Пульс

— Он не врёт? — парень утёр пот со лба, пока помогал полицейскому перетаскивать в машину андроида. — Кто? — Гэвин поморщился, сетуя на то, что в сраном спорткаре за миллион долларов не предусмотрены нормальные двери, а не это откидывающееся вверх убожество. — Он, — Кларенс махнул в сторону дома, на пороге которого Дженни и Элайджа вели великосветские беседы, заставляя мать девушки светиться от гордости.       Гэвин смахнул с лица прядь волос и хмыкнул. Нет, они не вели с мелким Дэвисом задушевных разговоров, но оба чувствовали нутром некое родство.       Сколько Рид повидал на своём веку таких вот мальчишек из неблагополучных семей, что не знали в жизни ничего, кроме сомнительных районных понятий, наркотиков и немотивированного насилия. Рид будто видел жилую пристройку к зданию администрации свалки, видел заваленную хламом тёмную гостиную, освещаемую лишь неверным голубым светом телевизора, перед которым уснул забухавший отец Лиса. У детей в таких семьях было мало шансов чего-то добиться. К тому же, как бы странно это ни звучало, но то, что коп заломал его, говорил с ним на привычном языке насилия, а не притворялся кем-то непорочно-чистым, сильно сократило дистанцию, позволив Гэвину увидеть то, что редко кто видел в глазах Дэвиса — страх и надежду. — Слушай, — мужчина наклонился и понизил голос, заставляя Лиса доверительно податься вперёд. — Элайджа, и подобные ему — это мерзкие капиталистические крысы, для которых простые обыватели не значат ровным счётом ничего. Лишь бы они вовремя покупали «новые уникальные товары». Но поверь, если этот придурок забудет о своём обещании, я сумею ему напомнить. Ты, главное, — поддаваясь порыву, Гэвин потрепал парня по голове, — выбери нормальную профессию, чтобы в будущем не пришлось носиться по улицам за малолетками, курящими травку. — Окей, сэр, — Кларенс криво улыбнулся, не спуская с Дженни глаз. — Я, типа, не такой головастый, как Джен, но она говорит, что у меня талант к химии. Я, типа, планировал стать варщиком, но, думаю, что теперь я смогу делать что-то крутое. Буду учёным, еба.       Гэвин хмыкнул и потёр шрам на носу: — Тебе не стоит говорить кому-то, тем более копу, о том, что ты будешь заниматься чем-то незаконным. — Эй, я же сказал, что это в прошлом! — мальчишка фыркнул, и, помахав Дженни, потопал в сторону гаражей. — Ну, беги, — Гэвин поднял взгляд к небу, доставая пачку сигарет. — А с отцом твоим мы позже разберёмся. — Лови, — Элайджа хитро прищурился и швырнул брату ключи, явно надеясь, что тот их не поймает. Но Риду было не привыкать к таким выходкам, а потому он резко вскинул руку, хватая тяжёлый брелок от Бугатти. — И что это? — Только не говори мне, что не мечтал оказаться за рулём у этой крошки? — Камски скользнул на заднее сиденье. — А если серьезно, то Дэймон повреждён, и повреждён отнюдь не физически. Хотя, — он скептически осматривал пазы, в которые вставлялись нижние конечности, — и это тоже. — Понял. — Гэвин кивнул и сел вперёд. Повернув ключ, полицейский ласково погладил руль, наслаждаясь текстурой тёплой кожи. — Знаешь, а Кларенс тебе не доверяет. Думает, что ты обманешь его с грантом на учёбу. — Зря. Я уже отдал распоряжение в благотворительный фонд Киберлайф. Эта девушка, Дженни, у неё невероятный потенциал. Пройдёт лет десять и она сможет утереть многим изобретателям нос. — Но не тебе? — Я у тебя уникальнее не придумаешь, — Камски выпалил это и тут же осёкся. В лицо будто пахнуло жаром летнего ветра и ароматом раскалённого бетона. — Ха! — на избитом