***
— Передай мне во-он ту красную папку, — произнесла Рена, указывая пальцем на сложённые на полу стопки документов. Обычно работу в архиве поручали молодняку, однако в этот раз Эрвин решил перевернуть здесь все вверх дном. Нужно было упорядочить бумаги, избавиться от устаревших записей и заново заполнить отчёт с местонахождением всей документации. Поэтому, во избежание путаниц или потери важных деклараций, Рена, что знала тут все от «а» до «я», должна была контролировать сей процесс лично. А потом кто-то из командования и вовсе заикнулся про генеральную уборку. Таким образом, в архиве оказался Леви. Было поздно — молодой месяц спрятался за огромными тучами, что предзнаменовали начало скорой грозы. Работа шла своим чередом, и оба действовали по слаженной схеме: Рена сортировала записи и проводила учёт, в то время как Леви наводил порядки, предварительно взяв из кладовки необходимые тряпки, мыло, швабру и ведро с водой. Подойдя к нескольким высоким стопкам книг и папок, он потянулся за той, что по его мнению была нужна Рене. — Нет, другую, — донёсся голос разведчицы из противоположного угла комнаты. — Она левее. Правильная папка была большой и довольно увесистой. — А что в ней? — спросил Леви. — Личные дела разведчиков. Кивнув, он подошёл к Рене и протянул ей сборник бумаг. Воспользовавшись моментом, Леви взглянул на записи, которые она так сосредоточено делала, стоя к нему спиной. Из оглавлений можно было узнать много информации: какие сведения содержались в каждом отделе, сколько в них было документов, к каким годам они относились, или же под которым номером значились в архиве. Кроме того, Рена попутно делала разные пометки. Например, о том, что некоторые отчёты считались уже устаревшими, а кое-какие были перенесены в другой отдел. Почерк Рены в этот раз стал более прямым, а сами буквы, цифры словно выводились с предельной точностью и вниманием. Такой текст было очень легко понять. — Как у вас все организовано, — вдумчиво произнёс Леви. Рена обернулась и отложила тетрадь с пером на стол. Его слова ее позабавили. — Ну естественно. И твоё дело тут тоже есть. Угадай, кто его составлял, — усмехнулась разведчица, ткнув себя указательным пальцем. Леви улыбнулся краешком губ. Также он смекнул, что записи были предназначены для всеобщего пользования, поэтому, в случае чего, любой разведчик мог бы разобраться с эдаким путеводителем. Дело в том, что, помимо документации Разведки, в архиве теперь находилось и огромное количество всевозможных энциклопедий, пособий и других полезных книг. В основном это была заслуга Ханджи и ее исследовательского отряда. Просто несколько дней назад Эрвин велел перенести большую часть ее книг в архив, поскольку находится в лаборатории ученой, не задев ту или иную гору макулатуры стало почти невозможным. — Наш новоиспечённый командор попросил занести дела в его кабинет. Вроде как господин Лорен желал взглянуть на них, — при его упоминании Рена с легким раздражением закатила глаза. — Не спрашивай, он сам себе на уме. — Я уже догадался. Вы все здесь сами себе на уме. Рена окинула Леви долгим взглядом, склонив голову набок. — Не пора бы уже начать говорить «мы», а не «вы»? — как бы невзначай спросила она. — Четыре месяца ведь прошло. Или ты в Легионе просто время коротаешь? А, ну и добровольно жизнью рискуешь, конечно же. — Попал сюда я как раз не добровольно, — напомнил Леви. Многозначительно пожав плечами, Рена взяла под руку красную папку и направилась вглубь архива. Она тут же затерялась в, казалось, бесконечных лабиринтах. Был слышен лишь ее ровный голос, который загадочным образом растворялся в помещении. — А мне кажется, что среди разведчиков ты уже вполне освоился. Даже желание прикончить Эрвина поубавилось, разве не так? Вот и он позволил тебе