Несчастные понимают друг друга
— Могу я всё же поинтересоваться, зачем мы понадобились тебе в столь поздний час? В последнее время Рена перестала следить за своей речью. Бывает, скажет что-то, а потом вдруг запинается, поджимая губы, словно она ляпнула какую-нибудь глупость. От того предложения её казались рваными и порой даже неестественными. Не успела она вернуться в штаб после встречи с Алроем, как через несколько часов неожиданно к себе её вызвал Эрвин. Рене было вовсе не до этого. Она уже готовилась к очередной борьбе с бессонницей, приняв дозу горького снотворного из стеклянного пузырька. Но главнокомандующий снова не давал ей покоя. Пришлось вновь натягивать на себя форменную куртку и плестись в его обитель. Какое-то дурное предчувствие легло тяжелым гнётом на сердце. Ровно так же, как и поселившееся в голове мерзкое слово «предатель», которое из уст брата звучало нелепым абсурдом. Рена сидела в кресле, по привычке закинув ногу на ногу. Свободной рукой подпирала тяжелеющую от догадок голову. Только нервное подергивание носком сапога могло выдать её напряжение. Сегодня был чертовски паршивый день. А Эрвин, будто издеваясь, всё выжидал. В его кабинете залегла продолжительная тишина. Периодический шум ветра за окном и ритмичный ход старых настенных часов не давали другим присутствующим сойти с ума. А их было двое. — Разумеется. Я думаю над тем, как сказать об этом поделикатней. Стоило Рене переступить дверной порог, как знакомый взгляд серых глаз угрюмо прошёлся по её лицу, сканируя. Леви уже какое-то время находился в кабинете командора. Она украдкой посмотрела на него сквозь светлые пряди волос. Леви насторожен. Сомкнутые уста излучали лишь скупые намеки на мысли и эмоции. Такое было впервые. Быстро почувствовав взгляд Рены, он слегка повернулся. В глазах читалось некое беспокойство, однако слова Эрвина его нисколько не удивили. А, значит — он уже всё знал. — Мне доложили дежурные, что пару часов назад в архив пробрались посторонние лица. Над ней явно издевались. Как же всё… достало. Рена прикрыла веки, немного откинув голову назад. Почувствовала, как она закружилась — последствия принятого снотворного. Окружающее пространство совершило такой же кульбит, отчего Рене показалось, что она вот-вот упадёт. — Так, — устало выдохнула она. Потянувшись за коробом спичек, что лежал на краю стола, Эрвин помедлил. Захотел поджечь ещё несколько свечей. Тиканье часов вновь начало бить по ушам. — Странно это, — продолжил он, сделав резкий взмах рукой. Зашипел появившейся огонёк. — Хотел бы я так сказать, однако среди документов пропали личные дела разведчиков, которые перевелись в Легион за восемьсот тридцать девятый год. — Это значит, что… — Леви посмотрел на Рену. — С ума сойти… Пришлось подавить резкий приступ смеха. Подумать только, Алрой действительно обо всём знал. Они всегда всё знают, а потому и пользуются ею. Дрожащие свечи не позволяли должным образом разглядеть истинные эмоции Эрвина, однако что-то Рене подсказывало, что он больше не позволит себе оступиться. Непоколебимость вновь обросла на его спокойном лице. — Никто из дежурных не сумел обнаружить нарушителя. Честно говоря, я ожидал такого развития событий. Но не полагал, что всё произойдёт так быстро. Рена вцепилась ногтями в подлокотник. Желание сорваться и высказать всё, что она думала об этой вопиющей безответственности, разбилось о её затяжную усталость. У неё попросту не осталось сил на какие-либо препирательства. Головокружение и боль в висках лишь увеличились. — И, поскольку Леви уже в курсе твоего положения, — Эрвин перевёл взгляд на него, — я прав? — Прав, — вздохнул. Сложив руки домиком у лица, Смит спрятал легкую усмешку в уголках губ. И вновь обратился к Рене: — Да. Так вот, с этой минуты я хочу, чтобы ты не бродила и не покидала штаб без сопровождения. Для твоей же безопасности. — К чему такие жертвы? — она удивлённо вскинула брови. — Ты ведь уже узнал от меня всю информацию, прочитал записи отца и так далее. По логике вещей я вам больше не нужна. Так почему ты беспокоишься за мою безопасность? — Рена, мы