Белые лилии

      Ее гнетущее молчание наполняло пространство комнаты смутной тенью. Секунды, отбиваемые тихим ходом настенных часов, ощущались как зыбучие пески, которые как не старайся — ускользали сквозь худые пальцы. Сколько времени уже прошло?       В какой-то момент им обоим показалось, что они совершили опрометчивую ошибку, позволив себе пересечь эту незримую черту.       — Уже довольно поздно, — Рена слабо обернулась на часы, чтобы убедиться в том, что молчали они непозволительно долго. — Дальше я закончу сама.       Голос ее звучал глухо и сдержанно, однако именно в этом она видела своё спасение.       Говорить на самом деле ничего не хотелось. Выдавив кое-как последние слова, разведчица с опаской подняла раскрасневшийся взор на Леви и чуть ли не поддалась желанию вырвать собственный язык из глотки.       Перед ним словно стояла незнакомка — на редкость равнодушна и непомерно жестока. Вмиг заперевшись на сотню замков, она откинула Леви куда-то далеко назад за пределы его понимания. Это было несправедливо.       Он медленно приблизился к незнакомке, и все внутри напряглось, когда она инстинктивно прижала руки к себе.       — Ты действительно этого хочешь?       Глубоко в недрах разразилась и нарастала настоящая буря.       Но потом Рена моргнула, и это ужасающее спокойствие в ее глазах исчезло, сменившись безмерной усталостью и такой же безмерной печалью. Отвечать вновь не хотелось. Впрочем, это было уже не нужно — тишина говорила сама за себя.       Рена не сразу поняла, в какой момент она осталась одна, понурив голову и взгляд куда-то вниз. Леви все же покинул ее кабинет, и теперь в нем находилось лишь несчетное количество сомнений, что начали вихрем кружиться в спутанных мыслях.       На следующее утро Рена проснулась в подавленном состоянии. Поспать толком и не удалось. Рана все ещё досаждала ее, но это было несоизмеримо с тем, что творилось в голове. Внутренний голос не утихал ни на минуту, словно разъедая последние остатки трезвого рассудка.       Появление господина Лорена в жизни разведчицы принесло вместе с ним болезненно наступающее прошлое, которое теперь поджидало Рену на каждом своем шагу. Неприятнее всего было то, что она по-прежнему не могла позволить кому-либо погрузиться в него. Что уж таить — ее собственные размышления касательно былой жизни, родителях, доме вселяли лишь тревогу и совершенное бессилие. В какой-то момент они вновь начали отравлять ее существование, мешая доверять другим людям.       Нет. Рена решительно замотала головой — дальше так продолжать нельзя. Даже если последствия будут непоправимыми, даже если на следующий день к ней ворвутся люди из военной полиции и Алрой устранит ее как «ошибку», которую он допустил в ту злополучную ночь. Подобный исход сейчас казался Рене всяко лучше, чем трата своей жизни в вечных прятках от всего, что ее окружало.       Спешно приведя себя в порядок, разведчица натянула на ноги высокие армейские сапоги. Сегодня она наконец собралась с силами, чтобы навестить Марка в больничном крыле. Мальчишка вот уже как месяц беспрерывно боролся за собственную жизнь. Полученные на экспедиции травмы были слишком серьезными — некоторые врачи и вовсе твердили, что со сломанным позвоночником и остальными ранами этот разведчик уже не жилец.       В помещениях больничного крыла всегда было слишком светло.       Не доходя до палаты, где покоился Марк, разведчица на секунду остановилась, чтобы собраться с мыслями. Почему-то не решалась пройти внутрь. Глубоко внутри царапалось чувство вины за произошедшее с ним. Все же Рена была ответственна за жизни своих подопечных как никто другой. А она мало того, что поставила свою жизнь на кон, так ещё едва ли не погубила своих товарищей.       Рена досадно вздохнула. Струсить сейчас было бы куда более неразумным поступком.       