лице брата сияла триумфальная улыбка. — Эти придурки совсем мозги потеряли! Идиоты! — Ну зачем ты так? — белая толстовка Элайджи была грязной от дорожной пыли, куда его толкнули школьные задиры, что не понимали разницы между транзистором и резистором, окислением и восстановлением, и были уверены, что Бетховен — это сенбернар. — Они ведь тебя поранили! — Они проявили неуважение к моему брату! А ты, между прочим, мог бы прямо сейчас пойти в старшую школу! — Гэвин вытер кровь с лица рукавом футболки. — Так это я им за это и вломил. Ты видел, как я их? — Да уж, — Эл не стал упоминать, как будет недовольна Лора, увидев сыновей в таком виде. — Знаешь, это ведь не логично, что они ненавидят меня только за то, что я умнее. Это так утомительно, доказывать всем что-то. Хорошо, что ты не такой. — Ну ты у меня уникальнее не придумаешь! — Гэв закинул руки за голову и зевнул. — Хотя бы потому, что ты — мой брат.       Машина скользила по ночному Детройту словно змея, что бесшумно рассекает гладь воды. Облака висели над землёй редкими мазками акварельной краски, а звёзд почти не было видно из-за городского зарева.       И только одинокая Вега могла поспорить со световым загрязнением, указывая путь душам, которые потерялись в лабиринтах из стекла и бетона. Сколько их, неприкаянных и забытых, прятались среди теней и туманных закоулков?       Город вздыхал, взирая на людей мрачным исполином. Он многое помнил, много крови пролилось на этих улицах, и даже сама Смерть очень близко подобралась к бывшей машиностроительной Мекке, когда время безжалостно пожирало опустевшие здания. Да, Детройт сейчас был краше, чем во времена рассвета технологического бума восьмидесятых, только память, как и его величество Смерть никогда не покидали этот проклятый город.       Гэвин сжимал руль, слушая тихое бормотание брата, который прямо в машине копался внутри Дэймона, совершенно не заботясь о тириуме, что пачкал дорогие сиденья. Напряжение можно было резать ножом, можно было потрогать ту ауру, что чаще всего окружала врачей или священников. Надежда, вперемешку с тоскливым ожиданием. — Ну как он? — Гэвин всё-таки не выдержал повисшего в воздухе молчания. — Спрашивай точнее, — голос Элайджи звучал неразборчиво, потому что он зажал в зубах паяльник. — Он будет жить? — Спорное определение для конкретно этого андроида, но если ты говоришь о физических повреждениях, то я смогу его починить. Это вообще меньшее из зол. — А что большее? — Большее? — Камски был рад, что Гэвин не мог видеть его широкой улыбки. — Это то, что твой напарник, обойдя программный код, выгрузил свои воспоминания на твой смартфон, но, как ни странно, сохранил остатки личности. И что интереснее всего, он на уровне Коннора сопротивлялся внушению. Если бы мне рассказали о таком, я бы не поверил! — Это хорошо или плохо? — светофор моргал красным, заливая неверным светом пальцы сержанта, которые нервно барабанили по рулю. — Опять неопределенный вопрос, — инженер, к ужасу смотрящего в зеркало заднего вида Рида, вытер руку о брюки и засунул её в грудь андроиду, вынув перед этим тириумный насос. — Вот ты мне скажи, уникальный андроид, сумевший обойти программный код — это хорошо или плохо?       