заниматься любимым делом. Уборкой. Леви был уверен, что она говорила это с привычной ухмылкой на лице. — Это был его приказ как главнокомандующего. Но в целом — да, — он невольно пытался разглядеть Рену среди стеллажей, однако она, словно призрак, бесшумно передвигалась по архиву. — Такое чувство, что здесь не убирались целую вечность. Вот, — он провёл пальцем по старой полке и слегка поморщился, — пыль уже в несколько слоев лежит, что аж дышать нечем. И я это ещё молчу о паутине и всём старом хламе бумаг. Тихий женский смех заполнил пространство. И звучал он где-то совсем рядом. Начавшийся дождь монотонно стучал каплями по стеклу и подоконнику. — Угрюмый, так ещё и ворчливый. За что мне такое наказание? Рена внезапно появилась с совершенно иного угла комнаты. Складывалось впечатление, что сейчас их диалог ее очень веселил. Обойдя Леви со спины, едва задевая его плечом, она встала по правую сторону от него. Рена облокотилась о стеллаж и запрокинула голову. Хитрая ухмылка с ее лица никуда не исчезла. — Может, мне стоит дополнить твоё личное дело, когда выдастся свободная минута? Тёмные брови невольно поползли вверх. — Ты сегодня чересчур болтлива, — удивился Леви, попутно чувствуя, что привычная ранее дистанция сейчас куда-то улетучилась. — Такое обычно происходит, когда тебя что-то волнует, и поэтому ты стараешься забить голову разговорами. Вмиг лицо Рены сделалось серьезным. Лишь взгляд ее вовсе не поменялся. Все такой же пристальный, но сдержанный. Ответила она почти сразу: — Очень проницательно, Леви. А потом на некоторое время Рена замолчала, просто рассматривая его лицо. Пыталась понять, почему эта тема настолько ему интересна. С первых дней осознав, что в Разведке нет места эмоциям, а на доверие могут рассчитывать лишь товарищи на поле боя, Рена быстро адаптировалась к здешним порядкам. Она полагалась на стратегии Эрвина, изощренный ум Ханджи, чутьё Майка, и всецело верила своему отряду, однако никогда не подпускала их к своим мыслям. К тому, что на самом деле творилось внутри. Разговоры о себе и своих переживаниях — это то, чего Рена сторонилась как огня. Как ей казалось, по понятным причинам. Но смотря сейчас в серые глаза напротив, она вдруг поняла, что внутренняя тревога куда-то улетучилась. И доверить свои чувства стало не так страшно. Рена незаметно сжала руки за спиной. — Господин Лорен объявил, что скоро в Гермине состоится большой приём для всех подразделений армии. А это тот город, где я родилась и выросла. Вот и думала, как бы мне навестить родителей, — в этот момент голос ее все же дрогнул. Пришлось сделать паузу, чтобы быстро взять себя в руки. — И еще несколько дел успеть сделать. — Раньше ты не упоминала о своей семье. Леви заметил, как быстро Рена отвела взгляд куда-то в сторону. Она часто заморгала. — До недавнего времени я, в принципе, отрекалась от своего прошлого, — продолжила Рена. — Знаешь, иногда даже хотелось, чтобы оно больше никогда не пересекалось с моей нынешней жизнью. Здесь, в Легионе. Странно, что, прожив большую часть жизни в пределах третьей стены, она так сильно не хотела говорить об этом. У них с Реной была кардинально противоположная жизнь. Однако оба в конечном итоге оказались в Легионе. Детство запомнилось для Леви короткими, но чёткими образами. Иногда они ему даже снились. Снился один зимний день, когда Кушель впервые взяла его с собой на поверхность. Они ходили по заснеженным переулкам, и Леви помнил, как мать ругала его за то, что он сильно шаркал ногами, пытаясь подбрасывать снег носками поношенных сапожков. Тогда в городе проходила какая-то ярмарка, было много людей, не так, как в Подземном городе. Боясь потеряться, Леви сильно сжимал мамину руку, то и дело, что оглядываясь по сторонам. Кажется, на центральной площади ещё стояла