Белые лилии

      В груди странным образом что-то защемило. Рена не понимала, как правильно назвать то, что ощущала. Среди нескончаемого потока чужих лиц она вдруг осознала, что нелепо стоит на месте, пытаясь найти в толпе того, кого, очевидно, не было. Что происходит?        Разум настойчиво запрещал себе думать о самых ужасных вариантах. Рена ведь не глупа, понимала, что погибнуть на этой миссии было очень маловероятно. Для него — невозможно. Однако эта необъяснимая боль в груди была такой неправильной. А главное, с чего бы вдруг? Столько времени распиналась о том, как опасно привязываться к другим, и в итоге сама же угодила в эту кабалу.        Иногда хотелось просто вырвать себе сердце.        Рена не сразу заметила, как к ней подошел Эрвин — она все ещё смотрела вдаль, пытаясь унять необъяснимую боль внутри.        Его ясные глаза слегка сузились, словно в строгой гримасе. Проследив за взглядом разведчицы, Смит обернулся назад, где уже все разведчики зашли на территорию штаба. Взмыленные, уставшие и не верящие в то, что вернулись живыми.        — Я поручил ему доставить поврежденные УПМ в мастерскую.        — Кому — ему? — спросила Рена, раздраженно делая акцент на последнем слове.       Похоже, что тем самым она выдала себя с головой. Эрвин наигранно вскинул густые брови и заставил себя улыбнуться.        — Разве не Леви ты ищешь? — заметив, как Рена странно дернулась, он поспешил объясниться: — О, я не это имел в виду. Подумал, что раз он отвечал за твой отряд, то ты бы задалась этим вопросом.       Эрвин никогда не говорил ничего просто так. И эта мысль почему-то ее разозлила. Стоит ведь и смотрит на неё, как на ребёнка, что хотел своровать печенье с верхней полки.         — Нельзя было послать человека, который остался в штабе? Они ведь сейчас все вымотаны.       — Я попрошу тебя соблюдать субординацию, — мягко напомнил Эрвин.       На одну секунду Рена закрыла глаза, все же соглашаясь, что перечить ему, как раньше, теперь не получится. На другую ощутила легкое чувство вины. На третью коротко выдохнула, все же не быв готовой продолжать беседу с командором.        — Знаешь, нам всем пришлось потрудиться вдвойне на этом задании. Правый фланг остался без командира, поэтому строй авангарда был немного дезориентирован, — сделав на этом паузу, Эрвин наконец стянул с себя пыльную легионерскую накидку, а после продолжил: — Но в целом, я доволен. Мы выполнили все запланированные задачи и обошлись лишь тремя ранеными.       — Столичные будут тоже довольны, что от нас есть прок.       Вновь переведя взгляд на толпу за спиной командора, Рена увидела лишь двоих медиков. В одном из них она узнала Эллисон. Девушка как раз осматривала наспех перевязанную руку парня из отряда Ханджи. Это наталкивало на мысль, что если суматохи нет, значит, и повреждения были не такими уж серьезными.        Воспользовавшись затянувшимся молчанием, Эрвин подозвал к себе другого разведчика, чтобы тот забрал его коня и завел в стойла. После чего командор догадался, что продолжать разговор Рена больше не намерена — хотела пойти к своему отряду. Они уже стояли около ворот и явно ждали ее прихода.        — Если интересно, — вдруг произнес Эрвин перед тем, как ее отпустить, — он вернется ближе к закату.       Мотнув головой, Рена быстрым шагом направилась к разведчикам, тихо прошипев вслед:       — Как бы ты не лез в чужие дела.       Ребята встретили ее измученным и даже запуганным видом. Все прояснилось, когда Доран поведал ей, что Леви вымуштровал их так, что они боялись отойти от строя на каких-то полметра. Даже Кейтрин, привыкшая всегда скакать чуть быстрее остальных, держалась всю вылазку позади Джона. Вместе они убили троих гигантов, а двенадцатиметрового аномального взял на себя Леви. Доран тогда еще подметил, что убил он его с какой-то особой жестокостью. Поэтому ребята решили лишний раз не нарываться на неприятности и с точностью выполнять его приказы.        