В нос ударил травяной запах лекарств и спирта. Койка ее подчинённого находилась прямо у приоткрытого окна, и сквозняк лениво раскачивал бледно-зелёную занавеску.       Характерные удары наконечника об пол заставили мальчишку оторваться от происходящего за окном и наконец заметить появление своего командира. Он не видел ее так долго.       — Здравствуй.       — Почему вы с тростью? — глаза Марка немного сощурились, когда Рена уселась на стул перед ним.       Очки свои он потерял за стенами, да и вряд ли от них тогда что-то осталось. Когда к нему, едва пришедшему в себя, наведывались медсестры или, что ещё невыносимее — его товарищи, то думать о сломанных очках у Марка просто не было желания и времени.       Рена переложила дрянной костыль себе на колени. Сама она как всегда выпрямилась, слегка откинувшись на спинку ветхого стула. Тот издал жалобный скрип, из-за которого брови девушки заметно нахмурились.       — На вылазке мне тоже знатно досталось, поэтому пришлось около месяца пролежать в соседней палате. Ребята тебе ничего не рассказывали?       Карие глаза, что смотрели на Рену были что ни на есть пустыми. Он даже не удивился. Марк медленно моргнул и приоткрыл рот, словно заново вспоминая как нужно было разговаривать.       — Плохо помню. Их визиты, — голос его звучал хрипло и почти безжизненно. Мальчишка делал большие паузы в речи, отчего больше походил на помотанного жизнью старика. — Врачи говорят, что иногда слышат, как я кричу от боли по ночам. Но и этого я тоже не помню. Такое чувство, что все мысли перемешались.       Рена, что все это время глухо постукивала ногтем по деревянной трости, вдруг замерла, вцепившись в неё теперь мертвой хваткой. Плохое зрение юноши не позволило разглядеть, как сильно побледнели костяшки ее рук.       — Я доложу Эрвину о твоём состоянии, и тебя переведут в столичный госпиталь.       С ее уст это звучало как приказ, который она решительно отдавала самой себе.       — Не нужно.       — Марк, ты вовсе не в той ситуации, когда можешь…       — Пожалуйста, Рена, — юноша заметил, как разведчица дернулась, стоило ему назвать ее по имени. Марк болезненно повернул к ней голову и увидел в ее глазах странный блеск. — Я рассказал об этом, потому что всецело вам доверяю. Однако я ни в коем случае не жалуюсь. Мне страшно… Страшно оказаться сейчас вдали от Легиона, ибо понимаю, что вернуться на службу у меня шансов почти не будет.       Рена тоже это прекрасно понимала. Она впервые видела его настолько разбитым и подавленным. От прежнего Марка Гловера — любознательного мальчишки с горящими глазами не осталось и следа. С каким трепетом он ждал возможности покинуть пределы Стен и наблюдать перед собой необъятные горизонты.       Один ничтожный миг раз и навсегда перечеркнул его жизнь. Как знакомо…       — Ты справишься, — произнесла разведчица почти шепотом, положив руку на плечо своего подчинённого. Она очень надеялась, что наворачивающаяся слеза не станет предательски стекать по ее щеке. — Даже если тебе больше не удастся участвовать в экспедициях, я поручусь за то, чтобы ты продолжил работу в штабе. Когда ты снова встанешь на ноги.       Положение Рены в Легионе вполне могло это осуществить. Другое дело, захочет ли Марк продолжать работу в четырёх стенах разведки, когда сердце стремилось к совершенно иному.       На лице юноши промелькнула едва заметная улыбка. Она не была радостной, нет. Грусти в ней было столько, что Рене от одного ее вида стало дурно.       Если бы она была внимательней, ничего бы случилось.       Если бы…       Увидев, что взгляд Марка становится более апатичным (господи, куда ещё больше), Рена горестно выдохнула — снова засыпает. А у неё не хватило смелости попросить у него прощения. Впрочем, что ему теперь те жалкие оправдания? Все равно они не вернут его в прежнее состояние.       Разведчица надеялась, что Марк запомнил ее слова — она сделает все возможное, чтобы он остался в Легионе.       