Тех, кто не жалуется, никогда не жалеют. Джейн Остин (Гордость и предубеждение)
Поистине везучими можно назвать тех людей, которые умеют грамотно совмещать отдых и работу, успевая дать своему мозгу время отдохнуть и не теряя его функциональной продуктивности. К большому сожалению, Чону этим качеством никто не наделил, что, в принципе, и оказалось причиной его опоздания в первый рабочий день. Неделя выходных деструктивно сказывается на организме, особенно если ты всю эту неделю тратишь на просмотр нового сезона любимого сериала, который в обычные загруженные будни смотреть времени не хватает. Чону объективно выбирается на улицу раз пять, чтобы по необходимости сбегать в магазин, выбросить мусор и встретиться с знакомой со старого отдела, которая каким-то образом узнала его номер и максимально жалостливо попросила о помощи. Ничего особенного, бумажная волокита, которая даже, признаться, затягивает его на пару часов, пока они решают увеличить чек в какой-то небольшой и уютной кофейне. Девушку сильно удивляет такая предприимчивость Чону, но вся его внезапно проснувшаяся работоспособность оказывается ей лишь на руку, поэтому она с каждой минутой подкладывает парню всё больше бумаг, параллельно пополняя его запасы карамельного латте. Вдобавок она что-то ещё говорит на фоне о недавних изменениях в отделе, о повышении Джисона и предстоящем ремонте всего их этажа. Ким порой поднимает голову, заслушиваясь и вставляя свои вопросы, но потом почти сразу же возвращается к пачке с отчетом, покоящейся на столике. Что-что, а именно эта волокита всегда была его сильной стороной, потому что внимательность парня и любовь к всякого рода мелочам, вроде аккуратного кропотливого вписывания чисел в маленькие поля, никогда его не оставляла. Стоит сказать спасибо раскраскам, которые в детстве мальчику покупала бабушка. — Слушай, я узнала, что ты сейчас с Юкхэем работаешь. — Мина демонстративно накрывает свое аккуратно-лежащее на столе запястье пальцами, иногда теребя серебряное кольцо на указательном и прикусывая губу. Манипуляция оказывается незамеченной, хотя бы потому, что Чону слишком увлечен бумагами. — Да, я его помощник. — Голову Ким все также не поднимает, но позволяет себе сделать ещё пару глотков кофе из чашки, расслабленно запуская пальцы в отросшие волосы. — Ты не подумай, я не напрашиваюсь, но, — девушка замолкает на пару секунд, а после чуть более решительно продолжает, — но вдруг он сейчас свободен, а у тебя есть его номер. Я не собираюсь спамить сообщениями, просто предложу куда-нибудь сходить в свободное от работы время. Ручка, зажатая между аккуратными пальцами парня, перестает выводить иероглифы в графе муниципалитета, и тот потягивается на месте, разминая затекшие конечности. Ну и цирк. — Во-первых, у него нет свободного времени. Во-вторых, у него есть девушка, — чисто технически, Чону не солгал. Она все ещё существует. — В-третьих, попробуй в следующий раз трезво оценивать наглость и беспардонность своих желаний. — Ким оглядывается, подтягивая пальцами замявшееся пальто со спинки кресла. — Ну и в четвертых, думаю, ты внимательно смотрела за тем, как я все заполнял, поэтому дальше разберешься сама. В последних его словах, кстати, нет ни капли обиды или попытки подначить, ибо парень отлично помнит, что Мину всегда в компании хвалили, как самого работоспособного и подающего надежды сотрудника. Она в этом всем как рыба в воде, и Чону с самого начала знал, зачем сюда идет. Только вот почему-то подумал, что девушка время захочет провести с ним, а не с его работодателем. Впрочем, стоило бы начать «трезво оценивать наглость и беспардонность своих желаний». Если раньше среди своего отдела он хоть в какой-то конкуренции участвовать