Жизнь некоторых людей проходит в постоянном ритме. Ни одно их действие не выбивается из такта, и это не подразумевает их идеальную организованность во всем — полностью упорядочить жизнь почти невозможно. Эта музыка изменчива, она то звучит в минорной тональности, то переходит в мажор. Ритм может быть как порождением разума, так и известной мелодией — песней, или двумя, или сотней. Все они перетасованы в ментальном плейлисте в определенном порядке — не таком случайном, как может показаться.
Мидория был одним из таких людей.
Он всего пару дней посещал Юэй, но уже шагал под ритм мелодии в своей голове, которую слишком долго не слышал. Саундтрек к его жизни уже давно назревал, и теперь, куда бы он ни пошел, музыка лилась на него из самых глубоких уголков разума, мотив вертелся на кончиках губ, грозясь в любой момент вырваться наружу.
Когда он приблизился к сверкающему образу Юэй, ему захотелось достать наушники и включить первую попавшуюся песню. Гигантское строение вырисовывалось перед ним. Оно уже не казалось таким зловещим, как когда-то — олицетворением недостижимой мечты. Теперь Юэй было местом, ведущим к его будущему. Может, и не такому, о котором он так долго мечтал, но так ли это важно? Сейчас Мидория просто был счастлив находиться здесь. Причина его счастья, кстати, была уже за углом.
— Утра, Мидория! — воскликнул Шинсо. Мидория еще ни разу не видел его таким… воодушевленным. Нет, не совсем так. Весь его образ казался каким-то иным. Ему кажется, или даже его мешки под глазами уменьшились? Его улыбка казалась ярче и гораздо искренней прежней усмешки. Мидория улыбнулся в ответ.
— Доброе утро, — сказал он, и сразу же захлопнул ладонями рот. Слова просто слетели с губ, он даже задуматься не успел — не было никакой паники, обычно накатывающей, когда он собирался произнести хоть одно крохотное предложение. Это произошло… естественно, как и должно.
Шинсо еще шире улыбнулся.
[Я-Я случайно!] — добавил Мидория, его руки цеплялись друг за друга. Он задумался, а были ли его жесты вообще различимы?
— Что, заговорил? — спросил Шинсо, вернув на лицо свою привычную усмешку, как только они направились ко входу в школу. Мидория шел быстрее, чем обычно, чтобы не отставать от него.
Мидория замешкался. Было непривычно — так много времени прошло с тех пор, как он мог так свободно разговаривать. Даже с матерью иногда было трудно, и он бы избегал этого, если бы мог.
— Д-да… — проговорил Изуку перед тем, как издать тихий смешок.
— Счастливая случайность, я надеюсь, или ты
намеренно пытался не говорить со мной?
— Н-нет, в-вовсе нет! — ответил Мидория.
«О Боже мой, я разговариваю с кем-то…»
— Так почему ты… эм, почему так внезапно заговорил? — нерешительно спросил Шинсо, как будто боясь, что этом вопросом может прервать попытки Мидории.
— Я-я… — начал Мидория. Он потер свое горло перед тем, как снова посмотреть на Шинсо, все еще глазеющего на него. — Н-ну, эээ, обычно, эмм, обычно у меня будто… ком в горле, когда я пытаюсь сказать что-то. Иии… н-ничего не выходит.
— Честно говоря, то, что вчера ты заговорил со мной, очень много для меня значило, — признался Шинсо спустя пару секунд тишины.
Мидория посмотрел на него, удивленно моргнув, всем своим видом показывая недоумение.
— Ты, должно быть, с ума сошел, — продолжил Шинсо, — если хочешь разговаривать с человеком, который сможет управлять тобой после этого.
— Я-Я не боюсь сходить с ума, — ответил Мидория. Чем больше он говорил, тем легче становилось.
— Хорошо, — засмеялся Шинсо, — потому что дальше будет только хуже, я тебе обещаю.
