Mute beauty

      Дживон не стал завтракать, как бы Ханбин его не просил остаться, дабы потом показать сообщение полиции, и пусть смеются стражи правопорядка — их проблема, что девушек похищали прямо с рабочего места и куда-то увозили. Кимы расстались, пообещав держать друг друга в курсе всех событий, и Бобби, вставив в ухо гарнитур, позвонил Донхёку. Мужчина сначала явно отказывался отвечать в восемь утра, но у его знакомого была отвратительная привычка звонить каждую минуту или сыпать сообщениями, только из-за этого он и мог добиться консультации, как, в принципе, и в этот раз.       — Дело есть, — без приветствий начал Дживон, слыша на конце трубки глубокий вздох. — Нет, не откосить меня от превышения скорости или вождения в нетрезвом виде, бро. Девушка пропала прямо со своего рабочего места, работала в мотеле «Полая покрышка», бывшая проститутка, работала под псевдонимом «Энн»…       — Стоять, Бобс, — Ким даже кашлянул от этого внезапного прозвища и повернул направо, к городу, — ты кого ищешь, повтори-ка? Бывшую проститутку?       Ким Донхёк никогда не отличался тактичностью, говорил обо всём прямо и поощрял людей за правду своей дружбой и хорошим отношением, пускай знал, что каждый глотнёт сладкой лжи и успокоится — такова человеческая натура, ей легко поверить во что-то иное. Сейчас мужчина, пьющий свой утренний чёрный кофе, был в шоке от того, что Бобби пытался ему рассказать: пускай работал достаточно долго, о пропаже проституток заявляли уж точно не их клиенты, а сутенёры, эти шавки, которым только дай повод содрать со своих работниц деньги. Зачастую таких девушек пытались упрятать, сказать им, что у них наступили тёмные времена и стоит вообще срочно уехать в другой город, но эти дурочки, глотнувшие свободы, рисковали попасть обратно, к тем, от кого так долго бежали.       Дживон, наверно, больше всего боялся, что его натурально поднимут на смех: видано ли это дело, когда богатый состоятельный парень с дурью в башке ищет проститутку? Пора сообщать разным таблоидам новости — тот самый Ким Дживон, что безбожно спал со всякими девочками лёгкого поведения, решил, что одна из них должна быть его личной рабыней, удовлетворяющей все его низменные потребности! А если саму историю ещё сильнее раздуть, то можно целую книгу написать, привлечь тех людей из «Полой покрышки», брать у них интервью, озолотить, чтобы их рты раскрылись, а потом упиваться новыми подробностями, высосанными из пальца. Не это ли называется удачным материалом, истинной статьёй для жёлтой прессы?       Она и есть.       — Есть хоть что-то ещё, что мне поможет в поисках? — уточнил Донхёк, попеременно с этим записав всю информацию, что говорил Дживон, в блокнот, который ему поднесла жена, понявшая, что даже сейчас, в столь ранний час, он должен работать. Он уже собрался на работу, и даже супруга понимала, что Хёк не успеет сейчас никуда, если так и продолжит слушать голос из трубки, отчаянно знакомый, но вместе с тем такой далёкий. Не сообразила госпожа Хо, что это их шафер на свадьбе, которая была относительно недавно, и именно этот человек и попал в свадебный торт, когда её жених, напившись уже шампанского, кинул парня на стол.       — Мне сказали, что у неё имя то ли Хан Йери, то ли как-то так… я не запомнил, перенервничал за неё, — в голосе слышалось плохо скрываемое отчаяние, и Донхёк насторожился — нечасто у такого парня, как Дживон, пробуждались чувства, не скрытые за маской безразличия или хвастовства. Что-то в нём определённо поменялось, незаметно, но вместе с тем явственно, и детектив не стал отрицать, что повлияла непосредственно эта девушка, чьё имя вроде бы было произнесено небрежно, но вместе с тем самым сакральным смыслом, который вкладывали только глубоко влюблённые люди.       Влюбиться в проститутку, пускай бывшую, — отвратительно.       — Я сделаю всё, что в моих силах, — проговорил Донхёк и сбросил звонок.       Никак не думал он, что такое случится взаправду, что один из его друзей, которые точно не славятся благоразумностью, так влюбится: Дживон никогда не относился к девушкам серьёзно, считал, что с ними можно переспать разок и разбежаться, чтобы потом описывать, какая у них была жопа и как прекрасно его член смотрелся в их губах. Ну не был Ким серьёзным в этом, не нужна была ему хорошая жена, что сделает всё для него: и пятерых детей родит, и приготовит с собой на работу еду, и встретит на коленях перед дверьми, чтобы потом поклониться и поцеловать ласково и нежно в щёку. Надо же, вот оно как, вот как взбаламошенные люди, помешанные на поддержании имиджа и удовлетворении желаний своего эго, остепеняются и заводят нормальные отношения не для одной ночи.       