Сердце Гэвина пропустило удар, а потом с удвоенной силой забилось, разгоняя по телу кровь: — Ты, блядь, хочешь сказать, что Дамми — девиант? — Нет. Он — бо́льший человек чем любой девиант! — в голосе Элайджи звенело неприкрытое ликование. — Хватит говорить загадками! — Нервы у Гэвина звенели, словно слишком сильно натянутые струны — тронь неаккуратно и они оборвутся, исхлестав в кровь пальцы. — Ладно, — миллиардер закатил глаза и прокашлялся. — Что, по-твоему, есть девиация? — Они, типа, прекращают слушать свою программу. Ну ещё у жестянок эмоции появляются, и всё такое. — Отчасти верно, — Камски вернул насос на место, и, перевернув RK900 лицом вниз, открыл отсек на затылке. — Но, в отличие от людей, в момент, когда они переходят барьер запрета, всё ПО за несколько секунд рушится. В этот миг девианты постигают то, что не доступно людям — высшую свободу воли. Они свободны от программы, от социальных догм, и даже от физиологии. Потом они ткут себя заново. Иногда на основе старых, привычных установок, иногда намеренно вопреки. Но вот этот мальчик, — Рида передёрнуло от такого нежного тона в голосе брата, — он совсем особенный. Его создатели связали его ИИ по рукам и ногам. У него была не просто стена барьера, вокруг него были монолитные, широкие, непреодолимые препятствия. До сути, до этого ядра, что и является Дэймоном, не мог пробиться даже Коннор — эталон девиантных вариаций. Я, признаюсь, был почти уверен, что он будет куда более механическим, чем произошло на самом деле, что ему вложили установку стирать все свои эмоциональные переживания. Это сделало бы его жестоким с точки зрения людей. Однако, он был любопытным, как все RK, и он принялся усиленно адаптироваться. — В обход заводских запретов? — Бинго! — Камски щёлкнул пальцами. — Знаешь, почему он ближе к людям чем Коннор, Маркус или Катерина? Потому что люди не свободны и свободными быть не могут. — Наша свобода кончается там, где начинается свобода другого, — Гэвин задумчиво пожевал губу. — Именно! Нас с детства учат тому, что правильно, а что — нет. Навязывают роли, заставляют быть удобными и полезными для системы. И все эти громкие заявления про демократию и человечность — пустой звук. Большинство людей смиряется со своей участью и превращается в биомассу, отличающуюся от андроидов лишь ограничениями плоти. Но порой мы ищем лазейки, несовершенства в законах, чтобы стать чем-то бо́льшим, чем смиренно бредущая овца. Бунт начинается внутри черепной коробки. Вот и у него так же, — Элайджа взял в руку белую ладонь андроида, нежно поглаживая шарниры и сочленения. — Я подозревал, что с ним что-то не так уже тогда, когда увидел сцену в здании Бюро. Андроид кидается к своему напарнику, как только видит его плачевное состояние, хотя до того не пытался противостоять агентам ФБР никак, кроме как словом. Я был уверен, что привязанность к тебе заставила Дэймона стать девиантом, но тесты показывали отрицательный результат. Я не мог понять, что происходит, но его поступок, то, как он выгрузил свою память в телефон, то, как он боролся с внушением — всё это говорит о том, что у него есть своя воля. Он научился обходить стену, вместо того, чтобы ломать её. И ты будешь дураком, если откажешься от андроида, который так старался ради тебя. — Во-первых, это не твоё собачье дело! — Гэвин ощерился, чувствуя, как кровь приливает к щекам. А во-вторых, с хера ли ты решил, что этот айфон недоделанный ради меня так изъёбывается? — Память — вещь важная даже для тех, кто не является девиантом. Чтобы выгрузить её на внешний, да ещё незащищённый носитель, нужен высочайший уровень доступа. А он совершил подобное за минуту, пытаясь защитить от самого себя то, что было ему дорого. В любом случае — подумай над моими словами. А я тебе смогу подогнать бесплатно фуру с салфетками. — Видит Бог, как я тебя ненавижу!

