Lucky One

Счастливец

Он поворачивает за угол. Этот угол выглядит точно так же, как предыдущий, или как предшествовавший ему, или как каждый угол, за который он свернул с тех самых пор, как проснулся. Все здесь выглядит одинаково – повторяющиеся белые стены и белые полы. Ярко сияя под искусственным освещением, они выдают его искаженное отражение всякий раз, когда он бросает взгляд. Ему никак не узнать, откуда он бежит или куда направляется. Потому что все выглядит одинаково. Кроме крови. Дальше по коридору на стенах и вдоль пола он видит все больше кровавых пятен. Кенсу совершенно не выносит вид крови. Иногда встречается старая, запекшаяся кровь, и это не более чем коричневые мазки на белом. Но иногда она свежая, и Кенсу знает, что если перестанет бежать, то увидит, как она стекает вниз по стенам и собирается в лужицы. Он не перестает бежать. Звук его шагов эхом отражается от стен, и он настолько громкий, что Кенсу не понимает, как никто до сих пор не отправился на его поиски. Он знает, что не единственный в этом лабиринте. Этого просто может быть. На его запястье надет металлический наручник, на котором высечена цифра 3, а это значит, что их еще по крайней мере двое. Не может быть третьего без первого и второго. Если только, конечно, 1 и 2 не являются причиной всей этой крови. Глубоко на задворках сознания возникает скованная страхом мысль о том, что, возможно, ему дали этот номер 3 лишь для того, чтобы он думал, что не одинок. Что вся кровь здесь бутафорская, а он просто в одиночестве наворачивает круги по бескрайнему лабиринту до тех пор, пока не сойдет с ума. Кенсу снова заворачивает за угол и понимает, что он уже потихоньку теряет разум. Все выглядит абсолютно одинаково, но он не может остановиться, потому что громкий голос у него в голове приказывает ему выжить. Он не должен здесь находиться. Он не знает, как вообще сюда попал. Он только помнит, как поздно вечером возвращался домой из магазина с продуктами для супа таккальгуксу, рецепт которого ему накануне прислала мама. Кенсу помнит, как пытаясь достать ключи из кармана, долго возился под уличным фонарем, а затем проснулся от слепящего света в пустой комнате с белыми стенами. И это, возможно, самое страшное. Страшнее одиночества, страшнее крови. Кенсу понятия не имеет, почему он оказался в этом бесконечном лабиринте из белых стен, и от этого вопроса его бросает в озноб. Но он продолжает бежать. Это все, что приходит ему на ум. Что еще он может сделать? Остановиться и ждать? Повернуться обратно и попытаться отследить свои шаги? Все, что ему остается, – это бежать и надеяться на то, что он найдет выход или еще одного человека прежде, чем сойдет с ума. Кенсу начинает подсчитывать каждый угол, за который заворачивает. И теряет счет после двадцати. Лабиринт безграничен, и он начинает терять надежду на то, что когда-нибудь выберется отсюда. Он готов поклясться, что уже был в этом коридоре, но этот выглядит точно так же, как и все остальные, и теперь даже мазки крови начинают сливаться в одно пятно. Прошли часы. Или, может быть, минуты. Возможно, он находится здесь уже несколько дней, а может, всего несколько секунд. Кенсу этого не знает. Повернув налево, Кенсу теряет равновесие и падает ничком на твердую поверхность пола. Он успевает выставить перед собой руки, но по инерции проезжает пару сантиметров по полу и жалеет, что не надел что-нибудь с длинными рукавами. Как будто он мог это предвидеть, когда подбирал себе одежду этим утром. Трение жжет ладони, но усилием воли он подавляет боль. Сейчас это не важно. Сейчас, когда он заперт в безвыходном лабиринте, это не важно. Кенсу заставляет себя встать на ноги и замирает на месте. Красный. Красный цвет повсюду, куда бы он ни взглянул. Но это больше не коричневатый мазок, а длинный кровавый след, который тянется вдоль коридора и исчезает за поворотом. Кенсу инстинктивно ползет назад и пытается вспомнить, как дышать. На стенах тоже кровь, оставленная смазанными отпечатками ладоней, – выглядит так, словно кто-то пытался двигаться вперед и убраться подальше отсюда. Словно бы кто-то пытался найти, за что держаться, пока его тащили в обратном направлении. Почувствовав рвотный позыв, Кенсу резко наклоняется вперед. Ничего не выходит из его желудка, но Кенсу жалеет об этом. Возможно, это устранило бы постоянное чувство тошноты. Он мог бы идти по следам крови. Они еще довольно свежие и наверняка приведут его к кому-то. Тогда он больше не будет одинок. Но когда он встает с пола, его ноги начинают трястись, и это означает – нет. Нет, не сможет он идти на кровь. Кенсу ненавидит себя за эту трусость, но все равно поворачивает назад. В конце этого кровавого маршрута наверняка окажется более одного человека, и Кенсу не уверен, что все они – хоть один из них – окажется дружелюбным. Поэтому он поворачивается и начинает бежать в обратном направлении. Его гложет чувство вины, но Кенсу слишком напуган. Он не может заставить себя повернуть обратно. Кенсу вовсе не герой; он просто обычный парень, который хочет вернуться домой к своим собакам и позвонить родителям, чтобы сказать, как сильно их любит. Он просто хочет выжить и выбраться отсюда. Этот коридор длиннее, чем все предыдущие. Кенсу не понимает, как спроектирован лабиринт, если поворот налево настолько короткий, а поворот направо – несоразмерно длинный, но благодаря этому расстояние между ним и кровью увеличивается, и это главное. Наконец достигнув конца коридора, Кенсу останавливается. В этот раз нет никакой крови. Отлично, Кенсу готов хоть до конца своей жизни больше никогда не видеть кровь. Но там из-за угла торчит что-то. Оно слишком далеко, чтобы можно было разглядеть, поэтому Кенсу заставляет себя сделать маленький шажок вперед. Все еще слишком далеко. Кенсу издает прерывистый вздох. Он не должен быть здесь. Он просто хочет пойти домой. Кенсу припадает к земле и, не вставая на ноги, медленно ползет вперед. Это ступня. Человеческая ступня. Кенсу застывает на месте в ожидании, в надежде, что нога зашевелится и ему больше не придется быть в одиночестве. Он выжидает. Ступня так и не приходит в движение. Пальцы не поджимаются и не дергаются. – Вы... – шепчет Кенсу в тишину, – вы… живы? Ответа за этим не следует. Кенсу опускается на четвереньки и ползет вперед. – Меня зовут Кенсу. Я не… вы ранены? Я могу попробовать вам помочь. Надеюсь… надеюсь, что вы человек… Вдруг раздается и отражается от стен неестественно гортанное и влажное рычание. Здесь так тихо, а коридоры такие узкие, что звук с силой отскакивает от стен и эхом распространяется вокруг. Кенсу не может сказать, близок ли к нему источник звука или нет. Он не может понять, впереди он или сзади. Его сердце так громко стучит в груди, что Кенсу кажется, будто этот звук тоже отражается от стен. Поборов страх, он подползает ближе и заглядывает за угол. И резко накрывает рот рукой, чтобы не закричать. Как же много крови. Она просто повсюду. Застилает собой все. Красная, поблескивающая и липкая, Кенсу знает, что она липкая, потому что липнет к существу, склонившемуся над телом. Телом, что разорвано на куски так, как Кенсу мог видеть только в фильмах ужасов и криминальных сериалах. Телом, что лежит в середине коридора и на такое же расстояние отдалено от ступни, которую изначально увидел Кенсу. Рядом со ступней валяются похожие на наручники Кенсу оковы с высеченной на них цифрой 5, покрытые сияющей кровью. Всхлипывая, Кенсу зажимает рыдания ладонью и пытается не поддаваться тошноте. Мир сквозь пелену слез становится нечетким, но, скованный ужасом, что пробрался в его грудь и намертво сдавил легкие, Кенсу оцепенело наблюдает, как существо над телом поднимает голову и переводит взгляд прямо на него. Он моргает, и слезы каскадом стекают по щекам. Теперь он может видеть, и от этого плачет сильнее. Кенсу кричит. Он молит о том, чтобы это оказалось сном, приказывает себе проснуться, позвонить Чонину и рассказать своему лучшему другу об ужасном кошмаре, что приснился ночью. Но он не просыпается. Не после того, как умоляет себя очнуться, и не тогда, когда щиплет себя за щеку. Он не спит. Все это происходит по-настоящему, и тело на полу коридора – не продукт его воображения. Зомби, что пожирает остатки тела, тоже настоящее. Оно настоящее и оно смотрит прямо на него. Кенсу не знает, как то, что не является сном, воплотило в жизнь его худший кошмар. И затем он понимает, что у него начинается истерика, поэтому заставляет себя думать, выживать. Ему в глаза смотрит чудовище-людоед, и он умрет, если не прикажет разуму включиться. Бей или беги, лишнего времени не будет. Однако зомби угрюмо рычит и возвращается к поеданию тела. В его глазах – полное отсутствие заинтересованности. Руки Кенсу трясутся так сильно, что он чуть не падает. Зомби не желает иметь с ним дела, и это не поддается никакому объяснению, но Кенсу не намерен сейчас рассуждать о здравом смысле. Вместо этого он поднимается и на ватных ногах пятится назад. Одной ладонью он по-прежнему закрывает рот, на всякий случай приглушая все возможные звуки. Если здесь водятся зомби, то может встретиться вообще кто угодно. На полу поблескивают в свете ламп металлические кандалы. Пять. Кенсу гадает, как много еще людей здесь заперто. Пятый – прямо перед ним и, наверное, мертв уже очень долгое время. На другом конце следа, скорее всего, был еще один человек. Сколько же здесь людей? Кенсу задумывается о том, насколько большим должен быть лабиринт, чтобы держать по крайней мере пять человек в такой удаленности друг от друга, и ему становится плохо. Ему кажется, что он никогда отсюда не выберется. Пятый не смог сбежать, а ведь он продвинулся намного дальше него. Кенсу решает подумать об этом позже, когда кровь и зомби будут от него далеко-далеко. Кенсу почти доходит до угла, когда его уши раздирает ни на что не похожий крик. Он закрывает уши, чтобы не слышать, но это бесполезно, потому что звук такой громкий и пронзительный, что Кенсу не может даже думать, пока крик звоном наполняет его уши. Кажется, что целую вечность звучит эта непрерывная, исполненная боли нота, которая покрывает его тело мурашками и заставляет кровь леденеть в жилах. Когда крик затухает, Кенсу тяжело падает спиной к стене и пытается восстановить дыхание. По венам медленно курсирует чувство облегчения. Закончилось. Что бы это ни было, оно закончилось. Он в безопасности. А затем раздается потрескивающий звук, усиленный громкоговорителем, о существовании которого Кенсу даже не знал. Он его раньше не слышал, но тот наверняка включился, когда умер №5, потому что… «Номер четыре был ликвидирован. Следующий этап начинается… сейчас». Кенсу медленно поворачивается лицом к зомби; его ноги подкашиваются, и он молится всем на свете богам, что шестеренки, крутящиеся у него в голове, ошибочны. Он молится о том, что попал пальцем в небо и пришел к выводу столь поспешному, что тот просто не может оказаться правильным. Зомби медленно поднимается на ноги и издает дикий, животный рык. Оно делает несколько шаркающих, нетвердых шагов в его направлении. Кенсу не хочет видеть его еще ближе. Пятый мертв, четвертый мертв, а он под номером три. Он не хочет