…то ли пламень костров потушила свеча, то ли боги сгорели, молитвой дыша…
Магия в этом мире редкость… точнее нет, не так. Магия в этом мире редкостная гадость, от которой все стремятся избавиться. И Мегатрон стремился, пока не понял, что это бесполезно. Бесполезно врать себе, окружающим. Бесполезно отторгать то, что стало частью твоего организма. Бесполезно душить себя своими же руками, когда ты бессмертен. Наверное, стоит расставить все по полочкам. И начать следует с Хино. Мегатрон вздыхает, вспоминая худенькую женщину, что так отчаянно пыталась себя уберечь от собственного ребёнка. Он тогда не понимал, теперь, лежа в своем отсеке уже второй день, Лорд понимает: Хино повезло, что Мико родилась беззлобной, немстительной девочкой. Магия работает как вода, перетекая из одного сосуда в другой. Так вышло и в этот раз. Когда Мегатрон забрал негативные воспоминания, они оказались в его голове. Он не спал ночь, чтобы придти в себя. Особенно… после того, что сделал сам. Пусть Мегатрон об этом не жалеет, но да… это было опрометчиво и глупо. Мико его выбесила до трясучки, напомнив собой Хино. Мегатрон ненавидел то, во что с каждым годом превращалась старшая Накадаи. Она все меньше стала бывать дома, все чаще — на банкетах (Лорд видел ее измученное лицо и исхудавшее тело, украшенное неизменным изумрудным шёлком). Лидер пытался начать разговор после подписания того договора. Он считал, что поступил не лучше, чем Трион. Но Хино лишь игриво улыбалась, махала веером и уплывала в другой конец зала. А потом она пропала. Казалось, никто не придал значения этому, но, когда женщина появилась в темнице, Мегатрону стало ее… жаль? Нет, скорее ему стало обидно. Потому что именно в тот момент в гнетущей тишине и вязкой тьме он хотел услышать от нее те слова, которые бы заставили его отразить атаку войск. Хино была бы жива. Но она выбрала смерть. — Хино, почему?.. — Лорд снова откидывается на подушки, начиная копаться в чужих воспоминаниях. У него кости ломит, хоть на стену лезь. На холодных мятых простынях засохшая кровь. Дрожащие пальцы рвут ткань в клочья, прежде чем из горла вырывается хрип. Больно до сих пор. Из-за того, что магией были повреждены внутренние органы, регенерация протекает крайне медленно и мучительно. Вер… Хино… пьяный отец… боль… Мико помнит и Меган, помнит, как он смотрел на худенькую девочку. С чем он у нее ассоциировался? Со страхом? С неизвестностью? С тьмой? » — Мама, а это правда, что звезды для нас кто-то зажигает? * Кто-то очень-очень добрый. — Мико лет семь. У нее стриженные волосы, торчащие во все стороны, платьице из грубой ткани и лучистые глаза. — Не знаю. — Хино вздрагивает, переводит на ребенка презрительный взгляд и уходит в дом.» Мегатрон прикрывает глаза, старается выровнять дыхание и сдержать стон боли. Лорд ненавидит магию, потому что он — лишь сосуд, вещь, которую эта сила съедает изнутри, мучает, не даёт жить. — Звезды? Зажигают? Бред какой. — он запускает пятерню в спутанные черные волосы, ерошит их и встаёт с кровати. В отсеке холодно, серебристый свет луны освещает только дверь. Мегатрон отвык от дневных тёплых солнечных лучей, его держали там, где только тьма и мысли, крысы и кости, пьяные крики и карты. " — Эх, Меган, неживой ты какой-то! — Альфред качает головой, приглаживает рыжую бороду. — Влюбляйся, смейся, живи! — Влюбляться? Зачем? Я могу за деньги снять любую женщину. — Меган девятнадцать. Он уже ненавидит Иакон, Триона и себя. Он уже погряз во тьме. Как только допустил мысль об идеальном мире. Как только сам себе сказал, что убийство и насилие — иногда единственный шанс. — Секс и любовь не одно и то же. — Альфред хочет сказать еще пару слов, чтобы мысли уж совсем глубокая была, но взгляд «сына» — в никуда. Ему плевать на чувства, на людей, на… Альфреда. Кузнец, пожалуй, уже смирился с тем, что для Мегатрона он просто бывший любовник матери, который дал ему кров и еду. Ничего более. — Альфред, у меня нет ни одной причины любить этот мир. — голос у парня сухой, надломленный, похожий на рык. Мегатрон грубый, высокий и с чашкой чая в руках. — Тут нет ничего вечного, тут… да черт возьми… тут даже звезды падают.» Мегатрон смотрит в ночное пустое небо, где тучи заволокли даже луну, став похожими на серые помятые подушки. По внутренней связи приходит сообщение от Саундвейва о том, что Немезида пролетает над Каоном. — Открой мне мост. — это звучит больше как просьба, нежели приказ от начальства.***