Рена вернулась в главное помещение больничного крыла. За столом из темного дерева сидела женщина и занималась бумажной волокитой, а подле неё носилась ещё одна девушка, на вид совсем молодая. Ту, что склонилась над документами и недовольно пыхтела, разведчица хорошо знала. Глэдис Дин была фармацевтом и неплохо разбиралась в своём деле, но вот характер ее был ни к черту. Год назад эту женщину перевели из какого-то подразделения Военной Полиции, поскольку здесь рук совсем не хватало.       Может, Рена себя слишком накручивала, но ей вечно казалось, что эта дамочка смотрела на остальных с толикой презрения, словно ее сослали в какой-нибудь курятник. К слову, их легкая неприязнь была взаимной.       Однажды Джон сильно отравился, потащив своих друзей на городскую ярмарку. Тогда Рена была не особо занята, поэтому пришлось идти в больничное крыло за лекарством от живота. На ночном дежурстве как раз была Дин. Услышав просьбу, она смерила разведчицу циничным взглядом, и наверняка подумала о том, как эта низкорослая девчонка посмела тревожить ее посреди ночи. Глэдис фыркнула, вытянув шею, и заявила, что у неё, как у главного фармацевта, нет времени и желания возиться с идиотскими запросами разведчиков. В Полиции подобными мелочами занимаются разве что неумелые лаборанты.       Но вместо привычных для неё ущемлённых реакций, Рена лишь удивленно уставилась на женщину, слегка склонив голову на бок. Глаза разведчицы сверкнули, будто услышанное показалось ей весьма забавным. И тогда Глэдис услышала те слова, которые постоянно крутились в мыслях, стоило Рене вновь заявиться на порог больничного крыла: «Интересно, почему вас отправили в эту дыру, раз вы так хорошо справлялись со своей работой в Полиции?»       Увидев разведчицу, Дин сощурила свои чёрные глаза и поспешила ретироваться в кладовку, одновременно гаркая на свою молодую помощницу, чтобы та поторапливалась и наконец оставила ее в покое.       Рена закатила глаза, и хотела было уйти, но вдруг остановилась. Эту девушку она раньше не видела. Как кстати.       Подойдя к ней, Рена деловито кашлянула, обращая внимание на себя, и смерила взглядом — довольно безобидный вид в купе с миловидной внешностью.       — Новенькая? — спросила Рена, придав голосу командирскую строгость, сначала выученную у отца, а позже у Шадиса.       — Да, — девушка устало улыбнулась и поставила на полку баночку с каким-то лекарством. — Прохожу тут практику.       — Как зовут?       — Эллисон Беккер. Можно просто Элли.       — Я могу попросить тебя осмотреть мою рану? Но с одним условием.       Ее голубые глаза немного округлились, однако в них начала зарождаться доля любопытства — Рена это четко заметила.       — Ты не станешь докладывать об этом ни в отчетах, ни другим врачам. А особенно своей наставнице.       Рена прекрасно понимала, что Дин сразу же разболтает об этом главврачу, а тот, в свою очередь, загребёт ее обратно на койку, как только узнает о том, что швы на ране вчера разошлись.       Догадавшись, что она сейчас говорит с бывалой разведчицей, Элли быстро согласилась. Вряд ли эта просьба могла бы повлечь за собой серьезные последствия. Девушка робко оглянулась через плечо — Глэдис уже и след простыл.       Осмотр раны не займёт много времени. Эллисон умело справлялась со своим заданием. Сняв повязку с таза Рены, она слегка вскинула брови и принялась скрупулёзно присматриваться к стежкам, сделанными руками точно уж не медика — такие обычно были у местных парней, которых Элли встречала в родных краях. Признаться, порой приходилось и самой зашивать их раны, когда те ненароком ввязывались в драки или неуклюже слезали с крыш домов. Ей всегда это нравилось, наверное, именно поэтому она в конечном итоге стала обучаться на врача.       — Швы не разойдутся, если вы не будете сильно напрягаться. Сделаны они на совесть, — сосредоточенно бормотала девушка, не отрывая взгляда от живота. — Но шрам, так или иначе, останется.       — Не страшно.       Эллисон резко подняла глаза вверх, однако, к своему удивлению, Рена даже не поменялась в лице — все тот же требовательный взгляд и ни намёка на разочарование. Немудрено. Беккер уже догадалась, что эту разведчицу мало волновало количество увечий на своём теле. Помимо раны в боку, на коже выделялось множество иных рубцов, порезов и царапин. И это не считая темных полос, навсегда оставшихся от тугих ремней экипировки — такие следы за свою практику Элли видела на каждом опытном солдате.       — Я перевяжу рану новыми бинтами, — выпрямившись, девушка обошла рабочий стол и принялась доставать необходимые принадлежности из небольшого ящичка. — Еще дам мазь, что будет снимать воспаление. Использовать ее можно не больше одного раза в день. Справитесь самостоятельно? Чтобы Глэдис ничего не заподозрила.       В ответ Рена молчаливо кивнула, радуясь мысли, что практикантка выдалась на редкость сообразительной.       Скоро она покинет больничное крыло. Странно было признавать, что затеяла это Рена вовсе не для себя. В следующий раз, когда Леви вновь упрекнёт ее в наплевательском отношении к себе, она облегченно ответит, что показывала рану медику.       Ещё раз прокрутив эту мысль в голове, Рена скептично хмыкнула. Ну что за глупости, и почему она стала вести себя как провинившийся ребёнок? Возможно, потому, что Леви уже давно прознал про ее полуправду, которой она вероломно окутывала себя. Да, эта вещь тоже вызвала бы у Рены недоверие, но поделать с собой она откровенно ничего не могла. Были в мире вещи, которые имели над ней куда большую власть.       Страх, например.

Прошлое разъедает настоящее.

      Последующие дни Рена старалась провести не покидая пределы своего кабинета. Меньше двигалась, чтобы рана быстрее заживала и даже не упрямилась выполнять наставление практикантки из больничного крыла. Вскоре трость стала ей не нужна.       Но вместе с этим приходилось много работать и иногда появляться на собраниях разведчиков. Находясь там, Рена с грустью смотрела на Киса Шадиса — человека, что когда-то спас ей жизнь, воспитал из робкой девочки, потерявшую многое, настоящего солдата. К тому же он был едва ли не единственным, кто знал ее как Рену Адлер.       Почему она раньше не задумывалась о том, какую ношу Шадис нёс на своих плечах? С головой погрязнув в собственном прошлом, Рена вела себя эгоистично, напрочь позабыв о людях, которые также пострадали пять лет назад. Только недавно она узнала о том, что звание главнокомандующего для Киса было сродни танцу на костях погибшего друга…       День его отставки настал куда быстрее, чем Рена смогла к нему морально подготовиться. Ещё с полудня ее сослуживцы занимались подготовкой к грядущему мероприятию: прибирали и украшали помещение, зажигали новые свечи для канделябров, таскали тяжёлые столы, освобождая место для построения.       Словно это был настоящий праздник. Впрочем, возможно, так оно и было. Вспоминая рассказы Киса, все прошлые командоры вступали на службу под гнетом смерти предыдущего. С надеждой, что смогут разорвать этот жестокий и замкнутый круг. Однако финал для всех был один — погибнуть за мечту человечества о свободе. Навсегда остаться за стенами, почивать в холодной сырой земле или быть развеянным пеплом поминальных костров.       На сей раз было иначе. И для многих это было поводом для радости.       Собравшись к концу дня в главном зале, разведчики вскидывали головы к высокому потолку, где торжественно висели легионерские знамёна. Высшее командование, облаченное в парадную форму, стояло перед солдатами, а на их лицах залегла немая тень.       Рена тоже находилась среди них. Девушка смотрела на Киса Шадиса с печальной улыбкой на лице. Сейчас он явно испытывал облегчение, словно тяжкое бремя наконец спадало с его уставших плеч.       Все то же бремя, но на новые плечи.       