умирать. Поэтому он резко поворачивается и бросается прочь, убегая по тому же пути, которым пришел сюда. Коридоры в его все уменьшающемся поле зрения начинают сливаться в одну тонкую белую полоску. В самый неподходящий момент у него начинается паника; воздух стоит в горле и отказывается проходить вниз, к легким, где он сейчас так нужен. Кенсу пытается вдохнуть и молит свое тело посодействовать ему хотя бы раз в жизни. Но его ноги уже устали от беспрестанного бега с тех самых пор, когда утром он проснулся в окружении белых стен. Кенсу ругает себя за то, что растратил драгоценные силы и бежал тогда, когда спасаться было не от кого. Он бежит по коридору и оглядывается через спину – зомби шаркающим шагом следует за ним. Оно двигается недостаточно быстро и не сможет поймать его, если Кенсу продолжит бежать. Поэтому Кенсу продолжает бежать. Он бежит, хотя мышцы ног кричат о том, чтобы он остановился. Он никогда не был спортсменом, и от этого стресса в сочетании с внезапными нагрузками его мышцы сводит судорогой, но он не позволяет себе остановиться. И это очень хорошо, потому что, свернув за очередной угол, Кенсу возвращается в лабиринт, а из окровавленного коридора, по которому скорее всего бежал номер 4, высыпают наружу новые существа. И среди них – еще больше зомби, которые двигаются быстрее, чем тот, что поедал номер 5. Они по-прежнему не смогут поймать его, если Кенсу продолжит двигаться, но начинают идти быстрее, как только он попадает в поле их зрения. А еще среди них есть… Кенсу внезапно спотыкается и с силой ударяется об стену, но приказывает себе продолжать бег. Его грудная клетка работает уже через силу, поэтому Кенсу опускает голову вниз и бежит что есть мочи. Потому что эта тварь выглядит как человек без лица, но с четырьмя руками и ногами; она ползет совсем по-паучьи и очень, очень быстро. Кенсу бежит, отдавая на это все силы, но все равно слышит, как оно наступает ему на пятки. Тогда из последних сил он начинает поворачивать то вправо, то влево в надежде на то, что существо бросится за ним слишком быстро и потеряет равновесие. Или пропустит поворот и вернется обратно. Кенсу надеется на это всем своим нутром, но все равно слышит за спиной гулкие удары об землю его конечностей. – Помоги мне, – со свистом выдыхая, шепчет Кенсу. – Господи, пожалуйста, помоги… прошу тебя. Услышав громкий стук, Кенсу на секунду поворачивается через плечо и видит, что чудище ударилось об стену. Оно подпрыгнуло так высоко, что почти коснулось потолка, и оттого звук удара от соприкосновения с полом становится еще громче. Кенсу накрывает волной облегчения. Хоть раз в жизни Бог его послушал. Или, как вариант, существо посчитало, что приблизилось к нему на достаточное расстояние и, прыгнув вперед, неудачно приземлилось. Кенсу все равно, как это случилось. Главное, что теперь это создание запуталось в своих конечностях, и чтобы снова пуститься в погоню, ему придется потратить какое-то время. За которое Кенсу проложит между ними как можно больше расстояния. Он снова поворачивает за угол. В этом коридоре – старая запекшаяся кровь. Кенсу кажется, что здесь он уже был, но точно не уверен. К одной из стен прислонен тонкий металлический столб примерно метром в длину, и сияет он как совершенно новый. На долю секунды у Кенсу появляется мысль, что, может быть, эта дубинка оказалась здесь неспроста. За этой мыслью следуют другие соображения, но они улетучиваются слишком быстро, потому что этот цилиндр – его оружие, и если он не возьмет его прямо сейчас, то умрет. Он обязан выжить. Кенсу хватает шест, и с добавленным весом бежать получается не так ловко. Это замедление не отнимает у него значительное время, но теперь даже доли секунд расцениваются на вес золота. Его легкие горят, ноги кричат от длительной боли, а бока колет так сильно, что Кенсу чуть ли не сгибается пополам. Он стискивает зубы и пытается прорваться вперед. У него нет времени на отдых. Нет времени на раздумья. Ему просто необходимо продолжать бежать. К тому времени, как Кенсу понимает, что этот коридор длиннее всех предыдущих, он пробежал уже, наверное, несколько часов. С каждым новым шагом стены становятся темнее, грязнее. Все превращается в серый цвет, и Кенсу не знает, что это значит. Это может означать, что скоро он выберется отсюда. Может означать, что он приближается к двери где-то за пределами лабиринта, где есть грязь и сажа и нет голодных до его плоти монстров. Или же это значит, что он мчится прямиком в логово другого чудовища, потому что в этом лабиринте могут быть дюжины разных тварей и он видел только пять. Кенсу видит, как изображение впереди меняет свою форму. Свет изгибается и преломляется совсем как плавящийся в жару воздух. Он мерцает, и это прекрасно, но Кенсу постепенно чувствует, как по мере его приближения воздух становится горячее. Это действительно тепловые волны. Тепловые волны в закрытом лабиринте. И прямо за этими волнами – большая металлическая дверь грязного серого цвета, с трудом различимая на фоне все мрачнеющих теней. Дверь. Кенсу всхлипывает в облегчении и с удвоенной силой бежит вперед. Воздух тем временем становится все горячее. Сначала он неприятно теплый, затем горячий, затем знойный, затем испепеляющий. Кожа на его руках покалывает словно от ожога, но он не может остановится. Кенсу либо бежит вперед и попытает удачу с тем, что окажется за этой дверью, либо попытается сразиться с пятью чудовищами, обороняясь металлическим бруском. Кенсу решает попытать удачу. Волны тепла должны бы причинить ему невыносимую боль. Кенсу понимает, что бег сквозь них к двери должен бы сопровождаться его криком. Но он не кричит. Добежав до двери, Кенсу чувствует на коже дуновение холодного ветра. Он знает, что за пределами этой прохлады все еще очень горячо, но сам почему-то не чувствует этот жар. Ему все равно. С неистовым усердием он пытается открыть дверь, его руки дрожат и не поддаются контролю. Это существо вместе с остальными зомби все еще преследуют его, и у него нет времени рассуждать о странном холодном воздухе в разгар зноя. Абсолютно все с тех самых пор, как он проснулся, было странным, точнее, адским кошмаром, с которым он просто хочет покончить. Замок, что держит двери вместе, издает характерный щелчок; толкнув со всей силы, Кенсу протискивается сквозь небольшое отверстие. Бросив шест на пол, он всем весом своего тела наваливается на дверь в попытке ее закрыть. Дверь тяжелая, и от напряжения Кенсу зажмуривает глаза. Как только дверь захлопывается, он возвращает замок на место. И открывает глаза в полной темноте. С большим трудом он различает свою ладонь, поднесенную к глазам; тишину заполняют тяжелые звуки его сбитых, мучительных вдохов. Прислонившись к стене, Кенсу восстанавливает дыхание и наконец дает бешено стучащему сердцу успокоиться. Кромешная темнота никак этому не способствует. Если что-то отыщет его здесь, Кенсу придется узнавать о местонахождении монстра по звуку – хотя он не удивился бы, если теперь за ним будут охотиться чудовища, которые умеют быть тихими. Подкрадется к нему тихонько всего одно голодное существо, и он встретит свою смерть. Учащенное дыхание Кенсу становится больше похожим на всхлипывания. Он закрывает рот рукой, пытаясь заглушить звук. Его руки трясутся так сильно, что шест почти выскальзывает из пальцев, и когда он обхватывает его покрепче, удар металла о бетон раздается эхом ужасающе громко. Оторвать спину от двери и вновь начать идти Кенсу решается, наверное, спустя, несколько часов. Но в конце концов он велит ногам двигаться дальше. В тусклом свете ничто не горит предупреждающим красным, и этого достаточно для того, чтобы убедить себя продолжать путь. Шаги Кенсу сопровождается скрежетом подошвы об бетонную поверхность пола, и звук этот, отскакивая от стен, заполняет все пространство; в страхе, что кто-нибудь его услышит, Кенсу замирает после каждого шага. Он чувствует себя чьей-то добычей, замершим в свете фар оленем, которому всего пары секунд не хватило добежать до укрытия. Вот только нет у Кенсу никакого укрытия. Положив одну ладонь на стену, чтобы идти вдоль нее, Кенсу поворачивает за угол и сразу же слышит дребезжание дверных петель. Он вертит головой, но ничего не видит. Здесь слишком темно, чтобы хоть что-нибудь разглядеть – дверь на том конце коридора тем более. Однако он ее слышит, причем слышит до болезненного четко. Металл издает глухой звук, когда дверь выдается вперед, и звонкий хлопок, когда она возвращается на свое место. От трения металла об камень у Кенсу сверлит в ушах. Все стены здесь каменные. До этого он видел только холодный белый пластик, но сейчас его окружает металл, камень и мрак. Кенсу почти нравится так больше. Он теперь не знает, преследует ли его кто-нибудь, и в неведении его счастье. Но дверь начинает идти ходуном, и он вновь обращается в бег, потому что знает, что его ждет на той стороне двери и не хочет – не может – столкнуться с этим снова. Кенсу бежит, приказывая ногам выполнять его волю. Пусть у него будут болеть мышцы в какой-нибудь другой день, когда он окажется в безопасности своей квартиры и далеко-далеко от существ с обратной стороны двери. В процессе движения одну руку он не отрывает от стены, чтобы бежать прямо; другой рукой же держит перед собой металлический шест, чтобы случайно не врезаться в каменную глыбу. Кенсу затем перехватывает шест и убирает его ближе к поясу, потому что его мысли вдруг начинают заполнять образы, ощущения того, каково это – всадить себе в живот длинный металлический столб. И тогда он спотыкается, не совладав с воображением, рисующим в его голове раскиданные по белому полу куски плоти. Нетвердым шагом Кенсу поворачивает за угол, все еще пытаясь успокоить свой разум. – Ты в порядке? Металлический шест тут же бросается в воздух, и Кенсу слышит, как тот с силой приземляется. Вибрация настолько сильна, что от грохота Кенсу пробирает до самых костей, и он знает, что удар был мощный. Однако тень продолжает стоять как ни в чем не бывало. – Осторожней, ты мог бы меня ударить. Кенсу его и ударил. Он ударил его очень даже сильно. Но этот человек – судя по голосу, мужчина – просто делает шаг вперед и обнажает сверкающие в темноте зубы. – Так ты… – Кенсу не уверен, как продолжить свой вопрос. – Номер два, – отвечает мужчина, – по крайней мере, так утверждает штуковина у меня на руке. Хотя я предпочитаю, чтобы меня звали Бэкхен, если ты не против. Его голос звучит игриво. Как он может быть игривым? После всего того, что Кенсу сегодня увидел, он не уверен, что когда-нибудь снова сможет ощущать такую беззаботность. Где-то на заднем фоне по-прежнему дребезжат от нагрузки дверные петли. Бэкхен наверняка тоже их слышит. Так почему ему не страшно? Кенсу напрягается всем телом и вновь готовится бежать. А затем Бэкхен берет его за руку и ведет за собой. – Пойдем со мной, мы с Чанелем нашли комнату с довольно неплохим освещением. Там не особо светло, но все же лучше, чем эти коридоры. – Спотыкаясь на ровном месте, Кенсу следует за Бэкхеном. Один раз он чуть не падает, и тогда Бэкхен останавливается. – Хочешь, я тебя понесу? Выглядишь очень уставшим, – с этими словами он протягивает