Lucky One

Коридор длинный, и ощущение такое, что если опираться только на одну ногу, дорога до противоположного конца займет целую вечность. К тому времени, как Кенсу доходит до ближайшего поворота, он уже тяжело дышит. На мгновение он думает, не перейти ли на движение ползком, лишь бы дать отдых больной ноге. Но затем воображение живо рисует ему прихрамывающего по коридору зомби, который может использовать обе конечности и в конце концов догоняет его, возвышаясь над замершим на полу в ужасе Кенсу. Изнуренный, Кенсу делает глубокий вдох и возвращается к скачкам с одной ноги на другую. Наконец дорога приводит его к первой металлической двери. Точнее, к тому, что от нее осталось. Теперь это лежащие на полу искореженные, перекошенные и разломанные куски железа. Одна сторона двери полностью покрыта кровавыми отпечатками ладоней, и еще виднеется огромный мазок, который рисует в голове Кенсу образ пропитанного кровью рта, прижатого к металлу. Там, за дверью, внутри белых коридоров, он встречает еще больше крови. Здесь ее больше, чем Кенсу когда-либо видел за всю свою жизнь; она размазана по потолку, разбрызгана вперед по коридору. Видны и шлейфы крови, и Кенсу просто знает, что это следы того, как кого-то или что-то волокли по этой багровой реке на верную смерть. Можно ли утонуть в крови? Кенсу решает, что он не хочет знать ответ на этот вопрос. Но ее здесь так много. Больше, чем может принадлежать одному человеку. Или двум. Или трем. Здесь разорвали на части и раскидали по углам по крайней мере трех человек. Браслеты с номерами 6, 5 и 4 лежат в аккуратном ряду на пороге бывшей металлической двери. Наверное, пока Кенсу не было, их тела приволокли сюда. Монстрам наскучило пытаться сломать дверь, чтобы добраться до него. Это ужасно, но Кенсу все равно чувствует волну облегчения, когда не видит браслет с номером 2. Это еще не значит, что Бэкхен жив, но по крайней мере погиб он не здесь. Тепловые волны исчезли, больше нет никакого мерцания, нет плавящегося в жару воздуха за той стороной двери. Кенсу подпрыгивает вперед. И по-прежнему не чувствует жар. Чувство такое, что волн здесь вовсе и не было, что они появились на какую-то долю секунды в тот единственный момент времени. Поэтому он продолжает путь вперед по белым коридорам. Он не может повернуть назад, ведь он знает, что чудовища продолжают выслеживать его, помнит, что Чанель взял с него слово идти дальше. Кенсу делает глубокий вдох, сохраняя в памяти лицо Чанеля и имя Крис У. Он найдет его, когда выберется отсюда. А он обязательно выберется. Бэкхен умер за него, Чанель умер за него; он не позволит их жертвам быть напрасными. Кровь под его ногами все еще свежая, и всякий раз, хватаясь за стену для равновесия, Кенсу подташнивает. Ему пора бы уже привыкнуть к виду крови; он видел ее больше, чем большинство людей видели за всю свою жизнь. Но легче не становится. Мокрое, липкое ощущение на ладонях по-прежнему скручивает желудок и заставляет челюсть сжаться как всякий раз перед рвотой. Однако ничего не выходит. Кенсу не думает, что теперь что-нибудь сможет сравниться в его голове с образом Чанеля, насаженного на кол. Нога Кенсу ступает по особенно скользкому следу, и он теряет равновесие. Металлический шест выпадает из рук, и звон от его удара об пол эхом расходится вокруг. Кенсу бранится и с трудом поднимается на ноги. Запах крови заполняет его ноздри и заставляет глаза слезиться. Кажется, что его одежда уже насквозь пропиталась кровью, и Кенсу приходится затолкать эту мысль очень, очень далеко в сознание. Хватит с него того, что тяжело подавлять чувство вины; ничего больше ему не нужно. В конце концов он встает на четвереньки и ползком выбирается из вязкой лужи; по щекам текут горячие слезы, потому что Кенсу просто не может взять и перестать думать о том, что он переходит вброд реку из крови когда-то живого человека. Есть вещи, которые он просто не может игнорировать. За следующим поворотом Кенсу встречают чистые белые стены. Крови здесь нет, но ее запах преследует его – Кенсу видит кровавые следы только на полу и под собой, и этого ему хватает. Только один раз он оглядывается