Шорохи в доме

      — Меня не было в стране всего четыре дня, а ты уже выдумал какой-то гениальный план и успел несколько раз в нем разочароваться. И после этого ты меня будешь называть ветреным? — усмехнулся Хонджун.       — Я всего лишь не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством, — Джунхи откинулся на спинку кресла. — Тем более, я понимаю, как нелегко тебе дается соседство с Клео.       — Имей в виду, что только поэтому я тебя и отпускаю, — Хонджун наколол на вилку спаржу и с деловым видом отправил ее в рот.       — То есть мне стоит благодарить ее за то, что я не заперт в твоей квартире?       — Именно так.       Джунхи улыбнулся словам друга и бросил взгляд за окно. Потоки дождя, стекающие по стеклу, превратили свет уличных фонарей в размытые мерцающие пятна. Серые фигуры кутающихся в плащи людей мелькали в свете фар проезжающих автомобилей и исчезали в темноте. Он любил такую погоду. В ней было что-то вдохновляющее. Конечно, если при этом ты сидишь дома, грея ноги у камина, или в теплом уютном ресторане как сейчас.       — Вообще-то я уже не уверен, что это хорошая затея, — вздохнул Джун, наконец.       — Я бы мог сейчас сказать что-то вроде «ну и к дьяволу все, оставайся», но не буду, не надейся даже, — твердо произнес Хонджун. — Конечно, не хочется, чтобы ты уезжал, но твои похороны расстроят меня больше, чем разлука. А в том, что издатель тебя убьет, если ты не допишешь эту несчастную книгу, я не сомневаюсь.       — О, это уж точно!       — Ну вот. Тогда не вижу причин для сомнений. Искренне не понимаю, почему тебя несет именно в неизвестное захолустье, но если уж решил — действуй. И не накручивай себе нервы.       — Не знаю Хон, — насупился Джунхи. — Чем больше я думаю о том доме, тем четче мне представляется странный огонек в глазах риелтора. Уж слишком активно она пыталась мне его впарить.       — Приплыли! — всплеснул руками Хонджун. — Родной мой, это ее работа, конечно, она была рада заключить такую выгодную сделку!       — А вдруг там кого-нибудь убили или типа того?       — Господи боже мой…. Ну, даже если так, то, уверен, после этого там все отмыли. Вот если канализация неисправна или интернета нет, тогда да — проблема.       Брови Джунхи поползли на лоб.       — Иногда твое хладнокровие меня пугает, — протянул он.       — Джун, дорогой, — Хон посмотрел на него поверх очков в тонкой оправе, — бояться стоит людей, а не монстров под кроватью. А твой издатель опаснее любого упыря.       Джунхи не ответил, мысленно соглашаясь с другом. И все же что-то не давало ему покоя. Он не до конца понимал, что и зачем делает. Оставшись на несколько дней наедине с собой, он затосковал. Мысли о романе перемежались с воспоминаниями, от которых он упорно бежал, и в какой-то момент писатель обнаружил себя в риэлтерском агентстве, подыскивающим дом, где можно было бы спрятаться от всего этого. Одно из предложений отчего-то взволновало его. Он зачем-то согласился, зачем-то подписал договор. И лишь выслушав брань своего литературного агента, понял, что наделал какую-то ерунду. Он — на сто процентов столичный человек — обрек себя на два месяца жизни в какой-то глуши.       «Сумасшествие».       — Ау, Джунхи, ты где витаешь опять? — Хонджун провел ладонью перед его лицом.       — А? Прости, задумался, — Джун отрезал кусок стейка и, макнув его в соус, протянул другу. — Хочешь?       «Она любила воровать еду из моей тарелки. Было так забавно».       — Сам ешь свою мертвечину! — скривился Хон.       — О, прости, — сердце писателя на мгновение сжалось. Ему стало неловко. — У меня все еще иногда бывает… — пробормотал он, — что-то вроде провалов.       — Не удивительно, — нахмурился Хонджун. — Эта сумасшедшая чуть в могилу тебя не свела.       — Не надо, Хон. Все не так.       — А как, Джун?! Или не из-за этого ты с катушек слетел? Я, между прочим, до сих пор зол и обижен. И если бы не моя бесконечная любовь к твоей персоне, вряд ли бы я тебя простил, — видимо, Джунхи заметно помрачнел, потому что преувеличенно-возмущенный тон Хонджуна сменился дружески-теплым. — Ну, все, ладно, не кисни. Я зря затронул эту тему.       — Да нет, не извиняйся. Я действительно поступил ужасно, — вздохнул Джунхи.       — Ай, ну, началось, — Хон цокнул языком, и на его лице возникло страдальческое выражение. — Все, Пак, забудь. Прекрасный вечер, классное вино, музыка хорошая. Давай не будем портить атмосферу?       — Я ведь даже не отблагодарил тебя, как следует, за то, что вытащил меня, — не унимался писатель. — Помог замять такой скандал…       — Боже, Пак Джунхи! Завязывай давай. Все, проехали, — Хон заерзал и начал оглядываться по сторонам, будто что-то в окружающей обстановке могло ему помочь усмирить внезапный порыв друга.       — Окей, ладно, прости.       — Прекрати извиняться, это действует на нервы.       — И все-таки, как мне отплатить за твою доброту?       — Пак, ты меня убиваешь, — Хонджун закатил глаза.       — Ну, хочешь, я напишу с тебя персонажа своей книги?       — Э-э-э, нет-нет-нет, спасибо. Знаю я, чем это закончится: ты его утопишь или застрелишь. Не желаю быть убитым.       — Дурак, — мягко произнес Джун, глядя на раскрасневшегося друга. — Скажи тогда, что мне сделать?       — Ох…. Просто реши уже свои проблемы и верни мне прежнего Джуна. Большего мне не надо.       — Ты ангел, — улыбнулся писатель.       — Фу, какая пошлость, — Хон недовольно поморщился.       — Тебе не нравятся крылья и нимбы?       — Мне не нравится сравнение с бесполыми существами, — бросил Хон, хлопая себя по карманам брюк в поисках чего-то.       Джун наблюдал за другом и чувствовал тепло в груди.       Хон всегда был непосредственным и выделялся среди толпы: когда осветлял волосы вопреки школьным правилам, когда разрисовывал обувь и перекраивал одежду, когда прогуливал уроки. Он всегда говорил то, что думал, и за это многие его недолюбливали. Но Джун любил эту его черту. Хон действительно иногда напоминал маленького мальчика, но этот «ребенок» волшебным образом становился серьезным взрослым мужчиной, когда того требовала ситуация. Поэтому он был первым, кому Джун позвонил, оказавшись в полицейском участке.       Почувствовав, как подступают слезы, писатель выдохнул и как можно беззаботнее обратился к другу:       — Напомни, когда твоя выставка?       — Через три месяца, — ответил тот, копаясь в сумке.       — Так скоро. Но ты ведь все еще не завершил ту картину?       — Ох, Джунхи, это мое проклятие. Каждый вечер она кажется мне идеальной, но каждое утро я вижу в ней миллион недостатков!       — Ничто не бывает совершенным.       — Не беси меня, Джун! Я не могу позволить вывесить полотно, позорящее мое имя.       — Хон, я видел картину. Она прекрасна.       — О, ну конечно! Ты пишешь книги, что ты можешь понимать?       — Пытаешься меня обидеть?       — Тебя природа обидела, когда ума не досыпала.       — Какая же ты зараза.       — Не отрицаю.       — Но я все равно обожаю тебя.       — Взаимно.       Хон, наконец-то, нашел искомое и извлек на свет блестящий портсигар на вид так годов пятидесятых прошлого века.       — Господи, где ты достал этот хлам? — удивился Джун. — Никто в наше время не носит сигареты в портсигарах.       — Носят.       — Не-а.       — Да, — упорствовал художник.       — Ну и кто?       — Я, например.       — И как я не догадался? — засмеялся Джунхи.       — Ты видел вообще современные упаковки? Раньше это была просто безвкусица, но теперь на них клеят картинки с разлагающимися органами. Моя тонкая художественная натура не может этого выдержать.       — Это делают с заботой о твоем здоровье.       — С заботой о моем здоровье пусть закроют табачные заводы, — Хон протянул другу портсигар, предлагая угоститься.       