***
Антарес проснулся внезапно, будто кто-то тряхнул его за плечо, от настойчиво лезущего в уши "Гимна колокольчиков" (1) - отвратительная, тревожная песня, которую он с раннего детства терпеть не мог. Впрочем, вспышка ненависти к окружающему миру тут же сошла на нет, стоило ему сонно пошевелиться и понять, что он в постели не один. Гермиона ещё спала – сквозь полудрему он чувствовал её тяжелую голову на собственной груди, её тихое дыхание, кожей ощущал ровное биение сердца, и теперь старался не шевелиться, лишь бы не потревожить её. Глубоко вздохнув, она сонно заворочалась, перекатилась на другой край кровати, но так и не проснулась. Антарес умилённо улыбнулся и медленно сел, не сводя с неё глаз. Он всё ещё не был уверен, что поступил правильно – быть может, нужно было подождать ещё, постараться сделать всё красиво, хоть как-то подготовить её… Но время вспять не повернуть, а потому оставалось лишь наслаждаться внезапно обрушившимся на него спокойствием, от которого даже хористов на улице под окном больше не хотелось придушить. Осторожно перебравшись на край кровати, он натянул пижамные штаны и прокрался в ванную. Остановившись перед зеркалом во всю ширину стены, он уперся ладонями в края раковины и долго присматривался к собственному отражению, изучая, выискивая возможные огрехи, а после криво усмехнулся и уточнил: - Ну что, добился своего? Отражение ответило такой же ухмылкой, что внушало робкую надежду на то, что до сумасшествия ему далеко. Плеснув в лицо водой, он вновь взглянул в зеркало и тут в отражении увидел Гермиону; замотавшись в простыню, она нерешительно переминалась с ноги на ногу на пороге ванной, будто не зная, что сказать и стоит ли вообще говорить. Коротко улыбнувшись ей сквозь отражение, Антарес обернулся и негромко окликнул: - Привет. - Привет, - эхом отозвалась она и не сдвинулась с места. – Почему ты улыбаешься? Он, на мгновение задумавшись, пожал плечами. - Потому что мне хорошо. Люди иногда улыбаются, когда счастливы, Грэйнджер, - весело пояснил он, - вот в чём дело! Её неловкость была заметна невооружённым глазом, и Антарес, чтобы не смущать её ещё сильнее, отвернулся к зеркалу, выдавил на ладонь пену для бритья, но всё же не сдержался и обронил будто бы между прочим: - Знаешь, тебе не нужно спрашивать разрешения, чтобы ко мне прикоснуться. Будто только этого приглашения и ждала, она медленно подошла и прижалась к нему, крепко обхватив руками под грудью и припав горячей со сна щекой к его острой лопатке. - Эй, - окликнул он, стиснув в кулаке нежный замок, в который сами собой сплелись её пальцы, - ты как там? - Хорошо, - шёпотом отозвалась Гермиона, губами собирая кожу у него на загривке. Обернувшись, Антарес с улыбкой посмотрел ей в глаза, а после, играя, мазнул пеной для бритья по кончику носа. - Всё хорошо, - шепнул он, когда она робко улыбнулась в ответ, - но... Быть может, нужно было ещё подождать... Его непривычная нерешительность оказалась на удивление заразительной, и напряжённое лицо Гермионы, которое только-только начало понемногу разглаживаться, в секунду побелело как полотно. - Нет... Нет-нет, не надо, - попросила она замирающим шёпотом, так что это больше походило на мольбу. - Пожалуйста, Терри, не говори, что ты жалеешь... Бережно сжав её лицо в ладонях и искренне жалея о том, что у него всего две руки и он не может обнять её крепче, он взглянул в её полные слёз глаза и понял, что не сможет ни соврать, ни утаить хоть что-то. - Я не хотел тебя торопить, - признал он, но Гермиона в ответ лишь неожиданно яростно замотала головой. - Нет, я... Я хотела этого, правда, - выдохнула она и удушливо покраснела. - Я не знала, что будет так, но это... правильно. Лишь произнеся эту простую фразу вслух, она поняла, что так всё и чувствует. Раньше она воображала, что, став женщиной, будет осознавать себя как-то кардинально иначе, но в результате не изменилось практически ничего - кроме того, что переполнявшая её любовь теперь и вовсе била через край. Да, в романах тёти Селии всё было описано иначе, да и к чёрту эти романы, потому что ни один из героев, будь он хоть трижды бароном или графом, не годился Антаресу в подмётки. С ним всё было взаправду, потому что сам он был пугающе настоящим, каждый миг, пока находился рядом с ней. Неизвестно, что такого отразилось в этот момент в её лице, но Антарес вдруг грустно усмехнулся и поцеловал её в лоб, а после, так и не отняв губ, прошептал: - А я всё думал, как это будет... Чего только ни воображал... - И как, ожидания с реальностью совпали? - уточнила она, и он в ответ не смог сдержать глубокий мужской смешок: - Слава Мерлину, нет. А твои? Гермиона молчала, сомневаясь и взволнованно покусывая нижнюю губу. Антарес её не торопил, с