конформист из джерси

       Содержимое желудка Стэна превратилось в комок нервов и готово было в любой момент выйти наружу - организм просто отказывался принимать ставший непривычным домашний ужин, воспринимая его как что-то чужеродное, и неясное напряжение только ухудшало ситуацию. Марш лежал на кровати, чувствуя, что его стошнит, стоит вдруг встать, и пялился в деревянный потолок. По потолку ползла проснувшаяся не так давно муха - она, как и гот, пыталась осознать смысл жизни и то, почему вообще жива. Объяснение этих вопросов в её сознание не приходило, потому она лишь меланхолично изучала лапками потолок, как вор изучает направление камер в магазине, который собирается грабить. Стэну до жути хотелось вывернуться наизнанку, только чтобы перестать ощущать ком напряжения, перекатывающийся от желудка к горлу и обратно. Снова становилось невыносимо плохо, всё сильнее с каждой секундой после пробуждения - он хотел считать это пробуждением, хотя на самом деле всё время не спал, а только лежал, крепко зажмурившись, и "проснулся" только тогда, когда открыл глаза и встретился взглядом с мухой. С самого утра было тяжело дышать, а голова раскалывалась сильнее, чем прошлым вечером. Казалось, что намного проще сдохнуть наконец, чем терпеть это, тем более когда сознание не покидали навязчивые мысли и воспоминания - то, что всегда приходит во время бессонницы. Особенно когда ты Стэн Марш. Всю ночь он размышлял о чём придётся - о произошедшем в пятницу, о шепотках, которые то и дело слышал в школьных коридорах, о взглядах, которые иногда ловил, о смысле бессмысленной жизни, о том, нормально ли это - чувствовать себя вот так. Гот пришёл к выводу, что нормально - в конце концов, люди и в депрессии годами живут, а ему просто пора прекращать жалеть и накручивать себя из-за ерунды, так, будто он главный страдалец и заслужил жалости. Ничего подобного. Руки снова начинали дрожать, а глаза жгло от их собственной соли - того, что он выплакал за ночь. И правда, пора прекращать жалеть себя, с ним ведь всё в порядке. Пальцы сами собой потянулись к запястью, но Стэн вовремя отдёрнул руку - кожа уже краснела следами ногтей и болела при любом прикосновении. Иногда он сам не замечал, как начинал нервно чесать запястья, а потом удивлялся тому, откуда на пальцах и ногтях липкая сукровица. Это всего лишь желание покурить, ничего больше. Стэн сел в кровати, и в глазах тут же потемнело от внезапной смены положения, а желудок чуть не вылез наружу вместе со всем содержимым. Всё же, взяв тело под контроль, гот потянулся к стоящей на прикроватной тумбочке кружке с вчерашним кофе. От кофеина, тем более холодного, уже тянуло блевать, но надо было как-то проглотить стоявший в горле ком. Поморщившись, гот залпом допил противный напиток и кое-как сполз с кровати, на носочках прокрадываясь к окну, так, чтобы не наступать на скрипящие половицы. Шэрон не раз уже застала его за курением и ничего уже не говорила, но всегда жутко расстраивалась, глядя на сына с немым укором, и потому Марш старался делать всё как можно тише, не желая разочаровать ещё одного человека, так, будто таких было мало. Открыв скрипнувшую форточку, щёлкнул зажигалкой, и спустя пару секунд в лёгкие просочилась отрава. Майкл не раз шутил, что такая жизнь это просто пассивная попытка суицида, и каждый раз оказывался прав. Но какая к чёрту разница, попытка ли это суицида, пассивная ли, активная, когда после выкуренной сигареты становилось легче хоть на йоту? Стэн прикрыл глаза - рыжий рассвет, блестящий на стекле, резал сетчатку. Дым поднимался куда-то в розовое небо и таял, впитываясь в воздух города, как само собой разумеющееся - город принимал новую часть себя без сопротивления, даже с оттенком тоскливого довольства, так, будто это единственное правильное, что он делал. То же чувствовал и Стэн - курение казалось единственным полезным занятием. Сигарета