ведь не дикари всё-таки, — выдохнул Эрвин. — Ты — превосходная разведчица и моя подчинённая. Я без тебя как без рук, так ты говорила? — ухмылка стала более заметной. Леви с силой сжал челюсть. — Поэтому у тебя не должно оставаться сомнений касательно моей благонадёжности. «Подневольная», — пронеслось у неё в мыслях. Иногда Рене просто хотелось закрыть глаза и представлять, что она никогда не надевала форму разведчика. Это звание было выжжено клеймом на её теле, но никак не на сердце. Семейное дело действительно оказалось проклятием. Рена вдруг стала замечать, как две стороны её сознания начали бороться друг с другом. Первая — настоящая и осквернённая, естественно, проигрывала второй, что была навязанной. По-другому и быть не могло. Просто она поддавалась — Рена так пожелала. В какой-то момент ей действительно хотелось, чтобы её имя вовек осталось выгравированным на могильной плите. Рядом с родителями. Как и положено. Бремя разведчика она приняла безоговорочно и быстро — иного выхода попросту не было. Лишь сейчас, оглядываясь на годы назад, Рена поняла, насколько это решение её травмировало. Перестав принадлежать самой себе, она могла лишь слепо выполнять чужие приказы. От обреченности своего положения хотелось смеяться — даже её прославленные способности, за которые Рену считали одной из способнейших солдат, оказались плодом отцовской воли и собственного рода. А что же она? Кажется, на первой вылазке Рене хотелось опустить руки и покончить со всем прямо на той одинокой пустоши. Пасть от ручищ гигантов — какая благородная смерть! А главное — эффективная. Останки будут приданы пеплу, а товарищи — если богини сжалятся, — вернувшись живыми, едва вспомнят имя загнанной обстоятельствами девчушки. — Я вполне могу постоять за себя, — после долгой паузы возразила Рена. Эти слова повисли в тишине и прозвучали крайне неуверенно. Все это прекрасно понимали. Склонив голову набок, Эрвин посмотрел ей прямо в глаза. — За стенами — безусловно. Однако ты не проходила уроков самообороны или обращения с другими видами оружия, как это делали остальные кадеты. А Леви обучен этому явно лучше всех остальных. Теперь ясно? Возражать было даже физически больно. — Ясно. Далее разговор вёлся без участия Рены. Она лишь наблюдала из-под полуприкрытых век за бликами свечей на окне и слушала мужские голоса. Леви спросил о зацепках, которые мог оставить тот человек. Эрвин ответил, что, услышав шум, дежурные нехотя пошли проверять архив, и поэтому никаких улик не было обнаружено. Какая-то нелепица. Неужели Эрвин полагал, что игры с самим королём сойдут ему с рук? Или именно потому он и не особо переживает, так как охота сейчас была объявлена вовсе не ему, а его «превосходной разведчице»? Алрой, подонок, мог лишь трепать своим языком. «Будь с теми, кому доверяешь» — как же у него всё просто. А Рена сейчас вдруг осознала, что у неё нет таких людей. Она едва верила в саму себя, что уж было говорить о других? Вновь переведя взгляд на Леви, Рена замерла. Всё пыталась рассмотреть в его лице прежние черты, однако была ли усталость или злость тому виной — ей никак не удавалось узнать хоть частичку того человека, которого она… Нет. Рена отдернула себя от тех опасных слов, что так и маячили на задворках сознания. Непонимание и обида укололи её сердце с новой силой. Она почувствовала себя как никогда брошенной. — На этом вы свободны, — донеслись заветные слова Эрвина. Этот полумрак, эти голоса, что звучали, словно из-под толщи воды, это истощение… Рена поднялась с места, чувствуя, как пространство медленно плывёт перед глазами. Чёрные пятна, похожие на кляксы, стали пожирать кабинет и лица, отчего разведчице пришлось ухватиться за спинку кресла, чтобы не пошатнуться. Впившись ногтями себе в ладони, она осознала, что никакой отрезвляющей боли не последовало. Ещё один плохой признак. Дверь за ними закрылась. Леви хотел что-то сказать, однако не успел. Рена, даже не взглянув в его сторону, отвернулась. — Пойдем-ка со мной, — её холодный тон не предвещал ничего хорошего. И он пошёл. Конечно же пошёл. Рена двигалась