необъяснимым удовольствием наблюдая за тем, как она всё сильнее краснеет, но в конце концов не сдержал распускавшиеся в движениях руки, ласково заправил ей за ухо щекотавшую лоб прядку и прикоснулся к губам – осторожно, будто боясь навредить ещё больше. - Не-а, - определилась она наконец, отстранившись от него на необходимый для дыхания дюйм. - В реальности лучше. Будь он честным человеком с верными моральными установками - прямо сейчас отправил бы её к родителям с сотнями ничего не значащих извинений и посоветовал бы забыть о случившемся как о страшном сне... Серьёзно? Выпустить её из объятий хоть на секунду? Когда всё, чего ему хочется - это навсегда потеряться в блеске её глаз и запахе, затопившем лёгкие? С трудом отмахнувшись от внутреннего голоса, жарко нашёптывавшего всё то, что он хотел бы сделать с ней прямо сейчас, Антарес снова поцеловал её и признался: - Я понятия не имею, что с нами будет дальше. Но хочется верить в лучшее. - Хотя бы честно, - оценила она и вдруг поморщилась, когда он провёл ладонью по её шее. – Эй, осторожнее… Отведя в сторону волосы, он с неудовольствием увидел под собственными пальцами след от поцелуя, прямо на глазах наливающийся синевой. - Дьявол… – Он нахмурился. – Болит? Протянув руку к шкафчику над раковиной, он достал тюбик средства от синяков и, выдавив немного желтоватой мази на кончики пальцев, принялся осторожно обрабатывать кровоподтёк. - К вечеру заживёт, - пообещал он, и она против воли напряглась: - А что будет вечером? - Традиционный рождественский ужин на площади Гриммо. Но до вечера ещё уйма времени, - откликнулся он, откладывая тюбик и притягивая её к себе настолько властно, что намёк был понятен без слов. - Терри… - Что? Ты ведь не думала, что прошлой ночью всё закончится?.. - прошептал он, невесомо скользя губами по её плечу. - Не смела и надеяться, - откликнулась Гермиона, не в силах сдержать томительную дрожь, дюйм за дюймом захватывавшую всё тело. - Умница, девочка... Потому что это только начало. Обещание было куда как соблазнительным, но всё же Гермиона позволила здравому смыслу взять верх над разгоравшейся страстью и попросила: - Дай мне немного времени, ладно? Я пока ещё не совсем освоилась с... со всем этим, - неловко подытожила она, и Антарес с коротким разочарованным вздохом кивнул. - Тогда пойдём за ёлкой, - предложил он, и она со смешком уточнила: - За ёлкой? Он пожал плечами: - Ну да. Ведь сегодня Рождество, да и подарки уже распакованы... - прибавил он, понемногу переходя на шёпот, и Гермиона лишь тихо рассмеялась в ответ. - Какой же ты всё-таки пошляк иногда, - признала она, обхватив его руками за шею, после чего коротко поцеловала в уголок рта и попыталась отстраниться, но он удержал её на месте, прижав голову к собственному плечу и с непонятной жадностью запустив пальцы в тугие кудри – так ребёнок прижимает к груди любимую игрушку, разрывая горло криком. Моё. Не дам.***
С самого утра дом на Норт-гауэр-стрит гудел, как потревоженный пчелиный улей. Когда Гарри спустился вниз, на первом этаже громко играл прошлогодний хит Мэрайи Кэри «Всё, что я хочу на Рождество – это ты». Вэррон, сидя у Джеймса на плечах, пыталась укрепить на верхушке ёлки нарядную золотую звезду. Пока что у неё мало что получалось, но Гарри не решился предложить помощь или хотя бы напомнить о Левитационных чарах – настолько довольными выглядели оба. - Почти... Чуть левее... Есть! - торжествующе воскликнула она и тут заметила Гарри. - Ну, кто молодец? - Это был бросок на сто пятьдесят очков, - оценил он, подходя ближе, и ударил с Вэррон по рукам. Спрыгнув на пол, она чмокнула Джеймса в щёку и уточнила: - Ну что, планы не поменялись - к пяти у Блэков? Гарри с сомнением пожал плечами. Он до сих пор не был уверен, что выдержит целый вечер в обществе Корнелии и не сорвётся, но портить рождественский вечер родным, среди которых были и Сириус с Марлин, которые уж точно ни в чём не виноваты, он не имел никакого права. Должно быть, эта неуверенность живо отразилась у него на лице, потому что Джеймс вдруг прищурился и окликнул: - Гарри? Что такое? Заранее предчувствуя, что разговор предстоит не из лёгких, Гарри всё же приложил усилия и нерешительно выдавил: - Может, мне лучше остаться сегодня дома? Вы развлекайтесь, а я... - Нет, - отрезал Джеймс, скрестив руки на груди. Его тон не предполагал возражений, и Вэррон ожидаемо напряглась, опасаясь новой ссоры, ведь Гарри в некоторых моментах не только не уступал отцу в упорстве, но и превосходил его. Соглашаясь жить вместе с Джеймсом, она предполагала, что подобная сцена рано или поздно может разыграться, и была почти что морально готова к такому развитию событий - вот только никак не ожидала, что всё случится в рождественское