— Ловлю на слове.
Весь оставшийся путь они прошли в тишине. Но тишина была только между
ними, и, как только они достигли ворот, стало ясно, что остальной мир ее соблюдать не собирается.
— Это что, пресса? — вслух удивился Шинсо, вырывая Мидорию из своих мыслей.
— Эй, вы двое! Вы студенты Юэй! Каково это, учиться у Всемогущего? — настойчиво спросил репортер, тыкая микрофоном в Мидорию.
И в горле у него снова встал ком.
— Отвали, — прорычал Шинсо. — Мы на общеобразовательном факультете, не на геройском. Всемогущий не наш учитель.
После этого он быстро отстал. Шинсо схватил Мидорию за запястье и потащил сквозь толпу. Наконец, они оказались на пороге Юэй.
[Я не знал, что он здесь преподает!] сказал Мидория, как только они высвободились из толпы.
— Я слышал какие-то разговоры, — признал Шинсо. — А ты фанат?
[Я… Был им когда-то…]
— Был? Что стряслось?
Мидория теребил пальцы, не зная, что ответить. Как только они вошли в коридор, ведущий к классу 1-С, он глубоко вздохнул, остановил Шинсо за плечо и начал объяснять.
[Некоторое время назад я был атакован злодеем. Всемогущий спас меня. Потом я спросил его, смогу ли я когда-нибудь стать героем без причуды… Он сказал: "Мечтать неплохо, но следует сосредоточиться на более... реальных мечтах"]
— Он так сказал? — изумился Шинсо. — Я особо не был его фанатом… Но теперь и того меньше.
[Это пустяк, правда]
— Так ты
говорил с ним? — спросил Шинсо, когда они вошли в класс.
[…Да. Наверное, с определенными людьми говорить не так сложно. Хотя, сейчас бы я не смог. И это было больше десяти месяцев назад. Тогда с этим было попроще. Вся эта… проблема с немотой стала серьезной уже после этого]
Шинсо сел за свою парту,
[Я рад, что сейчас у тебя дела идут лучше] сказал он жестами.
[Но не нужно заставлять себя говорить. В школе, если хочешь, я все еще могу быть переводчиком, как и Какаду]
Мидория хихикнул.
[Какаду?]
— Сущий Мик, как ты понял, — сказал Шинсо, ухмыляясь.
— Что там с Сущим Миком? — спросила Охчи. Она сидела прямо рядом с Шинсо, так что ее сложно было обвинить в подслушивании.
— Локальная шутка, — ответил Шинсо, в тот же момент переходя на жесты.
[Вот в чем проблема разговоров вслух — все подряд тебя слышат]
— Эй, Мидория, — продолжила Охчи, — я выучила пару жестов вчера. Я верно показываю? — и она показала:
[Доброе утро, как дела?]
— Смотря что ты хотела сказать, — ответил ей Шинсо. — Если это: «Доброе утро, как дела» то да, если же нет…
— Нет, это я и хотела сказать, ясное дело, — возразила Охчи с видимым раздражением.
Мидория, неуверенный что делать в такой ситуации, просто показал ей поднятый большой палец. К счастью, ему больше не надо было ничего предпринимать, потому что секунду спустя дверь распахнулась, и в класс ворвался Сущий Мик. Все уже привыкли к этому.
— ГОТОВЫ К ПЕРЕКЛИЧКЕ?! — воскликнул он.
Никто не ответил.
— НУ ЖЕ! — прокричал Сущий Мик, — Я хочу услышать YYYEEEAAAHHH!
Все всё равно молчали.
— Когда-нибудь, когда-нибудь, — вздохнул он и начал перекличку.
Когда перекличка закончилась, Сущий Мик не испарился в учительскую как обычно, а сел за свой стол.
—
Итак, вы провели здесь уже несколько дней, так что, надеюсь, успели неплохо узнать друг друга! И это значит, что время выбрать… Барабанную дробь в студию!