мог, то сейчас, находясь почти всегда рядом с Лукасом, из возможностей — лишь спрятаться в его тень, чтобы не попасть в анти-рейтинг по внешности. Трудно не комплексовать, работая на модель. По дороге домой Чону порывается позвонить Доену, чтобы рассказать об этой ироничной ситуации, но после моментально возвращает телефон обратно в карман, не желая того лишний раз тревожить. Хен скорее всего сейчас с семьей. Отмывая свои руки от чернил дома, Ким позволяет себе немного заплыть в ностальгию по старой должности и перековырять воспоминания на наличие всех веселых историй, которые с ним случались тогда. Он скучает по той беготне, может и не смертельно, но определенно скучает.x x x
Святой Франциск Ассизский на своем веку говорил: «Бойтесь исполнения своих желаний». Звучит приторно, но до того реалистично в жизни, что когда Чону прибывает на рабочее место в понедельник и выслушивает от менеджера просьбу, пару дней посидеть в офисе и поковыряться в бумагах за отсутствием каких-то важных дел у Лукаса, то впадает в ступор, проверяя, точно ли проснулся. Парень с утра находится в состоянии прострации из-за своего будильника, который не сработал вопреки всем существующим и несуществующим законам физики. (На самом деле такие обвинения стоит предъявлять, только когда ты твердо уверен, что его заводил) — Мне нужно успеть перебрать все эти контракты, чтобы уложиться в срок и заверить их в течении недели, — говорит Сонг Хе, показывая жестом на три кипы бумаг, мирно выстроенных вровень на столе, и возвращается к своему компьютеру, что-то щелкая на экране, — но буквально через час у меня встреча, поэтому я прошу тебя попытаться разобраться с этим самостоятельно. На объяснение всей системы и, что самое главное, её понимание, у мужчин уходит целая вечность, которая по часам Сонг Хе, каким-то образом, все равно умудряется вписаться в расписание. Не мужчина, а Юлий Цезарь. У Лукаса в ближайшие два дня по графику только посещение спортзала и стилистов, поэтому нужды в том, чтобы маячить рядом — нет. Опустившись в чужое широкое кресло, Чону на пару минут задумывается о том, что тоже хочет купить себе дорогие часы, чтобы смотреть на них и многозначно уплывать в мыслях о графике на день. Честно говоря, если бы у парня те всё же были, то максимум пользы, которую они могли приносить, заключалась бы в соблюдении рецепта с этикетки растворимой лапши. Почти все бумаги, которые парень должен перебрать, так или иначе являются рекламными контрактами, заключенными для продвижения Юкхэя, поэтому Чону слегка удивляется их объему, пытаясь в голове перебрать хотя бы десяток ближайших проектов, о которых он имеет представление. Работа не пыльная: требуется проверять дату оформления и истечения срока сотрудничества, занося в базу и проверяя все уже имеющиеся детали в ней. Грубо говоря, заносить то, что есть только на бумаге, в сеть, а то, что висит только в базе, переносить на бумагу. Заспанный Чону позволяет себе иногда брать перерывы на рейды до кофеварки и автомата с шоколадными батончиками в конце этажа, но объективно успевает перебрать половину всей документации к концу дня, что определенно заслуживает похвалы. Если оценивать выполнение работы парнем по методу учителей первоклассников, то на тетрадке Чону была бы как минимум желтая звездочка. (И это только в том случае, если наклейки с красной уже закончились) Только вот, если сравнивать такой рабочий день с его обычным, то сейчас, ко всем впечатлениям, добавилась жуткая усталость глаз. Киму даже приходится расковырять домашнюю аптечку, чтобы найти увлажняющие капли. Окинув потухшим взглядом потом весь бардак, который он устроил в гостиной, Чону лишь зевает, двигаясь к себе в комнату. Сил на уборку