Все дороги ведут в Рим

Будь проклято… всё! А в первую очередь — собственная глупость. Похмелье похмельем, вот о чём Марсель напрочь забыл — так это о своей несчастной голове. Каждый раз, когда он упрямо и против воли всего сущего восстанавливал в памяти те или иные эпизоды, наутро настигала пусть и не мигрень, то максимально неприятная головная боль. А смешивать-то, мать вашу, зачем было?! Кто бы его вчера остановил… Валяясь на кровати в гостевой комнате и мрачно ругаясь про себя, благо его никто не видел, не слышал и осудить не мог, Марсель припоминал, говорили ли что-нибудь по этому поводу врачи. А они говорили, и ещё как! Если уважаемый пациент решит со временем восстановить кусочки памяти, то ему следует делать это с осторожностью, так как любая перегрузка на повреждённые ткани чего-то, куда-то, он прослушал, в общем — башка будет трещать неизбежно. Что он, что семья — все дружно махнули на этой рукой. Кто — Марсель? Что делать — восстанавливать, да ещё и решительно? Боже упаси, ему же будет просто лень! Да ни одному живому существу на этой планете не пришла бы в голову мысль, что Марсель добровольно кинется на поиски прошлого и, более того, не остановится после первой же мигрени. Как всегда, все кругом оказались правы, кроме него — не надо было лезть, тебя ж просили. Час или полтора спустя полегчало, и он с недоумением пытался понять, почему так обозлился на окружающий мир. Сам виноват — и ладно, любая боль проходит, пройдёт и эта. Марсель с облегчением обнаружил в себе самого себя и решительно попытался встать, что, кстати, тут же вернуло его к мысли «не надо было лезть». За окном уже стемнело, надо же хоть поужинать в качестве завтрака… Он нашёл в себе силы прийти в чувство и спуститься в гостиную, ну или куда там надо идти, чтобы встретить хоть кого-нибудь. Жилплощадь пустовала, но какие-то голоса доносились. Марсель доверился интуиции и пошёл на них, так что вскоре обнаружил диван, а на нём — Луиджи. Друг валялся на спине с отсутствующим лицом и, кажется, страдал.  — Доброе утро, — вежливо сказал Марсель, покосившись на часы. Восемнадцать сорок пять.  — Сгинь, — замогильным голосом ответил Луиджи, не поворачивая головы. — Доброе утро.  — А я всегда был за ЗОЖ, — светским тоном заметил Рокэ из своего кресла и красноречиво поднял бокал. — Ваше здоровье, господа.  — Ты-то? — простонал Луиджи и протестующе дёрнул ногой в его сторону. — Марсель, отдёрни шторы, пожалуйста, солнца уже нет… Какие из штор, их тут море… Марсель честно прошёлся вдоль окон и отдёрнул всё, что их прикрывало. Это как любовницу раздевать, только окна. После чего без разрешения налил себе бокальчик, предварительно найдя его на кухне, и вернулся к остальным.  — Я жду отчёта. Вы вчера все сплетни пересказали или не успели? — поинтересовался Рокэ, ни к кому конкретно не обращаясь. Но Луиджи, вероятно, не собирался сегодня изображать любезного собеседника.  — Не знаю, где у этих сплетен край, но мне хватило, — ответил за него Марсель. — Любопытной кошке… дали кувалдой по башке.  — Современное переложение?  — В алкогольных реалиях.  — Смейтесь потише, сволочи, — снова подал голос Луиджи. — Я не кошка, но кувалда была щедрая. Нельзя столько пить…  — И это тоже, — Марсель подумал и решил поделиться своими соображениями. В конце-то концов, он тут меньше всех расположен к скрытности, ведь так? — У меня от такого количества информации голова треснет, прошу прощения за дурную отсылку.  — Поэтому тебе и не рекомендовали этой головой работать, — не преминул поиздеваться Рокэ. — Нас с Марианной не послушал — врача бы послушал.  — А ты откуда знаешь?  — Подошёл и спросил, чего тут знать? Просто дождался, пока твоих родных в палате не было.  — Поня-ятно, — протянул Марсель и загадочно замолчал. Или просто замолчал. Хотелось узнавать ещё, но он представлял, сколько ещё мелочей может вспомнить, и желание сразу куда-то пропадало. Разумеется, он всё выяснит или вспомнит до конца, только не сейчас. — Я, конечно, страшно любопытный… но не сегодня. А почему ты в таком приличном виде?  — Должен быть в неприличном? — осведомился Рокэ, одёргивая рукав пиджака. — Отец Елены устраивает выставку, открытие, к слову, через сорок минут. Все его любимые машинки, яркие лампы, обе дочери и, естественно, выпивка. Вам тоже можно, но что-то я не вижу энтузиазма…  — Передай им всем мои искренние сожаления, — недвусмысленно обозначил свою позицию Луиджи.  — Через сорок минут? А ехать долго? — Марсель не то чтоб сомневался, но смысл туда тащиться? С другой стороны, когда это он отказывался от подобных предложений? — А мне точно можно?  — Можно, одевайся. Через десять минут…  — Чего-о?  — Через пятнадцать. Только из уважения к количеству выпитого. * Благослови, Господь, таблетки от головы, иначе бы эти софиты стали последним, что Марсель видел в своей жизни. Три этажа огромных залов, просторных и почти без мебели, забитых дорогими автомобилями и не менее дорогими гостями. Тут и там курсировали официанты и официанточки, от количества местных и приезжих богачей в глазах рябило, и Марсель порадовался, что захватил с собой самое парадное, что у него было. Он мог себе позволить костюмчик и подороже, но терпеть не мог этих вычурных салонов… Главное — не выделяться из толпы своим внешним видом, а остальное приложится.  — Владелец выставки в курсе моего существования? — на всякий случай уточнил Марсель, пока они стояли чуть поодаль от ближайшей толпы, изучая столик с напитками.  — Вас друг другу представляли, — коротко ответил Рокэ, то ли увлёкшись винной картой, то ли не желая рассказывать больше. Марсель немного подождал, но никаких глюков, связанных с батюшкой Елены, не проявилось.  — На тебя там какой-то товарищ пялится, на пирата похож. Мне кажется, он не очень рад.  — Скорее всего, не кажется, — Рокэ обернулся, нашёл недовольную рожу в паре метров от стола, вежливо улыбнулся и отсалютовал бокалом. Недовольная рожа испугалась и отошла. — Его фамилия, кажется, Карбоне, и он не совсем пират — разве что в Интернете… Однажды ему пришлось попросить у меня помощи, а потом его заклятый враг попросил у меня помощи…  — Хочешь сказать, пришил у каждого по человечку?  — Как-то так. Но недоволен он не поэтому. При первой встрече я случайно назвал его Каброне… Между прочим, не смешно — мне пришлось объяснять, что на слэнге это не только «козёл» в отрицательном смысле, но и похвала. Было нелегко, но, как видишь, жив пока. Марсель с трудом представил себе эту ситуацию, однако справился. Козёл-пират уже отошёл, так что можно было продолжить дегустировать. В чём прелесть таких мероприятий, если тебе не нужна машина, но ты случайно сюда попал — особая атмосфера светской вечеринки. Не всем такое нравится, но Марсель с самого детства постоянно попадал на подобные мероприятия, в основном благодаря семье, поэтому чувствовал себя в своей тарелке. Ещё он умудрился встретить коллегу из отцовского филиала, тоже сюда приглашённого, и они быстренько обсудили планы и дела. Как хорошо, что теперь не нужно ехать в Трастевере. Он бы с удовольствием съездил, но ещё с большим удовольствием — послал к чёрту, так что сложилось крайне удачно. Можно сразу позвонить отцу, но поблизости показались дочери хозяина, а за ними — и он сам. Марсель напрочь забыл спросить, как зовут-то батюшку, и приготовился выкручиваться. Хитрожо… просто очень хитрый товарищ, этот безымянный батюшка. Ведёт себя соответственно статусу, но видно, что умеет не только соответствовать. Чем-то на дядюшку похож, хорошо, что они не знакомы. Марсель убедился, что отец семейства знает его крайне поверхностно, и успокоился — никаких подводных камней не будет. Эта уверенность пребывала с ним до тех пор, пока Фома (наконец-то его окликнули! Хоть бы кто имя на дверной табличке написал, уроды!) не предложил ему пройтись по галерее вдвоём.  — Оставляете меня без кавалера, отец, — возмутилась Юлия. — Марсель, ты же не против составить мне компанию на этот вечер?  — Конечно, не против. Более того, я должен был предложить это первым, — и в самом деле, сглупил, но уже поздно. Рокэ с Еленой стояли чуть поодаль, стоит признать, что они смотрелись потрясающе, как бы ни хотелось верить в обратное. Никакой чёрной зависти он не испытывал — не по характеру, да и, как ни крути, любил обоих, но всё же… — Пойдёмте, конечно, я с радостью прогуляюсь вместе с вами. Неизвестно, зачем он понадобился этому Фоме: минут двадцать Марсель добросовестно выслушивал не сдавшуюся ему информацию о дорогих автомобилях. Вот уж чем не особенно интересовался, так это машинами, а уж после аварии — тем более. Судя по всему, об аварии Фома не слышал, иначе б постеснялся хотя бы для виду! Как и ожидалось, вскоре пожилой человек с хитрыми глазами перевёл разговор на другую тему.  — Я удивлён снова видеть вас здесь, — приятным голосом сказал Фома, останавливаясь на небольшом выступающем балкончике и глядя на равномерно забитый людьми и машинами зал свысока. — Не подумайте ничего дурного, я не шпион и не сую нос в чужие дела, но предпочитаю знать, чем и с кем занимаются мои родные дочери. Вы всё же решили связать свою судьбу с убийствами за деньги? Или того потребовало благополучие фирмы вашего отца?  — Всё в порядке у нашего отца, — любезно парировал Марсель, чувствуя, что его пытаются задеть через родственные связи. — Лучше не бывает. И нет, я пока не собираюсь менять род деятельности. Почему вы так решили?  — Не могу понять ваших мотивов. Любой другой на вашем месте, поняв, с кем связался, постарался бы больше так не делать, — Фома смотрел вниз, любовно наблюдая за дочками. Юлия болтала с какими-то дамами в блестящих коктейльных платьях, Елена, по-видимому, знакомила Рокэ с какими-то людьми, опираясь на его руку. При взгляде на вторую Фома слегка нахмурился.  — Почему же вас вообще это беспокоит? — можно позволить себе немного дерзости, он тут вообще никто и звать никак, несмотря на отцовскую фамилию. — Простите за грубость, но понять ваших мотивов я тоже не могу.  — Мои просты — я всегда думаю о детях. Вы близки с моими девочками, и я хочу знать, отличаетесь вы от других их друзей или нет, — пояснил Фома. Марсель ему не верил, хотя звучало убедительно. Чего он хочет-то, прости, Господи? Выпихнуть его из Италии немедленно без права на возвращение или что?  — Насчёт друзей вы верно заметили, — он решил сказать правду, чтоб потом не отдуваться за выдуманную на ходу ложь. Пусть подавится. — Меня здесь держат исключительно дружеские чувства, без какой-либо привязки к роду деятельности близких мне людей.  — В вас есть интересный стержень, — неожиданно сказал Фома, — но на первый и на последующий взгляд вы, простите уж, чересчур доверчивы… И легкомысленны в выборе друзей. Поверьте, я говорю всё это из добрых побуждений… — Елена куда-то отошла, но взгляд Фомы не переместился вслед за ней. Стало ясно, что смотрит он на Рокэ. — Люди бывают разные, мой дорогой Марсель. Некоторые, и в этом совершенно нет их вины, на дружбу в общем понимании просто неспособны. И если попробовать вмешаться, можно очень больно обжечься. Марсель схватил первый попавшийся бокал с подноса проходящей мимо официантки и, сделав вид, что отпил, крепко сжал его в руке. Он от себя такого не ожидал, но больше всего на свете хотелось сбросить этого Фому головой вниз на его любимые машины.  — Мне казалось, что вы несколько выше того, чтобы судить людей по их профессии, — Марсель надеялся, что ещё хоть как-то улыбается и вообще не выдаёт поднявшейся внутри волны гнева.  — Но вы же не будете спорить с тем, что любая профессия накладывает отпечаток. Несмываемый, — улыбнулся он в ответ. — Кровь тоже не всегда смывается. Простите, кажется, мне нужно подойти к старому другу — он не решается нас прервать… Какое-то время он стоял один, пробуя на вкус то, что оказалось кокосовым ликёром, и тупо пялясь на блестящие капоты внизу. Непонятно было лишь, зачем Фома всё это наговорил. В то, что хотел предостеречь, не верилось. Планирует посватать кого-то из дочурок? Жених из Марселя выгодный, только вот дочурки заняты. Неожиданно пришла в голову мысль, что Фома переживает за выбор Елены, что ж, это хоть что-то объясняло, но всё равно… Обидно было — жуть. И в то же время Марсель был уверен, что похожий разговор у него с кем-то уже был.  — Вы только не увлекайтесь, — заметил Рокэ, когда они стояли на какой-то из платформ польского вокзала в ожидании поезда. — Каждое приключение хорошо в меру.  — Разумеется. Это приключение уже закончилось, а так нам просто по пути, — Марсель скрестил пальцы в карманах пальто, искренне надеясь, что собеседник не заметил, как он подменил билеты в кассе. Главное, чтобы Рокэ не выставил его из купе, когда всё-таки обнаружит… — Вы же не думаете, что я заинтересуюсь настолько, что буду по людям палить? Я не буду. Я не умею…  — Но всё-таки вам следовало бы воспринять это более серьёзно. На ваших глазах убили человека, убили за деньги, по всем нормам морали — несправедливо. Никакое подобие совести у вас там не зачесалось?  — Ничего не зачесалось, спасибо за беспокойство. Как вы уже заметили, я весьма несерьёзен… И то, что не касается меня или важных для меня людей, по большей части идёт лесом.  — Практичный подход, — Рокэ посмотрел на него, обернувшись через плечо, стоял он на самом краю платформы и чисто теоретически мог бы прыгнуть, но, разумеется, не стал. — Но всё же с вас станется по людям не палить, а не в своё дело сунуться. Я понимаю, что головорезы — люди во всех отношениях интересные, но в первую очередь в них (в нас) совершенно справедливо видят именно головорезов.  — Вы это к чему?  — К тому, что вам не помешает сначала проверить зрение, а потом поменять билеты обратно.  — Сейчас обижусь. Во-первых, на то, что вы так откровенно не хотите делить со мной купе, — заявил Марсель, подметив вдали приближающийся поезд. — Я, вообще-то, тоже ничего, и со мной можно поговорить, как вы могли заметить ещё в прошлый раз. Во-вторых, нормальное у меня зрение. И вы что, всерьёз считаете, что я вот смотрю на вас и вижу ходячее оружие? Это же просто глупо. Рокэ промолчал, через какое-то время отвёл глаза и отошёл от края, когда ревущий поезд пронёсся совсем близко. Марсель пока не понял, что сказал, по его скромному мнению — он говорил совершенно очевидные и недвусмысленные вещи, но был готов поклясться, что железобетонное равнодушие в лице собеседника сменилось откровенным непониманием, пусть и ненадолго. Сейчас он смотрел вниз с пустого балкончика, рассеянно покачивая туда-сюда пустым бокалом, и думал, что, пожалуй, недооценил своих тогдашних слов. Это должно было обрадовать, но на сердце почему-то стало тяжелей. Никого из своих в обозримых пределах не наблюдалось, и Марсель невольно проникся симпатией к кокосовому ликёрчику — тот, пусть и не лимонный, тоже оказался ничего. Однако, как и всё хорошее, имел свойство быстро кончаться. Может, именно нелюбовь к быстрым концовкам хороших приключений привела его сюда? Ага, значит, башку разбить — тоже хэппи-энд? Не похоже, ой не похоже…  — Далеко он тебя утащил, — Рокэ подошёл так тихо, что Марсель подпрыгнул и едва не уронил пустой бокальчик кому-нибудь на голову. — Кстати, с этого балкончика очень удобно целиться.  — Как ни странно, я тоже сейчас об этом подумал. Но в другом контексте.  — Бокалом тоже убить можно, — он встал рядом, опершись на перила, и заинтересованно посмотрел вниз, оценивая, скольких человек способен уложить бокал. — Если постараться. Чего Фома наговорил?  — Ерунду всякую, — о которой почему-то не хочется рассказывать, по крайней мере — сейчас. — Если обобщить, Фоме нравятся его дочери, ты ему не нравишься… ещё что-то было… Ах да, его заинтересовал мой стержень.  — С мужчинами такое случается, — хмыкнул Рокэ. — А насчёт себя что-то сомневаюсь. Ему не нравится то, что я нравлюсь Елене, но Фома прекрасно помнит, как он оказался здесь.  — Ты реально всех его конкурентов уложил?  — Лично — только одного, и тогда они не соперничали. Но поспособствовал, хотя в основном этим занимались приятели Луиджи. Он рассказывал?  — Ты придираешься, да? У нас была только одна ночь!  — За одну ночь можно даже человека сделать, а вы поговорить толком не успели? Марсель хотел что-то на это ответить, но передумал и расхохотался, махнув рукой. Рукой с бокалом… Когда внизу раздался звон, он с трудом заставил себя заткнуться.  — Фома ещё спрашивал, не собираюсь ли я убить кого-нибудь, — добавил Марсель, отпрянув от края балкончика в тень. — Гм. Я, конечно же, сказал «нет».  — Трупов не видно, — лениво заметил Рокэ, глядя вниз. Между прочим, он мог бы и поймать посудину… — Если ты стесняешься, мы можем уйти.  — Мне без разницы, но уйти — звучит здорово. Вообще-то я люблю людей, но эти автолюбители какие-то… неприятные, что ли?  — Есть такое. Я видел коридор, в котором людей поменьше, можно попробовать выйти там. Основная программа была выполнена, а сопровождение дочерей Фомы весь вечер не входило в расписание — во всяком случае, так сказала Юлия, так что они попробовали. К сожалению, не только Рокэ знал тайные ходы, и на пороге им попались какие-то настырные знакомые (чьи именно — Марсель не разобрал, потому что говорливый картавый товарищ обращался к обоим, а ещё немного косил). В итоге ему показали дорогу обратно в главный зал, и больше они в этой жизни не встречались. Для своего мероприятия Фома арендовал целую виллу с огромным садом в придачу. Когда они приехали, было уже темно, и Марсель не успел разглядеть, действительно ли они проехали под аркой здоровенной кирпичной стены, похожей на часть старой крепости, но сейчас задержался неподалёку от яркого фонаря и убедился, что так оно и было. И не скажешь, что в роскошном, даже вычурном, доме напротив сейчас горят люминесцентные лампы и красуются новомодные автомобили.  — Нравится контраст? Сейчас ещё покажу, — пройдя под аркой, Рокэ свернул налево, в сторону от центра, надо полагать; пришлось ускорить шаг, чтобы догнать его и не заблудиться (хотя кто здесь путает дорогу, это вопрос). Оказалось, что между продолжением бывшей крепости и жилыми домами находилась ещё одна тесная улица, по которой как раз могли пройти двое. Бордюры были заняты то неправильно припаркованными автомобилями, то какими-то старыми досками, хотя всё это не выглядело грязно, и шли прямо по проезжей части, поскольку машин не было. Чуть дальше, где стена прерывалась, открывая дорогу к соседней улице, по ту сторону автотрассы виднелась очередная современная вила, в то время как здесь, за крепостью, прятались обычные жилые домики этажей в пять-семь — невысокие, разномастные и добрые. Несмотря на стандартную подсветку современного крупного города, над входными дверями некоторых домов горели старинного вида уличные фонари.  — Вот это действительно впечатляет, — восхитился Марсель, остановившись в той точке, откуда были видны и старые, и новые дома. Рокэ оттащил его назад, и тут же по той же самой точке проехалась машина, возмущённо посигналив им несколько раз подряд. — Ну извините, задумался… Чего он так реагирует, я же не ушибся.  — И в самом деле, это-то его и беспокоило. Хотя я всё больше убеждаюсь, что головой ты ушибся сильнее, чем думаешь.  — Что опять не так? Я роняю посуду, потому что предварительно пью из неё алкоголь, а не потому что…  — Роняй сколько хочешь, только не в меня. Ты за весь вечер сказал меньше, чем я, а это неправильно, — пояснил Рокэ и повёл его дальше по чудесной улице, разделяющей миры.  — Очень тронут твоим беспокойством, но это никак не связано, хотя… Связано, но не напрямую. Столько всего нового, я имею в виду — старого, — слушая себя со стороны, Марсель задумался, точно ли кокосовый ликёрчик был хорошим выбором. Единственным — это факт. — Гм, заново. Просто пытаюсь утрамбовать в голове всё то, что и так в ней раньше лежало, но почему-то выпало. Кстати, последние десять минут я думал о древних римлянах, которые могли воевать за этой стеной. За глинтвейн.  — Ты помнишь такую ерунду? — удивился Рокэ, глядя на стену снова — видимо, с большим уважением к древним римлянам, Марсель не разглядел.  — А может, Луиджи рассказал?  — С трудом представляю себе Луиджи, который начинает рассказ с пьяных посиделок в Праге, пусть они ему и нравятся. Если я хоть немного разбираюсь в людях, ты должен был услышать нечто среднее между семейной хроникой Джильди и моей драматизированной биографией.  — И про девочек.  — И про девочек, хотя, по совести говоря, сказать что-то интересное можно только о Елене.  — Получается, мы ещё и мотались туда-сюда, поскольку были в Праге минимум два раза, — Марсель решил не нарушать канонов самого себя и думать вслух, чтобы всем было уютнее. — И в какой-то из них ты танцевал с Марианной, а в другой — шёл дождь.  — Ты всё перепутал, хотя… Не помню, сколько раз, но Луиджи сразу же уехал обратно. Что-то там без него в порту не ладилось. Ты всё-таки что-то вспоминаешь сам?  — Да, к сожалению. Это самый дурацкий и неудобный способ. Похоже на глюки, — охотно объяснил Марсель. Вообще-то, глюки казались чем-то личным, поскольку были непонятны и могли вызвать лишние вопросы, но это же Рокэ. — Я как-то раз минут на двадцать застрял у кафе, где играли музыку, и не мог понять, почему. А потом померещилось, что мы сидим внутри с Коко и Марианной и заставляем тебя петь.  — Было дело.  — Ура, значит, не глюки. Ещё что-то вроде усиленного дежа вю — не просто ощущение, что я уже был в этой комнате, а чёткое воспоминание о том, что я в этой комнате делал. Почти как в кино, но не совсем… Я бы обрадовался, если бы начал видеть всё в чёрно-белом — ну, знаешь, сразу становится понятно, что ты не сошёл с ума, а просто видишь флэшбэк.  — Ну, знаешь… Если б я начал видеть всё чёрно-белое, я бы как минимум насторожился.  — Ладно, пример не очень… Короче, такого нет, и я просто не понимаю, что происходит. Сижу на диване, зная, что сейчас вечер и нас четверо, потом вижу в кресле тебя — а за окном день. — Когда он сказал это вслух, ситуация стала ещё более бредовой, и Марсель вздохнул. — Так, ладно, хрен с ним. Скоро я всё вспомню и перестану чувствовать себя психом. Скажи, что это в рамках нормы, и я успокоюсь…  — С учётом травмы, с тобой всё нормально, — соврал он или нет, а легче стало в самом деле. — Во всяком случае, врач предупреждал, что подобие галлюцинаций — обоснованных, разумеется — имеет место быть. Раз они похожи на дежа вю, а не на психоделические кошмары с говорящими стенами, причин для беспокойства и вовсе нет.  — А этого он отцу не сказал. Ты там из врача всю мою биографию вытряс, что ли?  — Просто попросил.  — Без оружия, я надеюсь?  — Вежливо попросил, — Рокэ непринуждённо рассматривал чей-то резной балкончик, и Марсель впервые в жизни всерьёз забеспокоился о своём враче. — Насколько я понял, от тебя утаили некоторые моменты, потому что не рассчитывали, что тебе вообще придётся вспоминать.  — Да уж, никому в голову не пришло, что я не поленюсь. Обидно даже, — стоило лишь начать, и язык снова развязался, что от него и требовалось. — Такое ощущение, что я десятилетний школьник, которого не выпускают во двор погулять с друзьями.  — Тебе не десять лет, вот ты и вышел сам.  — Как-то так… Хотя не было у меня в десять таких друзей, чтобы ради них выползать на улицу, когда можно книжку почитать. Зато теперь есть. Какое-то время шли молча, не наблюдая ни древних римлян, ни глинтвейна. Люди попадались, но по большей части — как силуэты за окнами своих домов. В такое-то время, как ни крути.  — Ты всё ещё в настроении отвечать на мои дурацкие вопросы?  — Почему бы и нет. Дурацких пока не было…  — Это льстит. Как мы познакомились? — Марсель не собирался спрашивать что-то конкретное, но вопрос сам на ум пришёл. Наверное, от него ожидалось что-то вроде «каково это — стрелять человеку в голову, видя его глаза», точнее, не от него, а от кого-то другого, оказавшегося бы на его месте.  — В поезде. Я ехал в Польшу и никого не трогал, ты вломился ко мне в купе…  — Нет-нет, я не про этот раз!  — А ты думаешь, всё так просто? — Рокэ улыбнулся как-то странно, или это в темноте не видно ни черта, но улыбка вскоре погасла. — Было всё в точности то же самое. Естественно, я читал другую книгу, а ты удирал от другой скандальной девушки, но суть та же…  — Не может быть. Так не бывает, — пробормотал Марсель, и не успел он закончить, как понял — всё правда до единого слова.  — Не бывает, однако было. Девушка мириться не спешила, мы разговорились — я как раз искал человека, это ты уже знаешь.  — А в вагоне-ресторане были креветки, — и как он мог забыть?  — Очаровательно, Марсель. Креветок ты помнишь лучше, чем меня, да?  — Не расстраивайся, ты лучше креветок! Просто детали быстрее на ум приходят… Нет, теперь я всё помню. Надеюсь, это не стоило мне очередной мигрени, гм. Я что, правда удрал в чужое купе уже два раза?  — Ничему тебя жизнь не учит.  — Может, в третий раз не буду.  — Разве по той причине, что мы уже знакомы. За ерундовыми разговорами, напрочь лишёнными смысла, но не обаяния, выбрались из тёмных переулков в более освещённую часть города; дома выше пяти этажей возвращали в современную реальность, примерно как рекламные щиты и значки метро вместо сделанных под старину фонарей и крепостных стен (к слову, они могли быть как реконструированными остатками древности, так и декоративной подделкой более поздних веков — чёрт их знает, эти стены, они (вопреки канонам психоделических кошмаров) разговаривать не хотели). Вспоминалось легко и без глюков, хоть пляши от восторга. От этого Марсель удержался, хотя и с трудом — так и распирало как-нибудь выразить собственную радость.  — Мы с Марианной недавно сетовали на то, что жизнь, состоящая из сплошных непрерывных радостей, радостной не будет всё равно. Мол, всегда должно случаться что-то дурное, чтобы хотя бы ощутить разницу.  — Это я слышал, — кивнул Рокэ, и Марсель вспомнил, что где-то в тот момент он и пришёл. — Ты к чему?  — Не знаю, так… Думал, это всё грустнее закончится. За исключением пары неприятных мигреней, у меня вообще нет претензий к этой жизни. Все нашлись, всё вспомнилось, всё прекрасно.  — Как у тебя всё просто.  — А что не так?  — Не увлекайся, — это он тоже уже говорил, примерно с таким же отрешённым лицом. Только на фоне был вокзал, а не светящаяся в темноте вывеска метро. — Фома, конечно, та ещё хитрая скотина со своими мотивами, но даже он прав насчёт опасных связей. Каждого из нас могут убить в любой момент, врагами обрастаем гораздо быстрее, чем гонораром за их смерти. Что ты дальше будешь с этим делать? Останешься на тёмной стороне, по факту помогая наёмникам искать новые головы?  — Могу не помогать, а приезжать на каникулы, в перерывах между вашими убийственными развлечениями.  — Не можешь.  — Почему? Загадочные законы местной мафии? Нельзя войти в одну реку дважды?  — Да потому что ты не умеешь тихо сидеть в стороне. Скажешь нет? Марсель развёл руками, думая, как бы уйти от прямого ответа. Вопрос бы рано или поздно встал ребром, но сейчас-то за что? Очевидно, Рокэ не разделял его представлений о приятном весёлом вечере… Откровенно говоря, с таким образом жизни даже завтрашний день представлялся как далёкое недосягаемое будущее; Марсель собирался решать на ходу и по обстоятельствам, и никакого плана, даже для отвода глаз, у него не было вообще. Прежняя безбедная жизнь и без того была связана с постоянными разъездами, так как он в основном представлял отца в разных странах и городах. Так какая разница, с кем ездить и каким маршрутом? Когда в голове всё встало на свои места (в последние несколько часов), Марсель наконец вспомнил, как сформулировал для себя этот самый ответ уже давно. И сейчас не знал, как об этом сказать, ведь звучало до стыдливости утопично. И уморительно наверняка… Рокэ не оценит… Но кому ещё скажешь, что самыми лучшими за сознательную жизнь моментами стали эти случайные и оттого бесценные встречи на вокзалах, разъезды в дорогих и не очень вагонах, бесконечные километры рельсов и разговоры обо всём подряд между двумя странными и непостоянными работами? Мол, как-то так — дорогой друг, я бы с радостью составил тебе компанию и в следующий раз; мне без разницы, куда ехать, дело везде найдётся, а если нет — можно сменить маршрут; в одиночку наверняка кататься грустно, почему бы, собственно, и нет?  — Вообще-то, была у меня идея. Тебе не понравится, — знать бы ещё, сколько у него времени, чтобы ляпнуть решающую глупость. Марсель поднял глаза на уличный указатель и с изумлением уставился в окна дома Луиджи. — Ой, да мы уже…  — Оставайся в Риме, — Рокэ проигнорировал тот факт, что они пришли, остановившись в нескольких шагах от входа. — Или переезжай в Прагу, как понравится. Возможно, я преувеличиваю, а Фома просто трусит. Дружба с сыном судовладельца и элитной проституткой ещё никого не прикончила.  — Я хочу с тобой.  — Куда? — ровным голосом переспросил Рокэ, не улыбаясь и глядя на него как-то исподлобья; даже не удивился, хотя, может, надеялся, что Марсель удовлетворится предложенным. Он бы с радостью.  — Повсюду, — аж голос охрип, но что ж поделаешь. Кто бы объяснил, что врать любовнице в тысячу раз проще, чем говорить правду лучшему другу. — Гм, звучит глобально, я, конечно, не имел в виду пожизненное рабство… Но, скажем, в качестве попутчика… По правде говоря, Марсель ожидал чего-то вроде категоричного «нет» и пинка под задницу, но пауза слегка затянулась.  — Если никого из нас завтра не убьют, — сказал Рокэ, — я, так и быть, подумаю над этим.