назад и видит свои собственные следы, сияющие красным под ярким белым светом. Кенсу закрывает глаза, изгоняет этот образ прочь из головы и продолжает путь дальше. Он пытается вспомнить самое начало. Кто бы ни оставил его здесь, ему нужно было как-то войти и выйти из этого лабиринта, и Кенсу готов поспорить, что выход где-то рядом с местом, в котором он проснулся. Но дело в том, что он не помнит, где проснулся. Все, что он помнит – это бег. Ни пробуждения, ни чего-то еще он больше не помнит, кроме бесконечного бега и мелькающих мимо белых стен. Кенсу напрягает память. Он пытается вспомнить один за другим все углы, за которые поворачивал. Поскольку все коридоры фактически идентичны, сделать это почти невозможно, но он все равно пытается. Возможно, он бегал по кругу, возможно, он бежал в правильном направлении – Кенсу понятия не имеет. Он просто продолжает идти вперед. Он забывает об осторожности. Он так много времени проводит в белых близнецах-коридорах, что забывает об опасности, забывает избегать угроз. Именно это и приводит людей к смерти. Это чуть не приводит его самого к смерти. Кенсу поворачивает за угол, и его рот раскрывается в невольном крике прежде, чем разум успевает осознать, что перед ним стоят и протягивают к нему руку четыре взлохмаченных, окровавленных, полусгнивших зомби. Он не думал, что в этих коридорах еще останутся чудовища. Они же все должны сейчас преследовать его, разве нет? Они не должны поджидать его в засаде. Тем не менее эти зомби здесь, тянутся к нему руками без пальцев и раскрывают сочащиеся кровью рты. Бросая все свои силы на рывок, Кенсу отшатывается назад, стараясь не потерять чувство равновесия. Один из зомби ускоряет шаг, и остальные следуют примеру. Впалые, бездушные глаза следят за каждым его движением, словно бы акульи рты раскрываются и закрываются в такт. – Черт, – шипит Кенсу, – черт черт черт! Проклятье! – его голос похож скорее на свист, но Кенсу плевать. Мысли путаются и заворачиваются друг за друга, обрываются и сбиваются, но все, что Кенсу понимает ясно и четко – он должен выжить. Рядом нет ни Бэкхена, ни Чанеля, которые бы спасли его, нет коридора, в котором можно бы спрятаться. Есть только он и зомби и – шест. Изображение Чанеля, пронзенного шестом и замершего неподвижно, всплывает в его сознании. Словно шоковая волна, его тело обдает тошнотой, но Кенсу уже двигается вперед. Зомби преследуют его, ковыляя друг за другом в почти идеально ровной линии, причем каждый толкается и пихается в надежде добраться до Кенсу первым. Забыв все надежды восстановить равновесие, Кенсу поднимает шест на уровень глаз, целится и, размахнувшись со всей силы, отчаянно бросает вперед. В процессе он падает, но почти сразу же слышит хлюпающий звук, сигнализирующий о том, что брусок прошел через чахлое тело первого зомби, а затем – хруст того, как он пронзает спины всех четырех. Звук выстрелом звенит в его ушах, глухой стук четырех тел об пол отражается от стен и расходится эхом на километры вокруг. Но зомби не поднимаются с пола. Они не могут. Каждый из них пытается дотянуться до него, но ни один из них не может понять, как управлять своим телом, когда оно вместе с тремя другими насажено на кол. Кенсу смотрит на извивающихся зомби в каком-то оцепенении. Один тянется к его ноге, и Кенсу бездумно пихает его ботинком. Он ждет, когда нахлынет волна безнадежности от осознания того, что он только что потерял свое лучшее оружие. Но вместо этого он чувствует некую силу, как у единственного выжившего. Ну и что с того, что он остался без оружия? Зато он жив, он не ушел безропотно во тьму. Грядет рассвет, и он все еще жив. Кенсу медленно начинает отползать назад, одной рукой крепко придерживая сломанную лодыжку. Когда он доходит до угла, зомби по-прежнему все прикованы к колу, и он слабо улыбается. Даже если они как-нибудь и смогут вытащить палку из тела и поднимутся на ноги, он все равно их затормозил. Спустя три поворота за угол Кенсу осознает, что зомби нарушили его концентрацию. Теперь он не может вспомнить, какие коридоры уже прошел или куда намеревался идти. Он потерялся; он потерян сейчас более явно, чем