была скурена до фильтра, и форточка закрылась с тем же скрипом. Марш обернулся к пустоте комнаты и увидел, как из этой пустоты на него смотрят холодные рыбьи глаза. Пэйн меланхолично наворачивала круги по аквариуму, но, увидев хозяина, остановилась и уставилась на него грустным осуждающим взглядом. Гот вздрогнул, и в голове сама собой появилась мысль о том, что стоило бы реже оставлять питомицу наедине с матерью - она на неё плохо влияла. Стэн поднял крышку аквариума и насыпал вмиг оживившейся рыбе корма. Она с жадностью распахивала рот навстречу крошкам и быстро перебирала плавниками - единственное времяпрепровождение, в которое она вкладывала все силы и душу. - Ну хоть кто-то питается нормально, - усмехнулся Стэн, садясь напротив тумбочки и в глубокой задумчивости наблюдая за резвостью Пэйн. Как только корм закончился, рыба проплыла круг по аквариуму, убеждаясь, что съесть больше нечего, и снова впала в сонное состояние. Залегла на высыпанное камнями дно, изредка тычась носом в стекло. - У тебя рыбья депрессия? - сочувствующе поинтересовался Стэн, тыкнув пальцем в стекло напротив головы Пэйн. Питомица вздрогнула, но в итоге просто снова наградила хозяина тоскливым взглядом и повернулась к нему хвостом. Рыбу уже ничего не удивляло и не пугало. Стэн едва мог видеть её блестящий рыжий бок сквозь мутное стекло. Часы показывали начало седьмого, а значит, можно было уделить время на заботу о малышке и почистить аквариум, не всё же Шэрон с ней возиться. Он давно заметил для себя, что забота о питомцах по-своему успокаивает, но чем меньше животное, тем меньше это помогает. Одно дело вычёсывать репей из грязной шерсти собаки и совсем другое - мыть стекло аквариума и трясти банку с кормом над водой. И всё-таки стоило пользоваться, раз это помогало чувствовать себя лучше. Спускаясь по лестнице с аквариумом в руках, Стэн столкнулся с сонной матерью. Она поднимала наверх корзину с бельём, заполненным преимущественно носками отца - он оставлял их где придётся, и потому раз в неделю приходилось собирать их по всей ферме и устраивать грандиозную носочную стирку. - Доброе утро, Стэнли. Ты сегодня рано, - улыбнулась она с лёгкой тревогой, разглядывая осунувшееся лицо сына с залёгшими под глазами тенями. Или он просто плохо карандаш смыл? - Доброе. Решил за ум взяться, зарядку делал, - натянуто рассмеялся он, - Иду мыть аквариум. - Надо же, какой молодец. Я завтрак ещё не приготовила, что ты хочешь? - продолжала говорить она, уже уходя вверх по лестнице. - Я не буду завтракать, - чуть громче, чтобы мать услышала, ответил он, ставя аквариум на стол. Его почти наверняка стошнило бы, стоило съесть хоть что-нибудь. Со второго этажа донеслось осуждающее бормотание, и всё стихло. Марш в задумчивости уставился на вылупившуюся на него рыбу. - Ну и что мне с тобой делать, Пэйн? - вздохнул он, отвлекаясь от унылых мыслей. *** - Чё это вы с утра припёрлись? - ворчала старая официантка, с лёгким подозрением приглядываясь к непривычно встревоженным подросткам - Опять будете один кофе хлестать? Ответом ей послужила мрачная тишина, и этого хватило, чтобы принять это за "да" и пойти обслуживать других клиентов с надеждой больше никогда не возвращаться к осточертевшим подросткам. - Конформистская задница, - прошипел ей вслед Фиркл. Готы мыкнули нечто утвердительное. Что-то всё же никогда не менялось. - Ну и что нам делать весь день? - в свою очередь поморщился Пит, роняя голову на столешницу. Матери Генриетты внезапно поплохело с самого утра, и подруге не оставалось ничего, кроме как поехать с ней в больницу, оставляя парней на произвол судьбы. - Я ближе к середине дня пойду в школу, а вы делайте что хотите, - пожал плечами Майкл, кидая взгляд на часы. Ответом ему послужили три хмурых взгляда. - Как конформист, - фыркнул Смит, продолжая утренний спор, суть которого так никто и не понял, в глубокой задумчивости