Джун давно не курил. Чхве Чонхо — его литературный агент — готов был растерзать Пака на месте, застав за этим занятием, и злить парня лишний раз не хотелось. Но сейчас Чонхо рядом не было, поэтому Джунхи вытащил сигарету и прикурил от любезно протянутой Хоном зажигалки, что удивительно подходила под стиль портсигара.       — На одной барахолке покупал? — насмешливо бросил писатель.       — Между прочим, этот «хлам» стоил мне немалых денег. Знал бы ты, кому эти вещи раньше принадлежали!       — Избавь от подробностей.       — Я и не собирался рассказывать. Ты все равно вряд ли знаешь, неуч.       — Это говорит мне человек, не закончивший школу?       — Да. Тот самый, что и без аттестата прилично зарабатывает. Гениям эти бумажки не нужны.       — Не стану спорить, — вкус сигарет был отдаленно знаком и напоминал что-то, что Джун не мог уловить. Впрочем, он и не старался.       Расслабившись, он прикрыл глаза и немного съехал по спинке кресла.       — Пока ты не укатил черт знает куда, — голос Хона звучал как будто издалека, — объясни, почему именно этот дом? Почему не на Чеджу, например?       — Не знаю. Сложно объяснить. Просто почувствовал что-то. Увидел фото, и как обухом по голове ударило, — Джун говорил, но слова тут же растворялись как дым, и вскоре ему начало казаться, что он и вовсе не произносил этого, а лишь подумал. С трудом подняв отяжелевшие веки, он взглянул на друга. — Хон, ты мне что подсунул?       Хонджун расплылся в довольной улыбке:       — Прикольная штука, да? Ты, наверное, со студенческих времен таким не баловался.       — Вот же гадёныш, — негромко засмеялся Джунхи и сделал еще затяжку. — Скажи, ты будешь по мне скучать?       — С чего бы вдруг? У меня и без тебя есть с кем провести время.       — Ой, ладно тебе, признайся, — не унимался Джун. Он сощурился, став похожим на хитрого кота.       — Отвали, Джунхи. На хрен ты мне не нужен.       Пак продолжал сверлить друга взглядом.       — Ну, хорошо, хорошо! — сдался Хонджун. — Я полгода бился с твоей тупостью и столько же надеялся на чудо, а ты берешь и снова сваливаешь. Конечно, я буду по тебе скучать! Доволен?       — Да, — хитрый кот сделался довольным котом.       Мобильник Джуна зазвонил так неожиданно громко, что оба парня подпрыгнули на своих местах.       — О, это Чонхо, — возвестил писатель, не сразу сообразив как принять звонок. — Алло?       — Пак, мать твою, Джунхи! А ну-ка быстро вынь изо рта эту дрянь и тащи свою задницу в машину! — гневно прокричала трубка. Джунхи огляделся вокруг, затем посмотрел за окно и уловил знакомый силуэт автомобиля.       — О, ты уже приехал… — протянул Джун и поспешил затушить сигарету, чуть не промахнувшись мимо пепельницы.       — Вымой руки и закинься жвачкой! Не хочу, чтобы машина провоняла табаком! — продолжал ругаться Чонхо. — У тебя десять минут!       Дав отбой, Джунхи взглянул на замершего Хона и усмехнулся.       — Слышал, да?       — Понимаю, почему ты держишь его подальше от меня, — Хонджун покосился в окно.       — У вас, кстати, есть одна общая черта.       — Какая это?       — Вы оба любите ворчать, — засмеялся Джун. — Надо вас все-таки познакомить. Может, станете пилить друг друга и оставите меня в покое. Так и вижу искры между вами. Вы бы стали парой года.       — Нет уж, не надо! — запротестовал художник. — Мне хватило прошлого раза, когда я весь вечер увивался за твоим «идеальным кандидатом», а он оказался гетеро.       — О, тогда, действительно, промашка вышла, прошу прощения. Но Чонхо точно би.       — Если он так и не смог определиться с кем ложиться в постель, то не сможет оценить и широту моего гения, — фыркнул Хон. — К тому же, я не готов ради какого-то сопливого паренька лишать себя любимых удовольствий, — он затянулся и с показным наслаждением выдохнул дым.       — Как знаешь, — поднявшись, Джунхи потянулся, поспешно нацепил черную кожаную куртку и достал бумажник.       — Ты что делаешь?! — возмутился Хонджун.       — В смысле? — Джун замер с банковской картой в руках.       — Я пригласил тебя сюда, я и оплачу счет. Убери карточку, не позорь меня!       — Но…       — Джунхи, солнце мое, — Хон поправил очки, — я тебе глаз выколю.       — Все, понял, — Джун поднял ладони в примирительном жесте. — Рад, что мы успели пересечься. Надеюсь, твоя картина перестанет тебя мучить.       — Катись давай, писатель. Сотвори там шедевр и поскорее возвращайся к нормальной жизни, — Хон явно хотел, чтобы это прозвучало небрежно, но теплота в его голосе не укрылась от Джуна, заставив дрогнуть уголки губ.       Немного приведя себя в порядок, Джунхи выскочил на улицу и в пару шагов преодолел расстояние до автомобиля. Усевшись, он тряхнул головой, разбрызгивая с волос дождевую воду. Грозный Чонхо повел носом и, видимо, удовлетворившись отсутствием табачной вони, тронулся с места, не произнеся ни слова.       Они долго толкались на выезде из города, потому что впереди, перегородив две полосы, столкнулись две легковушки. Виновники аварии не нашли способа договориться и сцепились, словно разъяренные псы, прямо на проезжей части, беспорядочно размахивая кулаками.       — Придурки, — проворчал агент, когда их машина медленно проползала мимо.       Джун силился вспомнить, видел ли парня хоть раз веселым, но никак не мог. Чонхо каждый раз представал перед ним либо грозовой тучей с сурово сдвинутыми бровями, либо с ироничной улыбкой на губах, что сигнализировало о предстоящем язвительном разговоре, приправленном подколами и издевками.       И все-таки Пак любил этого малого и был бесконечно ему обязан.       Внезапно резкий толчок бросил Джуна вперед, и только ремень безопасности уберег его лицо от встречи с передней панелью, которая могла поспорить по стоимости с новым носом.       — Ты охренел, урод?! — заорал Чхве, опуская стекло. — Куда ты лезешь?!       Подрезавший их водитель, опустил стекло пассажирской двери и с наглой ухмылкой показал средний палец. Чонхо разразился такой отборной бранью, что Джун невольно вжался в кресло. Уши его начали гореть. Ему подумалось, что будь у Чонхо оружие, он выпустил бы в лоб наглецу всю обойму. В такие моменты писатель искренне недоумевал, как с настолько буйным нравом парень смог построить успешную карьеру.       Когда они, наконец, выбрались из плена городских улиц и выехали на широкое шоссе, а Чонхо немного остыл, Джунхи осмелился подать голос:       — Ты чего нервный-то такой?       — Хм, дай-ка подумать…. Может, потому что я посреди ночи прусь в какую-то глушь, чтобы ты нашел «вдохновение»?! Знаешь, Пак, я никак не пойму в какой момент переквалифицировался в твоего личного водителя. Даже не так. Когда я стал твоей нянькой, вот чего я никак не могу понять!       — Ну ладно тебе, не кипятись. Меня два месяца в столице не будет, вот и отдохнешь.       — Отдохнешь с тобой, как же. Ты через пару дней домой запросишься.       — А вот и нет! — надулся Джунхи.       «Да за кого он меня принимает? Я что, ребенок что ли?»       — Ставлю сто тысяч вон, что так и будет.       — Окей, я принимаю твою ставку, — Джун скрестил руки на груди.       Некоторое время они ехали молча, игнорируя недовольное сопение друг друга, пока вдруг одновременно не начали:       — Насчет Клео…       Оба стушевались.       — Говори, — предложил Джунхи.       — Нет, ты давай, — бросил Чхве.       — Нет, ты первый.       — Пак, я тебя придушу!       — Ладно, ладно! Злой какой, кошмар, — пробормотал Джун. — Хотел попросить, чтобы навещал ее в гостинице. Она еще совсем ребенок и не разлучалась со мной надолго. Будет скучать без знакомых лиц.       — Почему тогда не взял ее с собой?       — Я ведь работать еду. Ты сам говорил, что меня ничто не должно отвлекать.       — А у художника своего почему не оставишь?       — У него аллергия. Он итак почти месяц нас терпел. Я, конечно, закрывал ее в своей комнате, но шерсть такая штука…. Хонджун измучился.       — Пф, ну так сразу бы ее в гостиницу отправил, — пожал плечами Чонхо.       — Вот сразу видно, что у тебя нет детей, — заметил Джун, сведя брови к переносице.       — Окей, раз ты так переживаешь за свою красотку, то есть вариант получше. Пусть живет в привычных условиях.       Джун непонимающе уставился на агента. Тот, на мгновение повернувшись к нему и заметив устремленный на себя взгляд, покачал головой.       — Пак, не тупи. Я говорю: пусть живет в твоих апартаментах. Так и быть, я за ней пригляжу.       — Ты серьезно сейчас? — обрадовался Джунхи. — О, это было бы отлично! Но учти, к ней нужно приходить минимум пять раз в день. У нее особый режим питания, поэтому очень важно….       — К чему такие сложности? — перебил Чхве. — Я просто временно переберусь к тебе.       — Чего?! — на пару секунд Джунхи даже потерял дар речи.       — А что такого? Это ты там не можешь оставаться, потому что чувствительный такой. А мне вполне по силам.       — Ты охренел? Собираешься раскидывать носки по моей квартире и водить своих любовников?       — Понятно, какого ты обо мне мнения. Спасибо, низкий поклон. А я еще хотел помочь ради спокойствия Клеопатры! Боже, что за тупое имя для кошки?       — Прекрасное имя! Если ты не в курсе, Клеопатра была великой женщиной!       — Я вообще-то, на минуточку, не дурак, и в курсе, кто она такая, — Чонхо кинул на Джуна тяжелый взгляд. — Но как можно было назвать Клеопатрой манчкина?       — Не смотри, что у нее короткие лапы, в душе она — грациозная лань! — воскликнул Джунхи.       — Окей, окей. Но лучше же, если за твоей ланью будет присматривать проверенный человек, так ведь?       — Да, ты прав, — кивнул головой Джун. — Но у него аллергия, я уже говорил.       — Я реально задушу тебя, — стиснул зубы Чхве.       — Хорошо, сделаем вид, что я тебе доверяю, — выдохнул писатель. — Все ее вещи уже упакованы, поилку и переноску найдешь в комнате. Хонджун покажет. Правда… — начал он и остановился, готовясь к новой волне ругательств, — я ему еще не говорил, что ты придешь.       — В смысле? — нахмурился Чонхо.       — Да как-то из головы вылетело. Мы встретились в ресторане, как только он прилетел. И я забыл предупредить, что Клео еще дома…       — Боже, ну за что?! — Чонхо возвел глаза к небу. — Если бы четыре года назад меня кто-нибудь предупредил, что ты такой идиот, я бы и на метр к тебе не подошел!       — Ой, ладно! Я принес тебе немало денег, между прочим.       — Только поэтому я тебя и терплю.       — А я думал, мы друзья.       — Нет, Пак, не дай Бог! — воскликнул Чонхо.       Джунхи отвернулся всем своим видом показывая, что смертельно обижен.       Дождь прекратился. Темные силуэты деревьев мелькали за окном, а машин на шоссе становилось все меньше, пока, в конце концов, свернув, парни не оказались на совершенно пустой дороге. Фонарей здесь не было, и только свет фар прорезал ночную тьму.       Джунхи чувствовал, как веки его тяжелеют. Он, вроде бы, слышал, как негромко запело радио. Или ему это снилось? Голоса тянущие что-то о бесконечной любви сливались, и вскоре он уже не мог разобрать ни слова. Зато другой голос — такой пугающий и любимый — зашептал ему что-то на ухо, а затем заполнил собою все.       — Нет, ты меня совсем не любишь! — Минджи вскинула голову и поджала губы.       — Ну что ты такое говоришь? — Джун чувствовал себя так, будто его придавило бетонной плитой. Он не понимал, в чем снова провинился. Он ведь правда старался, чтобы она была довольна. И все ведь было хорошо еще минуту назад!       Теперь же в холодных глазах Минджи блестели слезы, и правая щека нервно подергивалась.       — Я не понимаю, Джунхи, ты специально надо мной издеваешься? — ее голос ржавым лезвием прошелся по сердцу. — Для тебя мои слова пустой звук? Я все для тебя делаю, а ты не можешь понять элементарных вещей!       — Да что не так? — он растерялся, перебирая в голове тысячи ее предыдущих упреков, силясь понять, на чем снова погорел.       — Галстук, Джунхи! — рявкнула девушка.       Джун инстинктивно потянулся к галстуку, все еще не понимая, что так разозлило невесту.       — Так сильно дорожишь ее подарками, да? — прошипела Минджи.       И тут до него дошло.       — Милая, это всего лишь добрый жест бывшей коллеги. В этом ничего такого нет, я…       — Если он для тебя ничего не значит, зачем тогда надел? Зачем вообще хранить его у себя? — Минджи побледнела от гнева. В ее глазах пылала такая злость, что у Джуна закружилась голова.       Он снял с себя несчастный кусок ткани и, вытянув в руке, будто ядовитую змею, направился в кухню. Молча жалея о потере качественной вещи, он выбросил галстук в мусорное ведро, надеясь, что на этом все закончится.       Он хотел бы убедить девушку, что она зря так ревнует его, но знал, что это бесполезно. Минджи не видела разницы между прошлым и настоящим, а он слишком полюбил ее, чтобы потерять.       Она стояла в дверях кухни, скрестив руки на груди.       — Вот видишь, — произнес Джун, — для меня это ничего не значит.       — Не пойму только, почему мне приходится по сто раз тебе все объяснять! — скривилась девушка. — Ты постоянно делаешь из меня монстра! Я ведь люблю тебя, Джунхи, и всего лишь прошу уважать меня! Я не хочу на тебя кричать, но ты сам меня вынуждаешь! А потом я плохая! — она всхлипнула.       — Нет, милая, нет! — Джун подошел и взял ее ладони в свои. — Ты замечательная. Я тоже тебя очень люблю! Прости, пожалуйста. Я дурак и очень виноват перед тобой. Прости!       — Хорошо, — Минджи высвободила ладонь и стерла слезы. — Иди, просыпайся быстрее, мы опаздываем.       — Что? — Джун подумал, что ослышался.       — Я говорю, просыпайся, — голос девушки вдруг стал ниже. — Слышишь? Пак, блин, хорош дрыхнуть! Приехали.       Джунхи открыл глаза.       — Ну, наконец-то! — пробурчал Чонхо. — Я уж думал, ты умер. Не смей этого делать, — он погрозил пальцем.       — Я еще тебя переживу, — в тон ему ответил Джунхи. Он потянулся, разгоняя кровь по затекшему телу.       Чонхо вышел из машины и выругался. Джун поежился от холода, ворвавшегося в салон, полностью разделяя его чувства. Нынешний август напоминал глубокую осень: серости, холоду и дождям не было видно конца и края. Отчаявшись дождаться тепла, писатель набрал с собой кучу свитеров, вязаные носки и кое-что еще, о чем Чонхо знать было не обязательно.       Выбравшись из авто вслед за агентом, Джун оглядел дом. Двухэтажное белое здание выглядело почти как на рекламном проспекте, насколько он мог судить в темноте. Его черные окна в эту безлунную ночь напоминали пустые глазницы. По спине писателя пробежал холодок. Вообще-то этот дом привлек его своей уединенностью. Он располагался на холме, у подножия которого разросся заброшенный дикий виноград. Здесь никто не должен был вспугнуть его своенравную музу.       Чуть дальше — вниз по дороге — притаился небольшой городок, где при необходимости можно было закупиться нужными мелочами. Джун поглядел в ту сторону, где ожидал его увидеть, и изумился. Он настолько привык к множеству ярких огней ночной столицы, что единственная освещенная улица города показалась ему узкой речушкой. Все остальное утопало во мраке. Как бы он ни напрягал зрение, ему не удавалось разглядеть ни домов, ни торгового центра, который, как он знал, там должен быть.       — И долго ты будешь любоваться видами? — напомнил о себе Чонхо. — Может, поможешь мне занести твои чемоданы?       — А, да, сейчас, — Джун кинулся к двери и, подсвечивая замочную скважину телефоном, открыл ее, затем, торопливо нащупав выключатель, зажег свет и посторонился, пропуская агента.       