огромная ель. Ах да, это было Рождество. В честь этого праздника и своего дня рождения, Леви выпросил купить ему леденец из топленного сахара. Это воспоминание холодного вечера было поистине тёплым. А потом Кушель умерла. И ее серое, безжизненное лицо стало одним из тех воспоминаний, которые мучали Леви кошмарами. Он в принципе хорошо помнил лица тех, кто как-либо присутствовал в его жизни. Например, улыбку Кенни, походившую на оскал хищного зверя. А ещё растрепанную рыжую копну Изабель у своих ног, или глаза Фарлана, навсегда застывшие в ужасе. В целом, несмотря на голодные скитания, драки и вопиющую несправедливость, Леви принимал свое прошлое, понимая, что оно сделало его таким, каким он есть сейчас. Вновь отойдя от книжной полки, Рена встала лицом к широкому окну. Снаружи завывал холодный ветер, и на стекле, словно на перегонки, бежали ручейки от капель дождя. Закрыв глаза, девушка нервно сглотнула. — В Гермине мне предстоит навестить лишь могилы. И я боюсь этого момента, хоть и понимаю, что не должна… Пять лет назад в нашем доме произошёл пожар и в ту ночь погибли мои родители, — на этот моменте Рена вдруг запнулась, с ужасом осознав, что только что произнесла. — Вернее, их… и потом мне пришлось бежать в Легион. Я думала, что больше никогда не стану ворошить прошлое, но сейчас мне кажется, что жизнь напоминает мне об этом со всех сторон. Нахмурившись, Рена судорожно обхватила себя руками. Стало почему-то холодно и мысли ее были уже далеко не здесь. Этого момента она боялась больше всего — самой поверить в ту иллюзию, что когда-то родилась среди горящих обломков и раскалённого пепла. Люди, что обратили ее жизнь на сущий ад, одно бесконечное бегство, наверняка довольно потирали руки. Рена вдруг задумалась о том, как бы отреагировал отец на ее слова. Наверное, хватило одного его укоризненного взгляда, чтобы понять, насколько сильно он был бы разочарован. Шрам на руке дал знать о себе фантомной болью. — Я, оказывается, до невозможности труслива. Вечно бегу от самой себя, пытаясь тем самым облегчить свою жизнь, но этого никогда не получалось. И мне правда не понятно, почему тебе все ещё не надоело возиться со мной? Я имею в виду… Разве тебя это не отталкивает? Признаться, для Леви она была сродни книге, написанной на пока непонятном ему языке. И желание разгадать ее странным образом увеличилось со времён последней экспедиции, когда он чудом успел добраться до правого фланга. Когда жизнь Рены оказалась в его руках, покрытых ее кровью. Она была его необъяснимой привязанностью. Привыкший лишь терять, Леви наконец сумел сделать правильный выбор, сумел прервать нескончаемый поток смертей в его жизни. Хоть Рена и неоднократно говорила ему, что опасное это дело — к кому-либо привязываться. Оттого, что с ума сойти, до чего потом бывает больно. Больно от одного лишь страха потерять. — Если я скажу, что это не так, ты мне поверишь? Его слова заставили Рену вздрогнуть и снова повернуться к нему лицом. Догадавшись, она слабо улыбнулась — эти слова когда-то давно были сказаны ею, когда Леви нуждался в поддержке. Сейчас же все было с точностью наоборот. В этот вечер он смотрел Рене в глаза, и сколько же в них было отчаяния и одной ей известной печали. «Помоги» — кричали они. Глаза кричали, а Рена стояла и улыбалась. — Если прошлое не отпускает тебя, то оно, очевидно, ещё не прошло, — начал Леви, осторожно подойдя ближе к ней. — Я не до конца понимаю, что там у тебя случилось и как именно это влияет на твою жизнь. Но хочешь совет? Тебе не нужно справляться со всем в одиночку, — все это время Рена пытливо смотрела в его глаза. — Когда погибли Фарлан и Изабель — я снова лишился своей семьи. По своей вине, как я полагал. И эта мысль начинала выедать меня изнутри. Поэтому, оказавшись сам