руку к Кенсу и заправляет прядь его волос за ухо, касаясь кожи в полнейшей темноте. – А тебя как зовут? Или – какой у тебя номер? Мы с Чанелем пока не определились, что означают эти цифры. Скорее всего, вообще ничего не означают, но знать не помешает, да ведь? – К…Кенсу. Номер три. – Кенсу? Какое красивое имя. Кенсу мямлит неловкое «спасибо» и, потеряв дар речи от такой беспечности, молча продолжает идти за Бэкхеном. Такое впечатление, что Бэкхен даже не знает, в какой они все страшной опасности. Он сам и Кенсу и этот Чанель. Кенсу уверен, что если утратит тот адреналин, что до сих пор держал его на ногах, то сойдет с ума, но ведущий его сквозь черные коридоры Бэкхен смеется и рассказывает шутки. Кенсу гадает, как в такой кромешной темноте Бэкхен знает, куда идти, но эту мысль погребают под собой волны животного страха и странного облегчения от осознания того, что он больше не одинок. Может быть, именно поэтому он так легко за ним идет. Бэкхен не попытался его убить, Бэкхен разговаривает с ним, и вдруг маленькая каморка сознания в голове Кенсу больше не сводится к одному лишь первобытному страху. Бэкхен – такой же человек, как он, заперт в этом лабиринте так же, как он, и он добр. Он спрашивает, не трудно ли Кенсу идти и не хочет ли тот залезть ему на спину. Может, эта оторванность от мира была недолгой, но она поселила в Кенсу отчаянную тоску по простому человеческому общению. Рука, за которую его держит Бэкхен, еще трясется, но адреналин потихоньку спадает, так как Кенсу понимает, что ему больше не придется сражаться за жизнь в одиночку. Может быть, поэтому он держится за руку Бэкхена железными тисками, как будто рассыплется, если Бэкхен вдруг оставит его в одиночестве. Кенсу не может снова оказаться в одиночестве. С каждым новым шагом коридоры становятся все светлее. С каждым поворотом видеть становится легче, и теперь Кенсу даже может разглядеть силуэт Бэкхена перед собой. Похоже, он одного роста с Кенсу, может, чуть повыше и покрупнее. Свет по-прежнему очень тусклый, но Кенсу теперь видит, что у Бэкхена светлая кожа. Это не совсем типично для корейских мужчин. И поэтому смотрится совсем не к месту. Все вокруг такое темное, но кожа Бэкхена совсем бледная. Бэкхен смотрится здесь не к месту. Бэкхен выглядит так, словно он не вписывается в это место, но не в таком смысле, как Кенсу, которого держат здесь вопреки его воле. Он не вписывается потому, что кажется обманкой, кем-то, кто выдает себя за другого. Кенсу видел только его зубы, сверкающие в кромешной темноте. Он до сих пор не видел лица Бэкхена, до сих пор не убедился своими собственными глазами, что Бэкхен человек. Моргнув, Кенсу внезапно воспроизводит в памяти страшные сказки из давнего детства. Он помнит рассказы про фей, которые помогали заблудшим путешественникам выбраться из леса и казались такими добрыми, такими заботливыми. Он помнит, как к нему подкатывала тошнота, когда феи приводили путешественников прямиком в ловушку и затем раздирали их на части. Кенсу прекращает шаг. Ведущий его за руку Бэкхен сначала подается вперед, а потом тоже останавливается. Он поворачивается, и сердце Кенсу замирает в груди, потому что тени рисуют на лице Бэкхена нечто зловещее. Он резко вдыхает, готовясь закричать - Бэкхен наклоняет голову на бок, и тени покидают его облик, обнажая лицо красивого и обеспокоенного мужчины примерно его лет. – Ты в порядке, Кенсу? Вместо крика Кенсу испускает прерывистый вздох. Бэкхен выглядит как человек. Он выглядит не на шутку озабоченным, он выглядит как человек, вызывающий доверие. Кенсу кивает и бормочет что-то о том, как испугался тени. Бэкхен улыбается, и чтобы увидеть его улыбку, Кенсу прищуривается. – Хорошо, тогда дай знать, если тебе нужна моя помощь. Бэкхен вновь тянет его за руку, и Кенсу возобновляет шаг. В этот раз они идут плечом к плечу. Кенсу искоса наблюдает за Бэкхеном и чувствует, как постепенно успокаивается от такой легкости и уверенности, с которой его спутник ведет их вдоль коридоров. Кенсу расслабляет плечи и выпрямляет спину; он уже некоторое время не слышит грохот двери, в которую кто-то ломится, или рычание зомби, звенящее в ушах. Они натыкаются на еще одну металлическую дверь. В скудном освещении видны дверные ручки и сетчатое ограждение перед ней. Бэкхен отпускает руку Кенсу. – Стой здесь, я попробую передвинуть ограждение и открыть дверь. – Кенсу усилием воли заставляет себя снова не схватить Бэкхена за руку. Без руки Бэкхена, что держала его на плаву, Кенсу кажется, что он парит где-то в воздухе отдельно от своего тела. Взявшись одной рукой за проволочное ограждение, Бэкхен что-то бормочет себе под нос. Кенсу разбирает слова вроде «милый», «осторожный», но ничего более. – Может, тебе помочь? – спрашивает он, когда Бэкхен начинает поднимать ограду. Наверное, она оказалась на удивление легкой, потому что Бэкхен поднимает всю сетку одной рукой. Ограждение настолько длинное, что растягивается от одной стены до другой. Пусть даже оно легче, чем выглядит, все равно это довольно приличный кусок металла. – Правда, давай я помогу… – Я же сказал тебе оставаться на месте, Кенсу, – Бэкхен резко поворачивает голову, и Кенсу замирает. Что-то не так с его глазами. Но затем это выражение лица превращается в улыбку, и Бэкхен убирает сетку к стене. – Прости, что вспылил. Я просто волновался, как бы ты случайно не ударился об ограждение. – Затем Бэкхен открывает металлическую дверь и дает Кенсу знак идти следом. Кенсу повинуется. Он не знает, что еще может сделать. Бэкхен пропускает его первым и снова извиняется за свой тон. Ограждение возвращается на свое место, после чего дверь снова закрывается, в этот раз – наглухо. Затем он начинает брать самые крупные объекты в поле видимости и баррикадирует ими дверь. Чудовища ни за что на свете через это не пройдут, а если и пройдут, то по крайней мере дадут об этом знать, создав шум. В глазах Кенсу ничто не успокаивает так сильно, как вид наглухо закрытой от монстров двери. – Су, ты пока иди вперед без меня, просто прокричи имя Чанеля и дай ему знать, что ты в безопасности. – Ты уверен, что это безопасно? Ни одно из тех существ не могло забраться внутрь, пока ты ходил по коридорам? Кенсу удивлен, что Бэкхен вообще бродил по коридорам, когда у него было укрытие. Место, куда они попали, больше похоже на промзону – здесь полно железобетонных плит, проводов, деревянных досок и других предметов, разглядеть которые в темноте Кенсу не может; здесь полно вещей, которыми можно перегородить проход через дверь. Если бы он нашел такое место там, в белых коридорах, тем более в компании другого человека, он бы никогда и шагу не сделал за пределы своего укрытия. Бэкхен смотрит на него со странной улыбкой на лице. Ей чуть-чуть не хватает до того, чтобы казаться удивленной, но Кенсу думает, что этого не может быть. – Существ? Каких существ? Здесь только ты, я, и Чанель. – А как же зомби? И этот огромный паук? И что насчет других тварей, которые преследовали меня, хотя я их толком и не рассмотрел? Там действительно есть все эти существа. Бэкхен качает головой. – Не встречал ничего похожего. Я довольно долго бродил по этим коридорам, и ты единственный человек, которого мне удалось найти. Чанель проснулся раньше меня, но он тоже ничего не видел. Кенсу не знает, как на это реагировать. Он знает, что видел. Этот ужас будет преследовать его в ночных кошмарах до самого конца жизни; но он все это видел. Все зомби были настоящими, и кровь, и мертвое тело номера пять тоже были настоящими. Кенсу не знает, как сейчас выглядит его лицо, но что-то в нем заставляет Бэкхена подойти ближе и обнять его. Объятие настолько успокаивающее, что это почти встревоживает. Буквально на секунду Кенсу позволяет себе мешком обвиснуть в руках Бэкхена, на что тот тихо смеется. Отстранившись, Кенсу чувствует себя лучше. Бэкхен по-прежнему смотрит ему в глаза. – Я не утверждаю, что ты не видел этих существ – если ты говоришь, что видел их, значит, видел. Знаешь, мы все ведь проснулись в этом месте с пронумерованными браслетами на руках. Может случиться все что угодно. Кенсу кивает. Все может случиться. Все уже случилось, если честно. Никогда даже в своих самых изощренных фантазиях Кенсу не смог бы вообразить себе существо наподобие того человекоподобного паука. Это легко можно посчитать за что угодно. – Мы с Чанелем на ногах уже несколько часов и до сих пор ничего не видели. Насколько мне известно, монстры, которых ты встретил, обитают только с твоей стороны двери. Так что, отвечая на твой вопрос, – да, я абсолютно уверен, что здесь ты в полной безопасности. Кенсу не помнит, чтобы он рассказывал Бэкхену про первую дверь. Но все теряется в той мягкой манере, с которой Бэкхен направляет его вперед по коридору с улыбкой на лице. – Я догоню тебя через минуту. Ты пока где-нибудь отдохни, ты это заслужил. Кенсу медленно продолжает путь. Он осматривает каждый угол и крепко сжимает металлический шест у груди. Даже несмотря на заверения Бэкхена, Кенсу не может отпустить чувство, будто за ним наблюдает что-то нечеловечное, что-то неправильное. Оно так близко, что у Кенсу волосы дыбом встают на затылке. Но ничто на него не бросается, и в конце концов это чувство проходит. Это всего лишь последствия паранойи. Так себя заверяет Кенсу. Он просто параноик. Как будто у него нет тысячи причин верить в то, что какая-нибудь нечисть за ним сейчас не охотится. – Эм, – начинает Кенсу, как только перестает слышать Бэкхена, баррикадирующего дверь. Он вспоминает, что Бэкхен попросил возвестить Чанеля о себе и своем приходе. – Меня зовут Кенсу, и я человек? – он не знает, почему фраза прозвучала как вопрос. – Ты спрашиваешь или утверждаешь? – эхом доносится до его ушей. Звучит так, будто его собеседник пытается быть серьезным, но находит ситуацию чрезмерно забавной. Кенсу не понимает. Он не понимает, как можно смеяться сейчас, когда всякий раз, закрывая глаза, он видит кровь и человеческие внутренности. Хотя Бэкхен упоминал, что они не встречали никаких монстров – понятное дело, что они, черт побери, не травмированы на всю оставшуюся жизнь. Краснея в щеках, Кенсу продолжает идти. – Утверждаю. Я не чудовище. Б…Бэкхен велел мне отыскать тебя. Словно бы из ниоткуда, отделившись от теней на стене, вперед выступает фигура. Не успев сориентироваться, Кенсу кричит и отскакивает назад, замахиваясь шестом. – Эй, – кричит фигура, – все в порядке! Это всего лишь я! Нервы Кенсу натянуты, как струна. Фигура подходит ближе, и он крепче сжимает жезл. Из-за пота его пальцы соскальзывают с гладкой поверхности, и Кенсу надеется, что сможет продержаться достаточно долго для того, чтобы успеть удрать. Тусклый свет над головой начинает мигать. Кенсу молится, чтобы свет не погас. Он не хочет умирать в темноте, не сейчас, когда на него надвигается чудовище почти вдвое выше него. Оно подходит ближе, громко шаркая ногами по каменному полу. Оно подступает все ближе и ближе. Даже в темноте Кенсу видит, как с каждым шагом дергается его тело и вздымаются плечи. Чем ближе оно подходит, тем крупнее становится; оно до худобы вытянуто в длину, и неясные очертания его тела удлинены так, как