в сторону своего кабинета, периодически то сжимала, то разжимала кулаки. Леви это заметил. Взгляд опустился ниже, на багровые полумесяцы, оставленные на мягкой коже ладоней. Какое отвратное чувство — одиночество. Оно превратилось в стыдную болезнь, в которой никогда не будет сил признаться. Рена была всего лишь солдатом. Наставником. Инструментом. Дочерью особенного человека. Но никогда — самой собой. Под гнётом мучившей её долгие годы паранойи, Рена боялась, что даже он в конечном итоге перестанет видеть в ней обычного живого человека. Личность. Девушку. Она хотела верить ему, но стальные руки сжимали её горло, противно шепча: «предатель». Наконец дошло, почему ладони не чувствовали боль — внутри что-то разрывалось на части. А это больней. Щелкнула дверная ручка. Дверь с едва слышным скрипом отворилась, пропуская их внутрь. На рабочем столе ещё лежали бумаги, на которых выведены последние мысли отца. Рена всё не находила времени и желания убрать их с глаз. Образовавшийся сквозняк от распахнутого окна всё норовил смести их с деревянной поверхности. Колыхались холщовые занавески. Внутри оказалось достаточно холодно. Леви прошёл вглубь комнаты, чтобы закрыть окно. Передвигаться было затруднительно из-за отсутствия какого-либо источника света. Тусклая луна хоть немного оттеняла очертания тёмной мебели. Сзади послышался томный вздох. Расслабившись, Рена стянула с себя армейскую куртку и бросила её на край дивана. Не докинула. Один рукав медленно сполз к краю и стал болтаться на весу. — Ты хотела мне что-то сказать? — решив прервать затянувшуюся тишину, спросил Леви и принялся шерудить руками по столу в поиске спичек или огнива. — В верхнем ящике. Справа. Рена проигнорировала заданный вопрос, незаметно оказавшись прямо за его спиной, когда Леви наконец зажег свечу. Чёрная копоть тонкой вьющейся струёй устремилась к потолку. Раскрасневшиеся ладони разведчицы мягко опустились на его плечи, и в этот момент она почувствовала, как мышцы напряглись под тканью рубашки. Рена прижалась к Леви всем телом, но это было мало похоже на объятие. Стоило ему обернуться и взглянуть в её зелёные глаза, как до него быстро дошло — Рена была не здесь. Короткий вдох, и она впилась в его губы жадным поцелуем, вытесняя последние доли мыслей из головы. Скрипнула половица. От неожиданности Леви даже на секунду потерял равновесие, уперевшись в край стола. Воздух вокруг в момент накалился. Тепло окутало его с головой. Её действия, да что уж там, она вся сводила его с ума. Ничтожная попытка остановиться была с треском провалена, стоило Рене коснуться его шеи, пройдясь кончиками пальцев по затылку. Она зарылась ими в тёмных волосах и прижала Леви ближе к себе. Поцелуи были резкими, нетерпеливыми, граничащие с болью. С её уст сорвался тихий стон, когда мужская рука легла на поясницу и стала медленно подниматься выше, выпуская заправленные края рубашки. Кожа горячая, такая, что можно было обжечься. Рена замедлилась, с остатком погрязнув в этом омуте. Мир всё продолжал для неё плавиться, таять и стекать тягучим воском. Леви выдохнул ей в рот, беря контроль на себя. Быстрым движением развернул Рену, и через мгновение уже она сама упиралась бедрами в стол. От нехватки кислорода начинала кружится голова. И пусть. Это чувство будоражило, заставляло сильнее сжимать её. Дышать ею. Рена пахла дождём и чем-то горьким. Совсем не так, как обычно. Сейчас она вся была совершенно иной, ранее не знакомой Леви. Под его напором она приподнялась, усаживаясь на краешек стола. Это позволило ему склониться, прижаться губами к шее, оставив влажный след на коже. Их тела были как никогда близко друг к другу. Рена откинулась назад, запрокинула голову, отдаваясь моменту. В голове — абсолютная пустота, которую она так долго хотела ощутить. Обхватив её бедро, Леви провёл ладонью под ним, следом отрывая ногу от пола. Остановиться сейчас было для него страшнейшим пороком. Рена продолжала ловить его губы своими, целовать, задыхаться, чувствовать его напряжение и сильнее прижиматься к нему, всё больше уходя от реальности. Приподнятые