среди разведчиков, я не нашёл бы себе места без твоей помощи. Не знаю, какие цели ты преследовала, но твоё постоянное присутствие мне здорово помогло. И стало легче во всех смыслах. Ощутимо легче. Сейчас я понял, почему. — Почему? — Потому что иметь человека, который понимал бы тебя — это значит иметь опору. Тогда ты не дала мне упасть, и я благодарен тебе за это. Теперь мне хочется сделать то же самое для тебя. Медленно моргнув, Рена сделала глубокий вдох. Вдруг она увидела, что значит что-то для другого человека. И от этого осознания внутри поднялась настоящая буря. — Значит, ты хочешь понять меня? — трепетно спросила она. — Да. Рена была военной до мозга костей. И вряд ли вообще могла задумываться о таких вещах, как людские отношения, сантименты, и прочие отвлекающие чувства. Вернее, это все имело место быть, но так давно, что перестало казаться чем-то реальным. Сейчас дела обстояли совершенно иначе. Рене хотелось больше никогда не притворяться, не молчать и не лгать самой себе. Просто быть, ничего не требуя. Найти выход болезненным воспоминаниям было насущной необходимостью. И раз в жизни Рены появился человек, что стал ей небезразличным, то так тому и быть. Да, наверное, именно небезразличным. Это единственное слово, что приходило на ум. Остальные синонимы были либо слишком громкими, либо достаточно опасными, чтобы они произносились устами разведчика. Но даже при таком раскладе, их отношения казались намного сокровенней, чем могли показаться на первый взгляд. Они показывали друг другу глубокие шрамы на душе, которые напоминали им об их собственных. Именно поэтому взаимное понимание — это все, что пока могут позволить себе два солдата. Оказавшись с Леви в непосредственной близости, Рена едва заметно улыбнулась. Коснулась кончиками пальцев его высоких скул и привычно задержала свой взгляд на серых глазах. — Ты дрожишь, — тихо констатировал Леви. — Я привыкаю. А после она накрыла его губы своими. Легко и сдержанно, словно это было ее мимолетной слабостью. Леви с трудом силился с не пойми откуда взявшемся желанием прижать ее ближе к себе, зарыться в белых волосах, уткнувшись с поцелуями в шею, но едва ли не силком заставил себя остановиться. Всё-таки они сейчас находились в архиве. Его дыхание стало немного сбитым, ее же — было ровным и размеренным. От Рены исходило совершенное спокойствие, которое граничило с едва уловимым смущением. Тогда Леви в очередной раз убедился, что эта девушка была одним большим противоречием.***
Дело близилось к ночи. Разбушевавшийся ливень и не думал прекращать бить крупной картечью по оконному стеклу, отчего тишина в комнате таковой вовсе и не являлась. Убивая время за скучной книгой, Джон вертелся в неудобном массивном кресле у письменного стола, и никак не мог найти удобное положение для чтения. То и дело, что отвлекаясь, он уже упустил всю суть сюжета, который казался ему полной посредственностью, однако эту книгу передала ему сестра, сочтя, что это будет прекрасным подарком для разведчика, который значился подчиненным Рены. Ведь по мнению Тины, она своему отряду спуску никогда не давала, поэтому братику было бы полезно почитать в свободное от тренировок время что-то легкое и незамысловатое. Откинув книгу себе на колени, Джон размял затёкшую шею и бросил скучающий взгляд на противоположную часть комнаты, где были его друзья. Доран по-хозяйски развалился на стареньком диване, положив одну руку на спинку, а другой перебирая чёрные волосы Кейтрин, голова которой лежала на его коленях. За все время нахождения здесь, они ни на секунду не замолкали, вспоминая то какие-то истории с миссий, то недавнюю поездку город, а то и вовсе начинали спорить из-за непонятной ерунды. Поэтому их болтовня была отличным аккомпанементом для малоинтересной книжки. Только