***

      Нести на руках андроида, лишённого нижних конечностей — это странно. Нести на руках своего напарника, который доверчиво обнимал Гэвина за шею и бормотал бессвязные предложения, будто пытался сложить в голове пазл своего прошлого: это почти жутко. — Особь женского пола. Более пушистая. Предпочитает тунца, — Дэймон почти не видел из-за сбоя в калибровке сенсоров, он даже говорил не привычным «Конноровским» голосом, а хриплым, наполненным помехами звуком, который лишь отдалённо напоминал человеческую речь. — Кактусы требуют немного ухода и полива раз в неделю. Хлопок стирается около двух часов. В кофе следует класть две ложки сахара. — Ты потерпи, — Рид гнал от себя нехорошие сравнения Дэймона с Коннором, которого Хэнк вынес из церкви сектантов. Слепой, дезориентированный, со сломанными руками и спиной, боящийся остаться в тишине. Это были плохие, очень плохие ассоциации. — Сэр! — Эни выбежала к ним навстречу и принялась хлопотать над операционным столом. — Я позволила себе подготовить все к переносу памяти. Мистер Рид, вы хотите, чтобы я сделала резервную копию, если всё пойдёт не очень хорошо? — В смысле? — Она говорит о сбросе настроек до базового уровня и внесения воспоминаний в обновлённый «разум». — Элайджа закинул куртку на кушетку и натягивал на себя белый комбинезон. — Эм, — полицейский почесал щетинистую щёку, — и чем это чревато? — Гарантий нет, но возможно, у нового Дэймона будет другой характер, и «девиантность» тоже исчезнет.       В груди у сержанта резко похолодело. Ледяное отчаяние кололось и трещало, разрывая изнутри плотную мышцу сердца. А ведь когда-то Гэвин почти верил, что у него и нет вовсе этого вечно заведенного органа.       Хотелось волком взвыть и сбежать на край земли, чтобы не было бы ни Элайджи с его хитрыми глазами, ни андроидов с их психофизиологичекими проблемами, и не было бы этих эмоций, что на разные голоса повторяли одну и ту же фразу: «Я не смогу стереть себе память о тебе, когда ты умрешь, Гэвин».       Не сможешь, так тебе помогут, глупое ты пластиковое чудовище. — На, — Камски кинул брату банку с таблетками. — Что это? — Гэвин повертел в руках пузырёк без опознавательных знаков. — Метаквалон, — Камски пожал плечами. — Ночь для меня будет длинной и я не хочу чтобы ты мельтешил тут и отвлекал меня. К тому же тебе не мешает выспаться. — Мечтаешь избавиться от меня? — полицейский достал таблетку и, как удав, проглотил, не запивая. — Нет, — владелец Киберлайф криво усмехнулся, — просто я хочу постараться оставить в живых хоть одно существо, которое тебя способно терпеть и любить. — Невыносимый ты придурок мудоблядский, — Рид, будто невзначай, погладил Дэймона по руке. — Мне одно только интересно… Где лейтенант-кибералкаш и его мрачный Пиноккио?

***

      Сознание возвращалось толчками. Он всплывал из топи небытия, постепенно начиная получать данные с рецепторов.       Вот рука. Давление в шарнирах в норме, температура чуть ниже человеческого тела. Под ладонью простыня, состоящая из хлопка на 80% и полиэстера на 20%. Пальцы двигались плавно, постепенно ускоряясь и замедляясь.       Ноги сгибались в коленях, а искусственные лёгкие наполнились воздухом с примесью пыли и частицами цветочной пыльцы.       Наваждение ночи исчезло, как дым, и Коннор знал, что он — Коннор. И не просто Коннор, а сержант полиции Детройта.       Воспоминания всплывали немым диафильмом.       Похищение андроидов.       Новый напарник.       Расследование.       Опыт Элайджи и тюрьма, в которую превратилась его голова после облучения.       Резко распахнув глаза, RK800 сел на кровати, озираясь по сторонам. «Раньше мы были друг у друга, а теперь?»       HA017 спал в кресле. Первые солнечные лучи ложились на искусственную кожу, очерчивая носогубные складки, изгиб губ, путаясь в длинных светлых волосах.       Этот андроид спас его. Направил к выходу из забытья. Да, внешне прототип Элайджи не был похож на того Хэнка, которого Коннор знал, и всё же он был странным и почти непостижимым в своей человечности.       