Никакой дроби не последовало.
— …Старосту класса!
Ни для кого не стало сюрпризом, что после утомительных выборов Охчи набрала наибольшее количество голосов. Мидория и Шинсо были очень рады, когда ей сказали закончить свою нескончаемую речь, а то уроки никогда не начнутся.
[Я уже почти жалею, что голосовал за нее], сказал Шинсо, когда они с Мидорией шли на ланч.
[Лично я рад, что мне позволили отказаться], ответил Мидория
[Ты был бы отличным старостой], заверил Шинсо.
[Ты очень умен, да еще и всем нравишься. Тебе не нужно говорить, чтобы справляться с обязанностями Охчи]
[Я думаю, речь все же желательна]
Язык жестов имел как положительные, так и отрицательные стороны. Прежде всего, он позволял нервным и застенчивым людям, таким как Мидория, общаться без необходимости говорить. Еще, поскольку он был не общеизвестен, они с Шинсо могли в любое время вести тайные беседы. С другой стороны, Мидория чувствовал себя очень виноватым из-за того, что Шинсо приходилось переводить его жесты остальным, хоть он и говорил, что это не проблема. Другим недостатком была необходимость стоять лицом к лицу и иметь свободными обе руки. Это значило, что все их разговоры обрывались, когда они, к примеру, несли подносы.
Громкий вздох Шинсо после оплаты их обеда заставил Мидорию подскочить.
— Наш стол занят, — объяснил он. — Придется подсесть к кому-нибудь.
Мидория не мог ответить, держа поднос в руках, так что он только кивнул и пошел за Шинсо, который принялся расхаживать по залу. Мидория не мог не сравнить их с двумя акулами, дрейфующими по мелководью — эта мысль заставила его тихо усмехнуться.
— Не против, если мы сядем здесь? — неожиданно сказал Шинсо, выдергивая Мидорию из мыслей.
— Вовсе нет! Тут сейчас довольно многолюдно, не так ли?! — ответил довольно энергичный парень, рядом с которым сел Шинсо. Во взгляде друга Мидории уже читалось явное раздражение.
— Ну так вот, я считаю, что ты будешь отличным старостой, Иида, не волнуйся из-за этого, — закончила их прежний разговор девушка, сидящая рядом с Мидорией. — Хей, я тебя знаю!
Мидория вздрогнул от удивления и повернулся к девушке.
— Мы встретились перед вступительными, помнишь? — сказала она.
Он закивал, теперь он вспомнил ее как ту девочку, что остановила его от падения перед экзаменами.
— Я Урарака, это Иида!
— Приятно познакомиться с вами двумя! В каком вы классе? — вежливо спросил Иида.
— 1-C, — коротко ответил Шинсо, ковыряя свою еду. Он даже не взглянул на них.
— Мы в 1-A! — воодушевленно сказала Урарака. — Как, еще раз, вас зовут?
— Шинсо и Мидория, — ответил он, указав на Мидорию, когда назвал его имя.
Его горло пересохло. Этим утром он говорил так свободно, но сейчас, когда собеседников стало больше, стена между его мыслями и голосом снова отделила его от внешнего мира.
— У вас еще никого не исключили? — спросила Урарака у Мидории. Да, она точно обращалась к Мидории, прямо лицом к нему повернулась. — Мы уже двух человек потеряли!
— Нет, общее образование это не геройский факультет, — едко сказал Шинсо.
— Но я слышал, что ваш экзамен был довольно затруднительным! — вмешался Иида.
— Нормальным он был, — Шинсо явно начал раздражать этот непрошеный разговор.
— А ты что думаешь? — снова спросила Урарака у Мидории. Она явно пыталась вовлечь его в беседу.
— Мидория селективно немой, — огрызнулся Шинсо.
Повисла тишина.
Мидория мрачно тыкал рис палочками. Проклятый язык, почему он не двигается, когда нужно?