когда-либо прежде. Он поворачивает голову назад на случай того, если зомби его уже нагнали. Кенсу надеется, что увидит какой-нибудь знакомый мазок крови, который отзовется в его памяти – и это отвратительно. Ему становится мерзко от одной только мысли об этом. Но он все еще пытается выжить, у него нет сейчас времени или настроения думать о моралях и психических травмах. Он не видит ровным счетом ничего. Просто белоснежно-белые, нетронутые в своей первозданной чистоте стены, что тянутся словно на километры вперед. – Мы их подчистили. Не хотели, чтобы у тебя возникли какие-то подозрения. Кенсу резко оборачивается и давится криком. На стене раскрывается панель, которую он раньше не замечал. Там, прямо за его спиной, стоит мужчина, одетый в обычный черный костюм. Мужчина улыбается, и выглядит он как самый обыкновенный человек. Он до такой степени непритязательный и посредственный, что Кенсу просто не может поверить в его причастность к группе, которая стоит за этим бесконечным страшным сном. А стоят за этим всегда тихони. Эти неприметные люди, которые не выделяются на фоне до тех пор, пока не нападут на тебя со спины, когда ты идешь домой с магазина. – Это же были вы. Ты. Ты стоял за мной в очереди на кассу. Мужчина улыбается шире и пожимает плечами. – Все верно, в этом году отыскать Третьего поручили мне. А тот факт, что им оказался ты, кстати, это всего лишь воля случая. Тебе не повезло. Мы раскрыли карту мира, бросили дротик, и он приземлился именно в этот уголок планеты. Каждый последующий дротик сужал поле нашего поиска до точного местоположения этого супермаркета. Я бросил кость, подбросил монетку в воздухе, и в результате выбор пал на тебя. Уверяю тебя, в этом нет ничего личного. Слышал, что от этого легче – знать, что умираешь просто потому что так совпало. Внутри Кенсу закипает гнев. Ярость заполняет все его нутро, и из его горла вырывается крик ненависти. Инстинкт диктует ему атаковать, и прежде чем мужчина успевает среагировать, Кенсу срывает с ноги ботинок и бросается им во врага что есть сил. Он ударяет лицо мужчины с громким стуком; его противник вскрикивает и закрывает лицо руками, но оно уже разбито и обагрено кровью. – Мерзкая дрянь! Мне поручили прийти к тебе и мило побеседовать, скрасить последние минуты жизни, и вот как ты за это благодаришь! – Будь ты проклят, – яростно шипит Кенсу. Горло саднит от крика, но ему все равно. Этот мужчина похитил его, надел на руку металлический браслет, который сообщает очередность его смерти, а затем оставил на съедение чудовищам. Да пусть он умрет, Кенсу будет только рад. – Думаешь, мне есть дело до твоих поручений? Ты отправил на смерть шестерых людей! Чанель погиб, потому что на кол прибит к полу, а тебе плевать! Тебе плевать на них всех. Ты заботишься только о своей шкуре. – Мы заботимся о всеобщем благе, о высшем благе. Ты и пятеро других выбраны жертвами, которые даруют нам Его прощение. Вы оказываете всему миру услугу, которую трудно переоценить! Это большая честь. – Раз это такая честь, почему сам эту услугу не окажешь? А? Зачем искать пятеро случайных, ни в чем не повинных людей и обрекать их на такую страшную и жестокую смерть, если ты и все эти подонки, что тянут за ниточки, с удовольствием заняли бы наше место? Мужчина вздергивает нос в такой манере, словно сама мысль о смерти его недостойна. – Если бы мы все умерли, то кто бы остался следить за исполнением процедуры жертвоприношений? Ненависть вскипает в Кенсу и заставляет его, превозмогая боль, сорвать ботинок со своей больной ноги; он кидает его в мужчину, и тот снова не успевает отпрянуть. В этот раз Кенсу попадает ему в глаз, мужчина заходится возмущенным криком, и по лицу Кенсу пробегает слабое подобие улыбки. – Неблагодарная тварь! Как жаль, что по правилам я не могу убить тебя собственноручно. Клянусь богом, я бы это сделал. Но совсем скоро умрет Первый, а нам нужно проследить за тем, чтобы вас со Вторым прикончили до этого, так что попробую быть с тобой вежливым в последний раз. Ты должен погибнуть от своей собственной руки или же от руки наших замечательных творений, понимаешь? За спиной мужчины, у