В целом, они жаловались бы Рене еще битый час на то, какой Леви ужасный и как он требовал от них неукоснительного соблюдения правил, однако Рена их прервала. Решила напомнить, что это совершенно нормально, и вообще, именно ее снисходительность их так сильно расслабила. Тогда-то троица догадалась, что Рена все еще злилась на них за пропущенную тренировку. Но они от своих слов вовсе не отказывались — если у Леви в будущем и появится собственный отряд, то этим бедолагам ой как не повезет.       Он вернулся примерно через час.        Аккуратно сложённая втрое бумажка все ещё находилась в его кармане. На ней — нужный адрес с местонахождением мастерской. Эрвин вручил ее ещё задолго, как на горизонте начало виднеться старое здание штаба. Сперва он поравнялся с его конем, после сказал, что необходимо отнести туда повреждённые устройства маневрирования, а в конце просто поехал дальше. Без какой-либо уточняющей информации. А ведь Леви ни черта не ориентировался в городе.        Поэтому провозился с этим заданием он явно дольше, чем следовало — солнце уже садилось, окрашивая все в охровые оттенки. По пути назад Леви оглянулся на него. Прищурился, в силах рассмотреть хоть что-то, но солнечные лучи только слепили глаза и заставили повернуться обратно, ускоряя лошадь.        Тело неприятно ломило от сегодняшних нагрузок, отчего Леви позволил себе расслабить спину и руки, которые были едва в силах держать поводья.         Пройдя главные ворота, он наконец оказался на территории штаба. Завёл коня в конюшню.        Тогда ещё скакун Рены совершенно случайно и не вовремя высунул чёрную, как воронье крыло, голову, невзначай пихнув Леви в плечо. Фыркнул, топнув мощным копытом.        Леви удивленно покосился на животное. Глаза, похожие на две большие чёрные бусины, медленно моргнули, размахивая веером длинных ресниц. Конь явно чего-то ожидал от него, а он, замерев, как дурак, не сразу это сообразил. Выставив руку, Леви аккуратно огладил его по жесткой гриве. Наверняка животное просто занервничало, когда разведчики сегодня седлали остальных скакунов, а его — нет.        Вернувшись ко входу, уставшие глаза огляделись по сторонам и обнаружили, что снаружи уже никого не было.        Кроме неё.        Ее Леви обнаружил сидящей на лавке около самого здания. Она по привычке закинула ногу на ногу и уперлась руками об доски. Взгляд был направлен в сторону, как потом Леви понял — на бродячего кота, что перекатывался с одного бока на другой. Его чёрная шерстка была покрыта серой пылью.        Поднявшись со скамейки, Рена сделала пару шагов ему навстречу.        В глаза бросилось то, как в ее волосах переливались блики уходящего солнца. Она остановилась и подняла свой взгляд на Леви. Такой странный, но в то же время знакомый. Так иногда смотрела на него Изабель, когда он, бывало, пропадал по несколько дней в трущобах Подземного города. В те моменты ее большие глаза немного прищуривались, словно вот-вот заплачут, а сама Изабель взволнованно повторяла: «Я так переживала и скучала по тебе!»       Рена же пока молчала. Словно взяв себя под контроль, она вдруг нахмурилась, когда перевела взгляд на его висок. Коротко кивнув, она немым вопросом спросила у Леви разрешения. Выставив перед собой руку, Рена легким касанием приподняла прядь темных волос, за которой скрывалась неглубокая царапина. Запекшаяся кровь двумя тонкими потеками дошла до его брови, но там же видать и остановилась.       — Да уж. Это тебе не стальной осколок в животе, — вдумчиво произнесла Рена, опустив взгляд с царапины на серые глаза.        Пальцы едва уловимо огладили рассеченный висок.       — Почему ты здесь? — вопрос кажется глупым даже ему самому, однако он видит, как на ее лице появляется легкая улыбка.        — Тебя ждала. Хотела поблагодарить, ведь ты знаешь, насколько они мне важны и…        Лишь когда она убрала руку с его лица, Леви протяжно выдохнул, будто наконец выпустив все напряжение, что скопилось за это время. Слова Рены наконец позволили ему почувствовать себя уязвимым. На секунду Леви опустил голову вниз, быстро проморгал, чтобы прийти в чувство, а когда поднял обратно — встретился с ее требовательными зелёными глазами.        — Ты чего?       — Просто безумно устал. Что физически, что морально, — глухо произнес он. — Последние дни я толком не спал. Эта вылазка никак не давала покоя.        — Знаю. Мне тоже, Леви.        Рена читала его как открытую книгу и всегда понимала, что он чувствует. Раздражение, усталость, удивление или любопытство. Настолько просто ей было его разгадать, что становилось даже как-то страшно. Леви был простым как безбрежное небо, и закономерным, как ход механических часов. А все потому, что ему не нужно что-либо скрывать.        — Рада, что вы все целы, — Рена потянула его обратно сесть на скамью.        Чувство было такое, словно ноги налились свинцом. Леви устало откинулся на деревянную спинку и запрокинул голову. Тень от растущего неподалёку дерева продолговатой полосой падала ему на лицо.        — Твой отряд, похоже, не привык к дисциплине.       Она увидела в темноте его волос запутавшиеся лучи солнца. Легкая волна прядей, как и всегда, непослушно падала на худое лицо. За ними — обманывающие безразличием глаза. По истечению нескольких секунд Рена поняла, что рассматривает его уж сильно пристально. Да и Леви уже давно почувствовал, что она задержала свой взгляд на его лице дольше, чем следовало бы.       Рена поспешила отвернуться и уставиться на свои руки, сложенные на коленях.       — Это моя вина. Слишком забочусь о них, потому иногда закрываю глаза на их поведение. Дети ведь совсем ещё.       — Любят они тебя за это, — сказал Леви, продолжая смотреть на оранжевое небо, разбавленное медленно плывущими по нему облаками.        Хотел бы он снова взять на себя ответственность за чужие жизни? Даже если бы на это уходило так же много сил, как и сейчас? Пока Леви не мог точно ответить на вопросы, которые так внезапно появились в его мыслях. Знал наверняка он только то, что форма разведчиков стала сидеть на нем вполне привычно. Еженедельные отчеты писались не так тяжело, как раньше. Да и отношение солдат к нему поменялось. Словно он перестал быть для них чужаком из трущоб.       — Знаешь, когда я узнала, о решении Эрвина касательно тебя, то сильно разозлилась, — вдруг призналась Рена. — Я считала, что это слишком опасно для всех вас. Но потом до меня дошло, что таким образом он к тебе приглядывается. Он оценивает твой потенциал, поэтому и кидает в самую гущу событий. Наблюдает, справишься ты или нет.        Слова еще раз подтвердили его догадки, однако некоторые сомнения все же присутствовали.        Леви медленно повернулся к ней. Заметил, что взгляд ее приобрел привычную серьезность. Словно Рена только и ждала, пока он решится озвучить свои опасения.        — Я должен быть этому рад?       — Должен, — сразу ответила она.        Качнув головой, Леви вернулся в прошлое положение и слабо ухмыльнулся. Должен, значит.        — В Легионе либо выкладываешься на максимум, либо умираешь. Молва о твоих способностях уже давно разлетелась, вот Эрвин и хочет использовать их на благо Разведки. Здесь все просто: чем больше твой опыт, тем сильнее ты укрепляешься на службе. А что еще более важно — появляется уверенность в том, что ты сможешь защитить дорогих тебе людей, — после этих слов Рена на время притихла, досадливо поджимая губы. — Впрочем, и это не всегда получается.        — Я стараюсь больше об этом не думать. Хочется просто выполнять свою работу.        Рена невзначай дотронулась до его руки. Тело мгновенно отреагировало на легкое касание стаей мурашек. Леви ненадолго прикрыл глаза, просто слушая ее тихий голос.       — Мне кажется, что вскоре ты превзойдешь нас всех. Станешь сильнейшим среди солдат, — ее ладонь сильнее сжала его руку. — Но не думать о смертях близких у тебя не получится.        Знал бы он, чем все в итоге обернется, попросил бы Рену ни за что не произносить этих слов. Но она всегда говорила много и слишком часто ее предположения становились реальностью. Это предостережение, сказанное в ходе повседневной беседы, когда-то станет для него назойливым эхом, что будет нести вместе с собой бездушные образы давно ушедших людей.        Ну а пока…       Свежий воздух, золото, разливаемое закатом, ее приятный голос и разговор о смерти. В следующий раз все это Леви будет наблюдать, когда Рена приведет его к кладбищу.

