Ноктюрн

      Северный Предел покорил море. Так говорили, но даже самые отчаянные капитаны Предела не решались повернуть свои корабли на восток. Говорят, если плыть на восток, следуя за Ночным Драконьим оком, то через семь ночей можно добраться до скального островка. Или не островка, а утеса, выдающегося из моря выше, чем самый высокий из маяков Северного Предела. Вершину утеса венчала башня, а может быть, и он сам целиком был башней — так давно сплелись их камни, что одно уже не отличить от другого. Кто-то говорил, что в башне запрятано величайшее сокровище, а кто-то — что там заперто величайшее зло. Но все сходились на одном — приставший к утесу корабль никогда не возвращался назад. Заплывающий под свет Ночного Драконьего ока не возвращался назад. И корабли летели дальше на север, забирались в теплые южные воды, покоряли суровые западные пределы, но никогда их паруса не поворачивали на восток.       А башня стояла. Ее продуваемая всеми ветрами вершина имела лишь одну каменную стену, с трех других сторон ее ограничивала решетка, сплетенная из небесного металла. Всю свою силу вложили те, кто ковал ее, а другие заклинали и просили саму вечность присмотреть за сохранностью. Но на одни чары надеяться глупо, а потому у решетки был Страж. Не спящий и не нуждающийся в отдыхе, он сотней глаз смотрел на воды и не подпускал никого из желавших приблизиться.       Когда-то таких было много. Тех, кто принес клятвы Скованному. Тех, кто слышал сладкие песни о Бескрылом. Тех, кто уже забыл, но еще помнил отголоски преданий, сулящих несметные богатства и самые драгоценные сокровища. Но это было давно, и теперь лишь редкие птицы да морские твари добирались до башни. Впрочем, Страж не видел разницы между теми и другими. Чаще всего море было спокойно и пусто, и Страж поднимался наверх, оплетал решетки и камни, и вся его сотня глаз неотрывно следила за Скованным.       Скованный чувствовал взгляд. Он достигал его сквозь тяжи заклинаний и каменную толщу. Он был так давно, что Скованный привык к нему, как привык к неподвижности. Он еще помнил другое — собственную ярость и боль, когда из Крылатого и Свободного вдруг стал Скованным и Бескрылым. Помнил отчаянье, когда слышал тех, кто приходил к нему, кто рвался к решеткам и пропадал в одной из сотни пастей Стража. Он помнил, как считал дни, пока однажды не сбился: пол и стены, все их покрыла бесконечная череда черточек, но его заточение не закончилось. И он уже смутно помнил, с чего оно началось. Решетки надежно держали его, но даже если бы они вдруг рухнули — жалкие обрубки крыльев не смогли бы унести его с острова. А тех, кто мог бы забрать его, уже не осталось. Они давно растворились в вечности, а вслед за ними сгинули и сковавшие его. Он знал это — чувствовал в медленно дряхлеющих заклинаниях, что запирали решетки, ощущал жжением вновь отрастающих крыльев. Скованный ждал и знал, что даже вечность однажды закончится.       Глянцево-серые перья напоминали штормовое море. Огромные крылья почти целиком заполняли тесную клетку, скрывая от глаз Стража Скованного, который вот-вот станет Свободным. Пыль старых заклинаний осыпалась с древних решеток, и сами они, проржавевшие и ветхие, лишь ждали подходящего момента, чтобы стать пылью. Стих бушевавший вокруг утеса вечный шторм, и тогда Скованный расправил крылья. Вырвавшийся из-под них ветер разметал решетки и камни, оставив только голую скалу, а тот, кто уже не был Бескрылым, рванулся вверх.       Он замер над островком, что казался с высоты столь маленьким. Страж все еще смотрел на него всей сотней несмыкаемых глаз. Нескованный видел — вечность не пощадила его: бесконечные сражения или время разрушили некогда могучее тело, которое больше не могли поднять в воздух вросшие в камень крылья. Вряд ли сейчас Страж годился на что-то большее, чем ловля пролетающих мимо птиц.       Нескованный поднялся выше, встречая свет Ночного Драконьего ока, а потом рванулся вниз, потоками ветра разрушая удерживающую Стража каменную скалу. Воды сомкнулись на остовами решеток, иссеченными временем камнями и множеством птичьих и рыбьих костей, что долгие века покрывали пол башни. Ни Страж, Ни Скованный не нуждались в пище, но каждый раз, разрывая очередную добычу на части, Страж бросал ее в клетку. И каждая крупица бывшей живой силы стала пером в свинцово-серых крыльях.       Сотня глаз всегда смотрела на него, но только теперь Нескованный смотрел в ответ.       — Идем? — забытое слово забытого языка вплелось во вновь гремящий штормом ветер, и сотня глаз взглянула в небо с глянцево-серых перьев.