Каон. Город гладиаторов и, по факту если, вторая столица. Мегатрон усмехается. Какая ирония: бывший военачальник в бывшей столице. Он идет по руинам некогда прекрасного города, где белела в свете золотых лучей церковь и звонили колокола, где на базаре можно было найти редкие самоцветы и деликатесы, где арена, отделанная серым мрамором и золотом, всегда была шумная и где ровно в шесть утра поднимали флаг империи. Мегатрон выходит на центральную площадь, вытягивает вперёд руку, закрывает глаза, сосредотачиваясь на воспоминаниях. Он помнит совсем немного — только то, что бросается в глаза. На кончиках пальцев собирается сила в виде искрящегося красного песка. Она обволакивает руку, а после щелчка резко рассеивается в воздухе. На мгновение все погружается во тьму, а после… после перед Лордом предстаёт отстроенный по памяти Каон. — Почему ты не сделал этого раньше? — Шоквейв вырисовывается за спиной. Весь такой пугающе-темный и с сигаретой. — Видишь ли, — начинает Мегатрон, разминая руку и хрустя пальцами. Больно между прочим. — мне банально не хватало сил. Когда я забрал у Мико воспоминания, часть ее магии перешла ко мне (побочные эффекты). Этого оказалось достаточно. — То есть слухи о непобедимом военачальнике — ложь? — издевается как всегда. — Частично. Видишь тот символ. — Лорд указывает на золотую спираль над входом на арену. — Когда Трион прознал о том, что Каон разрушили не повстанцы, а магия, он запечатал город. Если Накадаи снимет печать, то вся сила, которая по праву принадлежит мне, вернётся. — Зачем запечатывать руины? — учёный с интересом рассматривал церквушку на возвышении и пару неприглядных каменных домов. — Магия не может испариться. Она переходит от человека к предмету, от предмета к человеку. Этот город все еще насыщен моей магией. Я это чувствую, однако, пока ничего сделать не могу. Мы отстроим Даркмаунт, потому что людей нельзя приводить сюда. Старскрим выполнил приказ? — Да. Крис осведомили обо всем. — На этот раз сделайте все так, как надо.***
Крис сдула со лба мешающую прядь волос и направилась в главный отсек. Сегодня над Никелем ярко светило только что выползшее из-за горизонта солнце. Красные лучи, словно языки пламени, облизывали нос корабля и покрытые инеем крылья. Как и ожидалось: в отсеке в столь ранний час были только Саундвейв у компьютера, Старскрим в неизменной выглаженной форме и белых перчатках и Эр, сидевшая на месте Лорда и крутившая прядь густых волос. — Ну наконец-то! — всплеснул руками командир, подходя чуть ближе к девчонке. — Вот. — он вручает ей золотую монетку. — Зачем мне это? — Крис с непониманием смотрит на предмет. — Это артефакт. — он говорит так, будто объясняет ей элементарные вещи. — С его помощью ты сможешь связаться со мной или с Мегатроном. Эрахнида проводит тебя до Иакона, однако дальше — ты сама по себе. — на этой радостной ноте диалог со Старскримом обрывается, потому что командир резко разворачивается, приглаживает волосы и выходит, громко цокая каблуками сверкающих ботинок. Мост открыли в каком-то неприглядном, тёмном лесочке, где деревья своими чёрными кронами закрывали радужное солнце. Крис вздохнула, поправила рубаху, висевшую на ее острых плечах, и перешагнула через вылезающие корни. Они — словно змеи, в припадке скрученные, — были по всюду, иногда утопали в прошлогодней полусгнившей листве. У Эрахниды каблук сантиметра на три уходит в землю, на что девушка фыркает, достает из-за спины начищенный пистолет и идет вперёд. Тихо, даже птиц не слышно. Слышно только собственное сбивчивое дыхание, листву под ногами и бешеное сердце. Крис пора признаться самой себе, что она дорожит Мико, потому что Мико — какой бы дурой и эгоисткой иногда не была — все равно своим нездоровым, почти болезненным, лучистым оптимизмом держала ее дух, сердце, улыбку. Поэтому Крис сделает все, что от нее требуется. Они с Эр подходят к трехметровому обрыву, где дальше только черные поля и Иакон вдалеке блестит. Империя — место для Эрахниды неизведанное. Девушка не знает, как там и кто просто потому, что, когда они бежали из Иакона, было не до красот. — Ну что ж, здесь наши пути расходятся. — Эрахнида отступает назад, скрываясь в тени деревьев. Крис подмечает, что никто из десептиконов не любит солнце. — Меня не убьют? — блондинка понимает: голос дрожит, а руки не слушаются совсем. Что говорить солдатам — она не знает. Как себя вести? Как смотреть? — Это уже не мои проблемы. — внезапно у Эр голос стальной, неживой, пропитанный ненавистью. Крис резко оборачивается, замирает перед дулом пистолета, а после… после только оглушающий звук выстрела и дикая, ни с чем не сравнимая, боль в боку.