утро, под ёлкой. - Гарри, милый, может быть, мы просто... - начала она, но Джеймс вскинул ладонь, предупреждая поток никому не нужных словесных реверансов. - Погоди, Вэррон. Мы с ним сами разберёмся, - предупредил он и вновь обернулся к Гарри. - Что-то я не пойму, сынок, к чему ты клонишь. Да, так случилось, что вы с Корнелией расстались, и мы все этим очень расстроены. Но сейчас речь идёт не о вас двоих, а о семье нашей и Блэков, и я не позволю, чтобы упрямство двух подростков испортило наш общий праздник. Подобное обесценивание его страданий Гарри воспринял как личное оскорбление и сжал кулаки, но Джеймс, видя, что он закипает, предупреждающе покачал головой. - Так дело не пойдёт. Блэки и Поттеры долгое время жили единым домом, - отчеканил он, указав на сына подрагивающим пальцем, - и твои пустяковые размолвки с Корнелией - не то, что может это изменить! Стиснув зубы, Гарри упорно молчал. Первым же его порывом было разразиться криком о том, что его жизнь кончена и празднование Рождества в таких условиях да ещё и на глазах у Корнелии будет пиром на костях. Он мог снова размозжить себе череп или переломать одну за другой все кости - она всё равно бы не вернулась к нему, ограничившись жалостливой улыбкой и ласковым заверением о том, что всё будет хорошо. Но как всё может быть хорошо, если она продолжает мило ворковать с Вектором, отдавая ему всю нежность и заботу, а он, который ради неё... И тут он всё понял. Он не сделал ничего. Обычно эта фраза воспринималась как оправдание, обоснование невиновности, но на этот раз всё было иначе. Он и в самом деле не сделал ничего, чтобы доказать ей свою любовь. И речь шла не о пресловутой звезде с неба или жемчуга из морских глубин - достаточно было просто хоть немного пожалеть её и остаться рядом, когда против неё ополчился весь мир. Тяжело сморгнув, Гарри отступил к лестнице и напоследок неловко пробормотал: - Я пойду... Мне ещё нужно упаковать подарок для Моргана. Чуть не бегом взлетев вверх по лестнице, он захлопнул за собой дверь спальни, и в доме всё затихло, включая и магловский проигрыватель. Обернувшись к жениху, Вэррон смерила его сочувственным взглядом и растерянно выдохнула: - Ну, знаешь ли!.. Джеймс и сам уже понимал, что стоило бы разговаривать с сыном помягче, но признавать вину был не намерен, а потому лишь огрызнулся, не поднимая головы: - Ему давно пора понять, что мир не вертится вокруг него, Вэррон, и что у других людей тоже бывают свои интересы и желания... - Джеймс, пойми ты, ему же больно! - Это не повод причинять боль другим! - отрезал он и вдруг осёкся от всплывшего в памяти голоса Авроры, яростно выговаривавшего: "Ты всегда так делаешь. Всегда бьёшь других, когда тебе больно". Удар оказался такой силы, что Джеймс медленно опустился на диван и, сдёрнув с носа очки, негромко окликнул: - Вэррон, ты... Можешь позвать Гарри? Мне нужно с ним поговорить. Умилённо улыбнувшись, она наклонилась и поцеловала его в макушку, напоследок попросив: - Только давай на этот раз без крика, хорошо? Понуро кивнув, он посмотрел на залепленное снегом окно, прикидывая, что это Рождество вряд ли может быть хуже предыдущего, когда он, отказавшись от приглашения Блэков, всю ночь просидел дома в одиночестве. Кто бы знал, какие дурацкие мысли лезли ему тогда в голову... И теперь он просто не мог допустить, чтобы Гарри остался один и прошёл через всё то же самое. Подняв голову на звук шагов, он смерил понурого сына взглядом и поманил: - Иди сюда. Сев рядом и по привычке поджав одну ногу, Гарри долго молчал, не зная, с чего начать и не стоит ли прежде всего извиниться, но в конце концов лишь окликнул: - Па... Как ты выдержал? Без мамы. Удивлённый такой резкой сменой темы, Джеймс вздохнул, но, решив говорить честно до конца, всё же ответил: - Сам не знаю, сынок. Может, я поэтому так плохо помню первые годы после её смерти. Всё было как-то суматошно и бестолково... Наверное, если бы не мысль о том, что ты полностью зависишь от меня, я бы не справился. Кивнув, Гарри шмыгнул носом, а после поднял голову и искренне попросил: - Прости меня, пап. Я столько всего наговорил тебе за последний год и вообще... Ты не заслужил этого. Я не хотел делать тебе ещё больнее, я просто не понимал, что это такое, и Империус... Грустно усмехнувшись, Джеймс притянул его голову к собственному плечу и коротко поцеловал в вечно топорщившийся вихор на макушке. - Ничего, сынок, всё хорошо. Поверь, Гарри, это… - Он прерывисто вздохнул. – Это непросто. В такие моменты ты здорово соображаешь, даже лучше, чем обычно, вот только твоё тело тебе уже не принадлежит. И твои руки, вместо того, чтобы ласкать, могут свернуть любимой шею. А вместо признания – убивающее проклятье… Я не снимаю с себя