***

      Трост был большим торговым городом. С множеством похожих друг на друга жилых домов, что как муравьи, окружали центральную площадь. На ней часто проводились ярмарки, куда сбегались заинтересованные горожане.        Ближе к Стене Роза был расположен главный штаб Легиона. Именно там сформировалось первое подразделение разведчиков. Собой он представлял огромное строение, состоящее из двух частей. Первая – главная, являлась эдакой двухъярусной старой крепостью. Люди твердили, что была построена она ещё при первом короле. А потом, уже намного позже, к ней пристроили вторую часть, которая напоминала более привычное здание, имеющее форму буквы «п». Тем самым она замыкала края крепости и создавала огромный внутренний двор. Синяя черепица на крыше хорошо выделялась на фоне остального Троста.        Разведчики переехали быстро, не создавая особой суеты. Заняв первый этаж под рабочие кабинеты, а второй под казармы, они стремительно возобновили привычный темп жизни: график дежурств, тренировки по расписанию, вечерние собрания для командиров.        Спустя несколько дней в лазарет к Марку наведывались его родители и миссис Ройсс. Они с медиками окружили его койку, заваливая тоннами вопросов. Однако, судя по его измученному лицу, Рена, что стояла тогда в стороне, могла предположить, что парень был явно этому не рад — не хотел привлекать к себе такого внимания. Местный врач, оглядывая его, лишь тяжко вздыхал и время от времени бурчал какие-то наставления. А так, велел ждать. И надеяться на чудо.       Оказаться в этом штабе для Рены было, можно сказать, желанным событием. Во-первых, окончание сезона экспедиций. Теперь с уверенностью можно было выдохнуть и перестать беспокоиться за жизни товарищей. Во-вторых, в скором времени в Легион прибудут новые кадеты с училища — а значит, что кому-то поручат их обучать. Это тот самый случай, когда работа разведчика не была связана с риском. В-третьих…       Спускавшись по деревянной лестнице, под ногами раздавался противный короткий звук. Рена тяжко вздохнула — похоже, что скрипучие половицы решили ее преследовать. Нарушив бесшумное передвижение разведчицы, они вынудили кого-то отойти от высокой стены. Пока видимая лишь тень медленно обернулась и сделала несколько шагов к лестнице.        За это время Рена успела дойти до последней поворотной площадки. Подняв свой взгляд, она тут же замерла.        Это был Леви. Он стоял рядом с портретами бывших главнокомандующих.        Чтобы сохранить о них память, когда-то давно разведчики устанавливали в этом павильоне таблички с именами командоров, их годами службы и главными достижениями. А начиная с седьмого — решили вешать ещё и портреты, превращая это место в некое подобие выставки с историей деятельности Легиона. Многим молодым разведчикам было любопытно приходить сюда поглазеть на хронику событий и людей, что их совершили.        Поэтому появление Леви не было большой неожиданностью.        Объяснить же здесь свое присутствие поздним вечером было более проблематично. Хотелось, наверное, сказать, что она тоже решила прийти посмотреть на прошлых командоров, однако Рена сразу же одернула себя за эту глупую идею. Лучше ничего пока не говорить. Инстинктивно опустив голову вниз, она старалась выглядеть непринуждённо и не встречаться с Леви взглядом.        Подойдя к нему, Рена также принялась разглядывать лица покойников — каждый возглавлял Легион не больше пяти-семи лет. Но бывали и исключения.  Рена бегло пробежалась по именам бывших командиров. Насчитала троих с фамилией Адлер. Прадед, дед и отец.        Семейное дело.        Нет.        Скорее, семейное проклятье.        