Чонхо бесцеремонно скинул в кучу чемоданы и сумки, которые приволок из машины, прямо в коридоре. У Джунхи екнуло сердце. Глядя на один из чемоданов, он безмолвно вознес молитву о том, чтобы его содержимое не пострадало.       — В общем, так, Пак Джун, — начал Чонхо наставническим тоном, — хоть я и буду далеко, но я за тобой слежу! На связи буду двадцать четыре на семь и того же требую от тебя. Редактора Мина я уже предупредил, тут все без изменений. Продукты на первое время, чтобы ваша светлость могла сразу взяться за работу, я сейчас принесу. Для всего остального у тебя есть банковская карта и деревня под боком.       — Это, вроде, город, — поправил Джун.       — Без разницы. Оттащи это добро в сторону немного, — Чонхо указал на сумки. Джунхи послушно выполнил указание, и вскоре рядом с вещами грохнулась коробка с продуктами.       — Разбирай все побыстрее и ложись спать, Пак. Уже половина второго. Будешь потом дрыхнуть полдня, а время — деньги.       — Хорошо, хорошо, не ворчи, — Джун подтолкнул парня к выходу. — Встану на рассвете, пробегусь по росе и упаду в объятия музы, — съязвил он.       — Да хоть по углям бегай, главное, чтобы результат был, — отозвался агент, спускаясь по ступеням крыльца. — А! И, Джунхи, — он сощурился, глядя на писателя, — чтобы никакого алкоголя!       — Конечно, нет! — всплеснул руками Джун с оскорбленным видом. — Никакого алкоголя! — повторил он и сделал глоток виски, прежде чем начать вправлять одеяло в пододеяльник.       Время близилось к четырем утра, когда он, наконец, покончил с делами и плюхнулся в постель. Ему пришлось изрядно повозиться, применяя навыки игры в тетрис, чтобы суметь разместить продукты на полках маленького холодильника. Шкаф в его комнате тоже оказался намного меньше, чем он ожидал, а потому в него влезли не все привезенные вещи. Большую часть пришлось оставить в чемоданах и на спинке стула у окна. Но все минусы нового жилья с лихвой компенсировало то, что коллекция элитного алкоголя не пострадала от варварских действий Чхве. А еще кровать темного дерева с балдахином пришлась писателю по душе.       Джун вдохнул тонкий аромат свежего постельного белья и представил, что находится в гостиничном номере где-нибудь в Италии. И почему было не поехать в Портофино или на Капри? Зачем он выбрал это захолустье, в самом деле? Неужели лишь из-за того, что когда увидел этот дом на фото, у него кольнуло сердце? Он ведь тогда решил, что это знак. На кой черт он прочитал в журнале ту статью о силе интуиции творческих людей? Ел бы сейчас вкуснейшую пасту с морепродуктами, потягивая белое вино. Вот уж что точно подарило бы вдохновение.       «Пак Джунхи, ты болван!»       Ну, по крайней мере, тут ему точно не на что будет отвлечься. Его задача — дописать роман, и он сделает это!       Постепенно мысли стали путаться — усталость и опьянение взяли свое. Дрема начала рисовать первые неясные образы, и Джунхи увидел перед собой каменистый морской берег, о который с шумом разбиваются волны. Тело стало легким и воспарило над этой красотой.       И вдруг послышался звук, похожий на звон столового серебра, вроде того, когда вилка ударятся о нож.       Сердце ухнуло, и писатель дернулся, тут же вынырнув из полусна. Он затаил дыхание и прислушался, но ничего не происходило. Джун выругался и перевернулся на другой бок.       Как только сон вновь стал окутывать его, в коридоре скрипнула половица.       Джунхи резко сел, чувствуя, как горит лицо. В ушах отчетливо слышалось быстрое сердцебиение. Прошло немало времени, прежде чем он понял, что ничего больше не слышит. В доме стояла абсолютная тишина. Лишь ветер монотонно завывал за окном.       Богатое воображение, принесшее ему славу и приличный заработок, иногда изрядно трепало нервы и, наверное, было призвано стать причиной его преждевременной смерти. Какое сердце выдержит такие вот реалистичные галлюцинации?       Усмехнувшись, Джун снова лег и провалился в долгожданный сон.