поворота в коридор, Кенсу замечает движение. Он наблюдает за тем, как мужчина закрывает глаза и хватается за переносицу, наверняка обдумывая свои идиотские речи про благодарность, затем быстро переводит взгляд обратно. По коридору к ним направляются четыре прибитых друг к другу зомби. Чудовища сохраняют молчание. Они так громко рычали, когда преследовали его, но сейчас, даже открывая и закрывая рты, не издают ни звука. Не может же быть, чтобы голос потеряли? – У меня есть с собой пистолет. Я с радостью готов тебе его одолжить и дать умереть безболезненной смертью. Он будет недоволен, знаю, но если Он не получит Свои шесть тел, то разозлится еще больше. Зомби все приближаются. Сердце Кенсу заходится ходуном. Их тела по-прежнему соединены шестом. Ему нечем защищаться; оружие пропало, а мужчина скорее всего попросту не позволит ему сбежать. Но затем Кенсу присматривается. И видит кое-что странное – прихрамывающим шагом зомби идут не к нему, а к мужчине. – Ну что, звучит неплохо? Безболезненная смерть? Если извинишься за свое поведение, то после того, как уберут Второго, я даже направлю пистолет номеру Один и позволю ему закончить свои страдания быстрее. Зомби приближаются. На какой-то момент Кенсу кажется, что это освещение играет с его сознанием, что их походка ввела его в заблуждение, но нет; они идут прямо к мужчине. Теперь они уже очень близко. Сердце Кенсу бьется в странном, дурманящем ритме эйфории, замешательства и абсолютного ужаса. – Ну так что? Третий, я с тобой разговариваю! На протяжении десяти лет я отвечал за ежегодный сбор жертв, но никогда в жизни не предвкушал чью-то смерть так, как твою. Столь невоспитанный, грубый сукин сын! Он с удовольствием понаблюдает за тем, как тебя с… Кенсу никогда прежде не слышал крика, подобного этому. Возможно, предсмертный крик Четвертого был в чем-то похож, но он был менее человечным. Этот же – крик боли, непонимания, тревоги и осознания того, что смерть близка. Когда один из зомби замыкает пасть вокруг шеи мужчины, Кенсу закрывает глаза. Он уже видел замызганные кровью грязные зубы, раздирающие в клочья живую плоть, видел, как кровь свертывается, как она хлещет ручьем. Эти образы ярко отпечатались в его голове, и больше он видеть не хочет. Не открывая глаз, он слушает треск и хруст распоротого заживо тела. Мужчина продолжительно кричит около минуты. Он зовет на помощь, он молит о пощаде. Оцепеневший, Кенсу не двигается с места и пытается вспомнить, как дышать. Он открывает глаза тогда, когда звуки смерти и убийства утихают, и в воздухе проносится низкий рык. Зомби застыли в неудобной позе и теперь борются друг с другом за право дотянуться до туловища мужчины. Ближайший к нему зомби поднимает глаза на Кенсу и наклоняет голову вбок, тяжело дыша. Кенсу все еще парализован страхом. Вся его напускная смелость моментально исчезает, и теперь он остается наедине с осознанием того, что у него нет ни оружия, ни выхода из коридора. Зомби снова издает рычание, и трое остальных вслед за ним поворачивают головы к Кенсу. Свежая плоть свешивается у них изо рта и крепко зажата в руках. Их глаза вновь приобретают отсутствующий вид, и все вновь рычат в унисон. Тот, что впереди, делает шаг по направлению к Кенсу. Он начинает отсоединять от шеста свое тело. Кенсу пытается кричать, но звук застывает в горле, и все, что у него выходит, – сдавленный, полный ужаса всхлип. Он не двигается с места – он попросту не может с тем, что его мышцы парализованы страхом, а разум освобожден от всех и каких-либо идей, кроме мысли о том, что он сейчас умрет. Покрытая наростами рука без пальцев обхватывает его лодыжку, и Кенсу жмурится, не в силах встретиться лицом к лицу со смертью, когда она наконец приходит. И затем все прекращается. Рука больше не сжимает его лодыжку, и все, что он слышит – это тишина. – Я же сказал звать меня, Су. Нам с тобой нужно поработать над твоим умением слушать, не правда ли? Кенсу резко открывает глаза. Ласково улыбаясь, перед ним стоит на коленях Бэкхен и тянется к его лицу. Стена за его спиной забрызгана кровью, внутренностями и еще другими вещами, название которым Кенсу дать