Портрет одиннадцатого командора был… хорош. Правда. Художник, что его написал явно был мастером своего ремесла, ведь внешность, а что ещё важнее — характер, переданы с неимоверным сходством. Марлон изображён в полуобороте, глаза устремлены прямо на смотрящего. Волевой подбородок немного приподнят, отчего взгляд мужчины кажется более властным и сильным. Ухоженные пепельного цвета волосы, что напоминали скорее раннюю седину, чем отличительную породу Адлеров по мужской линии, были разделены скошенным пробором и аккуратной волной спадали к вискам. Здесь Марлон был ещё молодым и амбициозным, поэтому глаза не были тронутыми морщинами, однако было в них что-то такое, что говорило о большой мудрости этого человека. Хотя при детальном рассмотрении портрета, Рена в какой-то момент обнаружила одно маленькое отличие — цвет глаз отца на холсте схож с сочной прорастающей травой. В жизни же их оттенок был темнее и напоминал хвою.        — Не спится на новом месте? — спросил хрипловатый баритон из глубин коридоров, и по этой фразе разведчица сразу поняла, что это был Шон Лорен.        Когда Рена обернулась, то увидела на его лице пресловутую ухмылку. А что же он делал в штабе в столь поздний час? Выйдя на свет, Шон склонил голову на бок, заинтересовавшись тем, что так долго рассматривали два разведчика.        Портрет умершего друга быстро стёр какое-либо веселье с его хитрой физиономии.       — О, теперь все ясно, — остановившись, Шон задержал взгляд на зелёных глазах. Уже неживых. — Мне всегда казалось, что в этом коридоре словно застывает время.        Пряча грустную улыбку в уголках рта, Рена медленно закивала. Для них в этом коридоре не существовало больше никого, кроме одного человека.        — И мы можем наблюдать тех, кого давно нет с нами. Да, я понимаю, о чем вы.       Лучше и не скажешь, Адлер.       …Сумерки за окном начали постепенно сгущаться, и вместе с темнотой зарождалось тревожное предчувствие надвигающейся беды. Шон, привыкший всегда прислушиваться к своей интуиции, на этот раз решил обойтись без очередного допроса. Прошлые попытки не обвенчались особым успехом — Марлон отвечал туманно и размыто, совсем врознь своей честности и прямолинейному характеру. Потому, с важным видом заняв кожаное кресло, Шон внимательно наблюдал за сменами эмоций на лице друга, когда тот вчитывался в новый финансовый отчет.        Брови Марлона с легким удивлением поползли вверх, придавая его строгому лицу смятенный вид. Откинувшись назад, он оценивающим взглядом прошелся по мужчине, что в последнее время стал улыбаться лишь лукавой, надменной ухмылкой.       — Да. В этом месяце улов крупный, как никогда, — подтвердив тем самым мысли командора, сказал Шон.       Марлон помотал головой, явно не ожидая таких результатов, и отложил документ на край стола. На сегодня работы точно хватит. Поднявшись с места, он подошел к массивному шкафу и, немного задержавшись, выудил из него два бокала и закупоренную бутылку с немного потертой этикеткой.        — Вино?        — Вишневое.        — Решил удариться в лирику?        — Сегодня годовщина у Марты. И ее любимое вино.        Семь лет со дня смерти. Больше Шон вопросов не задавал.        — Рисковал ты, небось, по-крупному. — низким голосом подытожил Марлон, возвращаясь к теме финансов.        Бокалы со звонким стуком опустились на поверхность резного стола из орехового дерева.        — Я уж точно не тот человек, о котором стоит беспокоиться, — дожидаясь, пока Марлон подойдет ближе, чтобы наполнить бокалы вином, Шон старался не сводить с него глаз. — Но тебя это не останавливает, не так ли?        На его уж слишком серьезном в последнее время лице прорезалась мягкая улыбка.       — Может быть.       И снова неоднозначный ответ. Шон вымученно выдохнул, принимая из рук друга свою порцию вишневого напитка. Марлон уселся напротив него — теперь уже на небольшом кожаном диване. Его только недавно поставили в кабинет главнокомандующего, поэтому темно-коричневая обивка все еще непривычно скрипела.        