вины, - спешно прибавил он, - но и каяться больше не могу. Ведь потом, когда Империус перестаёт действовать и ты наконец понимаешь, что ты натворил… Теперь я буду жить с этим всегда. Он пожал плечами, показывая, что ничего поделать с этим нельзя, и Гарри, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, вдруг спросил: - А как вы с мамой начали встречаться? Ты никогда не рассказывал. Смерив сына удивлённым взглядом, Джеймс поправил очки, а после, усевшись поудобнее, оценил: - Всё получилось довольно глупо, если честно. Ты ведь знаешь, мы познакомились в Хогвартсе... Поначалу она меня терпеть не могла. Несколько секунд после этого Гарри был уверен, что отец его разыгрывает. До сих пор ему говорили, что папа и мама очень любили друг друга - так говорила даже Марлин, а ведь она ни за что бы не стала врать ему, никогда! И всё же сейчас у отца было такое лицо, что заподозрить его во лжи было невозможно. Очевидно, догадавшись, что удивил сына, Джеймс хмыкнул и подпёр голову кулаком, уйдя в воспоминания. - Да-а... Я её понимаю, в общем-то, - признал он и вдруг передразнил, подражая высокому девичьему голосу: - Я не согласилась бы пойти с тобой в Хогсмид, даже если бы у меня был выбор между тобой и гигантским кальмаром, Джеймс Поттер! Гарри, не выдержав, прыснул в кулак, а после и вовсе расхохотался, раскачиваясь на краю сидения так, что едва не опрокинулся спиной вперёд, и Джеймс поспешно схватил его за рукав свитера, чтобы поддержать. - Осторожнее! - предупредил он и со смехом признал: - Я был придурком. Всегда вёл себя как осёл, когда Лили оказывалась поблизости. Но себе я, конечно, на тот момент казался просто идеальным парнем... - Почему же она вышла за тебя замуж? - недоумевал Гарри. - Если ты только и делал, что выпендривался, как ты говоришь. Почесав в затылке, Джеймс всё же признался: - На седьмом курсе у меня поубавилось спеси, в особенности после того, как произошла вся эта ситуация с Римусом и Снейпом. Знаешь, вероятность того, что ты можешь не дожить до следующего утра как-то дисциплинирует, - прибавил он с грустной усмешкой. По достоинству оценив остроту, Гарри ничего не ответил, думая о том, что на самом деле его отец гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд, просто зачастую обходится без показной бравады. И на самом деле ему самому предстоит ещё многому научиться, чтобы дотянуться до такого образца, потому что, как бы оба они ни артачились, между ними было очень много общего, и противостоять могучей силе природы было попросту глупо.***
Время после обеда Кэтти провела, разучивая вместе с Деймосом и Шарлоттой песенку про снеговика Фрости. Как и следовало ожидать, Блэки приняли очередную гостью дома как родную, так что уже два часа спустя после прибытия Кэтти казалось, будто она провела на площади Гриммо целую жизнь. Впрочем, так было и в прошлый раз, когда она восстанавливалась после нападения и прожила здесь целую неделю. Двенадцатый был домом, в который можно влюбиться с первого взгляда - если только вы точно также бредите готическими особняками и романами о томных барышнях и загадочных чародеях, похищающих у этих самых барышень сердца. Худо-бедно обитаемыми были лишь четыре нижних этажа и подвал, где располагалась кухня, но дальше простирались территории, неподвластные разуму и дававшие нескончаемую пищу её и без того богатому воображению, так что Кэтти, оставив двойняшек на Кикимера, отправилась исследовать дом, больше похожий на средневековый замок. Впрочем, необитаемость верхних этажей была кажущейся - к этому выводу она пришла сразу же, толкнув ближайшую к лестнице дверь и обнаружив за ней, судя по всему, кабинет. В высоком кресле у окна сидел за столом Морган и что-то писал на листе пергамента, то и дело глухо ругаясь, стоило поставить очередную кляксу. - Эти перья - ужас просто, - согласно кивнула она лишь затем, чтобы обозначить собственное присутствие. - Я долго не могла научиться писать чисто, так что мои пергаменты за первый курс лучше никому не показывать. Подперев щёку кулаком, Морган смерил её пристальным взглядом и вдруг спросил: - Тебе хорошо учиться на Когтевране, Катриона? Задумавшись, Кэтти присела на край стоявшего напротив низкого дивана и опустила подбородок на раскрытые ладони. - Да, - откликнулась она после продолжительного раздумья. - Мне кажется, я там на своём месте. Конечно, факультет у нас не самый дружный, но я как-то не особо стремилась заводить подруг, а кроме того... Флитвик - хороший декан и заботится о нас. Понуро кивнув, Морган поделился: - А Драко говорит, что Снейп лучше всех деканов и вообще на Слизерине лучше всего. Перебрав в уме все факты, которые были ей известны о профессоре зельеварения, Кэтти наконец неуверенно кивнула: - Снейп