после очередной перекалки в кабинете наконец воцарилась тишина. Доран и Кейт, хоть и продолжали сидеть рядом, однако вместо выяснений отношений, на сей раз предпочли просто умолкнуть. Ненадолго. К примеру, Джон точно знал, что это будет до тех пор, пока кому-то из них вдруг наскучит игра в молчанку. Вскоре так и произошло. Словив взгляд Джона на себе, Кейт будто впервые заметила его присутствие. Разведчица демонстративно зевнула, покачивая свисающими с подлокотника дивана ногами. — Мы сидим так уже битый час, — протянула она, обращая на себя внимание. — Скукота смертная. Джон улыбнулся и лениво закивал — всё-таки он очень хорошо знал характер своих друзей. Сегодня Рена освободила своих подчинённых сразу после вечерней тренировки, а сама ушла выполнять какое-то поручение командора. Немного поработав для виду над отчётами, разведчики быстро сообразили, что тратить на это свое время было неразумно. Вместо этого они хотели прогуляться перед отбоем по территории штаба, однако внезапный ливень сокрушительно разрушил их планы. Оказавшись «взаперти», им ничего не оставалось, кроме как тихо коротать время в кабинете Рены, после чего всем дружно разойтись по казармам. — Срочно нужно чем-нибудь себя занять, иначе я усну! — Поддерживаю. У кого какие предложения? — откликнулся Доран, быстро вклинившись в разговор. Хитрая ухмылка прям-таки расцвела на его привлекательном лице. Эти двое явно хотели снова что-нибудь натворить, однако Джон чувствовал, что сил на очередное веселье у него попросту не было. Да и получить выговор от главнокомандующего он тоже не горел желанием, хоть и понимал, что Смит был намного лояльней Шадиса. Немного поразмыслив, Джон обернулся к окну и вдумчиво произнес: — Марка надо бы навестить. — Так ночь уже, — возразила Кейт. — Вряд ли дежурный врач пропустит нас в лазарет так поздно. — А за это не беспокойся, — Доран провел пятерней по своим блондинистым волосам, словно напыщенный павлин. — Я слышал, что сейчас там дежурит одна новенькая симпатичная практикантка. Встрепенувшись, Кейтрин поспешила снова принять сидячее положение. Она с вызовом посмотрела на своего друга, скрещивая руки на груди. — Что, прям симпатичная? — Так мне сказали парни из отряда Захариуса. Погоди, а что это за нотки ревности в твоём голосе? В ответ Кейт фыркнула и с силой пихнула Дорана в бок. Да так, что тот аж согнулся пополам и тут же залился идиотским смехом. — Уймись, я всего лишь уточнила. Мне просто интересно, за сколько минут ты уболтаешь ее пропустить нас к Марку. — Не сомневайся. В моих. Способностях, — обрывисто произнес Доран в попытках успокоить свой безудержный хохот. Не найдя в его словах ничего смешного, Кейт повернулась к Джону и заметила, что он все это время их не слушал. Опять. Он словно глубоко погрузился в собственные мысли, которые никак не давали ему покоя. На самом деле, Трант уже давно стала обращать внимание на отстраненное поведение своего друга. Сначала она думала, что это остатки стресса после пережитой вылазки, как ни крути, им всем здорово досталось. Первые дни были самыми сложными — оставшись без Рены и Марка, было очень трудно найти себе место. Поэтому Кейт прекрасно понимала, что все это время чувствовал Джон. Встав с дивана, разведчица подошла к нему и по-дружески опустила руку на плечо. — Ройсс, ну ты чего? Не раскисай, — попыталась подбодрить Кейтрин. — Рано или поздно он пойдёт на поправку, я в этом уверенна. Но мыслить в таком ключе было крайне наивно. Джон хоть и старался быть оптимистом, однако нужно смотреть правде в глаза — жить как раньше Марк уже не сможет. Заниматься своими привычными делами тоже. Врачи говорят, что ему очень повезёт, если он сможет хотя бы передвигаться без чьей-либо помощи. В такие моменты Джон вспоминал свою младшую