Закинув ногу на ногу, он наконец опустил плечи, расслабившись после долгого дня, и вдумчиво уставился на наступившую за окном темноту.        — Все хотел узнать, как там Кис поживает? — поинтересовался Шон.       Не отрываясь от созерцания унылого пейзажа, Марлон пригубил вино. Ароматное, немного терпкое и с горчинкой, напоминающей вкус миндаля.        После чего он все же ответил:       — Нормально. Поехал повидаться с семьей. По этим дням у него всегда выходной, поэтому вы не пересекаетесь, — заметив на себе смутный взгляд, он сдержано добавил: — Не смотри на меня так. Сам ведь согласился спонсировать Легион при условии оставаться в тени. Встреча со старыми знакомыми в таком случае тебе точно не нужна.        Шон хмыкнул и пожал плечами. Немного помолчал, раздумывая, стоит ли говорить о недавних новостях, стоит ли снова затевать расспрос. Он и не заметил, как, по его мнению, превратился в назойливую муху, что кружила над головой Марлона в попытках пробраться в голову. Но что сейчас, что много лет назад — именно его мысли были всегда Шону недоступны.        Что ж, попытка не пытка. Хотя, признаться, это ложь.        — В столице гуляют слухи о скором праздновании дня армии. Хотят всю верхушку подразделений собрать, узнать, у кого какие планы на службе. Когда получишь приглашение, может, примешь участие и…       — Если ты обитаешь в столице, тебе известны и те слухи, которые кружатся вокруг меня и Легиона, — не дав закончить ему, прервал Марлон. — Нет. Следующая экспедиция уже на носу, а потом я в последнюю очередь хотел бы проводить время в этом кодле. Я вернусь в Гермину. Давно не видел Терию и дочь.       Замерев, Шон смотрел на друга поверх бокала странным долгим взглядом, будто в очередной раз пытаясь тем самым угадать его истинные намерения. Безуспешно. Нет, все же в его случае попытки — пытки.        Они с Марлоном были точными противоположностями. Один, с головой погруженный в интриги, скрытый заработок и эгоизм. Другой же — мыслями был далеко за стенами, в то же время заботясь и скучая по своей семье. И каждый из них никогда не позволял себе перечить или подвергать их образ жизни сомнению. Взаимное уважение разных интересов.        Поэтому, никто не стал никого уговаривать посетить столичный прием или простой семейный ужин. Это было в порядке вещей.        — Как пожелаешь, Марлон.        Однако Шон понимал, что проблема была не только в вечно недовольных чиновниках. Кое-что произошло и с самим Адлером, но он упрямо продолжал игнорировать любые попытки докопаться до подлинных причин его беспокойств. И это злило.        Сейчас же, спустя много лет, последней попыткой узнать правду было лишь содержимое ящика, который Марлон доверил своему товарищу…       Из воспоминаний Шона вывел чужой колкий взгляд. Он прошёлся по нему с нескрываемым подозрением, явно пытаясь тем самым оценить, насколько сильную человек может представлять угрозу.              Наконец оторвавшись от гипнотизирующего его сознание портрета, Шон обернулся. Холодные серые глаза продолжали смотреть на него из-под решетки чёрных волос. Так обычно делает помотанный жизнью человек. Он все время держит ухо в остро, чтобы в случае малейшей опасности быть способным дать мгновенный отпор. Честно говоря, Шону такие люди всегда кого-то напоминали и были по душе за их верность и принципиальность. Они выбирают себе человека, за которым намерены идти дальше и вряд ли смогут потом свернуть с этого пути.        Ознакомившись с личным делом Леви, Шон даже невзначай намекал молодому командору о том, что он был бы не против взять его к себе на службу. Таким всегда найдётся применение. Однако Смит остался непреклонным. Теперь же Шон понимал, почему — он немного опоздал. А Рена все же умела выбирать себе друзей.        Кого же Леви ему так напоминает? Снова переведя взгляд на портрет Марлона, Шон признался, что в глубине себя уже давно нашёл ответ на этот вопрос. 