практически не остается. В последующие пару дней работа идет уже легче, возможно потому, что кореец наловчился выполнять все параллельно, а не сортируя папки и создавая ещё большие груды, с целью вернуться к ним чуть позже. — Спасибо тебе огромное, Чону, — говорит менеджер, застав того максимально сосредоточенным в среду утром. — Думаю, мы закончим уже к обеду, если я сейчас присоединюсь к тебе. — Всё в порядке, — отнекивается парень, поднимаясь с кресла. — Это же моя работа. Сонбэнним понимающе улыбается и стягивает с плеч пальто, чтобы повесить его на вешалку. Оно довольно мокрое, поэтому Чону непроизвольно выглядывает в окно, удивляясь, как это он раньше не заметил, что на улице дождь. Вот что бывает, когда полностью погружен в дела, от которых зависит вес твоего бедного и исхудалого кошелька. — Кстати о работе. — Мужчина разминает шею и опускается на свое место, поправляя очки на переносице. — Завтра ты возвращаешься в привычный режим своей деятельности. У нас через два дня будет очень крупный благотворительный аукцион. — Кореец выглядывает из-за компьютера, отбивая шариковой ручкой о покрытие дубового стола. — Я отправлял тебе информацию неделю назад или около того. — Точно. — Чону на всякий случай ещё раз открывает мессенджер и пробегается глазами по сообщению, пытаясь зацепить основные детали. Благотворительный аукцион. Фонд борьбы со злокачественными опухолями. Ежегодное мероприятие. Верхушка компании. Совместно с историко-художественным центром. — Нужно что-то подготовить? — Нет, — мужчина прокручивается в кресле, передавая парню ещё один комплект бумаг, который он уже зарегистрировал в реестре. — От всех артистов агентства требуется исключительно их наличие. Программу для вечера прописывают за полгода, чтобы угодить всем спонсорам: мы к этому отношения не имеем. — Отлично. — Добавляет Чону, подхватывая документы. Вдвоем работа протекает гораздо продуктивнее.x x x
Mark Ronson, Lykke Li — Late Night Feelings
Чону более чем уверен, что он впервые на подобного рода мероприятии. И, если быть честным, то ему даже страшно от того, насколько масштабно оно на первый взгляд. В нужный день у них в расписании перед благотворительным вечером оказывается лишь череда из разного рода процедур, которые заставляют пройти даже Чону. Их с Лукасом загружают в машину и отправляют в один салон, где почти сразу распределяют по разным залам: ассистент проходит к стилисту-парикмахеру, а Юкхэя отправляют скорее всего на паперть, Чону не интересуется. И если бы корейца спросили после всех этих семи часов укладок, макияжа и подбора костюма — стоило ли это того, то он бы непременно ответил, что стоило. Здание выглядит богемно. По отделке это что-то из классицизма, но без лишней вычурности. Когда всех впускают внутрь, Ким первым делом начинает рассматривать именно интерьер. Огромный квадратный парадный зал, который итак сам по себе смотрится, словно поднебесье, украшен многочисленными пилястрами с ажурными завитками. Ближе к высокому потолку парню удается заметить портик, но такое доступно для окружающих взглядов только если хорошо приглядеться. Абсолютная копия кариатид из Эрехтейона, но, разумеется, уменьшенная в десятки раз. Вот бы подняться на этот уровень и провести пальцами по скульптурам, ощущая все насечки на выделанных фигурах. Повсюду огромные модернистские постеры с афишей вечера. Всё в бордовых или жемчужно-белых цветах, словно завышая цену сего мероприятия. Чону медленно переводит взгляд на свой костюм, удивляясь. Он все никак не мог понять, почему менеджер прислал именно его, но сейчас, замечая, как идеально сочетается пошив этого светло-кремового пиджака со сверкающими бликами люстр, хочет расплакаться от переизбытка