ноги невольно скрестились у Леви за спиной, отчего он хрипло выдохнул и, отстранившись, вновь встретился с ней взглядом. Яркий блик от свечи не отражался в её глазах. Она смотрела вовсе не на него, а куда-то сквозь. И Леви окатило, будто ледяной водой. Он не успел ничего предпринять, будучи вновь вовлеченным в требовательный, пьянящий поцелуй. В какой-то момент всё превратилось в монотонный поток. Спустившись ниже к линии челюсти и шеи, Леви глубоко вдохнул. Трезвость мыслей потихоньку возвращалась к нему, в то время как Рена полностью затерялась в своём отчаянном порыве. Она могла бы долго рассказывать, какой твёрдой и непробиваемой была её внешняя оболочка. Сдержанность, выдержка — это всё результат времени. За ними же скрывалось её хрупкое нутро. И, кажется, в этот раз Леви удалось подобраться к нему как никогда близко. Сквозь наплыв такого сильного желания, в воспоминаниях вдруг вспыхнул момент, как он ребёнком держал в руках белую фарфоровую чашку и как она разбилась, разлетевшись на мелкие осколки, стоило ему выпустить её из рук. Рена позволяла сейчас Леви обладать ею, надеявшись, что он тоже поддастся. Это осознание заставило его замедлиться, пару секунд просто тяжело дышать ей в шею. Он мог бы поступить так же как и она — забыться в порыве вожделения, наплевав на здравый смысл. Он мог бы продолжить крепко сжимать её в своих в руках, но на деле это будет означать ровно противоположное. Если Леви сейчас не остановится, что-то внутри Рены тоже разобьётся. — Что ты делаешь с собой? — его дыхание опалило покрывшуюся мурашками кожу. Сердце билось неравномерными рывками. Рена приоткрыла веки и усмехнулась, чувствуя, как пелена перед глазами только больше начинала походить на густой туман. Хотела вновь поцеловать Леви, однако он отстранился, став пытливо всматриваться в её глаза. Было тяжело сфокусироваться. Предчувствие такое, словно Леви сам чего-то не договаривал. Эта мысль въелась под кожу неприятным зудом. А потом самообладание Рены полетело к чертям. — Наш командор успел промыть мозги и тебе? Будешь теперь ходить за мной по пятам и докладывать ему обо всём? Леви замер, не поверив собственным ушам. Всё же он оказался абсолютно прав. Знакомые глаза смотрели на него совершенно пустым чужим взглядом. Не разрывая зрительного контакта, он покачал головой. — Ерунды не говори. — Ерунды? — переспросила Рена, вновь улыбнувшись. По правде, ей стало тревожно. — Я не собираюсь никому ничего докладывать. — Ему нужно держать меня на коротком поводке, чтобы контролировать. Всё, что сейчас происходило — её попытка забыться от насущных проблем. — Это для твоей же безопасности. В груди Леви кольнуло, разогнав неприятную боль по телу. Слова выходили из него по наитию, мысли сейчас были совсем о другом. — Для его безопасности. Я ведь могу взболтнуть лишнего, упомянув имя Смита или Лорена там, где делать этого не стоит. И они сразу окажутся в том же положении, что и я. — Ты хочешь этого? — резко перебил Леви. Вопрос сбил Рену с толку. Приоткрыв рот, она уже хотела съязвить, однако рассудок каким-то чудом взял верх над эмоциями. Леви справедливо злился. Потемневшие серые глаза прожигали в ней дыру, от чего захотелось увести взгляд в сторону. Освещённое лишь одинокой свечой пространство кабинета было погружено в ночной мрак так, что и зацепиться не за что. Рена закрыла глаза, нервно сглатывая горечь во рту. — Я всего лишь говорю, что моя «безопасность» — это чушь. — Чушь, что ты можешь быть для кого-то важной? Зацепило. Вздрогнув, Рена вновь повернулась к нему. Взглядом изучала его хмурое лицо, признавая, что она совершила глупую ошибку, действительно подумав, что Леви мог поступить с ней плохо. Осознание вызвало искреннее чувство вины. С опаской Рена коснулась ладонью его руки, которая всё это время с силой упиралась в край стола. Она чувствовала напряжение, как выступившие вены заметно ощущались под кожей. Через мгновение его сильные пальцы переплелись с её, такими тёплыми и дрожащими. Рена замерла и подумала о том, что выбраться из получившегося плена у неё нет ни сил, ни