люди… нет, люди совершенно точно так не выглядят. А еще у людей нет рогов. – О, вот ты где! – Кенсу резко вздрагивает и безумно размахивает железкой в воздухе. У него не получается ничего ударить, и это только делает все хуже. – Все хорошо! Все в порядке! – Кенсу оборачивается вокруг своей оси и видит, что в паре метров от него стоит человек. Но это все же человек. Кенсу видит его лицо, и это точно человек. – Господи Боже, да что с тобой не так? – Этот… это… – оборвав свою мысль, Кенсу пытается восстановить дыхание и успокоить бешено бьющееся сердце. Чанель смотрит на него так, словно из них двоих это он странный. Возможно, так и есть. Может быть, именно Кенсу странный и ненормальный, потому что из всех троих только его преследовали и только за ним охотились, как за добычей. Но ведь он не единственный. За номерами 4 и 5 охотились тоже. Разница только в том, что в отличие от четвертого и пятого, он все еще жив. И если он умрет, то умрет не в одиночестве. Теперь он знает, что есть люди, которые будут помнить о нем. Они будут его помнить до тех пор, пока чудовища не переключатся на них тоже и не убьют обоих. И вдруг все разом теряет смысл. Четвертый и пятый сумели пройти дальше по белым коридорам, и все равно погибли. С чего Кенсу взял, что он как-то от них отличается? Почему он должен выжить, если им пришлось умереть? Возможно, ему удалось покинуть белые коридоры и выиграть несколько часов в убежище темных коридоров, но это и есть всего лишь ккраткосрочная передышка в убежище. Чудовища все равно придут за ним рано или поздно. Один из монстров уже нашел его здесь. Один из монстров уже нашел его здесь. Кенсу вновь поворачивается к теням и тому месту, где он видел длинное рогатое существо. Но оно исчезло. Тени снова не представляют собой ничего, кроме теней, и Кенсу кажется, что он начинает терять рассудок. Он неподвижно смотрит в пустоту и вопрошает себя, не потерял ли он его уже. – О, вы нашли друг друга! – Стуча ботинками, к ним бежит Бэкхен. Чанель – кем, видимо, и есть этот парень – кивает в ответ. Он все еще не утратил этот недоверчивый, хмурый взгляд, полный опасливой осторожности. Кенсу обращает взор на Бэкхена. Он не помнит, чтобы его глаза так сияли. Но объясняет это его улыбкой и каплями пота на лбу. – Кенсу, это Чанель. Чанель, это Кенсу – номер три, если говорить о браслетах. Кенсу рассеянно кивает, потерянный в своих мыслях. Почему Чанель не увидел это существо? Неужели оно исчезло, стоило только Кенсу отвернуться? А было ли оно там вообще? – На что ты уставился, Кенсу? Кенсу смотрит на Чанеля. В его глазах поселилась огромная стена недоверия, и Кенсу его даже не осуждает. Если бы он так сильно не тосковал по обществу людей, Кенсу бы тоже никому не доверял. Тем не менее он делает жест в пустоту и мямлит что-то про увиденное им создание. А затем делает глубокий вздох и успокаивает себя. Он видел то, что видел. Он не придумал это у себя в воображении – он и не смог бы такое придумать. Он видел, что видел. – Там среди теней что-то было. Что-то очень высокое и с рогами. Бэкхен улыбается и успокаивающе массирует спину Кенсу меж лопаток. Это помогает, но Кенсу не может сбросить оковы страха, что пробрался в самое его нутро. У него было слишком много времени, чтобы прийти в себя от всего этого адреналина, и теперь он за это расплачивается. Сотни разных эмоций и физическое изнеможение разом одолевают его, и все, чего хочется Кенсу – это пойти домой и хорошо отдохнуть. Но он этого сделать не может, поэтому Кенсу довольствуется тем, что полностью обмякает в руках Бэкхена и старается изгнать воспоминания о крови, гниющей плоти и гигантском пауке прочь из головы. – Я видел его, – шепчет он. – Клянусь, что видел. Чанель смягчается почти мгновенно. – Что за черт с тобой приключился? Давай мне этот жезл, пусть руки отдохнут. У нас недалеко отсюда есть местечко, площадка, где можно присесть. А еще там довольно светло – при свете смогу осмотреть тебя и убедиться, что ты случайно не поранился, когда размахивал этой штуковиной как полоумный. – Опять этот беззаботный тон. Чанель не понимает. Кенсу не уверен, что хочет, чтобы Чанель понимал. Он видел такие вещи, которые никому и никогда не следует видеть. Кенсу позволяет себе безвольно следовать за парой по проложенному ими маршруту. Чанель идет впереди, попутно жалуясь на тяжесть шеста и удивляясь, как Кенсу таскал его в руках такое долгое время. – Судя по всему, ты видел вендиго, – тихо произносит Бэкхен, идущий с Кенсу бок о бок. Изумленный, Кенсу поворачивается к нему. – Кажется, они были известны коренным народам Северной Америки. Высокие настолько, словно кто-то взял обычного человека и тянул вверх. А еще у них есть рога. Наверное, хорошо, что ты ничего больше не разглядел. Все легенды описывают их как наводящие ужас. Кенсу не нужно было видеть вендиго полностью, чтобы знать, что оно ужасает. Но Бэкхен дает имя тому, что он видел, и благодаря этому он чувствует себя чуть менее сумасшедшим. Хотя до сих пор не понимает, почему это создание ушло, так ничего и не сделав. Наконец коридоры заканчиваются, и их глазам предстает комната. Она не очень просторная, большая часть пространства занята танками и станками, но посреди пола лежит матрас. Он грязный и возрастом, скорее всего, старше самого Кенсу, но когда Бэкхен ведет его к нему и помогает присесть, тот не жалуется. Здесь намного светлее, чем в любом другом месте среди темных коридоров. Свет не такой яркий, как в белых лабиринтах, но здесь Кенсу нравится больше. Это освещение легкое и ненавязчивое и не вызывает у него образы стен, обагренных кровью. Оно очень похоже на лунный свет. Кенсу поднимает взор наверх и видит небо, освещенное яркой луной. – Господи боже, – вырывается у него, и Кенсу вскакивает на ноги. Если они смогут забраться вверх, то смогут сбежать. Свобода так близко. – У нас есть какие-нибудь лестницы? Или – или, может, взберемся по этой машине? Попробуем вырезать в стене борозды и подняться? – Луна прямо у них перед носом. Чанель хватает его за плечи и оттаскивает в сторону от падающего с неба лунного света. Тихим убаюкивающим голосом он пытается успокоить Кенсу и сместить его внимание с луны. Но Чанель не понимает. Он не видел того, что видел Кенсу. Кенсу отдал бы все на свете, лишь бы снова оказаться на свободе. Оказаться далеко-далеко от жаждущих его плоти монстров. Он номер три, и именно он идет следующим по списку. – Мы не можем забраться так высоко. Поверь нам, мы пытались. У нас не получится забраться так высоко, Кенсу. – Но она прямо здесь, у нас под носом, – Кенсу пытается вырваться из крепкой хватки Чанеля, но не может сдвинуться с места. – Свобода прямо здесь. – Я знаю. И в ту же секунду, как мы найдем выход отсюда, мы все покинем это место. Но это – не выход. Пожалуйста, присядь. Тебе нужно немного успокоиться. Бэкхен… не поможешь? Бэкхен обхватывает Кенсу за пояс и притягивает к себе. – С тобой все будет хорошо. Ты выберешься отсюда, просто не прямо сейчас. Доверься мне, хорошо? – Силы сопротивляться оставляют Кенсу, и внезапно он чувствует внутри огромную пустоту. Люди не должны испытывать столько стресса. Кенсу опускает голову на плечо Бэкхена и позволяет себе выплакать весь свой страх и изнеможение. – Я вытащу тебя отсюда, – шепчет Бэкхен, – обещаю. Ты выберешься отсюда и вернешься домой в свою кровать и к своим собакам еще раньше, чем взойдет солнце. Просто слушайся меня. Я на твоей стороне, Су, и с тобой все будет хорошо. Кенсу кивает. В течение нескольких долгих минут он плачет, уткнувшись Бэкхену в плечо. Теперь он чувствует себя лучше, легче. Теперь ему не кажется, что он один тащит на себе весь этот груз. Ведь Бэкхен обещал. В конце концов все трое, улегшись в кучу, находят приют на матрасе. Кенсу – прижавшись к Бэкхену и медленно приходя в себя, Чанель – вытянув свои абсурдно длинные конечности по оставшемуся пространству. Какое-то время Кенсу кажется, что он заперт в чистилище среди мертвых и живых. – Не расскажешь нам о том, что с тобой случилось? – спрашивает Чанель. Кенсу напрягается, и Бэкхен шикает на парня. – Вдруг это поможет нам понять, с чем ты имеешь дело, – все равно продолжает Чанель, перекатившись на живот и с улыбкой подперев подбородок рукой. Кенсу медлит. Он не хочет вываливать все это на другого человека. Он не верит, что когда-нибудь в жизни забудет тот парализующий внутренности панический страх при виде того, как номер 5 раздирают на части и пожирают. Но ему нужно услышать, что он не сумасшедший. Ему нужно, чтобы они поняли, в каком аду сейчас находятся. И в какой они страшной опасности. Поэтому он начинает с малого. Кенсу начинает с описания белых стен и пятен крови, затем говорит о коридоре в следах от рук. Он рассказывает, как по мазкам крови было очевидно, что кого-то волокли по полу. Затем замолкает; он мог бы помочь номеру четыре точно так же, как помог ему Бэкхен. Он мог хотя бы подарить этому человеку несколько последних минут моральной поддержки, чтобы немного облегчить предсмертный час. После этого Кенсу сложно продолжать свой рассказ. За одну секунду все разом наваливается и замедляет его. Кенсу словно плывет под водой, но эта вода – трясина, и она затягивает вовнутрь его мысли, что становятся разрозненными и теряют последовательность. В этом нет его вины – Кенсу никак не мог предположить, что сегодня ему придется так рисковать собственной жизнью. Это не значит, что он не испытывает к себе ненависти; он ненавидит себя совсем чуть-чуть – за то, что не помог ни одному из двух. – К тому времени, как ты это увидел, они скорее всего уже истекали кровью, – пожимает плечами Бэкхен. Он поворачивается к Чанелю, который в замешательстве хмурит брови. Затем его глаза округляются, и он начинает энергично кивать, поддакивая, что Кенсу не смог бы ничего сделать для спасения тех людей. – Это верно, люди физически не способны потерять так много крови и при этом остаться в живых. Если там действительно было столько крови, сколько ты описываешь, то даже врачи не смогли бы ничего сделать. Это был всего лишь вопрос времени. Если бы ты пошел этим людям на помощь, то скорее всего, сам тоже погиб бы – значит, у тебя хороший инстинкт самосохранения. Неуверенное, робкое подобие улыбки замирает на губах Кенсу. Чувство вины не уходит насовсем. Кенсу все равно оставил кого-то умирать, и с этим ему теперь придется жить, но Бэкхен и Чанель утверждают, что он не виноват, поэтому Кенсу сложно превратить вину в ненависть. Пробиваясь сквозь трясину мелкими неуверенными шажками, он начинает по новой. Чанель прерывисто выдыхает, когда Кенсу упоминает зомби и то, как сильно старался не плакать, потому что боялся привлечь к себе внимание. Кенсу путается в описаниях всех монстров, что преследовали его, и безуспешно пытается описать тот звук, который издавало чудовище, когда зарычало на него. Бэкхен касается джинсов над коленом Кенсу и указывает на засохший там багрянец. – Должно быть, ты случайно присел в лужу крови. – О господи, – шепчет Кенсу. Он плюет на ладонь и начинает тереть пятно, но Бэкхен берет его за руку. – Слюна здесь не поможет. Зато потом, когда мы все отсюда выберемся, я могу помочь тебе