— Оу, прости пожалуйста! — неожиданно воскликнула Урарака.
Мидория только улыбнулся и извинился жестом, который Шинсо перевел для остальных.
— Знаешь, язык жестов может быть очень полезен для героев! — неожиданно меняя тему, сказала Урарака, повернувшись к Ииде.
— Да, более чем. Интересно, позволит ли учитель Айзава сдвинуть пару уроков и выделить время для его изучения, — размышлял он вслух.
— Ага, и тогда мы сможем его освоить!
После этого их оглушил громкий вой.
Мидория вскрикнул и закрыл уши. В это время парень, сидящий со стороны Ииды, объяснял, из-за чего могла включиться сигнализация.
В ушах у него звенело, Шинсо стащил его с места и повел вниз по коридору, но непрерывный поток людей разделил их. Мидорию накрыла паника — это была ядовитая смесь страха, вызванного сигнализацией, и волнения из-за разделения с Шинсо.
Чей-то локоть вписался ему в затылок.
— Ой! — это была Урарака. — Прости! — воскликнула она, когда поняла, кого ударила.
Их двоих прижало к окну, выходящему на школьные ворота.
Мидория ухватил Урараку за плечо и указал на репортеров, столпившихся перед Сущим Миком и незнакомым взъерошенным учителем с длинными черными волосами.
— Пресса! — воскликнула Урарака. Она попыталась докричаться до Ииды, чья голова появилась в толпе недалеко от того места, где они стояли.
[У меня есть идея!] — порывисто сказал Мидория жестами.
— Прости, я не понимаю! — ответила она.
— Успокойтесь все, это просто пресса! — прокричал Иида, но его голос утонул в шуме толпы.
Мидория знал, что ему, точнее им, нужно сделать. Он помнил причуду Урараки — тогда, перед вступительными, она заставила его леветировать! Если бы она подняла в воздух себя или Ииду, то привлекла бы всеобщее внимание.
Он снова похлопал ее по плечу.
[Воздух] показал он.
— Я не понимаю язык жестов! — повторила она.
Мидория схватился за голову. «Ну же, догадайся!»
[Воздух!] — попытался он снова. Это был простой жест, он очевидно означал «воздух», она должна была понять!
После очередной неудачи, Мидория схватил ее за запястье и притянул ближе, что бы проговорить одно единственное слово:
— Воздух.
— Воздух?! — повторила она.
Глаза Мидории расширились. Он не понимал, что делает — неужели ему действительно удалось заговорить с незнакомкой?!
Иида, должно быть, услышал Урараку, потому что поднял руку над толпой и прокричал:
— Подними меня в воздух, Урарака!
Она так и сделала.
Мидория был ошеломлен видом выхлопных двигателей, торчащих из голеней Ииды. Он ускорился с помощью своей причуды, пролетая над головами учеников Юэй, и врезался в стену прямо над знаком «ВЫХОД».
Когда он прокричал объяснение, давка прекратилась, и Мидория наконец смог вздохнуть с облегчением.
Шинсо протиснулся к ним сквозь толпу.
— Ты в порядке? — спросил он, запыхавшись.
Мидория яростно кивнул, все еще пораженный тем, что смог преодолеть барьер в своей голове и обратиться к Урараке, которая все еще была сосредоточена на том, чтобы безопасно опустить Ииду на землю.
[Я говорил!] — восторженно сказал Мидория Шинсо.
[С ней?] — нахмурился Шинсо.
Мидория кивнул и буквально подскочил на месте.
— Это была отличная идея, Мидория! — воскликнула Урарака, когда толпа начала рассасываться.
[Спасибо] — показал он и Шинсо перевел ей жесты Мидории.
Потом Мидория сразу же начал учить Урараку слову «спасибо» на языке жестов, пока Иида спешил в их сторону.
— Может, вернемся за стол, пока еда не остыла? — предложил Иида.