тоже ничего, тут Драко прав. Но на Слизерин берут чаще всего чистокровных волшебников, так что мне там делать нечего, - прибавила она с усмешкой, но он не улыбнулся в ответ, и она забеспокоилась: - Почему ты спрашиваешь, Морган? Посомневавшись, мальчик на мгновение прикусил нижнюю губу, но всё же признался: - Мне кажется, я не смогу поступить на Гриффиндор. Я ведь не такой смелый, как Терри и Корни. - Кто тебе это сказал? - удивилась Кэтти, сочувственно приподняв брови. - Морган, ну что ты... Пересев на самый край, она протянула руку и тронула мальчика за ладонь, осторожно, опасаясь показаться излишне навязчивой. - Все факультеты хороши, - искренне заверила она. - Даже Пуффендуй, честно. Всех нас учат одни и те же профессоры, и твоя принадлежность к тому или иному факультету никак не влияет на то, сколько лет ты проведёшь за партой и каким специалистом ты окажешься в будущем. Вот ты кем хочешь стать, когда вырастешь? Наверное, мракоборцем, как твой папа? К её удивлению, Морган замотал головой: - Нет. Я хочу работать с заклинаниями, как мама. Она раньше была главным ликвидатором заклятий в банке "Гринготтс", ты не знала? Кэтти, которая знала Марлин лишь как заботливую мать и отменную хозяйку, уважительно присвистнула и подняла голову на звук шагов, улыбнувшись вошедшей Мораг. - Ты не говорила, что Марлин работала в банке, - упрекнула она, ещё не оправившись от удивления, и Мораг, за руку подводя Деймоса к дивану, тихо хмыкнула: - В следующий раз вывешу транспарант над главной дверью. Давай-ка, малыш... Вот так, вот и сели, - улыбнулась она, помогая младшему из кузенов устроиться среди подушек рядом с Кэтти. Шарлотта, которая уже успела самостоятельно взобраться на диван, в процессе скинув пару подушек на пол, громко спросила: - А что такое т'ганспа'гант? Ей ответила вошедшая следом Корнелия: - Это такой большой-большой рисунок, Чарли. Наморщив лобик в попытке осознать, насколько большим должен быть рисунок, Деймос раскинул руки на всю доступную ширину и уточнил: - Вот такой, Корни? Умилённо улыбнувшись, она погладила братишку по макушке и возразила: - Намного больше, малыш. Повернувшись к Моргану, она со спины обняла его за шею и самым невинным тоном поинтересовалась: - Кому письмо? - Секрет, - отозвался Морган, старательно прикрывая написанное ладошкой и даже сопя от натуги. - Я его отдам Терри, и он его отправит. - Почему это именно Терри? - Потому что это очень серьёзное, мужское дело, - ответил он, так ярко выделив голосом последнюю фразу, что Корнелия от неожиданности даже рассмеяться не смогла. - А я знаю, кому Мо'ган письмо пишет! - пропела Шарлотта, на всякий случай прячась за спину Кэтти. - Он сест'гичке Гарри пишет, вот! Распрямившись и сверху вниз взглянув на малышку, Корнелия удивлённо заметила: - У Гарри нет сестрички, милая. - А вот и есть! - упрямилась Чарли, хмуря тёмные бровки. - Есть, я её видела! Спорить с ней было бесполезно, так что Корнелия почла за благо промолчать, в очередной раз поразившись тому, насколько чётко Шарлотта, так и не совладавшая с буквой "р", проговаривала имя Гарри, пусть и не без усилий. Сама она то и дело задумывалась, придёт ли он сегодня вечером вместе с Джеймсом и Вэррон, которые, конечно же, были приглашены к ужину наравне с Люпинами. Разумеется, они условились остаться друзьями, но уж больно несчастным выглядел Гарри, лёжа в Больничном крыле с пробитой головой... Переглянувшись с Мораг, Корнелия тихо вздохнула. Они уже обсуждали всё это миллион раз, и Гермиона предложила поверить Гарри на слово и удовольствоваться тем, что в опору кольца он влетел случайно, но сама она не могла отделаться от чувства вины в его неосторожности. За ужином, впрочем, он вёл себя безукоризненно, весело смеясь шуткам Мародёров, которые, вновь оказавшись за одним столом, уже не могли остановить поток воспоминаний о юности, практически каждое из которых превращалось в увлекательнейшую байку для рассказа перед камином, чтобы с восхищением слушали малыши. Но даже рождественская ночь не может длиться вечно, и в десятом часу Сириус отправился наверх укладывать двойняшек спать. Строго говоря, ему нужно было лишь наблюдать за Кикимером, который лихо управлялся с маленькими Блэками, никому не доверяя купание, но Гарри всё равно напросился следом якобы для того, чтобы помочь. Уложив в кроватку недовольно куксившегося Деймоса, Сириус подоткнул младшему сыну одеяльце и вдруг негромко заметил: - Да уж... Наворотила моя лапочка дел, да? В свете ночника сложно было что-то разглядеть, но всё же Гарри показалось, что крёстный грустно усмехается. - Я не могу винить её в том, что она разлюбила, - признался он, распрямляясь и разводя руками. - Корни - моя дочь, и я всегда приму её сторону, даже