Metamorfoze

      — Прелесть, а не напиток… — Домагой, цедивший вино прямо из бутылки, с нежностью провёл пальцами по её тёмному пузатому боку, вызвав легкие смешки в компании. — Ну, выкладывай…       Они расположились на открытой, насквозь продуваемой солёным ветром террасе с видом на море. Краснеющее солнце уже спускалось к самой кромке Адриатики. Темная тень от кипарисов полосами легла на розовый мрамор. Бесплотный тёплый, словно парное молоко, туман всё смелее полз вдоль низкого берега. Но еще золотился в закатных лучах пустынный пляж, ослепительно-лазоревые волны неторопливо накатывали на белый песок, и Лука, глядя на вскипающую в полосе прибоя пену, думал, что как же хорошо, несмотря ни на что, вернуться домой. Всё, что происходило там, в Барселоне, казалось ему теперь просто странным сном, настолько та жизнь не походила на то, что окружало его на родине.       Он, ласково улыбнувшись, скользнул взглядом по лицам друзей, и они ответили ему такими же улыбками.       — Что рассказать? — Лука негромко рассмеялся, немного удивлённый прозвучавшим в словах друга любопытством.       — Дева Мария! Да всё! Про Испанию… Короля… Каков он, кого называют «Отцом Европы»?       — Пожалуй, вернее будет «Отец мира»… по примеру бабки и деда, он отправляет своих конкистадоров на завоевание земель, лежащих за пределами Испании…       — Так он действительно велик? И выглядит так же? — поинтересовался лежавший на коленях Домагоя Даниел.       — Пожалуй, и да, и нет… — Лука пожал плечами, перевёл взгляд на море. Перед его глазами встал молодой человек с узким вытянутым лицом, длинным острым носом и выпяченной нижней — знаменитой габсбургской — губой, одетый по последней моде того времени в черный бархат со скромной золотой вышивкой. — Он молчалив и скромен, среднего роста, так что, своим внешним видом он совершенно не походит на короля. Но почему-то в его присутствии не хотелось громко разговаривать…       Даже шумный Жерар, с ехидством припомнил вдруг он, стал тише и, кажется, гораздо ниже ростом.       — Ему всего двадцать шесть, но у него вид умудрённого жизнью человека…       — То есть, он всего лишь на три-четыре года старше нас? — присвистнул Домагой.       — Да, и он завоевал полмира, а тебя наш король перестал брать даже на охоту… — не удержавшись, подколол его Марио.       Лука оторвался от созерцания морских волн и вопросительно поднял бровь. Пьянство Домагоя давно стало притчей во языцех. Беда же была в том, что он не знал меры, и каждая новая история служила лишь подтверждением этого выражения.       — Перед Троицыным днём мы, как обычно, отправились на косулю. — Марио повернулся к нему. — Представляешь, лес, тишина, загонщики еле слышно крадутся… Но что-то пошло не так… Домагой решил спеть одну милую народную песенку… «Хорошо проснуться раным-рано, подмести весь двор и, взявши вёдра…»       Сидевшие на террасе, не раз и не два — с разными вариациями — слышавшие этот рассказ, фыркнули, увидев удивленное лицо Луки.       — А что король?       — О, король заставил его вернуться в столицу пешком… Сказав при этом, что Домо прекрасно справится с должностью водовоза…       — Где же вы охотились?       — Ну, скажем так, даже хорошо поохотившись, домой мы возвратились гораздо быстрее, чем он… А он, хоть и прошёл пол-Игниса, сам понимаешь…       — Да пошли бы вы… — обидевшись, буркнул Домагой под общий гогот. — Больно мне нужны эти полмира…       Расхохотавшийся вместе со всеми Лука увидел, как Даниел тихонько отобрал у Виды бутылку, аккуратно поставил её на мраморные плиты и ободряюще сжал его тонкие пальцы.       — Домагой прав, — с легкой завистью подумал он. — К чёрту полмира, когда рядом есть целый и живой любовник…       — Не обижайся, Домо, — тихо попросил он, — мы же не со зла…       Тот, никогда не умевший подолгу сердиться на друзей, не выдержал и тоже прыснул коротким смешком.       — Ну, а как там Барселона? — отсмеявшись, спросил он, неопределённо покрутив рукой в воздухе. — Вообще…       — Что значит вообще? — отозвался с улыбкой Лука.       — Завёл там друзей? Или… любовников?       Лука качнул головой. В самом деле, не рассказывать же друзьям, как он, истомлённый желанием, буквально упал в руки танцора-мальчишки. Надо, впрочем, признать, очень умелые руки, ну, или, уж если быть более точным, очень умелый член.       — Что, вообще ни с кем? — разочарованно протянул Домагой. — Неужели, всё еще хранишь верность…       Неназванное имя повисло в воздухе. Краем глаза Лука заметил, как сидевший поодаль Марио закатил глаза.       — А вот он, похоже, тебе не хранил…       — Домо… — предостерегающе начал было Даниел.       — Да что Домо-то… — отмахнулся Вида. — Всё равно, рано или поздно, Лука узнает… Оказывается, Ведран успел незадолго до дуэли тайно обвенчаться… и Франка, помнишь, та, самая голосистая фрейлина королевы, неделю назад родила сына. Правда ведь, потрясающая новость?!       Лука замер, словно его окатили холодной водой. Ценой невероятного усилия он взял себя в руки, но понадобилось еще несколько долгих секунд, прежде, чем он сумел выдавить непослушными губами:       — Потрясающая… — и с замёрзшей на губах, ничего не выражающей улыбкой поинтересоваться. — Как назвали?       — Не знаю… — буркнул внезапно всё понявший Домагой. — Лука, ты что, из-за этого расстроился?       — Ты только мой?       — Конечно… Как ты можешь сомневаться во мне?!       Лука сморгнул, отогнав возникшее видение.       — Нет, что ты… просто вывалил ты эту новость слишком уж неожиданно… А что у вас тут еще нового? — с деланным безразличием поинтересовался он. — Кроме рождения сына у… — и всё-таки запнулся, — Ведрана…       — Продолжай, Домагой… — иронично протянул Марио, но Вида сердито огрызнулся, затем повернулся ко всем спиной, и, опершись на балюстраду, уставился на море.       Вместо него ответил Даниел. Он поднялся с мраморной скамьи, зевнул, с хрустом потянулся, и, подойдя к Домагою, встал рядом:       — У твоего дяди новый фаворит… И, кажется, он околдован им…       — Да и не только Его Величество… Вспомните, как весь двор чуть ли не сошёл с ума, когда он впервые появился здесь… — добавил Марио. — Из-за него даже дрались на дуэли… Юный наглец Ален осмелился бросить вызов дубравскому магнату Петричу… Дело, правда, успело разрешиться полюбовно… Вмешался король…       — Вот как?! И кто же он?       — Если честно, мы про него мало что знаем… — пожал плечами Даниел.       — Скорее даже, ровным счётом ничего… — проворчал Домагой, — учитывая, что мы познакомились с ним сразу после твоего отъезда…       — Такой неразговорчивый?       — Нет, наоборот, чрезмерно говорлив… Но, про себя ни слова…       — Откуда он?       — Об этом надо спросить у его покровительницы графини Олентии…       — У той, что была статс-дамой при покойной королеве? Матушке графа Здравко, будь он неладен? К слову, как там его самочувствие?       — Какое может быть самочувствие у одноногого… — Даниел внезапно громко расхохотался, но в этом смехе не было веселья.       — Так, каков же он?       — Здравко? — переспросил Домагой, успевший обхватить Субашича за талию и потянуть на себя, словно защищая.       — Какой, к чёрту, Здравко! Я про фаворита… Кстати, как его зовут?       — Иван…       — Красив как бог…       — Сложён как бог…       — Умён…       — Как бог?!       — Нет, как наш консул Далич… Тоже читает умные книги… Благодаря Марио, прекрасно фехтует и играет в кальчо… Ты уж нас прости, но, пока тебя не было, он занял твою позицию на поле…       — И как?       — Прекрасно справляется…       — Ещё что?       — У него ослепительно белозубая улыбка…       Лука внимательно оглядел их с ног до головы и осторожно поинтересовался:       — Вы меня разыгрываете, да? Знакомы с ним уже полгода, но всё, что про него знаете, сводится только к тому, что он красив, ослепительно улыбается и прекрасно бросает мяч?!       — Не просто красив… — Домагой наставительно поднял вверх палец. — А божественно красив!       — И как мне увидеть сие чудо природы?       — Никак… Его нет во дворце уже неделю…       — Странно, что вам не кажется это подозрительным… — нахмурился Лука. — Появился ниоткуда…       — Я не думаю, что Иван плохой человек… Король никогда бы не приблизил его к себе, потому что у Его Величества есть чутьё на негодяев… — перебил его Марио. — Я думаю, что с ним случилось что-то плохое… И теперь он пытается от всех закрыться… К тому же, — улыбнулся он, — мы забыли сказать ещё об одном прекрасном качестве королевского фаворита… Даже явные враги не смогли бы назвать его скупцом. Он щедр, легко тратит деньги на подарки, недавно пожертвовал немалую сумму в королевский госпиталь…       — Ну, может быть… — после долгого молчания неохотно протянул Лука, но в его голосе не было никакой уверенности.       — Насчёт красоты… — молчавший весь вечер Деян вдруг хрипло откашлялся, заставив их удивлённо обернуться.       — Мы уж думали, что ты спишь…       — Я спал… — Деян серьёзно кивнул, вызвав усмешки на лицах. — Так вот, насчёт красоты… — медленно повторил он. — Неделю назад мне так не показалось… Я столкнулся с ним в конюшне…       — Ну и?       — Его лицо… — Деян неопределённо махнул рукой. — Оно было разбито, губы в кровь, на шее тёмные пятна…       — Ты, конечно же, спросил у него?       — Не успел… Он опередил меня. Улыбнулся, как всегда, и сказал, что ночью споткнулся на лестнице… Но я бы сказал, что если это и была лестница, то у неё слишком уж сильные пальцы… — Деян оглянулся по сторонам. — Я думаю, что этой лестницей был Его Величество…       — Почему ты ничего не рассказал нам? — поинтересовался Марио.       Деян равнодушно пожал плечами:       — Потому что вы не спрашивали…       Марио ничего не успел ответить, потому что издалека донёсся звонкий мальчишеский голос:       — Ваше благородие! Ваше благородие!       Королевский оруженосец, запыхавшийся от быстрого бега по парковым дорожкам, вылетел к ним на террасу:       — Господин Лука! Господин Марио! Вас обоих зовёт к себе Его Величество!       — На ночь глядя? — Они удивлённо переглянулись, но послушно поднялись и направились вслед за посланцем.       — Лука… Ты сильно огорчился, узнав о Ведране? — внезапно спросил Марио, резко остановившись на узкой дорожке парка. — Ты только пойми, я ведь спрашиваю не просто так… Я же помню, в каком состоянии ты был после его смерти…       Лука благодарно улыбнулся, пожал плечами, прислушиваясь к своим ощущениям.       — Не знаю… — честно ответил он, — думал, что будет больно… Но пока только обидно, что он обманывал меня… И еще… — добавил, немного помолчав. — Не спрашивайте меня больше о Ведране…       Манджукич кивнул, задумчиво взглянул на розовевший в сумраке дворец, и торопливо зашагал вперед.

***

      Лука проснулся на рассвете, лениво поворочался несколько минут, тщетно пытаясь заснуть. Но ничего не получалось. В голове снова завертелись вчерашние мысли, и сон ушёл окончательно.       Войско султана Сулеймана уже пересекло границы соседнего государства, уничтожая, подобно саранче, всё на своем пути. И завтра в обед пятитысячная тяжеловооруженная кавалерия под командованием Анте Чачича должна будет выступить на помощь венгерскому королю Лайошу II.       Накануне они просидели с королём до глубокой ночи, обсуждая разные варианты в попытке просчитать тот самый, спасительный, если вдруг их план сорвётся.       За окном трещали какие-то птицы, раннее утро казалось таким безмятежным, таким упоительно-спокойным, что быстро оделся и почти бегом спустился в дворцовый парк.       Оправдывая огненное название страны, король приказал развести в парке цветники, в которых росли бы только красные цветы. Повинуясь воле Его Величества, сотни садовников засадили каждый свободный дёнюм кроваво-красными гортензиями и багряной геранью, коралловой эритриной, из соцветий которой вытекал нектар, подобный слезам младенца, диковинной пурпурной опунцией, завезенной в королевство из недавно открытого Нового света, невесомыми, словно легкие мотыльки, розоватыми цветами гауры, и алыми маками с тонкими шелковистыми лепестками.       Потемневшие от утренней росы, песчаные дорожки, протянувшиеся между живыми изгородями чайных роз, вели Луку к любимому месту парка — уединённой изящной беседке, спрятанной под ветвями плакучей ивы.       Вдруг из-за последнего поворота выскочил человек в дорожном платье, и Лука, не сумев остановиться, от неожиданности запнулся о собственную ногу и врезался ему в грудь. Сильные мужские руки едва успели подхватить его. Луку обдало горьковатым ароматом лаванды.       Он тут же отстранился, бормоча извинения, поднял взгляд и замер, внезапно испытав странную радость узнавания при виде лисьей усмешки на тонких губах. На него внимательно смотрели изумительные зеленые глаза в обрамлении пушистых темно-золотых ресниц… Те самые глаза из сна…       — Это ты? — невольно вырвалось у него.