Рена крепко сжимала руки за спиной, когда Эрвину со всеми почестями передавали звание главнокомандующего. Глядя на него, Рене казалось, что в его голубых глазах плескалось не присущее ему беспокойство. Словно сейчас он принимал чрезвычайно важное решение в своей жизни. Эрвин прекрасно умел скрывать то, о чем он думал на самом деле, отчего другие люди могли счесть его превосходным лидером или стратегом.       Лишь немногие в этот момент могли догадываться о том, что Эрвин Смит боялся проиграть своим собственным идеям.       Вечером того же дня всех разведчиков ждало настоящее празднество, устроенное за «кровные» средства господина Лорена. По его словам, подобные мероприятия позволят укрепить боевой дух Легиона и воодушевят солдат на новые подвиги за стенами.       Столичное руководство смиренно соглашалось, чему могли позавидовать другие подразделения армии.       Отовсюду слышались радостные голоса солдат. Они широко улыбались, высоко поднимали бокалы с вином, и кажется, полностью отдались духу празднования. В этот вечер для них померкли любые заботы и трудности.       Оперевшись о стену, Рена стояла около импровизированной стойки, откуда можно было брать напитки или еду. Она наблюдала, как мимо неё раз за разом проносятся сослуживцы. Наблюдала, и где-то в глубине души мечтала оказаться на их месте, не заботясь о насущных проблемах хотя бы сейчас.       Рена провела взглядом разведчика, что нёс в руках мясную нарезку. Знал бы он, чего стоило выслушать все негодования чиновников, когда господин Лорен ненароком оговорился о том, какие изобилия будут на праздновании нового главнокомандующего. А может, Шон сделал это нарочно — выводить из себя бюрократов было для него той ещё потехой.       Как бы там ни было, рядовых солдат это не касалось. А Рене так хотелось затеряться среди них, сбежать от проблем, словно забывая, что проблемой являлась она сама.       Когда Рена потеряла счёт времени, погрузившись в мысли, мимо неё промелькнула высокая фигура. Если бы она вдруг не обернулась, вернувшись обратно, Рена, возможно, даже бы не узнала в этой фигуре Эрвина.       Рена подняла взгляд вверх. Зелёная подвеска с маленьким изображением «крыльев свободы» ему безупречно шла. До него эту вещь носил Кис Шадис, а когда-то — ее отец.       — Время идёт, а ты совсем не меняешься, — начал Эрвин, смотря Рене в глаза. — Трудно вспомнить, когда я не видел тебя серьезной.       Девушка пожала плечами и отошла от стены, став перед Эрвином. Эти слова почему-то вынудили ее улыбнуться, склонив голову набок.       — Задумалась просто. Если помнишь, Кис ушёл в отставку, а я практически потеряла своего подчинённого, поэтому мне сейчас не до всеобщего веселья, — говоря об этом, Рена буквально чувствовала, как тяжелеет сердце. — Однако я рада за тебя. Правда.       Эрвин благодарно кивнул в ответ.       — Должна признать, что под твоим командованием впутываться во всякие заварушки будет не так уж и страшно.       — Почему?       — В этом плане я тебе доверяю.       Вскинув густые брови, Эрвин молчал, действительно не понимая, как отреагировать на ее слова. Странно, очень странно было услышать эти слова.       Усмехнувшись, Смит покачал головой.       — Столько комплиментов за раз… Я сбит с толку.       — Я старалась, — с улыбкой произнесла Рена и подалась вперёд.       Ее рука юрко потянулась за широкую спину, отчего Эрвин неосознанно напрягся, удивленно распахивая голубые глаза. Однако через мгновение Рена быстро вернулась в прежнее положение, но уже с бутылкой крепкого алкоголя в руках, что стояла как раз за новоиспеченным главнокомандующим.       — Пойду, отмечу, — тряхнув ею перед глазами Эрвина, Рена развернулась.       Вмиг улыбки на ее лице и след простыл.       Леви находился поодаль от остальных, уткнувшись в остывающую чашку чая в руках. Наверное, нелепо было распивать травяной напиток именно сейчас, однако алкоголь никогда на него не действовал.       