимо... Это даже забавно. И какое-то время я просто наслаждаюсь тем, как ты скользишь ладонью по моей мятой рубашке, одергивая себя на полпути и продолжая путь ниже, чтобы вновь оборвать свое движение столь же внезапно и быстро. Кусаешь мои губы, путаешься пальцами в моих спутанных волосах, тянешь на себя все сильнее и сильнее. Я думал, что твой пыл распространяется лишь на твои трактаты и планы о будущем Франции. А оказывается, нет. Я заканчиваю твое весьма увлекательное представление в попытке соблазнить меня, оказываясь сверху. Хотя и стоит признать, что от одного твоего прикосновения я готов был улететь на крыльях экстаза. Мой юный бог, мой восхитительный ангел... Ты мой, ты только мой. Сейчас, сегодня и навеки. Упиваясь твоими губами, я скольжу рукой по линии твоего плеча, затем по ребрам, вниз, на бедра, заставляя тебя вжаться в меня, чем срываю с твоих уст первый сладостный стон. Ты отстраняешься, твои скулы пылают, а глаза так лихорадочно блестят. Ты улыбаешься, и я отвечаю тебе тем же, ощущая, что горю. Я тянусь за еще одним поцелуем, как вдруг... Раздается стук в дверь. Мы замираем, устремляя глаза на источник. Неужели мои опасения оправдались? И что-то предательски трескается в сознании, когда я слышу так близко голос Курфейрака...