красоты. Такое правда бывает. Люди теряют дар речи от впечатлительности. От того, как эстетика окружающей их среды поглощает, словно лишая возможности дышать. Синдром Стендаля: психическое расстройство, сопровождающееся галлюцинациями, головокружением и ступором. Оно, конечно, в большей мере зафиксировано во Флоренции, но Чону не настолько дилетант, чтобы пытаться сравнить благотворительный вечер со собором Санта-Марья-дель-Фьоре. Просто в его жизни слишком мало такой красоты, чтобы трезво на нее реагировать. Люди — тоже искусство. Каждый человек выглядит, словно он на своем месте: девушка, поправляющая свое слегка помятое платье, пожилой мужчина, подхватывающий тонкую ножку бокала шампанского с идеально зеркального подноса. — Прикрой рот, сейчас муха залетит. — Раздается из-за спины, и Чону готов поклясться, эта фраза способна испортить атмосферу просто моментально. Такое можно говорить, если вы находитесь в школе и засматриваетесь на булочки со стойки выдачи в столовой, но никак не в такой вечер, не в таком месте. Парень оборачивается, намереваясь одним видом показать Лукасу, как тот сильно сейчас его разозлил, но глазами натыкается на совершенно другого человека. Ли Суман. Мужчина, стоящий в противоположном углу, практически секундой ранее вошедший внутрь, самого Кима не видит. Он практически сразу попадает в петлю из журналистов, которые окружают его, подставляют камеры практически к лицу. — Ты тоже модель? — Нет, я всего лишь ассистент. — Правда? Очень зря! Ты невероятно красивый, — мужчина подтянул свою мягкую ладонь к чужому аккуратному лицу и пальцами очертил линию скул, нахмуривая брови. — Я не шучу, у тебя просто восхитительные внешние данные. Чону смущенно отвернулся, опуская голову и засовывая мобильник обратно в карман. — Возьми мою визитку, парень, я, правда, с радостью возьмусь за тебя. Лукас щелкает перед глазами Чону пальцами, пытаясь вернуть в реальность. В очаровательную реальность, где весь мир словно застыл в средневековье с балами и рыцарями: — Чону? — Все в порядке. Тебе куда-то нужно? — парень возвращает взгляд на Юкхэя, задерживаясь на его лице. Юкхэй тоже выглядит как искусство. Как Жак Луи Давид среди современных портретистов или Карл Брюллов, одиноко висящий между рядами бытовых выставок. Юкхэй выглядит потрясающе. Его синий бархатный костюм отливает кобальтовым, а белая, расстегнутая на верхние пуговицы рубашка словно хрустит на твоих зубах снегом, когда ты засматриваешься. Крепкие плечи обтянуты пиджаком, что точно сшит на какого-то принца Гарри Уэльского. Чону не озвучит этого, но Лукас словно создан для зала, в котором они находятся. Он создан, чтобы выделяться в нем. Потому что эти черты лица вкупе с пухлыми губами выглядят так уникально, что было бы вполне оправданно сделать главным экспонатом вечера именно Юкхэя, а не триптихи, что висят позади него. — Ты выглядишь прекрасно, — раздается спереди, и Чону вздрагивает, ибо ему кажется, что его поймали на каком-то проступке. Низкий голос Вона приятно оседает в его голове. Да, мам, я разбил вазу в третьем классе, утопил свой первый сенсорный телефон в унитаз, а еще я прямо сейчас открыто пялюсь на Лукаса. Хотя тут слово «пялюсь» не подходит. Восхищаюсь им. — Что ты сказал? — Ким смущенно отводит взгляд, думая, что это спасет ситуацию. Юкхэй делает шаг вперед. — Я сказал, что, — — Вот вы где! — на плечи Чону опускается тяжелая рука, и он поспешно оборачивается. Менеджер предупреждал, что он давно тут. Практически с самого утра. Ему вместе с остальными людьми из главного офиса пришлось присутствовать тут на собрании с подробным разъяснением программы вечера и его политики. Вплоть до того, на каких богатых людей стоит смотреть, а на каких нет. Это