сестру, которая с восьми лет стала прикованной к кровати и как тяжело было с ней по первой. И вовсе не потому, что Тина вдруг стала грузом для семьи. Осознание того, что не можешь ничем помочь близкому человеку — самое паршивое. Наверное, поэтому Тина всегда старалась улыбаться и быть позитивной, чтобы показать своей семье, насколько она им благодарна. Но в случае с Марком все было по-другому. После каждого своего визита, Джон ощущал внутри себя ужасную пустоту и чувство безысходности. Гловер порой плохо соображал, да и память его часто подводила. Он мог некоторое время смотреть в одну точку, словно загипнотизированный, прежде чем ответить на какой-либо вопрос. Не было никакой ясности в его глазах. Вместо этого был страх, причину появления которого Джону никак не мог понять. — Я просто не понимаю, почему Рена бездействует, — ответил он после долгой паузы. — Ей под силу договориться с командором, чтобы Марка перенаправили в столицу. Но она этого почему-то не делает. Кейт пожала плечами, после чего действительно задумалась. — Вот уж не знаю. Может, Легиону это не по карману? — А устраивать гуляния за счёт этого нового спонсора, значит, по карману? — Джон, хватит, — вмешался Доран. — Нет, правда. Мы ведь все здесь понимаем, что теперь Марк не сможет ездить верхом, а значит, и в экспедициях участвовать тоже не сможет. Что тогда? Его калекой сошлют в Гарнизон? Или отправят домой? Если он вообще станет на ноги… — Сейчас гадать об этом бессмысленно. — Ну конечно, — прошипел Джон, разозлившись ещё сильнее. — Сидеть и ждать, пока в отряде его заменят кем-то другим, как какую-то шестеренку! — Рена этого не допустит, — примирительным тоном отчеканил Доран. После чего он тоже поднялся с дивана и оказался около своих товарищей. Он наклонился к Джону, и со всей серьёзностью спросил: — С каких пор ты начал сомневаться в нашем командире? Ответил он не сразу, хоть и сообразил, что наговорил лишнего. Просто тяжело было принимать суровую реальность — Легион не прощает оплошностей, и на экспедиции Джон очень хорошо усвоил этот урок. Только вот мириться с этим было очень сложно. — Нет, я вовсе не это имел в виду. — покраснев, он опустил голову вниз. — Простите, что рассердился. Кейт слабо улыбнулась, похлопав своего Джона по спине. — Не волнуйся. Все скоро наладится, вот увидишь. — Именно, — подхватил Доран. — Ну что? Как насчёт того, чтобы своровать чего-нибудь из кухни и наведаться к нашему Маркуше? Потерев руки в предвкушении, он бросил взгляд на Джона, который потихоньку начинал отгонять от себя уныние. Ничего, они с Кейт быстро приведут его в чувство. Через пару минут все трое уже спускались в столовую, предусмотрительно наврав стоящим на посту рядовым, что у них было особое поручение от командира. Стараясь не засмеяться, тем самым выдав себя, они успешно прошмыгнули на кухню в поисках чего-нибудь съестного. Вряд ли в лазарете раненых кормили чем-то по-настоящему вкусным, а Кейтрин удалось найти в коморке целую банку припрятанного сливового варенья. Все были довольны, так как Марку это точно понравится. Итого, дело оставалось за малым — уболтать дежурную пропустить их в больничное крыло. К счастью, Доран обладал достаточным обаянием, чтобы заговорить зубы любому. Остановившись у входа в лазарет, Кейт подозвала друзей к себе. — Только давайте договоримся, что мы идём ненадолго. Нам ведь утром на тренировке надо быть, вы не забыли? — Да-да, принцесса-зануда, — проворчал Доран ей в ответ, беззлобно закатив глаза. — Как мы могли забыть? — Принцесса сейчас прихорашивается, чтобы дежурная не послала ее куда подальше. — Да неужели? — Ладно! — встрял Джон, став между ними. Не хватало ещё, чтобы их поймали из-за очередных пререканий. — Дать слово я не могу, однако мы попытаемся вернуться до полуночи. Идёт?