вычерчивая что-то в блокноте. Майкл только закатил глаза, не став снова упоминать о подготовке к экзаменам и прочем, о чём обычно волнуются "конформисты". - Я днём пойду на иглоукалывание ебучее, а потом к Айку. Я, кажется, начинаю что-то понимать. Он мне три темы объяснил быстрее, чем две математички за два года, - поделился Стэн под задумчивым взглядом Фиркла. Тот, словно опомнившись, снова уткнулся в блокнот, быстро штрихуя что-то карандашом. Смит закрывал рисунок, подняв ноги на кресло, прижавшись спиной к стене и уперев блокнот в колени так, чтобы никто из оставшейся четвёрки его не видел. Пит один раз попытался схитрить и подсмотреть, над чем возится младший, но получил кроссовком по рёбрам с лёгкой угрозой о том, что в следующий раз это будет нож. - Как грубо, - фыркнул Тельман, отодвигаясь от Смита и с недоверием посматривая на вновь занесённый кроссовок, - Но тебе я, так уж и быть, прощу. Младший только фыркнул и снова принялся штриховать что-то, игнорируя любые замечания. Он в своём познании преисполнился, а потому сосредоточился на рисовании, похлёбывая кофе, и не обращал внимание на внешние раздражители. Майкл, до того занятый чем-то в телефоне, поднял взгляд от экрана и озабоченно нахмурился. - Генриетта говорит, что у Хариетт случился лёгкий приступ и там ничего серьёзного, но она, на правах тяжелобольной, тащит их к родственникам в Денвер. Она сказала, что постарается свалить так быстро, как сможет, но если бабушка будет в городе, то она останется у неё на недельку. - Ну, её бабушка крута, могу понять, - пожал плечами Пит. Готы были наслышаны о потомственной ведьме, а Генриетта ещё и убеждала их, что это передаётся через поколение от бабушки к внучке, и гордилась своими корнями. Как-то бабуля приезжала в Сауспарк, оставив подростков под большим впечатлением. Первое, и самое главное - она не называла их эмо, а это уже кое-что значило. Что уж говорить о всяких колдовских книжках старушки, птичьих костях и большом чёрном коте. Женщина словно специально старалась создать ведьминский антураж, и, что самое удивительное, у неё это всегда выходило. - И это мне каждый вечер придётся домой ездить? - простонал Стэн, роняя голову на согнутые локти. Такие перспективы его не слишком прельщали, уж тем более в такую мерзкую погоду. - Можешь ночевать у меня, если хочешь, - изогнул бровь Майкл с наплевательским лицом. Пит с прищуром уставился на него, словно читая мысли, но вскоре в задумчивости отвёл взгляд. - Твоя мачеха меня терпеть не может, - мотнул головой Стэн. - И правильно делает, - буркнул Фиркл себе под нос, краем глаза видя попытку Тельмана утянуть у него блокнот. Тот сразу же получил в бок кроссовком и оскорблённо фыркнул. Официантка принесла ещё кофе, под нос бурча что-то о тупых подростках и получая пассивную агрессию в ответ. Это уже превратилось в некую традицию. *** Стэн пытался как-то донести до Айка мысль о том, что он отличный репетитор и с его помощью математика действительно становилась понятнее, но его попытки превращались во что-то псевдоироничное или псевдопсевдоироничное, потому что Марш не умел хвалить людей напрямую. Маленький гений растерянно кивал, делая вид, что понял посыл, но в глубине души сомневался в смысле слов гота - то ли это похвала, то ли скрытые оскорбления. Кому-то стоило поучиться выражать мысли словами через рот, и, кажется, не одному только Стэну, потому что, когда тот ушёл, Фиркл в растерянности пялился в пол, пытаясь вспомнить причину, по которой остался. Младший из готов молчал на протяжении почти всего разговора - всё равно в математике он силён не был. - Что-то хотел? - аккуратно напомнил Айк, убирая учебник по алгебре на полку. В голову закрались какие-то неясные сомнения, но он тут же их откинул и ухмыльнулся. Смита прямо-таки передёрнуло. - Химия! - тут же вспомнил он. Гот не был уверен, говорил ли он остальным о химии