Metamorfoze

      Прозвучал резкий сигнал трубы. Растянувшееся на лигу войско, ехавшее образцовым порядком по трое в ряд, остановилось. Некоторые воины слезли с коней, чтобы немного размять ноги. Послышались оживлённые разговоры, шуточки, по рядам прокатился громкий смех. Оставшиеся в седле, стянули с себя шлемы, утирая потные красные лица, и с завистью посматривая в сторону реки, потянулись к фляжкам с вином. Жара и не думала отступать, несмотря на то, что солнце уже перевалило за четыре пополудни.       — Ну, и кто же был столь любезен, что сделал для нас это? — Иван весело глянул на Луку в упор, подъехав почти вплотную.       Горячая английская кобылка под ним недовольно затанцевала, но была быстро успокоена уверенной рукой.       Изящнее лошади Лука не встречал.       …Красотка — гнедая, чистейшего, без единого пятна, окраса, с тонкой шеей и влажными выразительными глазами: Его Величество перед походом преподнёс Ивану поистине королевский подарок. Лука, с самого утра занимавшийся подготовкой к походу, собственноручно проверил доспехи и оружие, и перед тем, как направиться в казармы, завернул в конюшню. Там он их и увидел — Ивана и Славена — вжавшихся телами друг в друга. Король стоял к нему лицом, растерянным и беззащитным, и, казалось, не замечал ничего вокруг, кроме своего любовника. Луку неприятно удивило неприкрытое чувственное выражение глаз Его Величества.       И вот с того самого утра, когда Лука, до боли впившись ногтями в ладони, осторожно вышел вон из конюшни, он на протяжении двух последующих недель с напряжённым вниманием всматривался в глаза Ивана.       — Что же ты за человек такой? — думал он. — И что такого сумел разглядеть в тебе мой дядюшка?       Нет, он, конечно, не отбрасывал самый простой вариант — смазливое личико. Но, проведя с Иваном в дороге бок о бок некоторое время, он быстро понял, что этот человек устроен гораздо сложнее, чем хочет казаться.       — Эй, Лука, ты снова меня не слышишь! — пропел Иван, щёлкнув перед его лицом пальцами.       Лука несколько раз торопливо сморгнул, подняв на него глаза:       — Слышу… Это сделали люди Манджукича…       — Бедняга Анте… Небось думает, откуда на него свалились все эти тридцать три несчастья… — в насмешливом голосе Ивана, впрочем, не слышалось ни капли сострадания. — Мне кажется, если бы Сава не была такой широкой, он пустился бы вплавь…       Человек, о котором он говорил, носился сейчас по берегу туда-сюда, всплёскивая от огорчения руками и выкрикивая бессвязные ругательства. Недалеко от него, переступая с ноги на ногу, недовольно цокали языками, одетые в тёмные дорожные костюмы мадьярские послы. Воины подталкивали друг друга и негромко пересмеивались, глядя на это.       На другом берегу реки стояла, сверкая ярко-красной черепицей, крепость Брод-на-Саве (1), через которую шёл прямой тракт в Венгрию. С той же стороны аккуратным штабелем были сложены брёвна, вчера еще служившие деревянным настилом моста.       — До следующей переправы почти три дня пути… Поэтому вам лучше вернуться назад… — раздался за их спинами знакомый голос. Марио, небрежно прикусивший крепкими белыми зубами былинку, негромко рассмеялся в ответ на радостное восклицание Луки.       Они крепко обнялись, словно после долгой разлуки.       — Как он воспринимает свалившиеся на него беды? — Марио кивнул в сторону никак не унимавшегося Чачича.       — Как видишь, довольно бодро… — хмыкнул Лука. — К тому же, я думаю, дома его ждёт королевская награда.       Манджукич вопросительно поднял брови.       — Наверное, за затяжное невезение, — широко улыбнувшись, встрял в разговор Иван. — Сам посуди, казалось бы, ехали по родной земле, ан нет, беда за бедой. То отстал обоз с фуражом и провиантом… То солдаты отравились и сутки промучились животами … Нет-нет, ничего страшного, — поспешно добавил он, наткнувшись на удивленный взгляд, — просто забрели на привале в заброшенный виноградник… Теперь вот мост…       — Предрекаю, что после всего этого он сильно удивится награде… — ухмыльнулся Марио.       — Кто знает, может быть, наоборот, старый солдафон воспримет её как должное… — откликнулся Лука. — Ты слышал, что про него говорят солдаты? Что его сделали полковником, потому что он жил недалеко от казарм**…       Все трое рассмеялись, потом Марио махнул рукой:       — Ладно, пора исчезнуть, пока он меня не приметил. Надеюсь, что у вас всё получится… Лука, зови его, а то он и впрямь бросится в воду, чтобы выполнить волю короля любой ценой…       Он было сделал шаг назад, но снова вернулся и многозначительно взглянул на Луку:       — Лучше всё-таки вернуться… — настойчиво повторил он. — Всего один день по просёлочной дороге, а потом выйдете на большак до Якаб-хедь (2).       Поймав внимательный взгляд Ивана, замолчал и лишь махнул рукой, прощаясь.       Когда он затерялся среди воинов, Иван обернулся к Луке и с любопытством спросил у него: — А, вот действительно, почему Его Величество не рассказал Чачичу правду?       — Зная своего дядюшку, думаю, что абсолютно все его действия объясняются только одним желанием потешить себя, — неожиданно ляпнул Лука и сразу прикусил язык, увидев, как вспыхнуло лицо Ивана.       Иван окинул его колючим взглядом, но ничего не ответил.       Воцарилась неловкая тишина, и Луке ничего не оставалось делать, кроме как окликнуть Чачича.       Полковник дрожащим от гнева голосом скомандовал выступать. Всадники вновь построились в колонну и ровной рысью двинулись вперед.       Они ехали молча. Лука, злясь на себя, не решался прервать молчание.       Выгоревшая под беспощадными лучами солнца долина, по которой они ехали, повторяла извилистые изгибы Савы. На окрестных холмах созревал виноград. Тянувшиеся ровными рядами, подвязанные к высоким жердям плети склонялись под тяжестью тронутых сизым налетом кистей, налитых сладким соком. Оливковые рощи по осени обещали местным крестьянам хороший урожай. Их серебристые ветви были сплошь усыпаны маленькими круглыми светло-зелеными плодами.       — Как красиво! — наконец выдавил он из себя, лишь усилием воли не отводя глаз в сторону.       Иван встретил его взгляд настороженно, коротко кивнул, но проехав несколько шагов, обернулся и с плохо скрываемым высокомерием сказал:       — Я тебе не нравлюсь. Очень жаль, но тут уж ничего не поделаешь… Король ещё не натешился мной, так что, придётся немного потерпеть…       Он с силой ударил по бокам лошади шпорами и, сорвавшись с места, оставил Луку далеко позади.       Вечерняя роса уже пригнула высокие травы, когда Чачич скомандовал привал. Усталые всадники торопливо расседлали коней, развели костры, быстро отужинали, и через некоторое время, подложив седло под голову, крепко спали. Тишина, нарушаемая лишь негромкими словами часовых, да хрустом сгорающих в огне веток, стреляющих в чёрное небо золотистыми искрами, создавала ощущение оторванности от привычного мира.       Ночь была звёздная и тёплая, переливаясь серебристым светом, светила полная луна. Луке не спалось. Свернувшись калачиком на разостланном плаще, сначала он корил себя за вырвавшуюся у него глупую фразу о дядюшке. Потом ему вспомнились слова Ивана, и некоторое время он пожирал глазами потухающий костер, обдумывая еще и их. Господи, он сказал:«я тебе не нравлюсь…» Как он мог подумать такое!       Лука заворочался на своём нехитром ложе с боку на бок, прихлопнул пару комаров, не выдержал и встал, подбросил веток в костер. И неожиданно замер, поражённый.       — Нет… — со смешком протянул он, — нет-нет-нет… этого просто не может быть…       Сел, снова вскочил, быстро обернулся в темноту, отчаянно желая немедленно увидеть Ивана. Проверить свою догадку. Да разве найдёшь его в такую темень среди пяти тысяч человек!       В голове у него что-то щёлкнуло, и всё разом встало на свои места. Он хочет Ивана. Осознание этого обрушилось на него ледяным ознобом, и в первое мгновение он не сразу смог понять, что ему делать с этим открытием. Однако привычка анализировать оказалась сильнее растерянности. Он глубоко выдохнул, собираясь с мыслями.       