***

      Очередной серый день подходил к своему концу. Хотя ему казалось, что на самом деле он застрял в какой-то воронке, где как не старайся — одни и те же действия повторялись тысячи и тысячи раз. Открыть глаза. Встать с кровати. Посмотреть на отражение в зеркале, от которого начинало тошнить. Уложить назад тёмные волосы. Чёрное пальто поверх выглаженной белой рубашки. Надеть кожаные перчатки — с недавнего времени прикасаться к чему-либо в своём кабинете стало невыносимо. Закурить, выйдя на улицу. Надеяться, что пагубная привычка сведёт его в могилу.        Форму полицейского он больше не носил. Потому, что так захотел. Кто бы ему запретил? Возможно, капитан Доук, однако звания у них были одинаковы да и споры вряд ли к чему-либо бы привели. Никто из начальства не горел желанием пересекаться с Алроем Адлером. Он был сам себе на уме, словно не по своей воле запряженный в эту канитель, смотрел на людей с нескрываемым равнодушием. Ровно в восемь утра переступал порог полицейского управления Стохесса, и пока дежурные на входе сладко зевали, почесывая щеки, он проносился мимо них, будто безмолвная тень. Одетый с иголочки, Алрой всегда выглядел безупречно, чтобы окружающие ни за что не догадались о его безобразном нутре. Что вся его жизнь состоит из одних и тех же тривиальных вещей. Добравшись до своего логова, он заседал в кабинете до наступления темноты, точно хищник, который выжидал начало скорой охоты.        Никто не хотел пересекаться с Алроем Адлером, но всякий желал решить через него свои мелкие проблемы.        После сорвавшейся сделки, Николас Лобов был уверен, что за покушение на жизнь капитана Легиона головой отвечать придётся именно Адлеру. Однако он и сам не понял, как ровно в полдень в его поместье ворвались солдаты с нашивкой единорога, предъявив ему ордер на арест, и в семь вечера того же дня он уже готовился предстать перед столичным судом, перед самим Дариусом Закклаем.        Слухи ураганом прошлись по кругам знати. Теперь же элита опасалась стать мишенью Алроя на очередном задании. За ним стоял кто-то, обладающей большей властью, чем у них была в совокупности. Этот кто-то взял к себе на службу палача, работа которого заключалась в уборке неугодных.        Ночь. Богом забытая подворотня. Проем освещает лишь тусклый свет фонаря из-за угла. Его подчинённые, крепко взявши под руки нужного человека, волочат того по грязной земле к назначенному месту. Там уже ждут.        Алрой отходит от стены, безучастно наблюдает за тем, как человек дёргается в попытках освободиться. Нахмурившись, хватает его за волосы и оттягивает голову назад, чтобы увидеть лицо. Перед ним местный журналист — пытался выдать статью о беспределе, что творит Военная Полиция. Иронично, да. Однако Алроя это не торкает.        По правде, его уже почти ничего торкает. Все в этом мире вырвано с корнем, зависло в безжизненно-сером воздухе, все держится на одном дыхании, коротком и слабом. Он заставлял себя жить без чувств. В пустом доме без теплоты, уюта — такой когда-то он самолично сжёг. Одна паутина прошлого и бесконечный поток безымянных людей. Приходят, уходят, умирают. Никто не задерживается, многие не здороваются и не прощаются.        Ну вот, опять — посмел себя жалеть. А время то поджимало. Тишину одинокого переулка нарушил щелчок. Глаза бедолаги блестели от ужаса, Алрой наклонился, в надежде увидеть в них свое отражение. Образ законченного ублюдка. Человек извивался, чертыхался, молил отпустить, смотря в пугающие своим равнодушием голубые глаза.        