— Давайте! — ответила Урарака. — Смотри, это «спасибо» на языке жестов!
[Что ты сказал ей?] — спросил Шинсо, когда они шли обратно к кафетерию.
[Только слово «воздух». Она не могла понять, что это значит на языке жестов, и я был очень напуган тем, что ты пропал куда-то! Удивительно что мне удалось выговорить это…]
— А что ты пытался мне сказать до этого? — Спросила Урарака. — Этот жест значил «воздух»?
Мидория кивнул.
— Можешь показать еще раз?
Остаток перерыва прошел в обучении Ииды и Урараки некоторым жестам. Несмотря на панику из-за атаки журналистов, к вечеру Мидория, не сомневаясь ни секунды, признал, что этот день был лучшим за долгое-долгое время.
И он еще не закончился.
Хотя Мидория вскоре заметил, что Шинсо выглядел немного… отстраненным к концу дня. Не может же быть, что он… ревновал из-за того, что Мидория говорил с Ураракой?
[Спасибо, что помог мне сегодня] — сказал ему Мидория, когда они вдвоем вышли из Школы.
— Напомни-ка, что я сделал? — вздохнул Шинсо.
Мидория сделал глубокий вдох.
— Б-б-благодаря тебе я осмелился г-говорить.
Глаза Шинсо расширились: все накопившиеся за день эмоции вылились наружу.
— Благодаря мне?
— Н-не думаю, что я к-когда-нибудь сделал бы это, если-если бы ты не был так добр ко мне.
Его друг, очевидно, не знал, как ответить.
— Я сказал только одно с-слово. Н-но для меня это уже много, — он коротко рассмеялся.
— Эй! Подождите, вы двое!
Мидория подпрыгнул, и они с Шинсо обернулись. Это была Урарака, Иида бежал рядом с ней.
— Вы идете на станцию? Мы с вами! — сказала она.
— Я до станции не дохожу, — ответил Шинсо, — в отличие от Мидории.
— А давайте будем ходить вместе после школы, будет классно! Согласен? — спросила Урарака у Мидории.
Он быстро кивнул, но потом засомневался и взглянул на Шинсо. Его друг ухмыльнулся и ободряюще кивнул.
— Д-да, — сказал Мидория, запнувшись.
Два будущих героя выглядели так, как будто сейчас разрыдаются. Иида даже за сердце схватился. Они едва знали Мидорию, но его слова уже так много для них значили?
Четверо медленно шли к железнодорожной станции, оживленно болтая. Мидория говорил немного, но для него было честью чувствовать себя вовлеченным в беседу. Иида и Урарака сказали, что изучали селективную немоту между уроками и были очень взволнованы тем, что Мидория так быстро преодолел свой ментальный барьер перед речью. Изуку поспешил убедиться, что они понимают роль Шинсо во всем этом. Он не знал, из-за чего именно осмелился заговорить: их открытости или его доверия к Шинсо.
Честно признаться, Мидории было немного страшно, когда они разошлись с Шинсо — он боялся, что, как только уйдет его друг, ком в горле вернётся. Но несмотря на то, что Мидория все еще
чувствовал его, ему как-то удалось переступить через это. Он больше заикался, говорил медленно и тихо. Но Урарака и Иида были терпеливы.
И как только Мидория сошел с поезда и направился домой, этот ритм в его голове стал намного яснее.
— Мам, я дома! — объявил он, как только закрыл за собой дверь.
— Изуку! — воскликнула его мама и поспешила к нему — на ее лице был легкий шок. — Как прошел день? Ты выглядишь… таким счастливым!
— Эмм, ну да! — ответил он, снимая рюкзак и развязывая галстук. — Я, эээ, я разговаривал с Шинсо.
—
Разговаривал?! — воскликнула Инко, — Правда? Изуку! Я так горжусь тобой!
— Да пустяки, мам.
— Разве?!
— Я имею в-виду, эм, ну, — мне удалось поговорить еще с парой людей.