желания. — Леви, я не хочу быть ввязанной в их игрища. Я не хочу, чтобы и ты был тоже, — сказав это, разведчица поймала его взгляд на себе. На бледном лице отразилась такая вселенская усталость, что ей вновь стало стыдно за свои глупые мысли. — А впрочем, я сама виновата. Вечно позволяю другим использовать себя ради их целей, — Рена отвернулась и захотела встать на ноги. — Мерзко. — Стой, — Леви не дал ей этого сделать, сильнее сжав руку. — Я так устала от всего. Рене было очень страшно. Прошлое нагоняло её огромной волной, которая смывала любые проявления здравого смысла. Хотелось таких банальных вещей, но, казалось, что у неё нет на них права. Былая жизнь, к которой ей кое-как пришлось привыкнуть, вновь раскрутилась, напрочь убивая её внутреннее равновесие. Рена устала от окружающих людей, от происходящих событий, от собственных слабостей и страхов. Каждый день ей приходилось запирать свои чувства на ключ и брать с собой другие, более подходящие для бесед с людьми, которые ожидали от неё тех действий, на которые она не была более способна. Рена в должной степени не понимала, как это истощало её, высасывая все силы. А Леви понял. Он всегда понимал. Приблизившись к Рене, он медленно подался вперёд и вновь поцеловал её. Поразительно мягко, невесомо коснувшись языком желанных губ, не встречая на своем пути никакого сопротивления. Рена удивилась этой нежности. Слегка откинулась назад, пройдясь ладонью по его щеке в своей привычной манере, ответив на действия Леви встречной реакцией и углубив их поцелуй. Приятное тепло вновь стало волнами окутывать их тела. Чувствовать друг друга было сейчас так необходимо и хорошо, что это можно было бы назвать любовью. Но на этот раз они полностью совладали с собой, периодически останавливались, смотря друг на друга и давая возможность вдохнуть воздуха, прежде чем снова прижаться и почувствовать губы на своих губах. Оба понятия не имели, сколько времени уже прошло, казалось — целая вечность, а может всего пара секунд. Душевные терзания медленно сходили на нет, словно морской шторм со временем утихомиривался, превращаясь в штиль. Огладив мягкие волосы, подсвеченные золотом пламени, Леви отпрянул от губ Рены. Сердце наконец билось равномерно, окончательно успокоившись. Вновь ставшие знакомыми глаза цвета хвои с благодарность смотрели на него. — Меня в сон клонит, — прошептала Рена, — снотворное уже подействовало. Чувствуя её тихое дыхание на своей коже, Леви на секунду просто замер, желая продлить это мгновение. — Бессонницу травками просто так не вылечишь, — слетело с его уст. Рена впервые засмеялась. Низкий голос обволакивал, дарил умиротворение. А потом она вздохнула, вскинув брови, что придало её лицу жалобный вид. — Передразниваешь меня… — быстро догадавшись, Рена вспомнила их первый личный разговор на крыльце штаба. — В следующий раз мне хватит и одного твоего присутствия, чтобы быть спокойной. Леви выпрямился. В изумрудных глазах он находил себе утешение. С Реной не бывало всегда просто, однако только она смогла пробраться в его мысли и окутать сердце болью или непривычным ощущением счастья. Стать для него другом, опорой, смыслом. Порой от её взгляда веяло тёплым ветром. Он скользил от его шеи к скулам, следом опускался к обветренным губам. Леви чувствовал, как начали гореть эти части его тела, словно она проливала на них растопленный воск. Плавно, мучительно, но как приятно, господи. Он задыхался внутри, это чувство заполнено легкие, а он понятия не имел что с этим делать. А потом Рена находила пристанище своему взгляду в его серых глазах. Леви с силой сжимал челюсти, силясь не растерять ничтожные остатки воздуха. Ее губы растянулись улыбкой. Конечно она понимала, что с ним происходит в такие моменты. А ещё она прекрасно знала, что он ни за что не попросит ее остановиться. Ему нравилось чувствовать ее обжигающий взгляд, нравилось чувствовать себя задыхающимся, чувствовать эту уязвимость. Нравилось просто чувствовать. Леви бы не просил о многом. Человек он тривиальный и слишком скромный, чтобы просить что-либо для себя. Жизнь этому научила. Он уже благодарен за возможность чувствовать хоть что-то, лишь бы не ненавистную пустоту внутри. А Рена была донельзя щедра с ним. Не дала ему сойти с ума от утраты близких, помогла адаптироваться к жизни на поверхности, доверила ему свои самые сокровенные тайны. Она чувствовала в нём свою защиту, иначе бы не просила Леви быть рядом в трудные моменты. Вот так в его жизни появилось что-то кроме пустоты. Нечто тёплое и живое, как расцветающая весна. — Я надеюсь. Пошли, провожу тебя.***