не в силах. Какой-то отдаленной мыслью Кенсу понимает, что кровавые клочья за спиной Бэкхена – это то, что осталось от зомби и мужчины. Но все, о чем Кенсу может думать прямо сейчас, - Бэкхен жив. Бэкхен жив и он рядом. Его грудь вздымается рыданием, и Кенсу не пытается его подавить. Бэкхен умиляется, но в его глазах вновь что-то не так. Они как будто потусторонние, не принадлежат миру людей. То, как он притягивает к себе Кенсу и целует его в лоб, совершенно человечно, но нет ничего подвластного смертным в том, как он взмахивает рукой и отправляет окровавленные останки тел лететь в дальний конец коридора. – С тобой все хорошо, Кенсу, не нужно плакать. Ничто теперь не причинит тебе вреда. Я избавился от всех, кто стоит за этим идиотским культом жертвоприношений, все кончено. – Кенсу плачет сильнее. Бэкхен не отпускает его. Он проводит ладонью по волосам Кенсу и обнимает его за талию. Кенсу смотрит, как пальцы Бэкхена проскальзывают между его запястьем и металлическим браслетом с надписью 3. Все затуманено слезами, но Кенсу все равно слышит звон ломающегося металла, слышит, как он падает на пол. Он смотрит на запястье Бэкхена; на его руке тоже браслета нет. И тогда все становится на свои места. – Ты… ты и есть Бог. Когда ты нашел меня в том темном коридоре, я ударил тебя шестом, и ты... я ударил тебя со всей силы, но на тебе не было ни царапинки. И тебя не смущал вид крови и ты был т-так уверен, что я в-выживу… Бэкхен кивает. – И я подбросил тебе этот шест и сделал так, чтобы твари не смогли достать тебя по ту сторону первой двери. Я должен был убедиться в том, что ты попадешь ко мне в целости и сохранности, понимаешь? Я открыл дверь в комнате с картинами и заставил шест падать далеко от тебя каждый раз, когда ты спотыкался. Правда, был слишком занят тем, что освобождался от этого дружка с пистолетом, и не заметил, как ты упал, споткнувшись о выступ. Я застал только самый последний момент; нужно было отодвинуть шест, чтобы он не прошел сквозь твою прелестную головку, поэтому весь груз падения пришелся на ногу. Но не волнуйся, сегодня вечером я подлечу твою лодыжку дома. – Пальцы Бэкхена обхватывают его больную лодыжку, и тупое покалывание исчезает, оставив вместо себя приятное тепло, что распространяется до самых кончиков пальцев. – Чанель все понял первым, ты знал? Он разгадал все в комнате с гравюрами. Вот почему он знал, что ты выберешься отсюда, что за тебя стоит умереть. Но ты все равно так умен. Все это время я слышал, как тебя одолевают вопросы, ты с самого начала меня подозревал. Если бы ты не думал об одном лишь выживании, то раскусил бы меня намного раньше. Но теперь это уже не имеет значения, так ведь? Важно лишь то, что ты вернешься домой к своим любимым собакам и я о тебе позабочусь. Во всем этом так много неправильного. Бэкхен мог бы остановить это в любой момент, мог бы спасти Шестого, Пятого и Четвертого. Он мог бы спасти Чанеля. Кенсу так устал. Он обмякает в объятиях Бэкхена, хватается за его рубашку и плачет. – Я х-хочу домой. Сильные руки подхватывают Кенсу под коленями и за поясницу. – Тогда пойдем домой. Я пообещал тебе рассвет, Кенсу. Я ждал тебя так долго, было бы очень неуместным нарушить мое обещание, не находишь? Тебе нужно в тепло и в безопасность. И поесть бы тоже не помешало, если ты к тому времени не уснешь. Кенсу что-то бормочет в ответ, и Бэкхен смеется. Он вслух умиляется и просит прощения за то, что не позаботился о нем лучше этой ночью. Кенсу все еще не может остановить слезы, его захлестывают волны эмоций и изнеможения, и наконец он по-настоящему понимает, что действительно возвращается домой. Он выжил. Он вернется домой, отыщет справочную книгу, возьмет в руки телефон и… – Чанель, – шепчет он, крепче сжимая рубашку Бэкхена. – Он все еще жив, да ведь? Ты- он… Бэкхен замолкает и вздыхает. Он не поможет Чанелю. Чанель не значит для него ровным счетом ничего. Но он важен для Кенсу. Кенсу пытается высвободиться из хватки Бэкхена. – Я должен вернуться и спасти Чанеля. – Никуда ты не пойдешь. Ты не можешь сейчас ходить, и я не выпущу тебя из своего поля зрения. – Тогда помоги ему! Прошу! Он