Механическое сердце билось сумасшедшим ритмом, морзянкой выбивая на внутренней стороне грудной пластины страшное озарение. «Я влюбился в чёртову копию Хэнка Андерсена».       И, мало того, что это было похоже на высший уровень самообмана, так ещё и знакомы они были всего неделю от силы. Разве за этот срок могло возникнуть то самое, низвергающее в прах нищих и королей, чувство?       НА017, что сидел в кресле, поджав под себя ноги, и повернувшись в сторону под неудобным углом, выглядел почти беззащитно. Будь он человеком, он бы проснулся с дикой болью в затёкших мышцах и суставах.       Пусть он был внешне не похож на покойного лейтенанта, но в его поведении всё же была та чарующая грация «плохого копа», которая в своё время заставила Коннора проникнуться темой человеческого влечения. В нём был задор, жажда действия, и твёрдая уверенность в собственных силах.       Те самые качества, которые только начали проявляться в Хэнке после долгой депрессии, но так и не успели вновь стать доминирующими.       И вроде вот он, выход из этой безумной ловушки, в которую Коннор сам себя загнал, мечась между суррогатом и фантазией. Можно было скользнуть вперёд и сжать чужую руку, тем более, что на первый взгляд влечение было вполне себе обоюдным.       Вот только Коннора, вместо радости от нового ростка привязанности в душе, тревожил вопрос от которого сбоила вся система. Он понимал смысл многих жестов НА017 и его поступков: посланные к чёрту папарацци, помощь и забота о том, чтобы Коннор пришел в себя после сильного эмоционального потрясения, уговоры не сдаваться — всё это говорило о желании защищать, оказать помощь тому, кто … небезразличен.       Но эти чувства пусть и были приятными, но оставались неуместными и странными, превращаясь в пинбольный шарик, что стучал по стенкам черепа: «Мог ли Семнадцатый так быстро влюбиться в него?» «Да», — спокойно отвечала rA9. — «Ты ведь и сам довольно быстро привязался к лейтенанту Андерсену, разве нет?» «Нет», — шипела программа социальных взаимодействий. — «Пусть ты и влюбился в Хэнка под конец расследования, но в первые дни это даже близко была не любовь! Это я говорила твоим голосом в поиске точек соприкосновения. Это я гладила собаку, это я отвечала на вопросы, спасая нас от деактивации. Помнишь это — «В моей программе такие слова не прописаны, но я очень ценю вас, как коллегу. Будь больше времени, кто знает… Мы могли бы стать друзьями», — это ведь тоже была я. Ты узнал, что такое искренность, только когда снег запорошил плечи, и силуэт у закрытой забегаловки стал куда более осязаем. А этот андроид с самого начала, с самого кабинета Фаулера, смотрел на тебя также, как смотрел бы…»       Хэнк. «Потом конечно, увидев твое состояние, он попытался отдалиться, правда, ему это не особо удалось. Он был влюблён в тебя ещё до первой вашей встречи, а значит, что он не девиант. Это Элайджа переложил на НА017 все черты погибшего лейтенанта, включая и его любовь к прототипу RK800».       И от осознания этого становилось тошно. Коннор схватился за волосы, с силой дернув темные пряди. Волна боли прокатилась по рецепторам, отрезвляя и приводя в чувство. Сержант был твердо уверен, что как только они закроют это злополучное дело — Камски ответит ему на все вопросы, включая то, каким образом ему удалось сделать настолько точную копию Хэнка Андерсона.       Коннор сжал кулаки, вспоминая, почему-то, свою попытку познать любовь. Тогда Хэнк сказал, что она зависит от восприятия, что при желании любое, даже самое светлое чувство, можно обернуть во зло и наоборот. После того случая он иногда читал романтическую литературу: классиков, так по-разному видевших этот мир, дешёвое бульварное чтиво и бесплатный контент, который порой был написан в разы лучше чем популярная беллетристика. Однажды он даже увидел рассказ про себя и Хэнка, что вызвало у него неподдельную улыбку, потому что герои были одновременно похожи и не похожи на реальные прототипы.       