Бобби чуть ли не головой ударялся о руль, когда ехал обратно в Сеул — ему было плохо от осознания, что он не уберёг Энн, что она сейчас где-то далеко от него, в руках людей, что могут сделать с ней всё, что угодно. В груди зияла дыра шириной с планету, хотелось приложиться к запасу виски, что хранился у него в комнате, но в таком деле надо было соблюдать осторожность и трезвость разума, не шататься и тщательно обдумывать каждый шаг. Средства массовой информации не должны знать о том, что он увлёкся буквально шлюхой без имени и прошлого, потому сообщить всё Донхёку было правильно, ведь он не станет привлекать лишнего внимания, будет действовать быстро и оперативно. Он стоит всех добровольцев американских волонтёров AMBER Alert, пускай Энн не была ребёнком и могла позаботиться о себе сама, раз находилась на трассе столько времени. Сердцу было неспокойно, разуму тревожно, и мужчина еле смог припарковать автомобиль и выбраться из него, прислоняя руки к лицу и понимая, что если не найдёт девушку, то будет винить себя до конца жизни. Он же придурок, желавший прервать с ней общение, не писал всё это время, почему тогда Ханбин вообще на порог «Полой покрышки» пустил? Лучше бы пинком под зад сопроводил в машину, сказал разворачиваться и ехать домой, ведь ему плевать на Энн, плевать на её тяжёлую жизненную ситуацию и хотелось только разгульной жизни с девушками, что не обременены плохим прошлым.       Он ещё незрелый пацан, который вздумал, что мог чему-то научить девку с дороги, которая повидала уже в своей жизни такое дерьмо, что пора записываться на приём к психиатру.       Дживон приехал где-то к обеду, взял тарелку с общего стола и без слов пошёл к себе наверх, не обращая внимания на мать, которая глянула ему вслед и будто бы что-то захотела ему сказать. Зачем? Её сын всё равно сделает наоборот, криво ухмыльнётся и скажет, что всё так и задумано, будто именно об этом его и просили. Он же конченный ублюдок, душа которого потёмки и глаза — омуты, в которых можно прочно затеряться и не выплыть никогда. Он же не должен был рождаться, раз с такими заёбами мозги делал собственным родителям уже больше двадцати лет.       Стратегия никак не разрабатывалась, даже Ханбин ничего не писал, а от еды и питья тошнило — подсознательное наказание себя за проступки, которые он не совершал в своей жизни ни разу. Он осознал, насколько крепко полюбил, как смог протянуть кончик нитки огромного клубка девушке, а она его запутала в своих немых губах и исчезла без возможности найти её. Ускользала, как фантом, из пальцев, не давала себя обнять и посмотреть в глаза последний раз, чтобы потом, как только ком в горле сглотнётся, сказать парочку слов, переворачивающих сознание и всё внутри от того, насколько они правдивы.       — Я тебя люблю, пожалуйста, найдись, — на плечах огромный камень, в душе хотелось разнести к чертям комнату и дорогие тарелки, на которых чёрным бобовым соусом написана его судьба — тёмная неизвестность, в которой ни зги не видно. Бобби смог себя преодолеть, мир схлопнулся до одной точки в пространстве, когда он относил посуду и наливал воду в прозрачный стакан, а потом и страх овладел всем телом — за что всё это? Как найти Энн, если он обещал её представить как невесту своему отцу?       Почему это, блядь, случилось именно сейчас?       Дживон не мог просить об отсрочке, вновь позвонил Донхёку, оговорил цену за услуги и даже перевёл часть денег, совсем ненадолго успокаивая собственную совесть. Пальцы переплетались, и мужчина твёрдо решил действовать, ведь нельзя просто сидеть и ждать, когда Энн найдут; он снова вышел на улицу, переодевшись в чистые вещи, и вновь сел в машину, срываясь в погоню за призраками, за руки которых хотелось удержаться. Поглощающие мысли не давали нормально сосредоточиться на дороге, он был в банальной панике, потому часто запускал пальцы в тёмные волосы, нажимал на клаксон и с садистским удовольствием подрезал машины, владельцы коих клали болт на правила дорожного движения. Он тоже спешил, так почему не позволял себе гнаться за временем, нервируя тем самым водителей, которые ехали в ближайшее кафе в обеденный перерыв?       По молодости, когда Бобби ещё был подростком и часто попадал в дурные компании, он рисковал и делал это с завидной регулярностью: то пропадал с радаров на целые выходные, заставляя родителей нервничать, то просыпался в притоне, когда какая-то блядь смачно ему отсасывала. Помутнённое подростковое сознание, ещё несовершеннолетнее и подверженное влиянию извне, воспринимало это как приключения, а коронным приёмом было унижение тех людей, что продавали своё тело за пятьдесят-сто тысяч вон на ночь с комплексом услуг. Наверно, это карма так по лбу ударила, намекая, что он вёл себя отвратительно, пускай теперь платит по счетам. И ведь не скажешь слова против, действительно сработали какие-то высшие силы, заставив его влюбиться в проститутку и страдать до скрежета в районе сердца от того, что с ней нет никакой связи. Даже её телефон, изувеченный калека, лежал в «Полой покрышке», и у Дживона не было ничего, кроме остаточного аромата в лёгких и фантомных прикосновений рук к себе.       