оттереть пятно. – Да я, пожалуй, просто сожгу всю одежду. Бэкхен смеется. – Понимаю. Но постарайся сфокусироваться на этом. На мысли о том, чем ты сможешь заняться, когда выйдешь отсюда. Так будет легче. Кенсу кивает. Когда он выберется из этого места, он выбросит все фильмы с зомби, что когда-либо покупал, и крепко-прекрепко обнимет своих собак. Им придется покусать его, чтобы отпустил. – Устрою во дворе костер, – шутит он, – приходите, сожжем все, что душе угодно. – Чанель хихикает и похлопывает его по ноге. – На этом, наверное, все. После той железной двери я шел по коридорам и в конце концов столкнулся с Бэкхеном. Ах да! Был еще громкоговоритель. – Громкоговоритель? Кенсу кивает. – Да, я не знаю, где находился сам говорящий, но прибор включился после того, как… Я услышал крик, такой, что ужас до костей пробирает. И он включился как раз после него. Произнесли такую фразу: «номер четыре уничтожен, следующая стадия начинается сейчас» или что-то в этом роде. И вот тогда зомби повернулось ко мне и я обратился в бег. Никто не упоминает, что Кенсу под номером три. Это и не нужно - Кенсу прекрасно осведомлен о своем статусе следующего в очереди на смерть. Несколько минут они проводят в молчании. Кенсу пытается затолкать мысли и свежие воспоминания глубоко внутрь. Разговор об этом вслух принес совсем небольшое облегчение, но прямо сейчас он не хочет об этом думать. Если он застрянет в своей голове, то кто знает, когда сможет выбраться. Время – это роскошь, которой он на данный момент не владеет. Поэтому Кенсу переключает внимание на двух сидящих рядом парней и пытается не давать волю своим мыслям. Чанель оглядывает комнату. – Громкоговоритель? Неужели правда? Куда бы они его спрятали? Эти штуковины обычно у всех на виду. Некоторые из новейших моделей помещают в вентиляционные отверстия, но ты их вроде не встречал. Чтобы звук хорошо распространился по всем тем коридорам, о которых ты говорил, их должно быть несколько. Как это странно. Вообще все странно. Можешь описать мне, как звучал этот голос? Может быть, это была обычная запись? Это была не запись. Кенсу в этом уверен. Но он все равно описывает голос, столь спокойный и оторванный от ночного кошмара, в котором пребывал Кенсу. И тут… «Пожалуйста, верните номер Три в отведенное ему место. Данная зона предназначена исключительно для номеров Два и Один». – Вот как он звучал, – шепчет Кенсу. – Не…не запись, значит, да? – нервно смеется Чанель, и Кенсу чувствует, как к животу подкатывает тошнота. Он закрывает глаза и пытается сделать вдох. Ему нужно уходить. Ему нужно бежать, пока за ним не пришли и не вернули в отведенное ему место. Он не может вернуться к этому одиночеству и бесконечным коридорам – ведь он только-только нашел человеческую поддержку. – Мы им тебя не отдадим, – говорит Чанель. – Верно, Бэкхен? Бэкхен кивает. – Ты не покинешь поле моего зрения. – Он шутливо пихает его в плечо, пытаясь снять общее напряжение, и это срабатывает. Это срабатывает на секунду, и Кенсу отвечает им дрожащей улыбкой. Он смотрит на свой браслет с цифрой 3 и хочет содрать его с руки. – Здесь ты в безопасности. По коридорам проносится глухой звук. Он тихий и едва достигает их ушей, но его все равно слышно. Тяжелый звон металла, который сигнализирует о том, что первая железная дверь, которую нашел Кенсу, наконец сдалась под напором беспрестанных ударов и открыла монстрам путь вперед. Кенсу слабо всхлипывает, а затем резко вскакивает на ноги. Дрожащими руками он хватает металлический шест. Чувствуя, как легкие в груди сжимаются от страха, нетвердым шагом слезает с матраса. – Мне нужно идти, – заикаясь, проговаривает он, – они придут за мной и убьют. А затем они придут и за вами. Так чт… так что держитесь от меня как можно дальше и просто старайтесь выжить. О господи… господи, они нашли меня снова. Я больше не выдержу. – С этими словами он бросается в бег. Бэкхен кричит ему вслед и просит вернуться. Бэкхен говорит, что пообещал защищать его и готов выполнить свое обещание, но для этого Кенсу нужно будет вернуться. Но Кенсу не может. Раньше, когда дверь все еще держалась на петлях и держала их в безопасности, Бэкхен мог бы сдержать свое слово. Теперь же Кенсу знает, что чудовища прорвались внутрь, поэтому не может просто сидеть на матрасе под луной и слушать, как смерть стучится в дверь. Поэтому он продолжает бежать. За время передышки его ноги тоже успели отдохнуть и теперь хотя бы нет ощущения, что от неимоверных нагрузок они скоро откажут. Он бежит, бежит и бежит. Иногда ему слышится голос, словно его окликает Чанель или Бэкхен, но Кенсу не останавливается. Он как-то читал, что в условиях экстремального стресса сознание начинает придумывать вещи – скрип двери превращается в человека, тень от дерева становится силуэтом возлюбленного. Или, может, это один из монстров имитирует их голоса. Кенсу неоткуда знать, какие еще чудовища могут здесь прятаться. Он продолжает бежать. Закопченные каменные стены и полы мелькают в глазах и становятся не более чем цветными и черно-белыми пятнами. Коридоры превращаются в бесконечный лабиринт из серости и пыли. Но это не важно, главное, что цвет не красный. Коридорам нет конца – но в этом же и суть лабиринта, бесконечные коридоры, бесконечное число способов заплутать и потеряться. И вдруг Кенсу оказывается в тупике. Коридор заканчивается стеной без каких-либо развязок. Просто огромная стена из камня. Не успев среагировать, Кенсу пытается резко затормозить, его заносит, и он врезается плечом в твердую поверхность стены. – Черт, – шипит он. Плечо моментально пронзает болью, которая отдает по всей руке. Он кладет жезл на пол, чтобы размять плечо и попытаться хотя бы немного смягчить боль в мышцах. Здесь тупик, и ему придется возвращаться назад. Уже собравшись повернуть обратно, боковым зрением Кенсу замечает что-то и замирает. Будь он менее внимателен, то не увидел бы эту тонкую щель на стыке двух стен. Кенсу протягивает руку вперед и проводит пальцем по отверстию. В этом нет никакого смысла - зачем вырезать в стене дыру от пола до самого потолка? Кенсу не надавливает, даже не прилагает к этому никаких усилий, но с его прикосновением щель расширяется. Кенсу ощупывает ее изнутри и понимает, что есть еще одна часть стены, полностью обособленная от недвижимой глыбы камня на конце коридора. Он продолжает толкать стену до тех пор, пока в проходе не умещается вся его рука. С каждой потраченной на это секундой монстры все приближаются к нему, и мысль об этом заставляет сердце Кенсу биться в бешеном темпе. Ему необходимо либо повернуться обратно, либо найти выход и пройти вперед через этот проход. Из последних сил Кенсу надавливает на стену и тут же ничком падает на пол. Проход очень узкий, места едва хватает, чтобы Кенсу передвигался боком, но этого достаточно. Кенсу встает на ноги и поворачивается вокруг себя, чтобы взять в руки шест – ему ни в коем случае нельзя терять свое орудие. Но сердце Кенсу уходит в пятки; он застывает на месте и судорожно пытается подавить страх, что вновь цепями сковывает все его тело. Там, на другом конце коридоре, менее чем в трех метрах от него, стоит человекоподобный паук. Кенсу смотрит за тем, как он склоняет голову набок. У паука нет лица, но в месте, где оно должно быть, зияет широкая дыра, которая обнажает сотню, тысячу, а может, и миллион зубов, и язык, который высунут наружу и пробует воздух на вкус. Кенсу умоляет тело двигаться, но он парализован ужасом, и ничего, кроме жалкого дерганья, у него не выходит. – О господи, – шепчет он. И тут же жалеет об этом. Существо резко срывается с места и начинает бежать по коридору прямиком на Кенсу. – О господи. Черт! Он теряет все остатки логики. Он мог бы схватить шест, он знает, что он где-то рядом, но все в его сознании кричит о том, что надо спасаться бегством. Как только мышцы подчиняются разуму, Кенсу резко вскакивает на ноги и бросается обратно в узкий проход. Жезл остается лежать на полу, позабытый и ненужный. Проход узок настолько, что одежда Кенсу цепляется за шероховатую поверхность стен, и каждая потраченная на освобождение секунда отнимает его драгоценное время. Он не прошел еще даже четверть пути, но паук уже успел добраться до входа в лазейку. Кенсу слышит, как монстр шипит на него, видит тусклый свет, что отражается от собирающейся в лужицы его слюны. – Уйди, – молит Кенсу, – оставь меня в покое! Существо никуда не уходит, но и не следует за Кенсу внутрь узкого коридора. На какие-то секунды Кенсу думает, что он в безопасности. И тут паук начинает с силой втискиваться в коридор. В отличие от Кенсу, он не может повернуться боком, не может сделаться тоньше. Но это, кажется, его не волнует. Он протискивает свое тело в узкий проход с единственной целью в голове – разорвать Кенсу на кусочки. Воображение Кенсу заполняют картинки, в которых он лежит со сломанными костями, отсутствующим выражением лица и скрученными из-за окоченения пальцами, и к горлу вновь подступает тошнота. Позыв к рвоте становится сильнее, когда Кенсу слышит, как передние конечности паука отрываются и падают на землю. Он втискивается внутрь узкого отверстия и попросту в нем не помещается, но это его не заботит. Под воздействием силы трения его передние руки отрывает от туловища; из ран начинает хлестать кровь, но паук просто продолжает свой путь. Он начинает помогать себе другой парой рук – которые тоже впоследствии отсекает от тела. Затем он переключается на переднюю пару ног, затем на следующую за ней. Кенсу не знает, почему тогда не воспользовался моментом и не побежал вперед без оглядки. У него ведь была возможность. В таком узком коридоре паук никогда в жизни не сможет его догнать. Но вместо бегства Кенсу прислоняется лбом к стене и разражается слезами, которые вызывает вид существа настолько одержимого желанием убить его, что оно готово убить самого себя в процессе. В коридоре слишком темно, чтобы видеть что-либо еще, кроме разрастающейся под пауком лужи крови, но Кенсу запечатлевает его момент смерти. Даже потеряв все конечности, в свои последние минуты монстр извивался и пытался добраться до него, прикладывая все оставшиеся силы. Еще будучи живым, он кричит. Кенсу отделяет от монстра не более тридцати сантиметров, поэтому он слышит его жалкий предсмертный крик, исполненный злости – а может быть, отчаяния или боли. Паук умирает. После этого Кенсу ломается. Рыдания прорываются наружу, и с такой силой, что его горло раздирает на куски; слезы застилают глаза, и становится трудно дышать. Но и слезы он остановить не может. Они все приходят, окатывая его волна за волной в приступе паники. Он только что видел чью-то смерть. Он смотрел, как на его глазах живое существо истекает кровью. Если взглянуть на вход в коридор, там будет видна отдельная лужа крови, в которой лежит его последняя пара ног. – Кенсу! – голос звучит глухо, но близко. Кенсу пытается ответить, но его голосовые связки не поддаются контролю. Ему уже все равно, кто это, Бэкхен, Чанель или какой-нибудь монстр, умеющий подделывать чужие голоса. Все навалилось огромным, неподъемным грузом. И он больше не в силах с ним справляться. Он хочет домой. Он так