У него был приказ.       Палец нажал на курок. Быстрый выстрел.        Все же в перчатках выполнять свою работу было удобней. Запахло порохом. Густая кровь и ошмётки замарали стену какого-то здания. Из глубин дворов эхом послышался лай дворняг.         — Дальше разберётесь сами, — велел Алрой своим людям, убрав револьвер в кобуру.        Переступил через мертвое тело. Поправил воротник пальто. Хотелось закурить.        Свою жизнь Алрой мог бы описать лишь короткими односложными предложениями. А на большее он и не заслуживал. Забавно, но ведь многие из его «коллег» считали, что ступить на выбранный путь его подтолкнула кончина родных в ходе несчастного случая. Однако и это было ложью. Именно с них все когда-то началось.        Выйдя из переулка, Алрой стал посреди одиноких улиц, вскинул голову к тучному небу и прикрыл уставшие глаза — очередной серый день подходил к своему концу.        — Капитан, — голос донёсся позади.        Пришлось нехотя обернуться.       — Вам перед выходом в отдел почту доставили.        — Завтра разберу, — бросил Алрой.        Достав из нагрудного кармана портсигар и зажигалку, он желал побыстрее покончить с разговорами.       — Нет необходимости. Они здесь.          — Да? — фальшиво удивился полицейский. — Какой соображающий человек возьмёт с собой бумажки на задание, скажи?        Его взгляд, казавшийся всегда очень строгим, сейчас словно таил в себе угрозу. Солдат проглотил ком в горле, но все же объяснился:        — Я краем глаза увидел, что тут печать королевского секретариата стоит, — он протянул Алрою письмо. — Может, это важно?        Конверт оказался в его руках. Зажав сигарету между губами, Алрой вскрыл его и достал содержимое. Письмо было адресовано лично ему. Глаза без особого интереса начали бегать по строчкам, однако с каждой секундой былое спокойствие испарялось, как капли воды под палящем солнцем. 

«Уважаемый господин Адлер

Именем короля направляем Вам приглашение на приём в честь празднования Дня Вооруженных Сил, который состоится в Гермине второго октября этого года.

Гостями мероприятия станут более сотни представителей деловых кругов, а так же почетные служащие Военной Полиции, солдаты Гарнизона и разведчики Легиона.

Данное приглашение означает, что мы дарим Вам входной пропуск. Для его получения необходимо подтвердить своё участие — мы доставим пропуск лично.»

      Перечитал ещё раз. Дрожащей рукой Алрой перевернул конверт, на котором вовсю красовалась королевская печать. Интуиция подсказывала, что все это не просто так. Спустя долгое время что-то заставило его почувствовать волнение и тревогу.        — Ну, не зря всё-таки прихватил письмо с собой? — спросил не унимающийся солдат.        Вновь достав зажигалку, Алрой повернулся к нему. В его глазах был гнев вперемешку со страхом. Он поднес струю огня к бумаге, и та сразу же загорелась. Свет озарил напряженное лицо.        — Не зря.        Солдат с опаской наблюдал, как языки пламени медленно распространялись, пожирая напечатанные в письме слова. И хотел, было, спросить что-то ещё, однако побоялся.        Когда огонь дошёл до его рук, Алрой наконец разжал пальцы. Маленький обгоревший край, подхваченный ветром, кружась, мелькнул в последний раз тусклой искрой, прежде чем исчезнуть в темноте над землей.        В голове тогда была лишь одна мысль. Алрой надеялся, что Рене хватит ума не ввязываться в эту ловушку.