если весь мир пойдёт на неё войной. Но это не значит, что я теперь против тебя, Гарри. Джеймс не просто так выбрал меня и Марлин твоими крёстными родителями, и мы... Мы в ответе и за тебя тоже. Не меньше и не больше - в той же степени, что и за каждого из наших детей. Слышать такие слова из уст Сириуса, который вообще-то был чужд любых проявлений сентиментальности, было немного неловко, но оттого ещё более приятно, так что Гарри, почесав в затылке, чуть слышно выдохнул: - Спасибо, Сириус. - Обращайся, - хмыкнул он и, протянув руку, взъерошил ему волосы. - А вообще мой тебе совет - дай ей время подумать, но держи руку на пульсе. Потому что я в своё время таким вот макаром чуть не потерял Марлин. Дурак был, и сейчас прекрасно сохранился. С негромким хлопком возникнув в паре футов от кроватки, Кикимер ткнулся носом в пол и проквакал: - Хозяин Сириус, мисси Шарлотта благополучно уснула. - Спасибо, Кикимер, - кивнул он. - Можешь возвращаться на кухню. Домовик услужливо испарился, а Гарри ненадолго задумался, но всё же собрал силу воли в кулак и окликнул: - А как у вас с Марлин? - Что – у нас с Марлин? - Ну… как ты понял, что любишь её? – краснея, выдавил Гарри и тут же подумал, что Сириус, скорее всего, даже не ответит. Но он вдруг улыбнулся: - Я и сам не знаю, Гарри. У меня не было внезапного озарения, если ты об этом, и розовые сердечки перед глазами не кружились. Но теперь я понимаю, что жить без неё уже не смогу. Это не сразу приходит. Ты можешь годами жить бок о бок с женщиной, но так и не понять, что она - та самая, пока всё не полетит к чертям. Это словно… - Он задумался на мгновение, а после нараспев процитировал: - Ибо оставит мужчина отца и мать, и прилепится к жене своей, и будут двое единая плоть... Понимаешь? Наверное, это и есть любовь – воспринимать другого человека как продолжение себя самого. И, ты удивишься, но речь здесь не только о плоти. Теперь я это точно знаю. Подняв глаза на шорох приоткрывшейся двери, он хулигански улыбнулся и приложил палец к губам. - Спит? - уточнила Марлин и, подойдя ближе и осторожно перегнувшись через бортик кроватки, легонько поцеловала сына в лоб. - С Рождеством, малыш. Встав ровно, она неосознанно прижалась спиной к груди мужа, и Гарри с усмешкой подумал, что, если ровняться на Блэков, то есть риск так и помереть в одиночестве, потому что настолько идеальные пары встречаются, пожалуй, лишь раз на миллион.***
На то, чтобы угомонить пьяную компанию друзей мужа, у миссис Хард ушло не меньше часа, но даже после их ухода Джон рвался то в паб, то на центральную площадь, то разбираться с этим недоумком Слотером, их соседом, который три дня назад снова своим пикапом завалил растущую на границе между участками старую лиственницу. - Это дерево ещё мой прадед тут посадил! - возмущался он, пытаясь пропихнуть руку в рукав куртки, не выпуская при этом зажатую в кулаке ополовиненную бутылку с джином и начисто игнорируя и недовольный клёкот жены, и настойчивый стук в дверь, раздававшийся не первую минуту. - Я ему покажу... - Джон, остановись! - воскликнула миссис Хард, но тут же суетливо оглянулась на лестницу, ведущую на второй этаж, и понизила голос. - Слотеров нет дома, и ты никуда не пойдёшь! - А вот и пойду! - упрямо повторил он, отбросив куртку прямо на пол, но миссис Хард успела перехватить многострадальный предмет одежды в полёте - сказывались годы тренировок. - Не смей! - прошипела она, силясь вырвать у мужа из рук бутылку. - Поди лучше дверь открой, пока в состоянии держаться на ногах! Упрёк был заслуженным, и всё же мистер Хард жутко оскорбился и чтобы продемонстрировать жене, что он ещё ого-го даже после домашнего эля своего школьного приятеля Дирка Стайнборна, подошёл к двери и, сняв цепочку с крючка, распахнул на всю ширь. На пороге, держа в руках горшок с ярко цветущей рождественской звездой, стоял темноволосый молодой человек. - Привет, мистер Хард. Джон тряхнул головой и прищурился. Он мог бы не узнать мальчишку в пьяном угаре, если бы не его глаза - неестественно голубые, почти нечеловеческие, прожигающие насквозь. - Ты... - прорычал он, хватаясь за косяк, готовый взять разгон и вылететь на крыльцо, чтобы обрушить всю имевшуюся в наличии ярость на незваного гостя, но вдруг уронил руки и угодливо посторонился, чуть ли не сгибая широкую спину в уродливой пародии на поклон. Отведя упавшие на лоб волосы, Эйдан стряхнул прилипшую к лацкану пальто снежинку и на мгновение замер, довольный произведённым эффектом. - Думаю, я всё же зайду, - подытожил он, шагнув через порог. Миссис Хард, пока ещё наделённая свободой воли, испуганно попятилась, но он поспешил предупредить: - Не стоит, намерения мои вполне мирные. Я хотел бы увидеть Эмбер. Зло прищурившись, миссис