***
— Сержант? — Джей? — Слушайте, ну я конечно не математик, но помните как директор сказал, что жизнь не давала ему ни единого шанса? — Помню, ближе к делу. — Ну то есть… а вы типа говорили про второй шанс. А куда первый делся? Какой по счёту шанс вы дали ему в больнице? — Второй. — А кто дал первый?.. — Вот же чёрт.***
Сержант Джеллер проиграл Уэйну в гляделки и первым поднял трубку, не выдержав тяжёлого равнодушного взгляда. — Мы здесь не как полицейские, — вместо приветствия сказал Джеллер. Уэйн напрягся: до сих пор было непонятно, больше хорошего или плохого сделал сержант. Вроде как Джеллер спас ему жизнь, а ещё его стараниями были сняты обвинения в похищении несмотря на вопли безносого папаши Дел (хорошо), зато остался разбой, причинение тяжких телесных повреждений, поджог (плохо) — невесёлый букет, который унёс его далеко и надолго от Броктона, в котором всё-таки что-то было. Точнее кто-то, весь суд пролежавший в интенсивной терапии Бриджуотера из-за придурка-отца. Нехотя снимая трубку, Уэйн спросил: — Ага, так же, как во Флориде? Джеллер до чёртиков манерно повёл плечами и ответил: — Чуть более тайно. — Зачем? — Есть один разговор. — Насчёт первого шанса, мужик! — Встрял Джей, отвлекшись от выбора фотографии для сториз. — Чего? Вся эта ничего не значащая болтовня о шансах, вторых, третьих, пятидесятых, уже успела конкретно подзадолбать Уэйна. «Шансы твоего отца уйти в ремиссию составляют 60%» — говорил тупорылый врач в государственной клинике. «Твои шансы найти девчонку равны нулю» — говорил Орландо, не забывая добавить: — «Как и мои». «Я даю тебе шанс спокойно уйти» — говорил сам сержант. Пиздабол, прилипший, как жвачка к подошве кед. Уэйн посмотрел на Рыжего Сэма, стоявшего в углу и наблюдающего за комнатой для свиданий. Он как назло отвлёкся на слёзы чьей-то мамаши. Тем временем Джеллер, исполненный многозначительным укором, повернулся к напарнику и максимально мягко, что в его представлении должно было иметь наибольшую внушающую силу, сказал: — Джей, отойди к детскому уголку, сделай мне одолжение. Джей послушно отошёл к крохотному столику для крохотных людей. За ним сидели мальчик и девочка, и увлечённо переигрывали разворачивавшиеся прямо здесь драмы людей побольше. Возможно, Джеллер всё-таки сделал больше хорошего, а потому Уэйн, хоть и дождался, пока Сэм посмотрит в его сторону, спросил: — Что ещё за первый шанс? Сержант был ужасно рад услышать этот вопрос. Он пододвинул стул и подсел чуть ближе, выдерживая многозначительную паузу. Ох уж эти второсортные психологические приёмы, призванные вызвать больше доверия: у каждого копа, встречавшегося Уэйну, они проскальзывали, будто их всех в обязательном порядке сгоняли на курс «Работа с неблагополучными подростками: как обосраться максимально быстро» и только потом выдавали табельное оружие. — Вот что, Уэйн. Что если я скажу тебе, что ты сможешь выйти из тюрьмы раньше, чем через четыре года? — Как? — Условно-досрочное. Через год ты сможешь подать прошение и твой приговор пересмотрят. — Вот так вот просто? — У них здесь нет зелёного карандаша! — недовольно воскликнул Джей за спиной сержанта. Уэйн посмотрел в его сторону, Джеллер тоже обернулся. «Этим должны заниматься соответствующие люди» — говорил директор Коул, и видимо имел в виду этого придурка, не выпускающего из руки телефон. — Не знаю, насколько для тебя это будет просто, — сказал сержант, продолжая смотреть на Джея. — Ну, типа, быть паинькой? — Именно так, — Джеллер снова повернулся к Уэйну в ожидании ответа. Папа вышел по УДО, чтобы мама не успела сбежать к кому-то другому, просто потому что ей надоело его ждать. Дел так не поступит с ним никогда, но у Дел была семья, которая, пока Уэйн сидит, могла сделать всё что угодно, и под этим «всем, чем угодно» почему-то не получалось воображать хороший колледж или летний лагерь с углублённым изучением какой-нибудь и без того заумной дичи. Дел не было ни на одном из судебных заседаний, зато были эти три идиота, которые выглядели так, будто пришли поболеть за «Броктон Рокс», и в какой-то момент судья Джонсон приказала вывести их из зала, устав слушать крики. Папа вышел по УДО, только проблема была в том, что он сделал это далеко за восемнадцать лет, а ещё он уже начал снимать тот крохотный дом, купил мотоцикл, и знал, что когда он вернётся, всё это добро скорее всего будет на месте, потому что Морин не умеет ездить даже на велике. Всё, что осталось у Уэйна — рваные вэнсы, джинсы и футболка, которые пылились в камере хранения. Рубашку, порванную, окровавленную, выкинули ещё в скорой. Ах да, и ещё цепочка Дел. — И что дальше? — Есть много вопросов, которые необходимо решить, но все они решаемы. Во-первых, тебе нужно окончить школу. — Предпочёл бы найти работу. — Мой давний товарищ владеет автомастерской, как тебе идея? Он из АА*, а там дают шансов сколько влезет кому ни попадя — с этими ребятами по терпению не сравнится даже господь бог. Сможешь сам починить свою тачку. Смотревший до этого куда-то