Paint It Black

      Хлопнула дверь. Светлая стояла у входа, наблюдая, как Игнатенко зажигает чёрные свечи и закрывает шторы.       — Раздевайся.       — Что? — Вилма была уверена, что ослышалась.       — Раздевайся. Снимай штаны, рубашку, носки. Бельё можешь оставить. Пока, — последнее слово Ирина специально сказала себе под нос, чтобы лишний раз не пугать подругу, которая и так не понимала, что от неё нужно.       Сама ведьма как раз хорошо знала свою роль и правила этой игры. Она осталась в коротком чёрном бархатном платье с провокационным разрезом на бедре, но надела шпильки, чтобы быть выше. В каблуках потрясающе отражалось пламя свеч, к тому же роль обязывала.       Вилма тем временем героически пыталась справиться с пуговицами на рубашке, складывая одежду аккуратной стопочкой на кресле поблизости. Оставшись в одном белье, она поёжилась — в комнате было прохладно, но интерес подогревал её, и она с любопытством осматривала интерьер.       Выполненный в довольно светлых тонах, двуспальная кровать с балдахином, небольшой диван, окно, письменный стол, кресло в углу. Почти все поверхности уставлены большими чёрными свечами. Свободно и много воздуха. Если бы она не знала, то не сказала бы, что эта комната принадлежит чёрной ведьме. В центре лежал мягкий круглый ковёр.       — Проходи и вставай посередине комнаты, я объясню тебе правила, — Ирина уже стояла там и ждала подругу.       Вилма подошла, бросив вопросительный взгляд и давая понять, что слушает.       — Про БДСМ слышала когда-нибудь?       — Слышала, но не пробовала. Знаю про принципы безопасности, добровольности, что это игра в доверие. Есть стоп-слово, которое всё останавливает, и слово-предупреждение, — Вилма пожала плечами. — Меня это немного пугает, но я так устала сама всё решать.       Губы у девушки предательски задрожали, и Ирина погладила подругу по щеке.       — У тебя есть какие-либо запреты? Я должна знать о табу?       — Ну, секс меня вообще давно не интересует, так что даже не знаю. Я не понимаю, что можно делать, поэтому ты свободна в выборе инструментов, — Генрих пожала плечами, давая понять уровень доверия. — Но только не переусердствуй.       — Я тебя поняла, — Ирина кивнула, обходя и оглядывая подругу со всех сторон. — Немного о правилах. Ты доверяешь мне всю себя и обязана выполнять любой мой приказ. Если сопротивляешься или ослушаешься — тебя ждёт наказание, которое тоже выбираю я. Глаза традиционно поднимать запрещено, но я люблю прямой зрительный контакт, поэтому в моём случае ты всегда должна смотреть прямо на меня. Обращаешься ко мне «Госпожа» или «моя Госпожа». Я буду называть тебя только «моя хорошая». Выберем стоп-слово и предупреждающее, — Ирина выжидающе посмотрела на дрожащую подругу. Она уже сомневалась, что это хорошая затея, но пока отказа не было, и она была намерена идти до конца.       — «Чёрный». И «серый», — проговорила Вилма, поднимая глаза на ведьму.       — Итак, стоп-слово «Чёрный», предупреждающее - «Серый», — Ирина взяла со стола заранее подготовленный чёрный ошейник с металлическим кольцом спереди и ласково застегнула его на шее подруги.       — Ничего не бойся, игра в доверие, ты помнишь?       — Помню, — выдохнула Вилма.       — Хорошо, начнём, — Игнатенко снова поцеловала светлую, запустив руку ей в волосы и не давая отстраниться. — А теперь руки за спину.       От поцелуя у Генрих закружилась голова, но она выполнила приказ. Холодный металл обжёг руки.       — Откуда у тебя наручники? — и в следующую минуту металл болезненно впился в тонкие запястья, нарушая геометрию татуировок остающимися на коже следами.       — У тебя нет права говорить без разрешения. Помни, как ты должна ко мне обращаться. На первый раз прощена. На колени и смотри мне в глаза, — Ирина открылась, гипнотизируя свою новую нижнюю и не оставляя ей никаких шансов на то, чтобы не подчиниться.       Вилма аккуратно опустилась на колени, не отрываясь от почти чёрных, затягивающих её омутов. Сердце уже билось в горле, она не понимала, на что согласилась, но происходящее пока что ей нравилось.       — Молодец, моя хорошая, — Игнатенко довольно улыбнулась, подходя ближе и пристёгивая на кольцо поводок, который невесть откуда появился у неё в руке. Затем подняла с пола заранее подготовленный стек. — А это чтобы не было искушения опустить голову и усилить мотивацию. Разведи колени, проверим, как твоё тело реагирует на неожиданный выбор своей хозяйки.       — Да, Госпожа, — выдавила Вилма. Она слышала голос Ирины в своей голове и больше ничего не видела, кроме этих бездонных глаз. Ей было странно так обращаться к подруге, но разум подсказывал, что сейчас это правильно. Лакированная туфля дразняще прошлась по внутренней поверхности бёдер. Правое. Левое. Мурашки пробили позвоночник светлой, когда она поняла, что тело впервые за мучительно долгое количество времени откликается на ласку. Больше, чем откликается. Когда носок обуви издевательски задел чувствительный комок нервов, даже через бельё, она закусила губу и дёрнула руками, подавляя стон. Вокруг играло пламя горящих свечей, почти сливающихся с темнотой комнаты, что придавало всему происходящему оттенок сюрреализма.       Увидев влагу на обуви, Игнатенко довольно улыбнулась.       — Так и знала, что тебе это понравится, — она пододвинула к себе мягкий резной стул и опустилась на него, не ослабляя натяжение поводка. — Скованная, беспомощная Вилма на поводке у злобной ведьмы Игнатенко. Что бы сказали твои преданные фанаты, если бы узнали?       — Заткнись, Госпожа, — разом ощетинилась светлая, забыв о правилах.       — Ох, как жаль. Моя хорошая, придётся преподать тебе урок послушания и хороших манер. За обращение сделаю скидку. Пять ударов. Встать и подойти к столу.       Вилма прикусила язык. Меньше всего она хотела поставить себя под угрозу… С другой стороны — сама ведь согласилась.       Она послушно встала и пошла за Ириной, которая так быстро убрала мешающую на пути мебель, что Генрих в трансе еле успела это заметить. Ведьма сняла с нижней мешающий ей бюстгальтер (просто расстегнув его сзади и вытащив лямки чтобы не снимать оковы) и надавила на спину, заставив лечь на стол. Он был довольно холодным, свечи поблизости не давали никакого ощущения тепла. Поводок временно был снят, и Вилма положила голову, внутренне готовясь к неизбежному. По крайней мере, нижняя часть белья всё ещё была на месте и это обнадёживало.       — Ноги! — два лёгких шлепка стека по внутренней стороне бёдер заставили светлую развести ноги в абсолютно непристойной позиции.       — Итак, — Игнатенко снова собрала в горсть волосы на затылке светлой, принуждая её отклонить голову назад. — Дисциплина. Каждый удар ты считаешь вслух с обращением ко мне. Каждая ошибка — два дополнительных сверху.       Светлая облегчённо вздохнула, почувствовав мнимую свободу.       — А чтобы ты точно ни на что не отвлекалась… — на глаза Вилмы легла плотная ткань, очень похожая на ту, что была на испытании «Мистер Х», и она потеряла зрение. — Я имею право отобрать у тебя твои чувства. Лишить тебя голоса, зрения, слуха, вынудить тебя сосредоточиться только на ощущениях.       — Да, моя Госпожа, — выдохнула Генрих. Она любила темноту. С закрытыми глазами она видела гораздо больше, чем при помощи обычного зрения. Только сейчас были иные обстоятельства.       Первый удар тонкой нитью обжег её бедра, и стон боли сорвался с губ.       — Раз, Госпожа.       Второй удар пришёлся примерно на то же место, согревая и заставляя сосредоточиться только на этих двух полосах на светлой коже. Тело вздрогнуло, и соски чувствительно скользнули по поверхности.       — Два, Госпожа, — Вилма чувствовала эту грань, которую уже готова перешагнуть и подчиниться. Скованная, без возможности сопротивляться, видеть, хоть как-то контролировать ситуацию, она тонула в доселе неведомых ощущениях.       Третий удар кожаным кончиком лёг очень близко к такому желанному центру возбуждения. Она уже хотела прикосновений, рук на себе.       — Три… моя Госпожа, — Игнатенко не прикасалась к ней вовсе, и это тоже было частью наказания. Но она была довольна реакцией. Чёрт, как ей самой хотелось просто взять эту женщину! Но игра есть игра, и отступать от сценария запрещено.       Ещё два удара были гораздо сильнее и остались красивыми розоватыми следами на ягодицах Генрих.       — Пять, моя Госпожа, — этот потрясающий надломленный хриплый голос выбивал из лёгких воздух и заставлял терять контроль.       — Умница, моя хорошая, — Ирина прижалась сзади к тяжело дышащей нижней, свободной ладонью гладя её по спине и изредка зарываясь пальцами в мягкие волосы. — Я подарю тебе немного свободы.       Игнатенко расстегнула наручники, Вилма развернулась со вздохом облегчения и растёрла порядком затекшие от металла запястья. Но повязку на глазах трогать не стала.       Тёмная взяла подругу за руку, подвела её к кровати и аккуратно уложила на спину.       — А теперь мы поиграем. Руки вверх над головой и зафиксируй их сама. Я пока не хочу тебя связывать, запястьям нужен отдых.       Генрих повиновалась.       Её дыхание всё ещё было прерывистым из-за прохлады в комнате и адреналина от новых ощущений. Всё происходящее было Вилме в новинку, сюрпризом… но ей это чертовски нравилось.       Не думать. В голове нет ничего: никаких лишних мыслей, никакого страха, никаких нервов. Только лёгкость и пробирающий мороз.       Пока Вилма пыталась восстановить дыхание, Ирина скинула платье, оставшись в чёрном строгом белье и чулках со стрелкой по задней части бедра. Взяв в руку поводок, она залезла на кровать и наградила светлую лёгким поцелуем.       — Послушная, — брюнетка взяла с тумбочки чёрную свечу. — Готова, моя хорошая?       — Да, — сказала Генрих в ожидании действий.       Первые капли разбились о ключицы, стекая по ним и мгновенно принимая форму изгибов косточек.       Вилма зашипела от боли, но не сказала ни слова. Она когда-то капала воском себе на руки, но её тело сейчас, очевидно, было чувствительнее, чем кожа на руках, когда она видела, что делает, и делала всё сама.       Следующая полоска воска легла симметрично первой, и светлая закусила губу. Ей нравилось. Ей точно это нравилось.       Игнатенко ухмыльнулась. Теперь она знала, что делать дальше. Развела руки подруги по углам и начала аккуратно выполнять знакомую вязку вокруг запястий — не перетягивая, но так, чтобы верёвка приятно впивалась в кожу, не доставляя неудобств. Правая, левая, затянуть. Теперь Вилма перед ней как раскрытая книга — делай что пожелаешь.       Ирина склонилась над связанной подругой и продолжила своё занятие. Чёрный воск начал свой путь от тонкой кожи на левом запястье через ключицы к правому и обратно до шеи.       Генрих выгнулась в спине, натянув веревки и сжимая руки в кулаки.       — Ещё, моя Госпожа.       Ведьма удивлённо вскинула брови, но голосом себя не выдала.       — Любой каприз, моя хорошая.       Ирина вела прохладной рукой, будто показывая путь свече, и следом оставляла на коже чёрный след — от шеи до солнечного сплетения. Дойдя до него, улыбнулась себе под нос. А почему бы и нет?       Привычными движениями, но гораздо более аккуратными, она начертила на животе линию вниз, наискось налево, затем из той же точки — направо, налево повыше, прямая направо и к левому лучу вниз и, наконец, замкнуть пентакль от верхнего луча по часовой стрелке.       Вилма старалась практически не дышать, но ощущения накрывали с головой, а от обращения Игнатенко по спине и затылку пробежал мороз. Она обожала этот низкий с хрипотцой голос, который обволакивал и затягивал в свои сети. Моя. Хорошая. Иногда она переслушивала её голосовые, чтобы лишний раз подумать о том, что у них есть какая-то связь, какая-то ниточка. Но она бы никогда не призналась в этом самой Ирине, ведь это очевидное уязвимое место, в которое можно ударить побольнее. Она так думала. И ошибалась. А сейчас, лёжа без зрения и возможности что-то сделать, ощущая горячее прикосновение бёдер в чулках к обнажённой коже и её вес на своём теле, светлая выгибалась, кусала губы и просила ещё. Ещё больше боли, ещё больше чувств, ещё больше Игнатенко.       