спас мне жизнь, и он совсем скоро умрет, и его парень так никогда и не узнает, что, – дыхание Кенсу сбивается, обзор затуманивается. Чанель умирает, и Бэкхен может спасти его. Как он может не хотеть спасти его? – Тшш, спокойно. Я помогу ему. Тебе нужно было всего лишь попросить. – Лицо Бэкхена заостряется, приобретает черты, которые делают его совсем не похожим на человека, и Кенсу кажется, что у него перехватывает дыхание. Раздается звук, словно пронзающий воздух насквозь, и Кенсу поворачивает голову и буквально в метре от себя видит Чанеля. Его сердце переполняет радость. Чанель здесь, рядом с ним, и он жив. И тут он видит, что Бэкхен не стал возвращать на место шест или как-то еще закрывать рану. В животе Чанеля огромная дыра, и в ней так много крови. Бэкхен чертыхается, и затем все погружается в тьму.

________________________________________

Кенсу просыпается от чувства льющейся на лицо холодной воды. Он резко вдыхает и вздрагивает всем телом; его руки беспомощно вертятся в воздухе, пытаясь одновременно вытереть лицо и загородить себя от каскада воды. Он кашляет и внезапно чувствует, что не может дышать; его заполняет слепая паника. – Тише, тише, все хорошо, – чей-то голос успокаивает его воспаленные нервы, чьи-то руки смахивают капли воды с его глаз. – Просто привожу тебя в порядок. Вода скоро нагреется. – Кенсу резко открывает глаза, и следующий вдох замирает в легких при виде улыбающегося ему Бэкхена. – Так-то лучше, – радуется он, – ты был без сознания почти час. Чанель боялся, что ты перешел в шоковое состояние. Я сказал ему, что ты просто устал. Кажется, я был прав, да? – Фхх… – моргая, Кенсу смотрит на Бэкхена и пытается сориентироваться. На крючке на двери висит его любимое полотенце. Это его ванная комната. Он находится у себя в ванной. Бэкхен – Бог, и он сидит в ванной Кенсу и держит в руках лейку от его душа. – Ты – я… – Бэкхен кивает, улыбаясь так, словно сдерживается от смеха. Воспоминания прошедшей ночи окатывают Кенсу словно цунами, образы крови, смерти и страха заставляют кровь в жилах превратиться в лед. Он вспоминает улыбку Бэкхена и изображение Бога на картинах. – Я жив? Тогда Бэкхен смеется. – Конечно, я же пообещал, что ты выживешь. А я свои обещания сдерживаю – обещанное тебе уж точно. – Кенсу вспоминает Чанеля и приходит в ужас. Чанель истекал кровью прямо на его глазах. Из его живота лилось столько крови, а он – он просто упал в обморок. Он потерял сознание и оставил Чанеля умирать. Опять. – Чанель! – Кенсу бросается вперед и прочь из ванны, но Бэкхен останавливает его, прижав руку к груди. – Чанель в порядке. Последнее, что я видел – он засыпал на твоем диване, болтая со своим парнем по телефону. – Бэкхен что-то бормочет и, повернувшись к раковине, начинает возиться с настройками горячей воды. – Просто расслабься и позволь тебя помыть. Ты весь покрыт кровью и потом. Кенсу переводит взгляд вниз на свое тело и моментально отворачивается. Его одежда отвратительна, она вся запачкана кровью и плотью. Что-то напевая вполголоса, Бэкхен спокойно продолжает обмывать Кенсу теплой водой. Он так беззаботен, так чертовски беззаботен. Кенсу кажется, что он вот-вот потеряет рассудок под грузом всего, что произошло этой ночью, но Бэкхен в полном порядке. Бэкхен слегка наклоняет голову Кенсу и втирает шампунь в его волосы. – Ты не должен был столкнуться с тем, что произошло сегодня ночью, – говорит он, смывая пену водой. – Ты должен был стать учителем начальных классов и содержать двух пуделей - я бы заволновался, если бы сегодняшние события тебя не потревожили. Если бы ты вел себя сейчас так же, как я, то не был бы собой. – Кроме того, я видел смертей больше, чем ты вообще можешь себе представить. И я всегда наблюдал за ними с удовольствием. Я выгляжу беззаботным, потому что это действительно меня не заботит. – От неожиданности у Кенсу отвисает челюсть; Бэкхен ухмыляется и мягко возвращает ее на место. – Неправильно было бы называть меня всемогущим, если бы я не умел читать мысли, хм? Должен признать, мне польстило, что ты посчитал меня красивым, это очень приятно. Кенсу не знает, что на это сказать. Бэкхен