Вместо этого Леви все думал о произошедшем в тот самый вечер.       Взгляд серых глаз то и дело, что метался по помещению в попытках найти ее среди толпы других пирующих солдат. Но Рены нигде не было.       Весь вечер он почему-то не выпускал девушку из виду. На задворках сознания Леви крепко засела мысль, что он поступил опрометчиво, позволил себе лишнего. Он ведь понимал, что Рена на самом деле его опасалась. Она могла легко говорить с ним, просто быть рядом, если дело не касалось ее прошлого. Но стоило хотя бы упомянуть о нем, как Рена мгновенно закрывалась, отталкивая любого, кто вздумает узнать про былое — что-то, что произошло ещё до Легиона.       Леви нервно дёрнул плечом. Увидев Рену в последний раз, он четко заметил ее смутный вид, словно она так же погрязла в мыслях. Поэтому в своём кабинете Рену сейчас он точно не сыщет — она любила думать где-то на открытом воздухе, и желательно — в одиночестве.       Встав из-за стола, Леви покинул столовую и уже примерно понимал, куда направится дальше. Снаружи должно быть прохладно, а Рена никогда не печётся о своём здоровье. Упрямая разведчица.       Назвать солдатом Легиона и себя Леви все ещё не осмеливался, однако чувствовал, что рано или поздно — это время настанет.       Терраса около караульной башни. Там он и застал Рену, сидящую на каменном полу в компании бутылки спиртного.       Заметив позади себя чье-то присутствие, она медленно обернулась через плечо и встретилась с Леви взглядом.       — Ты как, случайно сюда забрёл или… — подала голос Рена, слегка поёжившись от прохладного ветра.       — Тебя искал.       Коротко ответив, Леви выдохнул, и взгляд его снова зацепился за наполовину пустую бутылку алкоголя, что стояла под боком у разведчицы.       Судя по ее удивленному выражению лица, Рена не ожидала, что кому-нибудь придёт в голову оказаться в этом месте сейчас. Она вспомнила о том, что, кажется, только недавно сама пришла сюда к Леви после вылазки, когда он потерял своих… впрочем, не об этом сейчас.       — Зачем же? — спросила Рена, однако быстро догадавшись, она добавила: — Со мной все в порядке.       — Когда все в порядке, человек не пропадает с разгара мероприятия. И не пьёт в одиночку.       Усмехнувшись, Рена на какое-то время замерла, а после опёрлась руками в пол и немного подвинулась. Ее зелёные глаза, в блеклом лунном свете казавшиеся темно-изумрудными, смотрели на Леви в упор.       — Тогда составь мне компанию.       Это была даже не просьба. Они оба понимали, что им нужно поговорить. Не важно о чём, в какой-то момент общество друг друга будто стало для них необходимостью.       Ждать ответа Рене не пришлось. Леви сел рядом с ней, сохраняя небольшую дистанцию. Это тоже было необходимо.       Рена протянула ему бутылку.       — Держи. Чтобы ты не говорил, что я пью в одиночку.       Хмыкнув себе под нос, Леви взял спиртное из ее рук, отмечая, что пальцы девушки были на удивление тёплыми.       Горечь быстро обожгла его горло, заставив едва заметно скривиться. Однако это в разы лучше того пойла, которое можно было найти в Подземном городе.       Поставив бутылку на прежнее место, Леви с выдохом откинул голову назад, оперевшись о стену караульной. Тёмные волосы теперь настырно лезли в глаза, но убрать их пока не хотелось. Смотрел Леви куда-то вверх, в очередной раз напомнив себе, что место его теперь на поверхности, где не было больше никаких сводов и потолков над головами.       — Ночь сегодня красивая, — тихо произнёс он.       А после перевёл взгляд на девушку, что сидела рядом с ним. Рена тоже сейчас была красива. Ее светлые волосы ночью всегда казались и вовсе белыми, словно только солнце могло подчеркивать их золотистый оттенок. Рена мерно дышала, прикрыв глаза, и излучала лишь спокойствие.       — Знаешь, — подхватила разведчица так же тихо, — в детстве моя тетушка рассказывала мне, что через звёзды в небе за нами наблюдают близкие люди, которых сейчас нет с нами. Наверное, поэтому мне нравится находиться здесь. Не так одиноко.       Глаза Леви стали шире. Он наконец повернулся к Рене, и взгляд ее словно боязно просил о чём-то.       — И где же твоя тетя сейчас?       Губы Рены дрогнули в улыбке, затем она кивнула на небо.       — Хочется верить, что ее рассказы были правдивыми, — девушка замолчала на некоторое время, словно собираясь с мыслями. — Она умерла от болезни много лет назад.       Рена плохо помнила мать Алроя. Точнее, не помнила ее здоровой. В памяти осталось ее высохшее, посеревшее лицо. Такой его мать была накануне смерти. Столичные целители, вероятно, могли бы вылечить ее недуг, но она почему-то не допускала их к себе. По рассказам других Рена знала, что она была точной копией своего брата — Марлона Адлера.       — Моя мать тоже умерла от болезни.       Слова Леви быстро заставили Рену отбросить воспоминания, возвращаясь в реальность. Девушка сделала обрывистый вздох.       — Какой она была?       — Ее не стало слишком рано, чтобы я хорошо ее помнил. Но она была очень красивой, доброй и заботливой, — ответил Леви с не присущей ему теплотой во взгляде. — Несмотря на то, что она работала в борделе Подземного города.       Когда он снова встретился с Реной взглядом, в ее глазах не осталось прежнего спокойствия. Она смотрела на Леви так, словно по-новому осознавала, через что ему пришлось пройти ещё с самого детства.       — Отца я никогда не видел и не знал. Не трудно догадаться, что он был одним из ее… — Леви утих, понимая, что Рена обо всем уже вероятно догадалась.       При очередном вдохе ее губы слабо задрожали, а глаза заблестели в лунном свете.       Она все прекрасно понимала.       — Ты была права, когда сказала, что я постоянно борюсь с собой, — Леви медленно приблизился к Рене и перешёл почти на шёпот. — Даже сейчас.       — Один глоток спиртного так на тебя подействовал? — отшутилась она, но отстраняться не стала.       — Я сейчас абсолютно трезв.       — Значит, это я уже плохо соображаю.       — Рена.       Собственное имя с его уст вынудило посмотреть Леви в глаза. Теперь она дрожала уже всем телом.       — Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.       — Я борюсь с желанием перейти границы дозволенного тобой.       Внутри что-то надломилось и треснуло.       — Ты меня пугаешь, — прошептала Рена.       — Я знаю. Ты все ещё боишься довериться кому-либо.       — Это вовсе не… — прикрыв глаза, она помотала головой. Отгоняла ненужные мысли. — Прости.       Леви выжидающе смотрел на неё, пытаясь совладать с собой. Где-то внутри корил себя, что снова пытается вытянуть из Рены то, что она глубоко закопала в себе.       Некоторое время она молчала, мысленно благодаря Леви за его терпение. Трудно найти слова, когда действительно есть, что сказать. Интересно, знала ли она, что он согласился бы ждать ее хоть до самого утра?       Сделав глубокий вдох, Рена наконец призналась:       — Я боюсь. Настолько, что чувство страха наполняет меня целиком, стоит подумать о тебе. И это отнюдь не твоя вина. Моя, — она говорила тихо и размеренно, словно сотню раз повторяла эти слова про себя. — Слишком много времени прошло с тех пор, как я осталась сама с собой. И в своем одиночестве мне всегда было комфортно. До того дня, пока я не пришла на это место, где сидел человек, который тоже остался совсем один. Тогда я тебя понимала. И сейчас понимаю. Но я совсем не понимаю себя. Меня будто разрывает на две части, одна из которых хочет сейчас наплевать на все и… — Рена вдруг остановила себя и свой чересчур болтливый язык. Встретилась с требовательным взглядом серых глаз напротив и повернулась к ним всем своим корпусом. — А вторая каждый раз заставляет меня делать огромные шаги назад. Просто потому что так легче.       