Лука часто думал о нём в эти последние дни, нет-нет, да и ловя себя на мысли, что под внешним изяществом Ивана скрывается большая сила воли. Сам-то он с детства был приучен к тяготам жизни при дворе, проведя почти её половину в постоянной готовности быстро выполнить любое поручение короля. И, от того-то, не мог недооценивать железную выдержку и упорство внешне изнеженного королевского фаворита.       Лука испытывал самые разнообразные чувства. Сначала появилось уважение к умению сутками держаться в седле. Потом — он и сам не заметил, как попал в странные сети — желание всё чаще видеть его рядом. Иван с первого дня похода вёл себя так, словно они были знакомы всю жизнь: разговаривал, шутил, смеялся, слушал его рассказы об учебе в Сиене и о её знаменитой библиотеке*, о путешествиях в Венецию, Рим и Барселону.       Они прочитали одни и те же книги в королевской библиотеке. Они были ровесниками, которые понимали друг друга с полуслова. Они оба говорили на одном языке. Точнее сказать, на одних и тех же языках. Почти… Лука, не сдержавшись, хихикнул, вспомнив внезапно, как тот попросил помочь ему с изучением испанского языка. Серьёзно глядя в глаза, Иван сказал, что знает по-испански лишь «Una copa de vino, por favor», и хотя он уверен, что с этой фразой нигде не пропадешь, всё же хочется большего…       В памяти всплыло лицо Ведрана. Неужели он всерьёз любил его? Лука попытался вспомнить, и не смог. Они оказались вместе в кровати как-то сразу… вместе ели, пили, спали. У Луки ни разу не возникало желания почитать ему любимые стихи, рассказать смешную историю, чтобы увидеть смешинки в глазах напротив. Пресвятая Дева, да за эти две недели он рассказал Ивану больше, чем за тот год Ведрану…       А, может быть, он просто влюбился в Ивана, с того первого раза, ещё во сне?! В прохладные серо-зелёные глаза, опушенные длинными золотистыми ресницами. В то утро он узнал их сразу же, когда задал тот нелепый вопрос.       И там, в конюшне… он уже тогда ревновал, и уж точно не за дядюшку он переживал, пытаясь понять, что такое Иван?!       А сегодняшняя фраза… он хотел её сказать. Хотел… И сказал…       — Чего ты не спишь? — полоснул по натянутым нервам тихий голос. Лука вздрогнул, но медлил бросить взгляд назад. Может быть, всё, о чём он успел насочинять, неправда?! Сейчас он посмотрит ему в лицо и поймет, что соврал сам себе, что Иван интересен ему лишь как приятель, скрасивший ненужный поход.       Лука нехотя обернулся. Перед ним с мокрыми волосами, обнажённый по пояс, в приспущенных на бёдра штанах стоял Иван.       Вместо ответа Лука оглядел его долгим взглядом. Дорога определенно измотала Ивана, подумал он, всмотревшись в усталое осунувшееся лицо. Впрочем, он весь был настолько красив, что у Луки в висках запульсировала кровь. Пламя костра переливалось в светлых волосах Ивана, небрежно перехваченных какой-то лентой, бросало тёплый отсвет на кожу.       Затем Лука впервые представил себя со стороны и криво усмехнулся нарисовавшейся картине: исхудавшее бледное лицо с острыми скулами, ввалившиеся круглые глаза, длинный крючковатый нос. Он никогда не задумывался раньше, как он выглядит. Вообще никогда. Принимал свою внешность как данность, был доволен собой, крепко спал, не мучая себя подобными мыслями. Но зелёные глаза королевского фаворита, видимо, что-то сломали в его голове. Глупец! Надо было отъехать от столицы почти на сто лиг, чтобы понять, что рядом с таким красавцем он всегда будет выглядеть нелепо и безобразно. Лука невольно дёрнул уголком рта. Дважды глупец! О чём он вообще замечтался?! О любовнике короля?! Нет уж, увольте, он вовсе не собирается похищать у своего дядюшки его возлюбленного.       — Какая тебе разница, почему я не сплю… — зло огрызнулся он, и отвернулся, услышав в спину сдержанное: «Ты прав, никакой…»