— С кем?!
— Эм, с Иидой и Ураракой? Они с факультета героев. Возможно, они знакомы с Каччаном…
Она вскрикнула что-то неразличимое для Изуку и притянула его в объятия.
— Я еще не начала готовить ужин, но как насчет кацудона? Я знаю, что это одно из твоих любимых блюд!
— Ох, хорошо! — ответил он. — Но, эм, мне бы сначала переодеться и, может, погулять немного?
— Но где? — спросила она с любопытством.
— Ну, ммм, я нашел тут недалеко заброшенный пляж. Там довольно тихо, так что я просто хочу побродить с гитарой немного?
— Конечно, Изуку, — нежно ответила Инко.— Но возвращайся скорее, если не хочешь, чтобы твой ужин остыл. А еще там, кажется, дождь собирается.
— Хорошо, мам! — И после этого он натянул первую попавшуюся одежду, которую нашел, схватил гитару и выбежал на улицу.
_______________________________________
Инко с нежностью посмотрела вслед сыну, бегущему в сторону того самого пляжа. Он всегда любил играть в те моменты, когда был на эмоциях. Неважно, была это грусть, или злость, или настоящее счастье! Прошло так много времени с тех пор, как она видела его таким. Почти десять месяцев. Он тогда рванулся, чтобы спасти Кацуки из лап злодея, а потом полностью замолчал. Дела и раньше были не очень — он всегда суетился и заикался, опасался нового дня, но со временем начало становиться все хуже и хуже. Она была рада, что убедила Изуку сдать вступительные экзамены в Юэй, хоть и не на геройский факультет. Это действительно было началом чего-то замечательного.
.
________________________________________
Его мама была права насчет дождя. Мидория не мог разглядеть океан во всем своем величии из-за надвигающихся туч. Но ему было все равно. Он с нетерпением ждал того спокойствия, которое царило на пляже Дагоба. Даже весь этот мусор не волновал его, если он мог спокойно играть все что угодно, никому не мешая. Его мама, конечно, не возражала против музыки в доме, она скорее даже наслаждалась ей, но сегодня Мидории просто хотелось побыть одному после всех минувших событий.
Он залез на ту же кучу, на которой сидел в прошлый раз, когда приходил сюда, оставив чехол от своей гитары на заброшенной деревянной дорожке. Гроза просверкала над его головой, и первые капли дождя начали стекать, будто слезы, по его лицу. Спешить домой было уже поздно, поэтому он просто остался на месте, позволяя небесам разверзнуться прямо над ним, не особо беспокоясь о безопасности своей гитары. Он и раньше оставлял ее под дождем. Гитара явно была недовольна этим, но вода не оставляла особых последствий. Возможно, на ней была какая-то гидроизоляция.
Несмотря на тяжелые тучи, Мидория все еще видел слабый оранжевый оттенок заката, разливающийся по горизонту. Он окрашивал своим отсветом прозрачные капли дождя и клубящиеся волны так, что они были похожи на пламя, разгорающееся в небе и над океаном.
Мидория улыбнулся и начал наигрывать первую песню, которая пришла на ум. Он, может, пожалеет о ее выборе впоследствии, но, в тоже время, и оглянется назад потом с более широкой улыбкой, чем была у него на лице в тот момент.
~Set Fire to the Rain – Adele~
(https://www.youtube.com/watch?v=N9o64xyjGWA)
Когда первые аккорды прозвучали над пляжем, что-то смешалось в голове Мидории, перевернулось в его груди. Это чувство было в нем всегда. Оно пробуждалось только тогда, когда он начинал играть. Именно поэтому он так сильно любил музыку. В эти моменты он чувствовал, что целиком отдается ритму. Только тогда он мог забыть обо всем, погрузиться в собственный, совершенно новый мир. Это чувство казалось еще легче сегодня. Оно взвивалось, смывая собой приевшийся ком в горле. И поэтому, с мыслями о счастливых лицах друзей его переполнила уверенность. Он открыл рот.