все равно прочитает любую его мысль прежде, чем он ее озвучит. Поэтому он не говорит ничего вообще; он просто позволяет Бэкхену вычистить кровь и грязь с его кожи и снимает с себя футболку, когда Бэкхен о том просит. Он не боится Бэкхена. Не боится, даже если стоило бы. Если бы Бэкхен хотел убить его, Кенсу давно был бы уже мертв. Бэкхен кивает и говорит, что он в этом прав. – Просто расслабься, – успокаивает его Бэкхен, – ты в полной безопасности. – Пальцы Бэкхена замирают над сине-фиолетовым синяком на плече Кенсу. Он только смутно помнит, как ударился об стену, но воспоминание не очень четкое. Оно становится еще менее ясным, когда Бэкхен хмурится и обдает его плечо теплом, заставляя синяки исчезнуть на глазах. – Так лучше? – Кенсу кивает, и Бэкхен улыбается. Он взъерошивает его волосы и продолжает мытье. Спустя минуту Бэкхен начинает петь песню, которую Кенсу услышал еще в старшей школе и никогда не переставал любить. У Бэкхена приятный голос, очень приятный. Кенсу тоже немного хочется петь, но он пока не решается. Все настолько странно; Бэкхен – Бог, который сеял повсюду смерть и разрушения и требовал от людей жертвоприношений, но прямо сейчас он сидит как ни в чем не бывало в ванной Кенсу и поет незамысловатую песенку женской группы. Кенсу присоединяется к нему и поет пару строчек, но затем затихает, слишком уставший. – Идеально, – улыбается Бэкхен, – у тебя такой красивый певческий голос. – Спасибо, – Кенсу честно пытается улыбнуться. Пальцы Бэкхена опускаются на пояс его джинсов, и Кенсу напрягается. – Моя нога, – вспоминает он. Кивнув, Бэкхен поднимает штанину джинсов и от вида чего-то неодобрительно шипит. – Что, – спрашивает Кенсу, – что там? – Кенсу еще не осматривал хорошенько свою лодыжку. Неужели стало хуже? Конечно, стало, он ведь оставил ее без лечения или стабилизации на – он даже не знает, на какой срок. – Не волнуйся. Я обо всем позабочусь. Хотя сначала будет немного больно. Мне придется переставить кости обратно на место. – Бэкхен обхватывает больную лодыжку обеими руками, и сердце Кенсу начинает биться быстрее. – Это займет всего секунду, Су. На счет три – или два? Число три, возможно, теперь вызывает у тебя не очень приятные ассоциации, хм? Один… Лодыжку Кенсу пронзает иглами, и он жалобно поскуливает от боли. Эта боль скорее неприятная, но он и так уже испытал слишком много дискомфорта – столько, сколько хватит на всю жизнь вперед. В конце концов боль уступает место теплу, и он расслабленно откидывается на борт ванной. Бэкхен улыбается и поднимает здоровую ногу Кенсу. Кенсу крутит стопой и сгибает ей по-всякому с неуверенной улыбкой; она становится шире, когда он с силой опирается ногой о бортик ванной и не чувствует боли. – Так-то лучше. Еще что-нибудь болит? – Кенсу отрицательно мотает головой. Оставив на теле нижнее белье, он снимает джинсы и потихоньку дремлет, убаюканный омывающей ноги теплой водой. Спустя короткое время его пробуждают снова. Бэкхен протягивает ему душевую лейку. – Я пойду возьму тебе чистой одежды. Дальше, я думаю, справишься сам? – Кенсу кивает и смотрит за тем, как Бэкхен исчезает за дверью. У него слегка перехватывает дыхание. Он уже почти видит, как из ящиков ванной выползают жуткие чудовища, как из воды выныривает рука и тянется к его глотке. Бэкхен выглядывает из-за дверного прохода, и все видения моментально испаряются. – Кстати, твои пудели тебя уже ждут, мне пришлось закрыть их в другой комнате, чтобы они тебя не разбудили. – Улыбаясь, Бэкхен показывает зажатую в руке любимую пижаму Кенсу. – Пойдет? Кенсу кивает. Он смеется, а затем на глазах выступают слезы от осознания того, что сразу после душа он наконец сможет обнять своих собак. Он жив, и он в порядке. Он выжил. Бэкхен помогает ему одеться и затем оставляет одного. Кенсу сам забирается в постель, где его уже ждут Монмуль и Хучу; зарывшись лицом в шерстку пуделей, он беззвучно плачет. Он был близок к смерти столько раз этой ночью. Он не знает, как с этим дальше жить. Он не знает, как дальше жить с воспоминаниями вообще чего-либо из этой ночи, но прямо сейчас он дома с любимыми собаками и это больше, чем