Хард отчеканила: - Имей я силы прогнать тебя взашей... - Как хорошо, что их у Вас нет, верно? - перебил Эйдан и, сверкнув глазами, жёстко уточнил: - Меня проводят или приличия в этом доме забыты? На втором этаже в комнате, дальней от лестницы, горел желтоватый верхний свет. Эмбер сидела на гладко застеленной узкой кровати у стены, опустив одну ладонь на деревянную раму, и Эйдану пришло в голову, что поза её кажется вполне естественной, если не знать заранее, что руку в таком положении устроила её мать. Это была лишь жалкая имитация натуральности, суррогат, потому что так с ней теперь было всегда. Сидит, если посадить. Идёт, если повести. Спит, если закрыть ей глаза. Жестом отослав обмирающую от ужаса миссис Хард прочь, Эйдан осторожно пристроил горшок с кроваво-красной звездой на подоконнике, снял пальто и, выдвинув из-за письменного стола стул, поставил его точно напротив Эмбер и сел. - Ну, что тут у нас? - уточнил он, осторожно взяв её руки в свою ладонь и бережно сжав пальцы. Она не шелохнулась, словно не заметила его присутствия и прикосновений. Спутанные потускневшие, когда-то золотые волосы, круги под мутной голубизной глаз, впалые щёки, восковая белая кожа, годами не видевшая солнца, ужасная, почти противоестественная худоба – она выглядела больной. Даже не больной, а… мёртвой. Хрупкой, как засушенный цветок, словно составленная из дыма и праха. - Эмбер... - нараспев окликнул он, проведя костяшками пальцев по щеке, и её потрескавшиеся губы дрогнули, когда она чуть слышно пробормотала: - Тик-так... - Да, милая, - улыбнулся он так ласково, как только умел. - Именно так. Давай-ка, постарайся. Он чуть приметно нахмурился от усилий, и она забеспокоилась, попыталась отстраниться и освободить руки, но Эйдан удержал её и суетливо зашептал: - Нет-нет, не надо бояться! Мне нужно, чтобы ты немного помогла мне, ладно? Ну же, Эмбер, тебе не будет хуже... - Тик-так... Тик-так! - повторяла она, протестуя, но подточенный разум подавался будто сырая глина под пальцами, вытягивая на поверхность картины того, о чём вспоминать было больнее всего... - Джаред! Эйдан! Вы готовы, мальчики? Войдя в игровую, Эмбер подхватила с пола брошенную впопыхах шапочку и, пристроив на подлокотнике стоявшего у стены диванчика, оглядела комнату с выражением искреннего удовольствия на румяном лице. Эйдан, уже полностью одетый, стоял на коленях на стуле, выглядывая в окно, а Джаред, устроившись на специальной скамейке, в очередной раз воевал со шнурками с таким искренним страданием на лице, что Эмбер не могла дождаться того часа, когда мальчикам можно будет колдовать, чтобы научить их заклинанию, от которого шнурки завязываются сами. - Я сам! - возмутился Джаред, отпихивая протянутую руку помощи, и вновь попытался зашнуровать крохотные ботинки, но у него, конечно же, ничего не получилось. Покачав головой, Эмбер терпеливо опустилась на корточки перед скамейкой, поставила ногу мальчика себе на колено и быстро завязала неподдающиеся шнурки на нарядный бант. - Ничего, - утешила она, - скоро и у тебя получится, - и Джаред пылко возразил: - Но второй я сам завяжу, сам! Эмбер, не мешай! Строгой няне оставалось лишь смеяться. - Ладно уж, сам... Давай-ка, малыш, поторапливайся, - прощебетала она с усмешкой и легонько ущипнула Джареда за щёку. - Тик-так, тик-так! Эйдан? Солнышко, ты идёшь? Он будто и не слышал, продолжая вглядываться в застилавший улицу густой туман с насупленным лбом. - Эйдан... - окликнула Эмбер, становясь рядом, и он вздрогнул, будто лишь теперь её заметил. - Время идти на прогулку, - напомнила она и помогла ему вдеть руку в рукав джинсовой курточки. Но Эйдан как не слышал, напряжённо морщась и будто бы прислушиваясь к тому, что творилось очень далеко отсюда. Эмбер, хоть и была предупреждена о возможных странностях одного из мальчиков, всё же осторожно позвала: - Эйдан? Ты в порядке, солнышко? Сморгнув и наконец подняв голову, он очень серьёзно уточнил: - Разве папа сегодня здесь, Эмбер? - Не знаю, - честно призналась она, но Эйдан смерил её недоверчивым взглядом и озвучил вещь, кажущуюся ему очевидной: - Я его слышу. Он злится... - Эдди не может быть здесь, - возразил Джаред, сползая со скамейки и тут же запинаясь о развязанный шнурок так, что едва не упал. - Они с мамой сегодня должны были поехать по большим делам. Произнеся окончание фразы нараспев и со всевозможным значением, он сделал страшные глаза, но Эйдана это не убедило. Подойдя к двери, он оглянулся и, убедившись, что Эмбер вновь занята шнурками Джареда, тихо выскользнул на лестницу. С нижнего пролёта он услышал возбуждённые голоса взрослых, но ещё раньше услышал то, о чём они думали. Он мало что понял из того, что творилось в голове у бабушки, но вот мысли