И
запел.
— My hands – they’re strong. But my knees, were far too weak…
(Мои руки сильны. Но колени дрожали…)
Он позволил своему голосу эхом раздаваться над пляжем, заполняя им каждый уголок, каждую трещину. Ему нравилось это давно затерянное в нем ощущение, отдающееся в груди. Он, конечно, и раньше пел, как и все остальные, было ли это простое подпевание мелодии по радио или поздравление друга на его дне рождения. Мама Изуку говорила, что в его пении было что-то волшебное, что-то, что никто не мог с точностью описать. Как будто он всегда передавал смысл песни, ее эмоции безо всяких затруднений. Но он никогда так не отдавался музыке, как в этот самый день.
— …I set fire – to the rain. Watching it pour…
(Я поджигаю капли дождя. Смотря, как он льется…)
Как будто он играл на древнем инструменте, который он все никак не решался опробовать, хоть тот и был с ним почти с рождения. Его горло болело и хрипело из-за долгого неиспользования, но слова песни все равно пробивались.
— When I lay, with you…
(Когда я лежу с тобой…)
Мидория смотрел вдаль, на горизонт, где продолжало садиться солнце. В облаках уже образовался просвет, хоть и недостаточный, чтобы остановить дождь или ослепить его светом заходящего солнца.
Волосы Мидории намокли от дождя, стало сложнее ориентироваться в скользких струнах. Ошибся он в какой-то момент или нет, он никогда не узнает. Слишком сильно он был погружен в музыку, и его это просто не волновало. Равно как и прилипшая к коже одежда, и соленый воздух, царапающий губы.
Дождь светился на фоне заката, и так ярко, что каждая капля могла сравниться со звездой. Его фантазия разыгралась, когда он услышал шипение от упавшей на поверхность гитары капли.
И затем начался второй припев.
— But I set fire – to the rain!
(Но я поджигаю капли дождя!)
И дождь…
загорелся.
Музыка сразу же остановилась, когда Мидория вскрикнул, упав в воду с той кучи, на которой сидел. Пламя начало угасать сразу же, как прекратилась музыка.
Мидория в страхе делал глубокие вдохи, по колено стоя в океане, чьи волны разбивались о его спину. Гитара лежала в нескольких метрах от него. Он медленно пробрался сквозь воду и поднял её.
Она вся была покрыта выжженными отметинами.
Мидория моргнул и посмотрел на небо. Он все еще ощущал, как дождь падает на его лицо. Солнце зашло. Лучи, подсвечивающие облака, исчезли.
Так почему дождь продолжал сиять?
Это галлюцинации? Почему его гитара вся в пятнах, а кожа осталась нетронутой? Почему пляж вокруг продолжал тлеть? Горячая вода просочилась в его ботинки, когда он выбирался на сушу.
Мидория упал рядом с чехлом от гитары. Он проверил воду, которая накопилась внутри — горячая, почти
кипяток.
— Я поджёг капли дождя… — пробормотал Мидория. Дождь тем временем все усиливался.
Именно в этот момент беспокойный ум Мидории вернулся к вступительному экзамену и к его ответу на один конкретный вопрос.
"Тем не менее, аллели, отвечающие за беспричудность, и ген, из-за которого появляется дополнительный сустав, находятся настолько близко друг к другу, что наследование их по отдельности практически невозможно".
— Практически невозможно, — сказал он вслух сам себе. — Практически…
Не невозможно.
Просто очень
редко.
Он запрокинул голову и в последний раз прокричал:
— Я поджигаю! Капли дождя!
Но ничего не произошло.
«Не сходи с ума… Скорее всего, что-то выделилось из мусора и прожгло гитару. А воду просто нагрело солнце… да, точно» — рассуждал Мидория, расхаживая туда-сюда.
Но… Что если дело в пении?