Любовь — это расплата за все недетские «шалости», которые давно сидели под коркой.       Дживон разъезжал долго, примерно два дня точно не был дома: питался на заправках в окрестностях Сеула, спал в машине на заднем сидении — из-за этого даже проститутки стучались к нему в окно, но все они были не Энн, потому прогонялись со страшной силой, будто принять их было смертным грехом. Хотя, чего тут говорить, секс с нечистыми девами, которые продавали себя, свои тела, пахнущие сладкой кокосовой или ванильной водой, дабы скрыть аромат грязи и похоти, действительно грех, который не отпустил бы святой Отец в рясе. Включая радио по ночам, Бобби боялся услышать главную новость: на дороге найдено мёртвое тело девушки, предположительно проститутки; боялся, что криминальные истории, рассказывающие о девушках, как-то связаны с Энн, и от страха практически буквально тошнило.       А может, тошнота была из-за постоянного недосыпа, сна в неудобном положении и еды через раз, когда приходилось запихивать в себя хот-дог с большим количеством соуса, а следом шла сигарета Mevius, залитая кофе. Бобби уже ездил по ближайшим городам, постоянно мучил Донхёка, который был неизменно бодрым, звонками, нервами и общим достаточно плохим состоянием: Ким за это время успел похудеть, осунуться и имел такой бледный и растрёпанный вид, что даже полицейские говорили ему вернуться домой, а не колесить по дороге. Но как он вернётся, если не выполнит своё предназначение, не достигнет поставленной цели?       Как же он уже заебался.       Из полудрёмы на переднем кресле Дживона вырвал звонок телефона, который заряжался от работающего автомобильного аккумулятора; на дисплее высветилось имя Джинхвана, и Ким замычал, сжимая пальцами переносицу и всё же отвечая. Он не ожидал ничего плохого — его друг не мог сообщать иные новости, кроме позитивных, потому и спокойно выслушал восторженного жениха, который намеревался уже совсем скоро свести свою судьбу с нравившейся ему девушкой.       — У меня мальчишник намечается, всё цивильненько — только мужской коллектив без стриптизёрш и проституток, алкоголь, кальян, закуски, всё, как всегда, — проговорил в трубку Хван, и Бобби чуть было не заржал — какое там «цивильненько», если на мальчишнике будет присутствовать Джунэ (а он точно не пропустит такое мероприятие), то он сразу разведёт разврат и суету. Ему непривычно было без тёплого женского бока рядом, красной помады на шее и стриптизёрш, что готовы отдавить ему всё самое ценное стрипами на высоких каблуках. — Ну что, придёшь? Завтра уже всё будет, всю ночь просидим, проводим мою спокойную холостяцкую жизнь, а потом и свадьба будет.       Если бы Дживон не сидел за баранкой, практически ничего не видящим взором всматриваясь в тёмную, практически не освещённую фонарями дорогу, он бы согласился и оторвался по полной, утешился с какой-нибудь девушкой и наутро забыл обо всём. Но он чувствовал — в жизни, в его душе что-то неумолимо поменялось, требовало ту одну-единственную, которая заснула однажды в мотеле рядом, а он просто оставил ей денег, будто из жалости. О ней хотелось заботиться, как о маленькой девочке, лишённой родительской любви, и пускай об Энн он не знал буквально ничего, он хотел остаться рядом с ней — всей душой, всем сердцем.       Жаль, что они не успели нормально насладиться друг другом, когда их развела банальная мужская глупость и желание прервать столь грязное и отвратительное общение.       — Я не смогу, прости, Джинхван, — слова вырвались против воли, но что было в голове, то и попало на язык, солью посыпая стремление Хвана возобновить общение и сделать всё, чтобы снова сплотиться, как тогда, давно. — Я… просто не могу.       — Отец завалил работой? — конечно же, друг был не дурак — слышал гул автомобильного мотора, понимал, что Дживон отчего-то дома не ночевал, и приглашение на мальчишник было попыткой выведать, что происходило в жизни Кима. Донхёк тоже с головой ушёл в работу и семейную жизнь, молчал о том, что у него действительно есть серьёзные дела, но всё его естество, все его раздражённые ответы на звонки говорили об этом. — Или что?       — Да так, просто не могу, — Дживон опустил кресло и принял практически горизонтальное положение. — Если я смогу, тогда приеду, хорошо? Не держи только на меня зла, если я не прибуду.       — Адрес вышлю сообщением.       И лучше бы Дживон тогда согласился — он не знал, что за сюрпризы его ждали впереди.