или о чём-то другом, а во вранье не стоило путаться, чтобы не завраться окончательно, но сейчас было откровенно плевать, - Ты понял последнюю тему? - О чём была последняя тема? - Фиркл вполне мог предположить, что Брофловски прошёл её самостоятельно ещё классе в пятом. Это, честно признать, впечатляло - Айк вообще был одним из немногих, преуспевающих в учёбе в этой идиотской школе. - Если б я помнил, я бы тебя не спрашивал, - прошипел гот в защитном раздражении. Одно только присутствие одноклассника отчего-то заставляло чувствовать себя нестабильно настороженным, а потому прятаться под грубостью. Это чувство пугало своей неизвестностью, и готу приходилось как-то фильтровать вообще любую мелочь. - Ну, ладно? Можно посмотреть, что там было, - пожал плечами Айк, пропуская мимо ушей очередной поток пассивной агрессии. Канадец выкопал из завалов стеллажа учебник и ухмыльнулся, - Чего педовка вдруг химией заинтересовалась? - На патологоанатома пойду, - зло пробурчал гот. Он не был до конца уверен в том, нужна ли патологоанатомам химия, но, в конце концов, из его уст это звучало даже иронично, потому Айк только снова максимально наплевательски пожал плечами с тихим хмыканьем. Спустя пару секунд до Фиркла дошло, потому он подозрительно сощурился, - Подожди, ты только что... Как ты меня назвал? - Ну, смотри, - тут же вскинул руки Брофловски, оправдываясь, и принялся размышлять под мрачным взглядом гота с таким лицом, будто говорит непреложную истину, - Ты нонконформист? Нонконформист. Мир нонконформистов не понимает? Не понимает. А самые недопонятые миром кто? Верно, педовки. А ты ещё и патлатый, значит ты кто? Педовка. - Ещё раз и я тебя придушу, - угрожающе прошипел Фиркл, сразу теряя всё смущение. Айк на эту фразу только тихо рассмеялся, шепнув самодовольное "педовка" и тут же получив по голени кроссовком. Всё то время, пока Айк пытался докопаться, какая из тем гота интересует больше и на какой они вообще остановились, сердце Фиркла билось непривычно быстро. Он давно осознал, что именно заставило его остаться. От воспоминаний о пропитанном болью вымученном взгляде одноклассника спирало лёгкие. И, что напрягало гота ещё сильнее, так это то, что ему хотелось заставить Брофловски смотреть на него так снова. Впервые Смит чувствовал себя настолько нерешительно перед тем, как поцеловать кого-то, но если повторится то, что было вчера, эти минуты сомнений стоили того. Он испуганно вскинул голову, поняв, что его имя повторяют уже третий раз. - Педовка, ты меня слушаешь вообще? - нахмурился Айк, перестав показывать ему что-то в записях в тетради. Хмурый Брофловски понравился Смиту даже больше, чем искренне улыбающийся, - Зачем ты попросил меня помочь, если тебе всё равно? - Мне не всё равно, - захлопал глазами Фиркл, растерявшись от вида новых эмоций одноклассника и пропустив мимо ушей ненавистное обращение. Тот, поняв свою ошибку, поспешно надел улыбку обратно, заставляя чёрное сердце Фиркла обливаться кровью. Гот зло сощурился, скрывая разочарование, - Я не педовка, а химия не настолько смешная, чтобы улыбаться постоянно. Химия вообще не смешная, так-то. - Да что ты доебался до моей улыбки опять? - рассмеялся Айк, хитро блестя лживыми огоньками в глазах. Он словно чувствовал, что вот-вот проколется, если ещё не сделал этого, а потому необходимо было отшутиться, - Неужели так нравится? - Фу, - только и выплюнул Смит, отворачиваясь. Айк с той же улыбкой вернулся к учебнику, незаметно прикусывая изнутри губу и в миллиардный раз проклиная себя за то, что не может перестать защищаться в ситуациях, когда это к чёрту не нужно. Но он просто не мог заставить себя перестать прикидываться великим актёром и делать вид, что всё хорошо. А Фирклу же хотелось стереть эту лживую улыбку раз и навсегда, от неё уже тянуло блевать. Сердце снова бешено заколотилось, и это пугало - Смит надеялся, что никогда