устал. – Кенсу, вот ты где! Я тебя повсюду искал, – на входе появляется Бэкхен с мягкой улыбкой на лице и распростертыми объятиями. – Иди ко мне, дай убедиться, что с тобой все в порядке. Кенсу качает головой. Он не может идти обратно, потому что останки паука и все его конечности перегораживают путь. – Тут кровь, я… не могу. Бэкхен кивает и задумчиво бормочет что-то под нос, на вид совершенно не обеспокоенный пропитывающим его джинсы багрянцем. – Я не могу ничего поделать с кровью, зато могу убрать части тела подальше. Что скажешь? – Кенсу кивает, он устал до такой степени, что у него нет сил вопрошать себя, почему Бэкхен так невозмутим. Парень берет в охапку куски паучьего тела и бросает их в сторону так беззаботно, словно прибирает мусор у себя в гараже. Бэкхен затем отодвигает туловище паука, и оно скользит по полу, издавая неприятный мокрый звук. Кенсу снова чувствует подступающую к горлу тошноту. – Так, вроде все. Иди сюда. Кенсу все еще медлит. Даже если тело паука теперь далеко, кровь никуда не делась. Если он пойдет вперед, она зальет его ботинки, намочит носки и впитается в подвороты джинсов. – Сделай большой шаг, – говорит Бэкхен, – я постараюсь поймать тебя прежде, чем ты коснешься крови. Кенсу кивает. Он пытается, он правда старается изо всех сил. Но это чудовище истратило всю свою кровь в смертельной погоне, и теперь между ним и Бэкхеном разлито целое озеро. Кенсу делает шаг вперед и видит, как его стопа погружается в красное месиво, отчего живот сразу скручивается в узел. Он уже чувствует эту влажность. И затем все кончено. Его хватают за плечо и рывком вытаскивают из прохода. Кенсу неловко падает Бэкхену на грудь. Его голова опущена вниз, он моргает и – его ботинки, утонувшие в луже крови, вновь идеально чисты. – Ты в порядке, Су? – Да… да. Наверное. Я не… этот паук, – слова выходят беспорядочные, бессмысленные, они путаются у него на языке и Кенсу не успевает затолкать их обратно. Но Бэкхен просто отвечает понимающим «угу», растирает его спину между лопаток, и Кенсу постепенно расслабляется. – Знаешь, я ведь пытался до тебя докричаться. В следующий раз ты меня слушайся. Что, если бы я тебя не отыскал? Ты нас с Чанелем до смерти напугал. – Кенсу бормочет некое подобие извинения. Его внимание слишком сосредоточено на трупе паука в нескольких метрах от него, чтобы думать о том, что говорит. Здесь, в коридорах, свет ярче, поэтому видит он абсолютно все. Открытые раны, из которых раньше росли его конечности, рот, раскрытый потому, что мышцы его челюсти уже сводит спазм. Он даже не знает, есть ли у этой твари челюстные мышцы. Классическая анатомия здесь не действует. Для Кенсу больше нет ничего, кроме этого мертвого тела. Его вид заполняет собой его поле зрения, разум, мысли и не оставляет пространства ни для чего больше. Бэкхен приподнимает его за подбородок, отводит взгляд Кенсу в сторону. Одной рукой он преграждает Кенсу обзор, другой вытирает слезы с глаз. Кенсу не помнит, когда он снова начал плакать. – Не плачь. И не извиняйся. Ты был напуган и пытался сбежать от опасности. Значит, у тебя хорошие инстинкты выживания. А что касается этой твари, – Бэкхен указывает на труп, – то только один из вас должен был выйти из поединка живым. Ты жив и ты в порядке. Так ведь? – Кенсу кивает. – Повторяй за мной: ты жив, и ты в порядке. – Я жив и я в порядке. – Отлично, – в голосе Бэкхена слышна улыбка. Они стоят так целую вечность; Кенсу – опираясь на Бэкхена весом почти всего своего тела, Бэкхен – пытаясь мягкими движениями снять напряжение с его плеч. Кенсу не уверен, хорошо ли это действует, но чувствует он себя лучше. Скорее всего потому, что Бэкхен не позволяет его глазам вернуться к лежащему неподалеку окровавленному трупу. Наконец Кенсу высвобождается из объятий. – Скоро они за мной придут. Эти чудовища. Я и так уже потратил слишком много времени, стоя здесь. Мне… мне пора идти. – Все спокойствие, которым с таким трудом окружил его Бэкхен, испаряется в воздухе при звуке доносящихся из коридора тяжелых шагов. Бэкхен его не отпускает. – Мне пора идти! Бэкхен, отпусти меня! – С тобой все в порядке. Я же пообещал, что вытащу тебя отсюда, да? Да. Это я и намереваюсь сделать. Ты не покинешь поле моего зрения без моего устного согласия. Чанель придвинул больше ограждений к той баррикаде, так что ты будешь в порядке. – Они прорвались сквозь дверь из металла! Эта – эта гребаная тварь явилась из ниоткуда и пыталась меня убить! И твоя баррикада никак ее не остановила! Что-то опасное сверкает в глазах Бэкхена. В его взгляде что-то не так. Что-то не так, и когда Кенсу понимает это, его сердце пропускает удар. В этот раз мерцание не исчезает. Странный, сюрреалистичный блеск остается в его глазах даже тогда, когда Бэкхен обхватывает Кенсу за подбородок. Его рот раскрывается слишком широко, слишком широко для человека, и Кенсу кажется, что в глазах Бэкхена он видит сам Ад. И затем в том конце коридора появляется Чанель, он замирает на секунду, и увидев их, начинает бежать вперед. – Они чуть не пробили вторую дверь! Кенсу был прав, за ним гонится столько мерзких тварей. Я слышал их, когда блокировал проход, и вы реально не поверите, сколько там за дверью этого дерьма. – Подбежав к ним, Чанель останавливается, но при виде мертвого паука тут же вздрагивает и пятится назад. – Твою мать, это что еще за хрень? Кенсу, это ты его прикончил? Кенсу качает головой. Оно погибло потому, что Кенсу повезло и он смог уместиться в коридор, который оказался для чудовища слишком узким. Кенсу высвобождает лицо из обхвата Бэкхена и делает несколько шагов назад до тех пор, пока непонятный блеск в его глазах не исчезает. Будь он менее внимательным, подумал бы, что это просто игра света. По коридорам разносится звук выстрела. Для Кенсу, по крайней мере, это звучит как выстрел. Звучит как металл, ломающийся под сильным давлением и ударяющийся об камень или дерево или все то, чем Бэкхен и Чанель баррикадировали дверь. Он говорил Бэкхену, что они все равно прорвутся. Позволив Бэкхену успокаивать его, он думал, что сбежал от ночного кошмара и наконец смог расслабиться, из-за чего потратил здесь слишком много времени. Глупо, как же глупо он поступил. Бэкхен хватает его за руку и не отпускает. Свободной руке Кенсу он кидает металлический шест. Кенсу не помнит, чтобы Бэкхен за ним наклонялся, но скорее всего, есть еще тысяча вещей, которых он не заметил. – Я же сказал тебе заставить гребаную дверь, Чанель! – Я это и сделал, – выкрикивает Чанель, подняв руки в поражении. – Но там почти ничего не осталось; к тому времени, как я принялся за дело, ты уже перетащил туда все крупные предметы. Понимаешь, их просто слишком много, и дверь явно не справилась бы с таким натиском. Вот черт – прости, Кенсу, ты вряд ли рад такое слышать. – Просто уходите отсюда, вы оба, – огрызается Бэкхен и звучит не совсем по-человечески. Хотя возможно, Кенсу просто переносит на него сохранившийся в памяти образ зомби. – Чанель, держи Кенсу в безопасности. Чудовища тебя не тронут, но пойдут на смерть, лишь бы добраться до Кенсу. Этот узкий коридор остановит любую тварь, что захочет вас достать. Кенсу не успевает и моргнуть, как Бэкхен вновь толкает его в узкий проход. Бэкхен оставляет их с Чанелем, чтобы столкнуться лицом к лицу с целой ордой чудовищ; но к тому времени, как до Кенсу это доходит, Бэкхена уже нет. – Бэкхен! – кричит он все равно, – вернись! И Бэкхен возвращается. Нахмуренный, он вновь появляется у входа в лазейку. – Что? – Ты… я не… что ты собираешься… пожалуйста, не уходи. – Он звучит жалко даже для своих собственных ушей, но Бэкхен смягчается. – Ты же отправляешься на верную смерть. Не уходи. Если быть осторожными, в коридоре хватит места всем троим, тебе необязательно покидать нас. – Кенсу не представляет, что делать, если ради него кто-то умрет. Даже если он доживет до рассвета, то не сможет жить с собой, зная, что смерть Бэкхена на его совести. Бэкхен ласково улыбается и дает Кенсу знак придвинуться ближе. Когда Кенсу оказывается на достаточно близком расстоянии, Бэкхен шаловливо дергает его за упавшую на глаза прядь волос. – Со мной все будет хорошо, – успокаивает он, – это ты сейчас в опасности, забыл? Я пообещал, что вытащу тебя отсюда и приведу домой, что сейчас и делаю. Я найду тебя, когда будет безопасно. Если станет совсем плохо, просто позови меня. И я к тебе приду. Ты лучше, чем я когда-либо себе представлял, я никогда тебя не отпущу. Кенсу не знает, как это воспринимать. Все, что он знает, – это то, что Бэкхен снова бросает его, а Чанель втискивается вслед за Кенсу в узкий коридор. Кенсу двигается назад, освобождая ему немного места. С тяжелым сердцем Кенсу начинает путь. Он прекрасно знает, что Бэкхен там погибнет, и это случится по его вине. Это знание грузом ложится на плечи и отяжеляет даже сильнее, чем боязнь усталости. Но он продолжает идти вперед, потому что знает, что если Бэкхен умрет за него, то это меньшее, что он может сделать в ответ. – Вы двое пара? –спрашивает Чанель спустя какое-то время, проведенное в неловком продвижении вдоль стен коридора. – Просто выглядите так, словно встречаетесь. Кенсу качает головой. – Никогда не видел его вплоть до сегодняшнего дня. – Да? Странно. Прежде чем пойти осмотреть коридоры, он сказал, что пойдет проверить, нет ли там еще кого. И когда вернулся вместе с тобой, он был так счастлив. Поэтому я подумал, что вы, ребята, уже знакомы друг с другом. Бэкхен странный, и это факт; он загадочен в таком смысле, что Кенсу не может это даже объяснить. Поэтому он просто пожимает плечами, не зная, как еще ответить. – Ты, значит, свободен? – Ты заигрываешь со мной? Чанель давится воздухом, и даже в темноте Кенсу видит, как его уши заливаются краской. Но Кенсу не может испытать по этому поводу никакого подобия веселья. Его чуть не убили, и Бэкхен скоро погибнет - испытывать радость он сейчас не способен. – Нет, конечно! В смысле, ты очень симпатичный, но у меня уже есть парень. Чанель продолжает: – И прошлым вечером мы поссорились. Вот почему я бродил по улицам ночью в полном одиночестве. Тогда-то, наверное, меня и схватили и затащили сюда. Знаешь, все это время я был как бы оторван от происходящего здесь, потому что я номер Один и все равно умру последним. Но затем я увидел тебя, и ты, Кенсу… ты будто в контузии. Не знаю, замечаешь ли сам, но ты постоянно дрожишь. Серьезно, если рядом тебя не успокаивает Бэкхен, ты дрожишь. Но я совершенно тебя не виню, был бы я на твоем месте, то тоже… не представляю, как ты выдерживаешь все это. – Я не выдерживаю, – шепчет Кенсу. – Хочется плакать, хочется вырвать, а может, и то и другое. Но я не могу. Думаю, что сделаю это, если…когда… если – просто, когда все это закончится, я возьму и потеряю сознание. Но все продолжаю думать о том, что надо выжить. О том, что приду домой и больше никогда не увижу этих проклятых зомби, – голос Кенсу ломается, и он делает несколько глубоких, прерывистых вздохов. – Я все продолжаю думать о своем парне и о том, что с ним будет, если я никогда не вернусь домой. Знаешь последние слова, что он мне сказал? «Катись к черту и оставь меня в покое». А вдруг это