Мидория вытащил телефон, пытаясь разблокировать его под сильным ливнем. Мама еще не писала ему. До того, чтобы отправляться домой, еще было время.
Он прикусил губу… должен был быть способ проверить это…
Он открыл свою загруженную музыку и умудрился добраться до плейлиста, созданного для танцев. В нем были и обычные песни, и их караоке версии. Они танцевали под сотни из них на протяжении всех этих лет. Он включил искомую песню.
Улыбка вернулась, как только он услышал знакомый ритм.
~Walking on Sunshine – Katrina and the Waves~
(https://www.youtube.com/watch?v=t8q_sOZkQEU)
— I used to think maybe you loved me; now baby I’m sure…
(Я раньше гадал, любишь ли ты меня, но теперь я уверен…)
Он стал скакать по песку, запрыгивая на полузакопанные предметы, выкинутые сюда года три назад. Он крутанулся в прыжке, мысли о сожженной гитаре отступили на второй план, их вытеснил оживленный ритм.
— Now every time I go for the mailbox, gotta hold myself down…
(Теперь мне приходится держать себя в руках каждый раз, проверяя почту…)
Он засмеялся, тормозя о песок и чуть не споткнувшись о старую шину.
Теперь он промок полностью, чего не произошло даже при погружении в океан. Но он уже не чувствовал холодных капель от усилившегося дождя. Он был слишком растворен в танце, и его не волновали промокшие ботинки и застрявший в штанах песок.
— Now I’m walking on sunshine! Woah!
(Теперь я гуляю под солнцем! Воу!)
В этот же момент облака расступились прямо над его головой и луч света осветил место, где он стоял, следуя за ним по пятам, словно прожектор.
Когда закончился припев, он упал на землю, восторженно смеясь и выключая музыку на телефоне.
Свет снова угас.
Это уже не могло быть совпадением — солнце уже зашло!
Мысли Мидории заметались. Он думал, что бы случилось, если бы он продолжил петь, что смогут сделать другие песни и…
«…О мой Бог, у меня есть Причуда!»
Он вскочил на ноги и закричал в небо:
— У МЕНЯ ЕСТЬ ПРИЧУДА!
Его телефон завибрировал — мама спрашивала, где его носит.
Улыбка все еще была у него на лице. Мидория помчался обратно к чехлу от гитары, застегнул его, взял за ручку и сорвался с места. Всю дорогу домой он бежал, останавливаясь только что бы отдышаться.
Он вошел внутрь и закрыл за собой дверь.
— Изуку! Что случилось! Ты что, стоял прямо под дождем?! — закричала его мать, как только он зашел в дом, оставляя повсюду мокрые следы. Но потом она заметила выражение его лица.
— Что произошло? — спросила она. — Изуку, ты пугаешь меня!
— Мам, — проговорил он, трясясь от холода, на что не обращал внимания. — Мам, у-у меня есть причуда.
— Н-не… Не может быть, ч-что… что это?
— Пение, — выдохнул он.
— П-пение? Н-но… Как же твой сустав?
— Такое возможно, — объяснил он, сбрасывая чехол от гитары у двери и доставая инструмент. Изуку вылил из него лишнюю жидкость и поставил рядом с батареей. — Очень, очень редко, но не невозможно, так что, очевидно, — сказал он, схватив Инко за плечи, —
возможно.
Ее глаза наполнились слезами.
— Т-ты уверен, Изуку?
— Мам, я пел о том, что поджигаю дождь и… — он указал на покрытую пятнами гитару, — я
поджег дождь.
Она дотронулась до пятна сажи на инструменте и посмотрела на след, оставшийся на ее пальце.
— У т-тебя есть причуда, — запинаясь, сказала она прежде чем слезы покатились по ее щекам. — Т-ты
пел!
И Мидория сам заплакал, его слезы смешивались с каплями дождя и солью, оставшейся на одежде от морской воды.
Но это было только начало.