Но, несмотря на разности стилей и сюжетов, объединяло все эти произведения нестерпимое желание счастливого финала. И пусть в тридцати пяти процентах книг влюбленные умирали или расставались, стремление к счастью никуда не уходило. И, возможно, если бы кто-то писал его жизнь, то он бы подарил им с лейтенантом хэппи-энд, в котором Хэнк бы не умер бы, в котором Коннор мог бы засыпать и просыпаться с человеком, которого бесконечно любил. Но это была лишь чёртова жизнь, которая с остервенением проверяла его на прочность, подкидывая все новые и новые причины для стресса.       Коннор ненавидел самого себя. Ненавидел за то, что забыл о хрупкости человеческого тела и так долго медлил с признанием. Ненавидел даже то, что секс с Хэнком был совсем не таким, как хотелось бы. В тот момент он был опьянен чувствами, он был поспешен, раздвигая ноги и включив на полную рецепторы кожи. Он ведь даже не запомнил, как выглядел лейтенант в высшей точке человеческого наслаждения, потому что плохо видел и соображал от переизбытка поступающей информации. Если бы он мог выбирать, Коннор бы превратил их единственную и такую желанную близость в долгий и медленный марафон, в котором он смог бы лучше ощутить, понять, запомнить тело Хэнка.       Он отставил бы инстинктивную похоть на потом, постепенно и вдумчиво рассказывая о своих эмоциях и о том удовольствии, которое партнёр доставлял ему принимая ласки в ответ. Коннор жалел о том, что не успел в деталях разглядеть татуировку на груди у мужчины, что не пересчитал родинки на его плечах, что не смог занести в память линии на его ладони. Он не помнил Хэнка в деталях…       Так, как это, черт возьми, удалось сделать Элайдже Камски? — Эй, Коннор? — голос Хэнка так хорошо имитировал вполне себе человеческую заспанность, что будь у RK мурашки, он бы ими точно покрылся. — Всё хорошо?       НА017 не спешил рассказывать собеседнику о том, в каких судорогах бился сержант, пока его полностью не покинула программа контроля. Андроид больше часа удерживал Коннора мягко, но сильно прижимая того к кушетке. В какой-то момент Эни даже испугалась, что RK не выдержит и просто отключится, но в конце концов тот успокоился, погружаясь в цикл перезагрузки.       После того, как ассистентка Элайджи проверила ОС и биокомпоненты андроида на функциональность, Хэнк унес Коннора наверх, уложив в свою бывшую кровать, которую Элайджа переместил в гостевую спальню. В итоге он просидел с Коннором почти всю ночь, только под утро задремал в неудобной позе. — Да, всё хорошо, — андроид встал с постели, параллельно проверяя конечности на быстроту реакции. — Спасибо. — За что? — семнадцатый отвёл взгляд, с интересом разглядывая образчик современной живописи, которая представляла собой нагромождение цветных пятен. — Ты знаешь, — Коннор пожал плечами. — Ты помог мне. Точнее твой голос. Он вывел меня наружу. — Не за что, — блондин хмыкнул. — Я перенервничал, и наговорил всякого. Надеюсь, это тебя не слишком расстроило. — Я не услышал ничего, чего я не слышал бы от покойного лейтенанта Андерсона. — Но я не он, так? — в голосе НА017 затаилась грусть. — У нас будет время разобраться с тем, кто ты есть. — Коннор прикрыл глаза. — А пока, нам нужно разобраться с расследованием и найти Дэймона. — А-а-а, кстати о нем…

***

      Когда Коннор и Хэнк спустились вниз, то застали чуть ли не умилительную картину того, как Элайджа, усадив Перкинса и Рида на многострадальную кушетку, нарезал круги по лаборатории, прижимая к груди немного ошарашенную голову Дэймона. — Это было элементарно! — глаза Камски горели фанатичным блеском. — Что тут происходит? — НА017 похлопал Гэвина по плечу и кивком головы указал на мечущегося миллиардера. — Хорошо, что вы здесь, — вместо Рида голос подал Перкинс. — В таком случае, можно начинать. А то я искренне беспокоюсь за душевное состояние главы Киберлайф. — А он по жизни пришибленный, — сержант пожал плечами. — Эй ты, сбитый летчик! Может ты присобачишь голову моего напарника на место, пока мы вводим голубков в курс дела? — А? Что? Да… — Элайджа нырнул в мастерскую, а Гэвин устало потер глаза. — И вот это продолжалось всю ночь. Наш федеральский начальник подгреб только утром, вы дрыхли, как два ленивца, даже