больше не будет чувствовать себя настолько расшатанно из-за кого-то. - Брофловски, - сощурился он, глядя на одноклассника, читающего что-то из учебника, Фиркл давно перестал стараться вникнуть в тему. Айк поднял на него вопросительный взгляд, нутром чуя, что что-то здесь не так, но стараясь не подавать вида, - А, Брофловски. Пару секунд они молча переглядывались, каждый готовя себя морально к... чему-то. Подростки не знали, что последует за этими гляделками, и не были достаточно смелыми даже для того, чтобы делать какие-то предположения. Фиркл, легко спрыгнув со стола, на котором сидел всё время до этого, аккуратно, затаив дыхание, наклонился к сидящему рядом на стуле Айку. С каким-то трепетом, за который позже проклинал себя, взял того за подбородок, не чувствуя сопротивления, и прикрыл глаза. Тут же, внезапно для самого себя, почувствовал тёплую ладонь, накрывшую его губы, и открыл глаза в немом вопросе - Айк насмешливо ухмылялся, закрывая его рот и не давая придвинуться ближе. - Ты это прекращай, педовка, - ухмылялся он с бешено колотящимся сердцем, - Мало ли, придумаю себе всякого. Смит отпрыгнул от него на два шага с горящим лицом. Гот уже не мог определить, искренне насмехался канадец или это была только поверхность - всё застилала неизвестно откуда взявшаяся обида. Всё же Фиркл быстро взял себя в руки, надев безучастное выражение лица. - Почему? - всё же поинтересовался он на всякий случай, так, будто Брофловски сказал бы ему настоящую причину. - Тебе сосаться больше не с кем? - со скрытой досадой фыркнул Айк, усмехаясь. На самом деле ему было неуютно. Тяжело, тревожно, страшно? Он мысленно казнил себя сто раз, вспоминая и обдумывая их вчерашний поцелуй и проклиная то, что не смог проконтролировать эмоции, которые старательно скрывал до этого. Влюбляться в готов опасно - они сломают не только розовые очки, но и маску. Это было слишком. Чересчур слишком. Лучшим решением было просто отстраниться от Смита как можно дальше, и "педовка" была первым шагом. От имени "Фиркл" внутренности уже перекручивало в тугой жгут. Открыв рот, чтобы что-то сказать, Фиркл тут же его потерянно закрыл. Айк был прав - и чего он так прицепился к этому конформисту, есть же с кем целоваться. И всё же изнутри захлестнула жгучая обида - хотелось поцеловать Айка. Именно поцеловать, именно Айка. Гот впервые чувствовал, что желание сосаться имеет чёткую направленность на определённого человека, и это тревожило. Он не мог даже объяснить, откуда взялось это навязчивое чувство, но с каждой секундой хотел поцеловать Брофловски всё сильнее. - Ну, вообще, есть, - нехотя признал он, наконец собрав разбегающиеся мысли в кучу, - Но почему бы и с тобой не поцеловаться, ты ведь всё это время был не против. - А сейчас против, - тихо ответил Айк, опуская взгляд на записи и отмечая что-то ручкой, - Не делай так больше, окей? - Окей, - теперь поцеловать Айка хотелось просто до безумия. Только на середине пути до дома Фиркл осознал, что толстовка одноклассника всё ещё лежит в его рюкзаке. *** И снова дом, любимый дом. Стэн в глубокой тоске разглядывал его фасад и понимал, что ему придётся ночевать здесь несколько ночей подряд, неделю или даже больше. От осознания того, что ещё и на автобусе ездить придётся, стало как-то совсем тошно. И когда его начала так сильно отвращать перспектива находиться в собственном доме? Только зайдя внутрь, Марш почти сразу понял причину. С кухни доносились женские голоса, что значило, что мать с подругами решила устроить импровизированный девичник, но не в обычном его понимании - на этом мероприятии подруги обычно просто жаловались на свою тоскливую жизнь. Будь Стэн посмелее, был бы только рад к ним присоединиться, но мысль жаловаться на жизнь собственной матери ему не улыбалась. - Папа дома? - поинтересовался он, заглядывая на кухню, чтобы хоть как-то отметить своё появление. Шэрон обернулась