Это была если не эйфория, то состояние, очень близкое к ней.       Когда горячая чёрная лава коснулась нежной кожи между груди и живота, Вилма дёрнулась.       — Лежи смирно, не порть мне картину, — шепнула ведьма, заканчивая рисунок. — Ну вот, отличная жертва готова. Буквально живой вольт, идеальный в своём исполнении. Как твои запястья?       — Всё отлично, Госпожа, — ответила Генрих, едва позволяя себе дышать. — Мне это нравится. Мне всё нравится.       — Хорошо, — промурлыкала Игнатенко, потянувшись к стоящей на тумбе ёмкости со льдом. — Мой огонь ты выдерживаешь. А как насчёт...       Она взяла кубик льда в зубы, наклонилась над светлой, откинув волосы на правую сторону, и коснулась холодом её приоткрытых губ. Вилма опалила застывшую воду горячим дыханием и попыталась перехватить его. Ей очень хотелось пить.       — Не так быстро, моя хорошая, — и Игнатенко повела кубиком по скуле, до мочки уха, вниз, вдоль шеи, по застывшему и потрескавшемуся воску до груди. Она на миг остановилась, улыбнулась своим мыслям — и очертила льдом сосок подруги. Тут выдержка Вилмы надломилась, из её груди вырвался откровенный стон. Тихий, но такой безошибочный. Она выгнулась навстречу, но ведьма быстро схватила светлую за шею, не дав той пошевелиться и вдохнуть.       — Твоё дыхание тоже в моей власти. Лежи смирно, я сказала, — Ирина хрустнула остатками замёрзшей воды, проглотила и взяла ещё один кусочек.       Другой сосок постигла та же участь. Руки невесомо касались тела и давали тысячи электрических разрядов и без тому чувствительному телу Вилмы Генрих. Верёвки натянулись, мучительной болью натирая запястья, а руки сжались в кулаки. Это была сладкая невыносимая пытка. Светлой казалось, что если её сейчас коснуться в самом чувствительном месте ровно один раз — она испытает оргазм. Впервые за долгое время не одна. Игнатенко была права: это игра в доверие, и пока она выигрывала с завидным преимуществом, понимая, на какие кнопки нажимать.       Ведьма обвела льдом пентакль на животе светлой, положила остаток льда в пупок и откинула волосы назад, залюбовавшись результатом.       Вилма дрожала, но теперь уже не от холода, а от избытка чувств и эмоций. Она буквально горела и плавилась. Ей казалось, что она сейчас вся состоит из огня. От жара тела лёд в центре пентаграммы расплавился почти сразу. Ирина заметила это и собрала губами маленькое озеро. Она снова склонилась над Генрих и поцеловала её, вливая в рот такую желанную воду. Светлая сглотнула жидкость и ответила на поцелуй так жарко и бескомпромиссно, насколько была способна в таком положении.       Рука Игнатенко зарылась в волосы на затылке Вилмы и резко потянула назад, обнажая шею и даря ещё одну порцию боли. Снова стон, на этот раз более громкий и глубокий. Ведьма прикусила мочку уха, оттягивая её, а потом продолжила медленно покрывать поцелуями шею, ключицы, ямочку между ними, не касаясь восковых трещин.       — Ты готова, моя хорошая? — шепнула она в ухо Генрих, обжигая его дыханием.       — Ко всему, Госпожа.       Удовлетворенно ухмыльнувшись, Ирина аккуратно обхватила свободной рукой грудь подруги, губами и языком лаская набухший бугорок. Тяжёлое дыхание вперемешку с треском свечей наполнило комнату. Это было лучше, чем всё, что Вилма испытывала до этого. Игнатенко была права, тысячу раз права. Она знала, что делала, безошибочно изучая самые сокровенные уголки тела светлой, каждый раз заставляя ту выгибаться с очередным стоном и мысленно молиться, чтобы это не заканчивалось.       Ведьма перешла к другой груди, отпустив, наконец, волосы, но голова всё равно осталась запрокинутой от волны возбуждения. Зубы сомкнулись на соске, и Генрих хрипло втянула воздух. Снова наслаждение и боль.       Ирина решила, что подруга готова, и стянула с неё последнюю деталь одежды, а та уже не сопротивлялась, лишь помогала как могла. Уже в который раз за ночь Игнатенко склонилась над светлой, но в этот раз всё было иначе. Её колено в гладком чулке упиралось в самый центр наслаждения, всё больше сбивая дыхание Вилмы, которая раз за разом закусывала губу в ожидании продолжения и мучаясь от пауз. Игнатенко легла рядом и ласково провела по лицу Генрих, снимая с глаз повязку.       — А теперь — в глаза. И только попробуй отвести взгляд, — правая рука ведьмы скользнула по животу девушки, которая всем телом подалась навстречу движению.       — Да, моя Госпожа, — ответила светлая, не желая прерывать никакой контакт. Ей так нравилось тонуть в этих тёмно-карих, почти чёрных глазах. Сейчас она была готова продать душу дьяволу, только бы иметь возможность всегда видеть их и падать, падать, падать.       Первое прикосновение прошибло током вдоль позвоночника, когда пальцы Игнатенко погрузились во влажные складки.       — Боже... — простонала Вилма.       — О, совершенно точно его противоположность, — шепнула Ирина ей в ухо.       Светлая попыталась улыбнуться, но дальнейшие действия просто вынуждали её выгибаться навстречу руке вновь и вновь.       Ведьма не теряла зря времени и уже проникла двумя пальцами внутрь, большим надавливая на чувствительный комок нервов и постепенно ускоряя темп.       — Я тебе что сказала? — прошипела Игнатенко, когда Генрих попыталась закрыть глаза.       Левая рука брюнетки вновь собрала волосы на затылке подруги в горсть и болезненно дёрнула, зафиксировав голову.       Прямой зрительный контакт и рваный ритм сделали своё дело, и Вилма в последний раз выгнулась, издав самый громкий и низкий стон, на который была способна, и без сил рухнула на подушки. Её трясло от силы накрывшего оргазма, от облегчения и безмерного счастья. В итоге она не выдержала и разрыдалась от переполняющих её эмоций.       Ирина быстро и аккуратно развязала верёвки и обняла подругу, прижимая её к себе, перебирая волосы и укачивая.       — Всё хорошо. Всё будет хорошо, — шептала она, гладя её по спине и плечам. — Теперь мы точно никуда друг от друга не денемся.       Светлая всхлипнула, вытирая рукой лицо, и отклонилась, оглядывая себя.       — Ты что, пентаграмму на мне нарисовала?! Ты в своём уме? С головой дружишь вообще?! — возмутилась Вилма, глядя на Игнатенко, которая просто зашлась от хохота.       — Не дружу. Вот ты и соизволила заметить, — проговорила она сквозь смех. — Она красиво на тебе смотрится, погляди.       — Охренеть, — закатила глаза Генрих. — Совсем поехала.       — Из нас двоих сегодня поехала скорее ты, чем я, — ведьма исподлобья стрельнула взглядом на возмущающуюся подругу.       — Не дай небо кто-то об этом узнает! Не смей!       — Да мне-то что, у нас вроде нет настолько любопытных, чтобы лезть в голову. А ты бы себе защиту поставила, у меня-то она всегда есть, — заметила Игнатенко. — Чтобы наверняка. Или могу я поставить. Причём практически бесплатно.       — Ну нет уж, меня твои методы работы в гроб сведут, — поджала губы светлая.       — Да тебя хрен сведёшь, пришлось вот применять всю свою харизму, чтобы свести тебя хотя бы в постель, — снова засмеялась Ирина.       — Иди в пень, — закатила глаза Вилма. — А я пойду мыться.       — И всё?       У Генрих запылали уши. Она не знала, как вести себя после всего произошедшего и что вообще делать в подобных ситуациях. К тому же голова всё ещё слабо соображала и ноги подкашивались. Она собрала одежду и бельё.       — Я тебе благодарна... — неуверенно начала она.       Игнатенко тоже встала и подошла к ней вплотную.       — Никаких благодарностей. Никаких извинений. Я никогда не делаю то, чего не хочу.       Она оставила на щеке подруги лёгкий поцелуй, провожая ту в ванную комнату.       — И, если хочешь, приходи ко мне спать. Пока ты моешься, я приведу комнату в порядок.       Вилма во все глаза смотрела на чёрную ведьму, слабо веря в происходящее. Конечно, она хотела. Но спросить об этом тоже очень боялась.       — Я вернусь, — улыбнулась она и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.       Ирина закатила глаза, потом включила лампу на столе, смела с постели и пола осыпавшийся воск, погасила свечи, выставив их на балкон, и открыла окно, выветривая запах только что закончившейся холодной войны.