он мог надеяться. Пока Кенсу у себя в постели, он не знает, где сейчас Бэкхен. Подняв голову вверх, он ожидает увидеть его, но Бога нигде нет. Кенсу крепче обнимает своих собак и пытается сказать себе, что он уже выбрался из белых коридоров. С ним все хорошо. Но если нет, если кто-то из чудовищ сумел выследить его и пробрался в его дом... он слишком устал, он больше не может сражаться. Он больше не хочет сражаться. Бэкхен возвращается – Кенсу знал, что он вернется. Из-под покрова одеял он наблюдает за тем, как Бэкхен заходит в комнату, и пытается подобрать слова. Откинувшись спиной на спинку кровати, Бэкхен присаживается рядом с Кенсу и точно так же устремляет на него взгляд. Кенсу чувствует этот вызов, почти слышит голос Бэкхена в своей голове, который обещает ответить на любой его вопрос. Но для этого Кенсу должен спросить. Лишь когда Хучу наскучивает лизать лицо Кенсу и она идет искать внимания у Бэкхена, он вновь обретает голос. – К чему все эти смерти? К чему жертвы? Почему ты убивал всех этих людей? Почему… – почему ты хотел оставить меня в живых? Последний вопрос повисает в воздухе между ними неозвученным. Бэкхен пробегает пальцами по меху Хучу и обдумывает ответ. Кенсу представляет себе тысячу разных ответов, но почему-то знает, что каждый из них неверен. Он понятия не имеет о том, какие у Бэкхена мотивы. Это ужасает, но одновременно будит в нем желание понять, узнать, что происходит у Бэкхена в голове. – Краткий ответ? Меня не поняли, когда я наконец решил, что потребую в обмен на мир, – пожав плечами, отвечает Бэкхен. – Я сказал, что хочу тело, они решили, что мертвое. С тех самых пор, как я был создан, твоя душа обрывками витала в космосе, и я помню, что был совершенно очарован ей сразу же, как только увидел. Существовали различные способы собрать все эти кусочки вместе, но подвластны они были только людям. Я решил, что они смогут облечь тебя в тело и принести в этот мир, и тогда я бы получил тебя; в моих глазах это стоило того, чтобы подарить людям покой. Я бы обрел тебя и тогда я бы увидел, что твоя душа не предназначена для смерти и разрушений, и тогда я бы остановился. – Вместо этого они дали мне шесть жертв, и остальные Боги решили, что этого должно быть достаточно в обмен на божье милосердие. Затем я передал культу, который начал мне поклоняться, чудовищ, которые бы этих жертв убивали, и наблюдал за всем этим многие сотни лет. Разумеется, большую часть этого времени я ждал, когда кусочки твоей души найдут друг друга. И когда они все слились воедино, я нашел тебя и стал выжидать подходящее время для нашей первой встречи. Знаешь, я ведь живу в соседней квартире. Я как раз планировал познакомиться с тобой этой ночью. – Бэкхен смеется, и Кенсу не сводит с него глаз, не зная, что чувствовать. – Но они схватили тебя, поэтому я занял место Второго и всю ночь держал тебя в безопасности и покончил с последними остатками этого культа. Теперь у меня есть ты, и он попросту больше не нужен. Какая-то странная часть его сознания чувствует себя польщенной. Привязанность Бэкхена означает гарантированную безопасность, и это успокаивает древние как мир первобытные инстинкты Кенсу. Если же рассуждать логично, он понимает, что морально Бэкхену нет оправдания и что он должен его оттолкнуть. Но он так устал. Господи, как же он устал. Сегодня ночью он так много раз был на волосок от смерти, и Бэкхен спасал его жизнь чаще, чем Кенсу догадывается. Его разум так прочно привязал Бэкхена к чувству безопасности, что Кенсу не в силах делать что-либо еще, кроме как доверять ему. Поэтому Кенсу протягивает руку и робко накрывает ей ладонь Бэкхена. – Больше никаких убийств, – шепчет он, – не надо больше. Бэкхен кивает. – Ради тебя – больше не будет. Чанеля я тоже подлечил. Он так много для тебя значит, я не мог оставить его умирать. – Кенсу улыбается, чувствуя, как веки тяжелеют и начинаются закрываться. – Засыпай. – Лучи восходящего солнца рисуют красивые тени над ними обоими, и Кенсу действительно засыпает, убаюканный физическим изнеможением и непоколебимой уверенностью в том, что Бэкхен больше никому не позволит причинить ему вред.