папы были полны чего-то страшного, от чего хотелось отгородиться и как следует вымыть руки. Кровь, вспомнил Эйдан некрасивое слово, не подчиняющееся никаким правилам чтения, и нахмурил тонкие бровки. И всё же папа был здесь, и он поначалу даже обрадовался, но тут крики в кабинете взвились до очень высоких нот, и Эйдан испуганно замер, опасаясь, как бы его не заметили и не отругали за то, что подслушивает. - В мои планы никак не входило, что Норма взбрыкнёт и осмелится уехать без разрешения, - повторил Эдвард, очевидно, не в первый раз, потому что его тон больше напоминал заезженную пластинку, а не интонации живого человека, на что профессор Вектор лишь нетерпеливо всплеснула руками и воскликнула: - О, естественно! Всегда легче свалить вину на отсутствующую altera pars (2), чем самому признать, что перестал справляться с собственным ребёнком. - Не нужно так разговаривать со мной, - предупредил он и, судя по звукам, сел на выдвинутый стул. - На похоронах мальчикам делать нечего, и ты безропотно согласилась принять у себя Джареда, так что... - Тебе прекрасно известно, Эдвард, что Джаред не доставляет никаких хлопот, - отрезала миссис Вектор, и он быстро откликнулся: - В отличие от Эйдана? Понимаю... Но у тебя на подхвате хотя бы есть колдующая нянька, в то время как я не сумею никого найти в столь сжатые сроки. - Тогда наиболее разумным будет остаться с сыном самому, - напомнила она, и в её голосе впервые за всё время разговора зазвучали откровенно истеричные нотки. Эдвард в ответ лишь глумливо усмехнулся. - Надо же... Давно ли ты стала таким маститым экспертом по вопросам материнства и детства? Неозвученный ответ повис в воздухе, но Эйдан не успел приглядеться к мечущимся как мушки воспоминаниям бабушки, как отец поднялся на ноги и вновь заговорил: - Если я сегодня не поддержу Аврору, ты можешь смело поставить крест на том, что ещё осталось от нашей так называемой дружбы. Ты ведь этого хотела? - ядовито прибавил он, склонившись к матери и практически нависая над ней. Как бы унизительно ни было признавать его правоту, Септима лишь отстранилась на пару дюймов и в тон ему отчеканила: - Раз уж ты опустился до подобных пошлых намёков, ты прекрасно должен знать, что скорбь Авроры не имеет под собой никакой основы. - Пусть так, - согласился он, - но она считала его отцом. И я теперь должен быть с ней хотя бы как друг. - Папа? - окликнул Эйдан, сходя по ступеням и от волнения выламывая носки новомодных лаковых сандаликов. Обернувшись, он смерил мальчика взглядом и поздоровался: - Здравствуй, Эйдан. Расценив это как поощрение, он подошёл ближе и, снизу вверх заглядывая в глаза, доверчиво спросил: - Ты приехал за мной, да? Мы поедем к маме? Он молчал, и тогда Эйдан попытался раздобыть ответ единственным доступным ему способом, но Эдвард лишь поморщился и направился к дверям, на ходу бросив матери: - Позаботься о ребёнке. - Я с ним вдвоём не останусь!.. - прошипела профессор Вектор, но Эдвард неожиданно гаркнул в ответ: - Придётся! - и, не прибавив ни слова, стрелой вылетел из дома. Простояв на месте меньше секунды, Эйдан бросился следом. - Папа! Папочка, подожди! Он не успел даже спуститься с крыльца, как сзади его обхватили крепкие нежные руки, и Эмбер, опустившись на колени, принялась нежно увещевать: - Что ты, милый, не нужно... Папа скоро вернётся, ему нужно по делам. Время ведь не терпит. Тик-так... тик-так... - Папочка, пожалуйста, не уходи! Ну папа! Пусти меня! Он вновь рванулся вперёд, но, не получив желанной свободы, внезапно обернулся к державшей его Эмбер и отчеканил звенящим от возмущения голосом, совсем не похожим на обычно мягкие интонации детей: - Я велел отпустить меня! Немедленно! Дёрнувшись как от удара, девушка разжала руки и распрямилась, а в следующую секунду испустила настолько громкий леденящий душу вопль, что не успевший трансгрессировать Эдвард всё же обернулся и замер, не смея вмешаться. Эмбер продолжала безостановочно выть, пока на губах не проступила кровь, но даже после прибытия бригады экстренных магических манипуляций она продолжала раскачиваться на одном месте и безостановочно шептать: - Тик-так... тик-так... тик-так... ...Она испуганно дёрнулась, испустив громкий стон, и Эйдан поспешно схватился за её протянутые руки, стальной хваткой грозя переломить пальцы. Он не произнёс ни слова, направив всю энергию вовнутрь, и постепенно её челюсти, стиснутые болезненным спазмом, разжались, выпуская наружу полный страдания вздох. Утерев отчаянно слезящиеся глаза, которые горели огнём, он пригладил ей пушащиеся светлые волосы, а после неожиданно даже для себя прижался губами к остро бьющейся жилке на виске Эмбер. - Я всё исправлю, - пообещал он, зажмурившись, чтобы она не видела слёз.