Леви внимательно слушал и переваривал все только что услышанное. Он всматривался в ее стеклянные глаза и видел в них необъятное отчаяние.       — Есть что-то, что тебя давно гложет. Вижу, как оно разрушает тебя изнутри. И я не прошу рассказать мне об этом. Я прошу тебя быть честной хотя бы с собой. Ты мечешься, сомневаешься, но на самом деле все просто. Спроси у себя: чего ты хочешь?       В этот момент Рена забвенно перестала замечать, как дистанция меж их телами сокращалась с каждым мгновением. Всего-навсего мгновения, которые казались мучительной бесконечностью. Они решались. Боязно, словно от исхода будут зависеть их жизни.       — Хочу, чтобы ты перешёл эти границы прямо сейчас.       Вокруг было слишком тихо, лишь биение сердца неприятно отдавало в ушах. Хотелось заставить его замолкнуть, иначе оно могло бы выпрыгнуло из груди.       Белый шум, который заставлял отвлекаться.       Рена почувствовала жаркое дыхание Леви на своих губах и от того голова начала ходить кругом. Перед глазами все медленно плыло. Может, виной этому поганый алкоголь, но все же разум был чист, как прозрачное стеклышко.       Такое непривычное состояние, когда происходящее вокруг впредь потеряло всякую важность. Однако все было под контролем.       У них по-другому быть не могло.       Скользнув взглядом вверх, Рена в последний раз встретилась глазами с Леви. В них была заложена немая серая усталость и желание погрузиться в ощущаемую негу без остатка.       Его размеренное дыхание невесомо касалось кожи, и было настоящей усладой. Рена истомно прикрыла глаза, принимая поражение, полностью отдаваясь своим истерзанным чувствам. Она уверенно подалась вперед, наконец достигнув того, о чем так настырно ныло ее сердце.       Невесомый, короткий поцелуй заставил долгожданное тепло медленно растекаться по телу, возвращая давно забытый обоим покой.       На миг отстранившись, Рена сделала глубокий вдох сквозь зубы и незаметно задержала дыхание. Ее зелёные глаза словно стрелы пронзали тело Леви.       Все снова начало двигаться.       Она хотела что-то сказать, хотя едва ли смогла бы вымолвить и слово. Однако одного взгляда Леви хватило, чтобы понять — слова здесь были излишними. Сейчас были главными чувства, которые больше не в силах сдерживать никакие внутренние замки.       Мужская ладонь аккуратно легла на ее щеку. Горячая покрасневшая кожа словно обжигала, но вместе с этим заставляла желать ее еще больше. Являясь для Леви совсем чуждыми действиями, он опасливо скользнул ладонью ниже по шее, находя опору в ключице и огладив большим пальцем линию подбородка.       Рена блаженно выгнулась, полностью подчиняясь его прикосновениям, которые буквально оживляли каждый миллиметр ее заледеневшего нутра. Губы девушки невинно приоткрылись, и, словно сгорая от одиночества, жалобно молили поцеловать их снова.       Леви медленно склонился над ее лицом, вдыхая едва уловимый запах яблок, который ассоциировался теперь только с ней.       — Я хочу верить тебе, — тихо прошептала Рена. — И уверенна, что не стану сожалеть об этом после.       В этот раз они оба стали более напористыми. Рука Рены умостилась на его шее, пройдясь кончиками пальцев по приятно колющему выбритому затылку, заставляя сотни мурашек покрыть его тело. Она делала это столь медленно, будто пыталась растянуть этот сладостный момент для обоих как можно дольше. Ведя руку выше, девушка зарылась ладонью в темных волосах Леви и несильно сжала их, потянув вниз. Это действие сорвало приглушенный стон с его губ, заставив Рену властно улыбнуться сквозь поцелуй.       Она снова делала это. Снова показывала себя с совершенно иной стороны.       Удивительно, как всего один человек, что появился случайно в жизни, может в корень изменить чувства, внутренний мир, мысли, поступки.       Всего-навсего один человек, которому больше нет надобности что-то скрывать.