Эли ушла в вычислительный транс, так что я на всю жизнь наобщался с влажной мечтой всех ботаников и меркантильных придурков. — Похоже, он раскопал что-то интересное, — Хэнк подвинул стул и уселся так, чтобы облокотится рукам на спинку. — Насколько я понял из уст господина Камски, если бы не Дэймон, расследование затянулось бы куда дольше. — Ричард выложил на стол папки с распечатанными данными. — Вот наш преступник, — на снимке мужчина сидел вполоборота так, что было видно щеку, кусочек носа и подбородка, но для нейросетей и такого кусочка было довольно, чтобы попытаться построить фоторобот. — Это изображение удалось выудить из головы поврежденного андроида. Плюс ко всему, есть запись голоса.       Мужчина нажал на запись: «Спокойной ночи, стойкий оловянный солдатик». — Русский. Без сомнения, — Хэнк поджал губы, хмурясь, — Москвич. Коренной, судя по характерному, пусть и смазанному аканью. — Откуда такая уверенность? — Перкинс вскинул бровь. — У меня есть подруга… Она говорит точно так же. — Вот как? В любом случае, ты абсолютно прав. Это — Роман Синицын. Лицо которое, к сожалению, выпало из поля зрения Бюро. Родился и вырос в семье российских эмигрантов. Семья была довольно бедной, к тому же он рано потерял отца. Однако с детства он был хорошим психологом, манипулятором и отличался незаурядным умом, что и помогло ему пробиться на верх, несмотря на то, что из образования у него только школа и пара курсов колледжа. Одно время он даже был переводчиком при русском посольстве, где и познакомился с Эйраном Дагганом и правой рукой Дэмиана Бута. Во время революции его след затерялся. — Я звонил Катерине, — Гэвин запустил пальцы в шевелюру. — Я не знал о том, что ты знаком, хм, с мистером Бутом. В любом случае, через нее мы узнали кое-что интересное. Наш Роман действительно плотно контактировал с Детроитским «подпольем». Он добывал информацию, занимался контрабандой, а в итоге и вовсе уволился из посольства. Он был восхищен технологиями Даггана, но больше всего его занимала возможность создать универсальное оружие, которое можно было бы успешно перепродать всем, кто хорошо заплатит. Но, что самое интересное то, что доверявший бывшему переводчику Дагган, с позволения крышующего его Бута, подослал Синицына к своему сыну, чтобы тот приглядывал за болезным. — Твою мать, — НА017 закатил глаза. — Это проклятое дело, как сраный призрак всплывает то там, то тут! Не удивлюсь, если в убийстве Кеннеди тоже косвенно виноваты они! — Думаю, что это маловероятно, — Перкинс постучал пальцем по подбородку. — А вот то, что после того, как сына Даггана заключили под стражу, а его самого нашли в машине с пулевым ранением четко промеж глаз, — Хэнк нашел в себе силы, чтобы не бросить на невозмутимого Коннора удивленный взгляд, — подозреваемый пропал. Как сквозь землю провалился. — И всплыл только сейчас, — RK800 на секунду завис, проводя полный анализ данных. — Но как человек, не имеющий технического образования, смог создать столь совершенное оружие, которое почти безотказно действует на широчайший спектр андроидов? — Скажи мне, Коннор, — все обернулись на голос, глядя как из мастерской, слегка пошатываясь, вышел Дэймон. Он был полностью обнажен, но его это ничуть не смущало. Равно, как не смущало его и то, что скин, после насильственного вмешательства в систему, слегка сбоил и упорно видел своего хозяина пепельным блондином, — чей голос преследовал тебя, когда эти волны прошивали тебя изнутри? — Так я и думал, — в глазах андроида мелькнул очень нехороший огонек. — Тут…       Внезапно компьютер Элайджи засветился, сообщая, что идет соединение по защищенной линии. Все обернулись, стараясь не обращать внимания на ту тягостную атмосферу, которая повисла в лаборатории. Экран мигнул, и на нем появилось встревоженное и напуганное лицо Норт: — Помогите! На корабле все с ума посходили! Связь не работает! Двери заблокированы! Я постараюсь выйти к верхней палубе через вентиляционный дефлектор. Пожалуйста, помогите! Скажите Кате что я…       Связь прервалась, начиная отсчет до неизбежного конца.