последнее, что я от него когда-либо услышу? Я видел то существо, что пыталось убить тебя, эту странную поганую паучью дрянь. Я просто… о боги, ведь мы с тобой действительно можем сегодня умереть? Кенсу кивает. Он не может лгать Чанелю. Не сейчас, когда он уже слышит его всхлипы и чувствует, как до боли хватают за руку. Вероятность того, что сегодня ночью они умрут, очень и очень велика. Бэкхен говорил о рассвете; увидеть восход солнца и вернуться домой и есть цель Кенсу, но кто знает. Они вполне могут блуждать здесь до тех самых пор, пока не погибнут, и никакой спаситель не придет к ним на помощь. Остаток пути в коридоре проходит в тишине. Это хорошо. Кенсу понимает, что Чанель на грани нервного срыва, и они не могут сейчас иметь с этим дело, прямо сейчас – не могут. В конце концов коридор выводит их к комнате. Выходя из узкого прохода, Кенсу чуть не падает, но потом замирает на месте, ошеломленный. Как и большинство коридоров, комната эта тоже каменная, но освещается факелами. Пол выложен каменными блоками, которые все вместе создают узор из концентрических кругов. В самый центр зала падает одинокий луч лунного света. Кенсу подходит к нему, затем смотрит вверх и изумленно охает. Луна в небе висит прямо над его головой. Как красиво. Эта комната поистине великолепна. – Какого черта, – потрясенно выдыхает Чанель, – ты тоже это видишь? Похоже на, на… черт, я даже не могу описать. – Кенсу отрывает взор от луны и поворачивается к Чанелю. Но Чанель смотрит не вверх, а вокруг. Стены покрыты резным орнаментом. Приглядевшись, Кенсу понимает, что все узоры на самом деле составляют одну большую картину. Кенсу пытается разгадать смысл изображений по отдельности, но в них нет смысла. Они пересекаются и обвивают друг друга в не поддающихся расшифровке схемах. Он не знает, что, но наверное, подойти к стене справа от входа ему подсказывает чутье. Он ведет пальцем по первой попавшейся на глаза линии, отслеживает ее и чувствует, как земля уходит из-под ног. Хаос, идущий с высот и хаос, поднимающийся из глубин. Смерть и разрушения господствуют на земле до тех пор, пока не истребляют почти все живое. Люди ищут виновника и находят единственного Бога, что сидит посреди развалин на каждом повороте. Куда ни глянь, тот же самый Бог, снова и снова. Бог отвергает любые их предложения, любые жертвы и мольбы о пощаде. Бог живет для того, чтобы сеять смерть и разруху; это единственное, что дарит ему радость. Наконец, в обмен на мир Бог просит тело. Люди отчаянно хватаются за надежду жить без страха и вместо одного каждый год в определенную ночь преподносят ему шесть тел, пронумерованных в угодном Богу порядке. Поначалу это ритуальное жертвоприношение, потом Бог дает людям существ, которые этих жертв убивают. Каждый год люди дарят Богу то, что он просит, и в обмен он дарит им столь желанный мир. Пальцы Кенсу окрашиваются красным; отслеживая линии рисунков, он сделал полный круг и пришел к стене слева от входа. Он этого даже не заметил. Кенсу оборачивается, и Чанель смотрит на него с чем-то очень похожим на страх в глазах. Кенсу не понимает. Он ничего не делал, всего лишь прикасался к стене. А затем он понимает, и в горле пересыхает; Кенсу опасается, что образы молний и огня, льющихся с неба, и людей, радостно приветствующих еще один мирный год, могли обрести словесную форм и вырвались у него с языка. – Господи боже, – медленно шепчет Чанель, – мы действительно здесь умрем. Мы и есть жертвы. В какой-то отрешенности Кенсу кивает. Его не покидает смутное ощущение, что он знал это с самого начала. Но теперь он узнал, что где-то там в белых коридорах погиб и номер шесть. На стене вырезаны изображения шести людей, трое из них истекают кровью, и Кенсу не нужно догадываться, кто из них кто. Шесть, пять, четыре, и теперь три. Кенсу – следующий в очереди, определенной Богом, который жаждет смерти так же сильно, как они жаждут выжить. Безнадежно, все это безнадежно. Они умрут, и ничто их не спасет. Кенсу хочется лечь на пол и выждать свою участь, потому что теперь им не остается ничего другого, кроме как умереть. Голос Бэкхена эхом звучит в его ушах. Бэкхен пообещал вытащить их отсюда. Бэкхен пообещал ему рассвет. – Мы не можем сдаваться. – Кенсу сжимает в руке шест и делает глубокий вдох. Он медленно выдыхает и старается изгнать из головы знание того, что они обречены на смерть. – Если Бог хочет увидеть нас мертвыми, то пусть придет и убьет нас сам. Ты помиришься со своим парнем, мы найдем Бэкхена, и мы все вернемся домой. Эти люди приговорили нас к смерти из-за сделки, к которой мы никак не причастны. Почему мы должны заботиться о спасении всего человечества? Мир сам дошел до такого хаоса, так пусть же сам себя и спасает. Мне нет дела до мира во всем мире, мы с тобой выберемся отсюда и вернемся домой! – Кенсу не знает, откуда у него взялся этот прилив энергии, но он был им очень нужен. Чанель, кажется, тоже от него заряжается, и лишенное эмоций, лишенное надежды лицо освещается улыбкой. – Мы вернемся домой! – Чанель расплывается в улыбке настолько широкой, что у Кенсу болят щеки. На какое-то мгновение им кажется, что у них есть реальная, ощутимая надежда. Откуда-то издалека и в то же время вблизи доносится вой. Кенсу хочется выругаться; Бэкхен говорил, что монстрам будет сложнее до них добраться, но он не говорил невозможно. Кенсу пытается не думать о том, что нашедший их монстр скорее всего прошел и через Бэкхена. Вновь слышится вой, и в этот раз он ближе. Проход в узкий коридор становится шире; теперь Кенсу видит все, что там есть, видит существо на том конце коридора, которое раздвигает стены своей силой и размером тела. – Будь я проклят, – выговаривает он в оцепенении, – это оборотень. Там в коридоре чертов оборотень. Кенсу чуть было не падает ничком, когда Чанель хватает его за руку и с силой тащит прочь из комнаты. Там, где прежде была ровная плоскость стены, появляется дверь. – Хм, все верно, это оборотень, – говорит Чанель, и в его голосе звучат нотки истерики, – и я очень не хотел бы оказаться с этим оборотнем поблизости. Коридор, в который ведет дверь, не имеет углов и поворотов, поэтому они бегут так быстро, как могут, каждый пытаясь своими двумя ногами обогнать существо с четырьмя. Раздается стук камня об камень, на что Кенсу оборачивается и видит, что дверь, через которую они пробежали буквально секунды назад, резко захлопывается и с грохотом возвращается на свое место. Это напоминает Кенсу момент, когда в белых коридорах он увидел на полу металлический шест, но дальше этого Кенсу не думает. Он поворачивается вперед вновь как раз тогда, когда Чанель издает резкий вскрик и пытается остановиться. Слишком поздно. Они оба спотыкаются о выступ, который Кенсу не заметил. Чанель ударяется об землю первым. Во время падения ему удается увернуться и приземлиться на спину, и Кенсу слышит, как воздух выходит у парня из легких. Кенсу падает по-другому. Он выставляет вперед ладони и сгибает колени, но вместо этого приземляется на ноги. Треск в лодыжках он слышит прежде, чем чувствует боль. Но когда его настигает боль, он чувствует ее всю. Обжигающая, отупляющая, она пронзает его ногу и отнимает дыхание. Кенсу ловит ртом воздух и пытается осознать, что только что произошло. Он помнит, как падал, помнит, что приземлился на стопы, и знает, что может случиться, если воздействовать на предплюсны с такой силой; однако ему требуется несколько секунд для того, чтобы по-настоящему понять. Первые волны боли утихают, и на смену им приходит тупое чувство покалывания, от которого Кенсу становится тошно. Он никогда раньше не ломал кость. Оказывается, ощущения совсем не приятные. – Чанель, кажется, я сломал лодыжку. – Чанель, который в этот момент как раз собирался вставать, замирает. Он начинает подниматься, и его ладонь в поисках опоры приземляется на шест. Но тот выскальзывает у него из-под пальцев, и парень чуть было не падает лицом на каменный пол. Кенсу смотрит на металлический жезл в изумлении. Он ведь держал его в руке. И упал так, что должен был удариться об землю, а затем врезаться в железо лицом. Но шест сейчас лежит возле Чанеля, и Кенсу от него отделяет добрый метр. – Дай посмотрю, – суетится Чанель, торопливо подбегая к Кенсу. Он осторожно обхватывает лодыжку Кенсу, но даже так ногу пронзает острая боль. – Я, кстати, учусь на медицинском. Мне до доктора еще далеко, но перелом от растяжения связок отличить смогу. – Он спрашивает, не чувствует ли Кенсу боль или онемение, просит посмотреть его другую лодыжку и сравнивает их. – Ты что-нибудь слышал, когда ударился об пол? – Наверное, треск? Или что-то вроде хруста, или нечто среднее. Чанель резко выдыхает и затем помогает Кенсу встать, обхватив его за подмышки. – Сделай шаг той ногой, которая болит. – Кенсу смотрит на Чанеля и не чувствует уверенности в том, что этот незнакомец поймает его, если нога вдруг откажет. Тем не менее он делает шаг. Здесь только они вдвоем, так что он либо принимает помощь Чанеля, либо мучается в одиночестве. В ту же секунду, как он наступает больной ногой, Кенсу падает. – Окей, понял, – натянуто смеется Чанель, подхватывая Кенсу и не давая упасть, – это перелом. И я догадываюсь, что ты сломал все три предплюсны, потому что лодыжка выглядит отвратно. Сколько ты весишь? Килограммов шестьдесят, шестьдесят два? – Кенсу в ответ просто пожимает плечами, мыслями в тысяче километров от разговора. Его нога сломана. Да, это только лодыжка, но внезапно Кенсу вспоминает все документальные фильмы про животных, которые уходили из стаи и оставляли своих детей, если получали травму. Если Чанель бросит его... он не знает, что будет делать, потому что одна только мысль об этом заставляет сердце мучительно сжаться. Но Чанель не выглядит так, словно собирается его покинуть. Чанель наклоняется к земле и говорит: – Залезай. Либо я понесу тебя на себе, либо мы остаемся здесь, потому что бросать тебя одного я не собираюсь. Кенсу не нужно говорить дважды. Чанель прогибается под добавленным весом, но спустя секунду меняет положение и продолжает путь вперед по новому коридору. Кенсу слышит вой оборотня; звук приглушенный, но не настолько глухой, как ему хотелось бы. Следующий ряд состоит из таких же недлинных коридоров. Они по очереди выбирают, в каком направлении идти, и это настолько абсурдно, что почти смешно – Чанель ковыляет с сидящим на его спине Кенсу, и вместе они пытаются построить какой-то маршрут. Окажись он в любой другой ситуации, подумал бы, что это смешно. Но нет ничего смешного в том, что его нога утратила чувствительность и они оба притворяются, что вой оборотня уже не приглушенный. – Еще одна комната, – вздыхает Чанель, когда они сворачивают направо. Это котельная; с потолка свисают огромные промышленные вентиляторы, отчего комната выглядит совсем как из фильма. Кружась, лопасти вентиляторов создают узоры из света и тьмы и преграждают путь лучам лунного света. Свобода прямо у них под носом, но им не дотянуться. Однако они снова могут видеть луну, и это уже что-то. – Видишь путь отсюда, Кенсу? – Нет. – Кроме небольших участков, освещенных тусклыми лучами луны, здесь не видно ничего. Углы комнаты черны