к двери с горящим взглядом из-под красных, перепачканных потёкшей тушью век. Лиенн сочувствующе поглаживая её по спине и вздыхала. - Нет, Стэнли, твой отец не дома, - зло прикрикнула мать срывающимся голосом, - Он опять с друзьями или где-то там ещё. Не увидишь его до пяти утра, если вообще увидишь! И если ты из мужской солидарности захочешь вдруг присоединиться к ним, то валяй, я не против! - Шэрон тихо всхлипнула и отвернулась, - Хотя тебе и разрешение идти куда-то не нужно, да? Одна из сидящих за столом подруг матери махнула на него рукой, прогоняя. В таком состоянии Шэрон лучше не трогать и дать ей спокойно выплакаться, сетуя на судьбу. Стэн хотел было подняться к себе, но что-то заставило его остановиться под дверью. - Вот в молодости не веришь маме и думаешь, что у тебя-то всё обойдётся и всё будет хорошо, а в итоге всё как у всех и ничего не хорошо, - продолжала всхлипывать за дверью мать, - Сначала ты наивная семнадцатилетняя дурочка и тебе улыбается будущая рок-звезда, а потом ему сорок пять, он курит траву и бухает не просыхая, у вас двое детей и с ними не лучше. Дочь уехала, как только доучилась, и приезжает несколько раз в год - слава богу, что хоть приезжает, - а сын... а сын вот! стал эмо или кем там ещё, не разговаривает с тобой и вот это вот всё! Весь в отца пошёл, играет на гитаре, курит - и ведь думает, я не знаю! - не ночует дома. Думает, его ждёт великое будущее музыканта! Ха-ха, посмотрим, Стэнли, - последние слова мать произнесла чуть громче, думая, что сын услышит её со второго этажа. А тот слышал её и без этого, слышал каждое слово, затаив дыхание и невидящим взглядом уставившись в пространство перед собой, - Посмотрим... Я мать двоих детей уже двадцать лет, но иногда мне кажется, что я до сих пор не готова быть матерью. Ладно Шелли, она выросла самостоятельной и уехала - её счастье! - а Стэн? Я чувствую, что что-то не так, но не могу даже поговорить с ним! А он и сам не будет со мной говорить - весь в отца. - Мне очень жаль это слышать, Шэрон, всё будет хорошо, - успокаивающе бормотала Лиенн, поглаживая подругу по спине. Это были самые клишированные слова, которые может сказать человек, когда говорить больше нечего, но поддержать нужно. Мать продолжала всхлипывать, но Стэн уже неслышно отошёл от двери - услышанного с лихвой хватило, чтобы сознание снова захлестнуло удушающее чувство вины. Он мог понять, почему матери настолько плохо, но не мог осознать, в чём именно его повинность, и оттого чувствовал себя только хуже. На месте Шэрон он и сам ненавидел бы себя за то, какой он, за своё поведение, за отношение к ней. Хотя почему "на месте Шэрон"? Марш неплохо справлялся и в своей роли. Вернее, в ней он справлялся как раз хуже всего - у него просто не выходило быть любящим открытым сыном, как бы он ни пытался. Мать сама не раз доказывала, что просто может не понять его, а оттого сделать всё ещё хуже, и Стэн просто окончательно замкнулся в себе. Гот понимал это, мог найти причинно-следственные связи, но решение проблемы никак не приходило, и он уже не знал что делать, окончательно отчаявшись исправить хоть что-то. Это даже казалось уже нормальным. Стабильным. Стэн быстро взлетел по лестнице, не контролируя себя, и захлопнул за собой дверь в комнату, прижавшись к ней спиной. Из-за накатывающих волнами эмоций руки снова начинали дрожать, запястья чесались, а грудная клетка сокращалась от нехватки кислорода. Из глаз, казалось бы, давно уже выплакавших всю влагу, снова сами собой потекли слёзы, смывая с нижних век карандаш. В данную секунду Стэну просто хотелось не столько умереть, сколько перестать существовать - незаметно и бесследно, чтобы наконец перестать быть всеобщей проблемой и не делать больно всем, кто им дорожили. В ушах, как на повторе, эхом звучали слова плачущей матери о том, что всё не будет хорошо, а в голову снова лезли навязчивые мысли.