В легионерских казармах было довольно шумно. Не смотря на поздний час и скорый отбой, из комнат слышались бодрые голоса. Время от времени по коридорам проносились чьи-то резвые шаги, сопровождающиеся грохотом или скрипом. Разведчики вовсе не готовились ко сну. На дежурстве сегодня стояли те ещё зеваки, которые не шибко следили за дисциплиной в корпусе. Кто-то позже сказал, что их вообще не было на посту из-за какого-то происшествия в архиве. Никто тогда не придал этому особого значения, сославшись на очередных шутников, что вздумали поразвлекаться. К всеобщему удивлению, у отряда Рены было железное алиби. Вернувшись с похорон, Доран и Кейт успели попасть на запоздалый обед, а после присоединиться к своим товарищам. Обоим хотелось отвлечься от удручающих мыслей о Марке, и что они больше никогда не смогут быть теми, кем являлись раньше. Смерть меняет людей, в этом можно было даже не сомневаться. Найдя в себе силы влиться в компанию разведчиков командира Захариуса, они и не заметили, как за окном окончательно стемнело. Шум ночи проникал сквозь тонкие стены, а мерное пение сверчков снаружи создавало комфортную атмосферу. Под конец ребята предложили сыграть в карты. Всего лишь на интерес, ничего такого. Отказываться причин не было. Доран выигрывал уже третий раз, азартно начав подумывать о предложении играть на желания со следующей раздачи. По правую сторону от него сидела Кейт, нервно подёргивая ногой. Её уже успели уличить в мухлеже, поэтому все недоверчивые взгляды были прикованы именно к ней. Периодические смех и возгласы сливались в такой себе приятный белый шум. Партия была в самом разгаре. Никто даже не обратил внимание на то, как тихо скрипнула дверь, пропуская прохладный воздух в казарму. Потерев замёрзшие руки, Джон расстегнул пуговицу и стянул с себя тёмно-зелёную мантию. Прошел внутрь. Сзади него находился крючок, к которому он повернулся, чтобы повесить на него накидку. А потом послышался знакомый голос друга: — Какие люди к нам пожаловали! — хохотнул Доран и опустил карты, разложив их на столе веером. Следом он довольно шлёпнул другого разведчика по спине. — Смотри, Фишер, я бы снова победил. Поднявшись на ноги, он направился в сторону Джона. Кейт, осознав свое неминуемое поражение, также решила выйти из игры и вскочила со скамьи. — Веселитесь тут? — криво усмехнувшись, Джон кинул взгляд на своих сослуживцев. Те как раз начали раздавать карты для новой партии. — Эй, пакостники, вы с нами или как? — донеслось из-за стола. Это прозвище уже давно закрепилось за их отрядом по понятным причинам. Поначалу ребята припирались, но дурная слава в виде головной боли Шадиса в конечном итоге победила, и вот уже полгода всякий разведчик обращался к ним именно так. — Не начинайте без нас, — пригрозила Кейт, обернувшись через плечо. Вид у Джона был весьма уставшим. Тёмные круги под глазами говорили о таких же бессонных ночах, от которых мучались и его друзья. — Ты ведь сказал Рене, что вернёшься лишь завтра, — почесав затылок, продолжила Кейт и подозрительно покосилась на парня. Доран закивал. — Негоже своего командира обманывать. Мы тут, к слову, корпели за троих, пока тебя не было. — Да, знаю, — помялся Джон. — Простите меня. — Ладно уж. — Давай-ка с нами, Ройсс. Мы на желание играть будем. — Это ещё почему?! — возмутилась Кейт. Что-то в этом мире было неизменным, как смена дня и ночи. — Ну началось… Склонившись к разведчице, что была ему по плечо, Доран сверкнул зелёными глазами и обворожительно улыбнулся. — Неужели боишься мне проиграть? — Нисколечко. Ночь для кого-то обещала быть еще долгой.