как смоль. – Зато вой хотя бы прекратился, не правда ли? – Чанель бормочет что-то в знак согласия и наклоняется, чтобы снова помочь Кенсу забраться на спину. Как только Кенсу устраивается, из теней на них выплывает что-то в два раза больше Чанеля. Волки не могут быть такими крупными. Время останавливается. Кенсу видит, как трясутся руки Чанеля. Под блеклым лунным светом видимость обманчива, но на секунду Кенсу кажется, что Чанель сейчас упадет в обморок и оставит его здесь умирать. Оборотень надвигается вперед, издавая низкий гортанный рык и выдыхая огромные клубы воздуха. Он ступает на освещенный участок, и становится видна его раскрытая пасть и капающая на пол слюна. В лунном свете его мех выглядит чернильным и напоминает Кенсу о чудовище из его худших ночных кошмаров, которые он помнит только по ярким вспышкам эмоций беспредельного страха. Зверь даже не смотрит на Чанеля – он, кажется, вообще его не замечает. Зато он замечает Кенсу. Кенсу начинает ползти назад и пятиться в обратном направлении, в то время как зверь придвигается все ближе. В ушах Кенсу бешено стучит кровь, все тело охватывает ужас, а в животе появляется дурное предчувствие, что именно здесь ему и суждено встретить смерть. Чанель ступает вперед, телом преграждая зверю путь к Кенсу. – Передай мне шест, – шепчет он, вытянув за спину дрожащую руку. Кенсу пытается ответить, но вместо слов выходят свистящие прерывистые вдохи. Он передает Чанелю шест без единого слова. Лишь выпустив его из рук, он понимает, что только что отдал парню свое единственное оружие самозащиты. – На счет три ты должен будешь побежать что есть сил и спрятаться за мотком проводов слева от нас. А затем закрой рот на замок. Не издавай ни единого звука. У меня есть план, но тебе придется убраться с пути. – Хорошо. – Кенсу переводит глаза с оборотня и встречает взгляд Чанеля. Они обмениваются нервными улыбками, и в лице Чанеля поселяется что-то беспросветно грустное. Что это? Жалость? Кенсу бы тоже пожалел Чанеля, если бы тот был под номером три. – Раз…два…три! Чанель прыгает вперед. Кенсу ползет на четвереньках к проводам и прячет себя за ними. Он настолько сосредоточен на своем деле, что забывает взглянуть на Чанеля. Оборотень рычит, воет и прыгает в беспорядочном направлении. Шест лежит на полу, один его конец покрыт кровью, мясом и чем-то белым, о чем Кенсу думать не хочет. Голова оборотня истекает кровью, которая сочится из того места, где раньше находились его глаза. Чанель ослепил волка. Голова зверя крутится во все стороны в попытке снова отыскать Кенсу, но Чанель крушит и опрокидывает все, что встречается у него на пути; в комнате становится громко настолько, что Кенсу не может даже думать. – Я здесь! – кричит Чанель с другого конца комнаты, и волк бросается на звук. Что бы он там ни использовал для слежки и преследования Кенсу по коридорам, это больше не работает, и сердце Кенсу заходится ходуном. – Теперь-то ты не знаешь, где что находится? Вот и получай за то, что преследуешь людей как добычу, – Чанель начинает бежать к противоположной стороне комнаты, опрокидывая в процессе все на своем пути и создавая столько звука, сколько вообще человечески возможно. То, что случается дальше, происходит моментально, но в то же время как в замедленной съемке. Оборотень мчится за Чанелем, преследуя его по звуку. Чанель жестами указывает Кенсу спрятаться под огромным металлическим столом, который расположен так низко к земле, что Кенсу не уверен, возможно ли выбраться оттуда. Но он слушается, потому что Чанель - будущий доктор и один из самых умных людей, что он встречал. Кенсу почти доползает до стола, когда случайно задевает больной лодыжкой валяющийся на полу кусок металла. Преследовавший Чанеля оборотень поворачивается на звук, но Чанель бросает ему в голову камень, ожидая, что тот повернется. Кенсу думает, что волк мог бы повернуться, но вскрикивает от боли, и зверь это слышит. Настроенный всеми органами чувств на голос Кенсу, он бросается к нему. Чанель чертыхается и уже бежит вдогонку за волком, но теперь слишком поздно. Кенсу с его больной ногой не может сдвинуться с места, а Чанель ни за что в жизни не успеет догнаться за столь быстрым существом. Кенсу не заметил этой цепи. Он не заметил и подвешенные к цепи и свисающие с платформы металлические копья. Ему ни разу не пришло в голову взглянуть вверх после того, как он увидел луну. А Чанелю, наверное, пришло. Звук звенящей цепи и скользящих друг об друга брусков металла. Он слышит свист воздуха, разрезанный падающими вниз тяжелыми объектами. Он слышит крик, глухой стук и хлюпающий звук в ответ на то, как острия находят свою цель. Кенсу открывает глаза и видит в сантиметрах перед собой оборотня, пасть которого все еще раскрыта и передние лапы вытянуты в прыжке. Одна из пик прошла прямо сквозь его череп и намертво пригвоздила его к земле. Кенсу выдыхает в облегчении, но все равно спешит отползти подальше, проложить какое-то расстояние между ним и мертвым телом. Вокруг острия в голове оборотня собирается кровь, правда, ее не так много, как было от того паучьего существа. – Чанель, боже мой, у тебя получилось! Как тебе это вообще пришло в голову? – Кенсу переполняет радость от осознания того, что уже двое монстров попытались убить его и потерпели неудачу. Сам он ничего особенного для своего спасения не сделал, но он жив, и это главное. – Чанель, – кричит он, – ты настоящий гений! Ответа нет. Вновь зовя Чанеля, Кенсу поднимает голову. И затем наконец опорожняет желудок, точнее, все, что там еще осталось. Так много крови, резни, так много кровопролития и смерти, но сейчас ее слишком много. Он должен был стать следующим. Они видели рисунки, разгадали историю; они поняли, что Кенсу был следующим по списку. Даже опустошив желудок, Кенсу чувствует позывы к рвоте, безуспешно пытаясь понять картину, разворачивающуюся перед его глазами. – Кенсу, – шепчет Чанель. И его голос такой прерывистый, словно он не может набрать в легкие достаточно воздуха. Кенсу не может ответить, потому что он закрывает рот рукой и пытается не заплакать. Окрыленная радость покидает его в одно мгновение и оставляет после себя чувство вины, стыда и осознания. – Ты в порядке? Кенсу смеется, и затем его смех переходит в рыдания. В живот Чанеля воткнут кол шире, чем его кулак, а он спрашивает, в порядке ли Кенсу. Кенсу заставляет себя встать на ноги и, подпрыгивая на одной ноге, достигает другого конца комнаты и падает рядом с Чанелем. Его руки неуверенно зависают над колом, словно собираются вытащить его. Чанель просит его этого не делать. – Это единственное, что не дает крови вылиться, – говорит он, не опуская взгляда на свой живот. – Почему ты не отбежал в сторону? Ты… ты же все это спланировал заранее? Я думал… – Я действительно все спланировал. Думал, может, у меня получится найти такую позицию, в которой я бы словил цепь арканом и при этом оставался бы в стороне, но был почти уверен, что не получится. Просто ты… ты был… ты и сейчас – так напуган, Кенсу, ты так напуган, но все равно не сдаешься. Я сдался, когда увидел те рисунки. Я знал, что у меня просто не хватит сил бороться дальше, но у тебя хватит. Я хотел, чтобы у тебя был хотя бы шанс на выживание, понимаешь? Поэтому позволил этому случиться. – Чанель через силу улыбается, и на его зубах видны капли крови. – Хотя знаешь, если сумеешь вызвать мне скорую, когда выберешься отсюда, я буду крайне благодарен. Кенсу зарывается лицом в колени и плачет. Он не знает, что еще может сделать, кроме как плакать. Чанель смеется так, словно его живот не распорот никаким металлическим копьем, а Кенсу не знает, что делать. – Прости меня. Прости меня, Чанель, мне так ужасно жаль. Это все моя вина. Я не… я не должен был ломать лодыжку, ведь тогда я смог бы бежать и быть полезным, а вместо этого я просто сижу здесь и смотрю, как ты умираешь. Это я должен умирать. Я должен был стать следующим. – Замолчи, Кенсу. Я сделал это, в полной мере осознавая, на что иду. Таким было мое решение, и я его принял. Никто из нас не должен умирать. Но я понял, что если с тобой и Бэкхеном что-то случится, то мне не по силам выжить в одиночку, поэтому решил быть следующим вместо тебя. – Чанель замолкает и поднимает к луне глаза, наполняющиеся слезами. Кенсу берет Чанеля за руку и прижимает ее к щеке в попытке дать хоть какое-то утешение. Чанель делает несколько глубоких вдохов, смаргивая слезы. А затем по его телу проходит сотрясающее грудную клетку рыдание. – П-пообещай мне одну вещь, ладно? Найди моего парня и скажи ему, что я собирался вернуться домой. Я не собирался ночевать у моей сестры и приезжать утром за вещами. Я уже подходил к дому, когда меня схватили. Я все так же люблю его и вовсе не хотел уходить. Пожалуйста, передай ему это. Его… его зовут Крис У. Ты сможешь найти его в телефонном справочнике, он совсем как старый дед, использует этот справочник. Если он не поверит в то, что ты скажешь, все в порядке, главное, чтобы ему передали эти слова. – Проходит несколько мгновений. Чанель собирается с силами и выдавливает подобие улыбки. Кенсу пытается не замечать, что его зубы в крови. – А теперь убирайся отсюда как можно быстрее. Если я умру за тебя, то ты должен выжить. Ты мне этим обязан. – Может, ты и не умрешь, – шепчет Кенсу, – ты не истекаешь кровью. – Он совсем не готов отпускать Чанеля. – Заражение крови, Кенсу. Либо это, либо я так или иначе сдвинусь с места, а это сместит положение кола. Я на меде учусь, не забыл? – Кенсу кивает. Он не может перевести взгляд с торчащего из плоти острия и ненавидит его. Он ненавидит его. Он ненавидит людей, которые бросили их сюда, ненавидит проклятого Бога, который и положил начало всем этим убийствам. – Старайся по максимуму опираться на свою здоровую ногу. Возьми в руки шест и используй его как трость для сохранения баланса. Если устанешь, положи лодыжку на трость, чтобы держать ее неподвижной, и ползи на четвереньках. А теперь иди, я серьезно. Когда я бежал, заметил одну дверь с правой стороны, она тебя отсюда и выведет. Тогда Кенсу встает на ноги, кивает указаниям Чанеля и обещает, что вернется за ним, если сможет выбраться. – Только не двигайся. Старайся не двигаться, чтобы не менять положения кола. Я… я скажу докторам, чтобы прихватили сильные антибиотики и всю тяжелую артиллерию. Чанель улыбается, и в его лице столько грусти. Кенсу вспоминает эту улыбку и не понимает, почему тогда подумал, что она означала жалость. Нет; это улыбка того, кто смирился с неизбежностью своей смерти. Кенсу находит дверь с правой стороны стены. – Спасибо, Чанель. – Чанель кивает и испускает вздох, неподвижно лежа на грязном каменном полу и глядя в небо, что так от них далеко. Столько раз они были так близки к свободе, и теперь Чанелю придется в свои последние минуты жизни смотреть на недосягаемое. Это, черт побери, несправедливо. Ничто из этого не было справедливым. Ни для шестого, ни для пятого, ни для четвертого, но Чанель, номер один, имеет имя и лицо и значит что-то для Кенсу, и от этого больнее в тысячу раз больше. – Кенсу, – зовет его Чанель, когда Кенсу уже собирается выходить из комнаты, – гляди – почти рассвело.