сквозь, рассеянно, Уэйн поднял глаза на Джеллер. Очередной дебильный психологический трюк, который в этот раз сработал. — Мою тачку? — переспросил он. — Твой брат-дебил и его отец присели в своей родной Флориде, и выйдут не раньше, чем ты наконец сможешь легально купить водки. — Я не пью. — Ну если бы пил, то через шесть лет смог бы её легально купить. Нападения на полицейских и полицейские участки в наши дни кончаются особенно плохо. Путь от Броктона до Уэстфилда был действительно долгим, иначе невозможно было объяснить, когда Джеллер смог так тщательно всё продумать. Успел навести справки, посчитать, через сколько Уэйну исполнится двадцать один. Это была какая-то совершенно нездоровая херня. — А мама? — спросил он, вспоминая, на кого были оформлены документы. Уэйн не знал, чего ожидать, хотя в тайне и надеялся услышать что-то хорошее, но наткнулся только на дебильно-сочувствующее выражение лица сержанта, которое видел так много раз в своей жизни на других людях. Так смотрела сиделка отца на новые ссадины на лице Уэйна, так смотрел на него государственный юрист, пытающийся объяснить, почему они проиграли в суде против корпорации зла. «Ты же и сам всё понимаешь, не заставляй меня объяснять это тебе» — вот что говорили эти лица. В этом плане Джеллер разочаровывал, учитывая, что было написано у него на спине. — Понятно, — сказал Уэйн, откинувшись на спинку стула, — можете не продолжать. Он был зол и разочарован, и непременно разбил бы стекло, разделяющее его и Джеллера, если бы не знал, что оно бронебойное; слишком остро было желание разбить себе костяшки пальцев уцелевшей руки о стену, столешницу, чье-то лицо — и непременно получить ответку, просто чтобы заглушить всё, что клокотало внутри, физической болью. Всё тело зудело в ожидании удара от кого-нибудь, так сильно, что Уэйн едва слышал, как Джеллер продолжал говорить какие-то абсолютно пустые слова: — Тачка перестала быть уликой и будет пылиться на штрафстоянке ещё полгода, пока её признают невостребованной и пустят с молотка. Маловероятно, что Морин решит за ней вернуться, а я выкуплю её за бесценок и отгоню к себе в гараж, там есть второе место. Как только выйдешь, она твоя. — Должно быть у вас любого говна в жизни по две штуки? — спросил Уэйн сержанта. — Не любого, но, — Джеллер вздохнул, — никогда не знаешь, когда тебе потребуется запаска и во многих случаях лучше всё-таки иметь её под рукой. И ещё, о твоей матери: судья Джонсон начинает второе дело в рамках процесса, о лишении Морин родительских прав в отношении тебя. — Что? — Последнее слово будет за тобой, конечно. Уэйн положил трубку на стол и зажмурил глаза. Это был ужасно непростой разговор и ему нужно было время, чтобы собраться, а ещё время, чтобы содрать с заживающей царапины на скуле корку засохшей крови. Через несколько минут он снова поднял трубку и спросил: — Зачем? — Знаешь, — Джеллер вздохнул во второй раз, — когда подростки попадают в такие страшные передряги, правосудие в первую очередь смотрит на родителей, ведь практически всегда именно они являются первопричиной. В твоём случае смотреть не на кого и это многое объясняет. Папаше Дел завтра тоже крупно достанется, я уверен. Если бы ты спросил меня, как тебе поступить, чего ты конечно же не сделаешь, я бы на твоём месте согласился. То, что Морин родила тебя, ещё ничего не значит, от родителей требуется намного больше. Тебя сможет взять под крыло миссис Хоуп из «Дома для маленьких странников», знаешь эту организацию? — Тот чел, который был сержантом до вас, пытался подсунуть мне их листовки пару лет назад. Дэвид был бы хорошим копом, если бы не был таким старым и мягким, дети и внуки его сильно подкосили: теперь в каждом, кто попадал в их участок, он видел кого-то близкого. «Ты знаешь, а ведь моему _вставьте имя малолетнего родственника_ столько же лет, сколько тебе сейчас» — излюбленная его фраза, после которой Дэвид сморкался в свой хлопковый платочек и предлагал чая с мелиссой. На пенсию его провожал аплодисментами весь Броктон, а главные отморозки просто рыдали, понимая — деньки их славы, когда за кражу можно было отделаться задушевным разговором, прошли. — Не веришь, что они помогут тебе? — типа понимающе спросил Джеллер. — Не знаю, — пожал плечами Уэйн. — Вот что, Уэйн: тебе всего шестнадцать, твоя жизнь ещё может сложиться иначе. Давай постараемся сделать так, чтобы после выхода из тюрьмы она не напоминала самые печальные песни Брюса Спрингстина, хорошо? — Кого? — Просто скажи хорошо. — Я подумаю, — сказал Уэйн и дал знак Сэму, что выглядело до жути тупо и наиграно, ведь единственная дееспособная рука была занята. Когда дверь комнаты для свиданий закрылась за ними, Рыжий Сэм сказал: — Этот мужик славный парень, хоть и выглядит как сраный Тинтин. Я на твоём месте прислушался бы к нему. — Но ты не на моём месте, — сказал Уэйн, не оборачиваясь к Сэму, — и кто, блять, такой Тинтин? — Не выражайся, МакКоллагх! — Сэм дал ему затрещину. — Останешься без шоколадного пудинга за ужином!