Survive

— Дэниел Джеймс Сиви, я убью тебя, если останусь жива! Откинув со лба влажные волосы, он мимолётно целует меня в щёку, поворачиваясь к Нэнни: — Уже? Она кивает, и её смуглом лице, расчерчённом глубокими возрастными морщинами, расцветает ослепительная улыбка. Взглядом указав ему на невысокую тахту, застеленную чистой тканью, женщина выходит в соседнюю комнату, пока Дэнни помогает мне подняться с кресла и лечь. Сквозь сцепленные зубы прорывается болезненный стон. Я отчаянно хватаюсь за руку парня, будучи не в состоянии думать ни о чём, кроме сводящей с ума боли. Мягкие прикосновения к щеке слишком сильно контрастируют со свалившейся на меня агонией — на глазах выступают слёзы. — Чтоб я ещё хоть раз согласилась на такое, — бурчу, агрессивно пытаясь их сморгнуть, — да лучше с десятком мертвецов драться! Ладно, это я, конечно, загнула. В голове вспыхивают отрывистые воспоминания пятилетней давности о моём одиночном походе в Бруксвик — до сих пор не знаю, каким чудом мне удалось пережить то дерьмо, в которое я по своей воле влезла. Пять лет спустя многое из того, что было до и после этого кажется практически нереальным, будто происходило не со мной. Но через всё правое предплечье Дэниела всё так же тянутся два широких, уже побледневших от времени шрама — я вижу их каждый раз, когда он закатывает рукава перед тем, как что-то делать, или снимает рубашку, ложась спать. Так и не избавился от привычки скрывать «метку», оставленную тем заражённым, словно это позорное клеймо. Уж мне-то хорошо известно, что это не так. Тихо скулю от очередной волны боли, и в этот момент возвращается Нэнни с большим тазом воды. Пожилая бразильянка выглядит донельзя довольной и даже мурлычет себе под нос мотив какой-то старой песни — не уверена насчёт Дэниела, а я её энтузиазма не разделяю. Хотя здесь, в Лагере, она действительно незаменима. Неважно, у тебя внутреннее кровотечение или просто болит зуб — ты идёшь к Нэнни и выходишь оттуда здоровым ровно настолько, насколько это вообще возможно в наших достаточно скромных условиях. Она жестами просит Дэнни сесть за моей спиной, чтобы мне было на что опереться, а сама с беспечным видом моет руки, искоса поглядывая на нас. От боли немеет поясница, меня бросает в жар, а рубашка липнет к вспотевшему телу. Мерзость. Пытаюсь отвлечься мыслями о том, чем сейчас заняты мои друзья. Парни наверняка ошиваются где-то на складе или расчищают завалы ближайшего города. Габби присматривает за детьми, как и всегда. Тейт, скорее всего, дежурит на кухне, хотя ненавидит этим заниматься, а Кристина помогает в лаборатории. Сейчас это дело первостепенной важности. Жаль, что Кэррол больше не с нами. Уверена, она смогла бы внести весомый вклад в эту работу, ведь именно ей удалось довести до ума корявую формулу, потерянную и затёртую в глубинах моей памяти. Как только Дэниелу стало лучше, и мы, потратив кучу времени, нервов и сил, прибыли на Западное побережье, куда преимущественно бежали уцелевшие, то сразу рассказали руководству Лагеря о лекарстве. Боб и Джордж, которого почти все называют «папа Джо», отнеслись к нашим словам со скепсисом, но дали шанс доказать свою правоту. С тех пор многое изменилось. Да, мы всё ещё не понимаем, почему на одних заражённых сыворотка действует, а на других нет, но благодаря ей людей — настоящих людей — с каждым днём становится всё больше. Помнится, Джона недавно говорил, что они планируют организовать вылазку в Южную Америку, чтобы увидеть, как обстоят дела там. Впрочем, как бы бессовестно это не звучало, я рада, что это больше не моя забота. Дэнни берёт меня за руку, переплетая наши пальцы. Неосознанно сжимаю их слишком сильно, заслужив резкий вздох с его стороны. — Настолько больно? Вскидываю бровь, размышляя, серьёзно ли он это спрашивает. Иногда мужчины бывают такими идиотами, что не устаёшь поражаться. — Нет, что ты, я просто дурачусь, — огромным усилием выдавливаю язвительный ответ, который, к моему сожалению, звучит больше жалобно, чем саркастично. Дыхание становится свистящим и тяжёлым, зато Нэнни уже откровенно посмеивается над нами. Прохладные губы касаются моего виска, принося секундное облегчение. Я устало откидываюсь на грудь парня, как на подушку. Хочу пить и чтобы всё наконец закончилось. Дэниел понимает меня без слов и терпеливо подносит стакан, край которого я ловлю губами. Низ живота пронзает особенно острая вспышка боли — от неожиданности я вскрикиваю и содрогаюсь, проливая часть воды на себя. На груди расползается мокрое пятно. — Она говорит, осталось недолго, — шепчет Дэнни, успокаивающе поглаживая мои плечи, пока я использую короткую передышку, чтобы восстановить сбившееся дыхание. Теперь мне становится страшно и хочется оттянуть решающий момент чем подальше. — Я здесь. Два простых слова, но они значат для меня так много, в особенности сейчас. И он действительно тот, кто будет со мной до конца. — Я люблю тебя, — хрипло шепчу я, игнорируя тот факт, что откровенно плачу. — Я тебя больше. Мне всерьёз кажется, что я вот-вот умру, однако всё внезапно прекращается. Не могу ощутить и понять своё тело: его нещадно ломит, но вместе с тем оно более чем расслабленно, и я позволяю себе тихонько выдохнуть. Неужели и правда конец? Но когда Нэнни протягивает мне шевелящийся свёрток, всё это отходит на второй план. Пара сильных рук накрывает мои дрожащие, поддерживая, и каким-то образом жизнь приобретает совершенно новый смысл, спрятанный в отражении сонно прикрытых голубых глаз. Сын.