вполне оправдано, ведь цель вечера — собрать деньги на лечение онкобольных. По крайней мере, не стоит терять надежды на то, что помощь тем действительно дойдёт. Хотя бы частично. — Занимайте места за одиннадцатым столиком. Там помимо вас еще пара наших моделей и ребят из других агентств. — Сонбэнним торопливо договаривает, а после кланяется проходящему мимо Ли Суману. Чону до последнего надеется, что тот его не узнает. Если им и стоит поговорить, то точно не здесь, и точно не при его работодателях. В течение получаса остальные места заполняются, и когда на пристроенной сцене появляется очаровательная девушка, свободных стульев за столиками практически не остается. Кто-то, конечно, размещается за всеми этими рядами сзади, предпочитая стоять, но скорее всего это обычные журналисты. Прессы сегодня много, но даже она тщательно отобрана. Никаких желтых изданий. — Добрый вечер, дамы и господа. Мы приветствуем вас на четвертом ежегодном благотворительном вечере в этих стенах. — На фоне заливаются фанфары, но Чону впервые слышит, чтобы те были сопровождены инструментальным звучанием. Справа от сцены на своих отдельных местах размещены четыре очаровательные скрипачки и ещё пара девушек за ними, инструменты которых парню рассмотреть возможности не представилось. Сначала всех вводят в курс дела, объясняя систему аукциона, а потом говорят о возможности спокойно передвигаться по зданию в течение всего вечера, если есть те, кто не планирует принимать участие в торгах. Чону расслабленно выдыхает: не то, чтобы ему не интересна выставляемая на продажу коллекция — он в большей мере фанат архитектуры, а потому не упустит возможности прогуляться и в одиночестве насладиться мраморными барельефами. Лукас иногда переговаривается с каким-то парнем, что сидит за тем же столом. Очевидно, знакомый из компании. Они мирно шепчутся, временами подхватывая бокалы шампанского один за другим и опустошая их в пару глотков. Через какое-то время, люди словно сами включают зелёный свет для нелюбителей денежной волокиты, потому что сзади медленно вытягивается цепочка из женщин и мужчин, поднимающихся со своих мест. Ближайшие к сцене столики даже не оборачиваются, чтобы на тех посмотреть. Очевидно, эти люди не зря сидят на выделенных им местах, и именно на них идёт расчёт в плане выручки прибыли сегодня. Ли Суман оказывается там же в компании ещё четырёх мужчин и парочки относительно молодых девушек. Кем те им приходятся, узнавать нужды нет. — Я на связи, если что-то нужно, хорошо? — Чону аккуратно накрывает ладонью локоть Лукаса, намереваясь тоже подняться с места. Младший словно поставлен врасплох этой фразой и не знает, что ответить, а потому просто кивает, возвращаясь к разговору со своим знакомым. Пробраться к концу зала оказывается не таким уж и сложным делом, если не учитывать камеры, проходить мимо которых максимально некомфортно. Пора бы уже привыкнуть к публичной жизни. Или, по-крайней мере, к тому, что теперь приходится мириться с этой публичностью. Ким позволяет себе подхватить бокал шампанского и направляется в соседний зал, чтобы изучить все здесь досконально. Обычно такие мимолетные вечера, которые кончаются по щелчку пальцев, потом запоминаешь на всю жизнь. Самые яркие пятна твоей исторической лепты ты всегда вносишь не осознавая этого — такова жизнь. Парень заворачивает за один из углов, останавливаясь возле скульптурной композиции. Птицы с обломанными крыльями. А что если бы Чону не устроился тогда на эту должность? Что если бы его тогда переклинила гордость, и парень пал жертвой своего эгоизма, приняв решение остаться в старом отделе или покинуть компанию? Что тогда? Птицы разных мастей и пород прикованы к земле. Кто-то лежит, прибитый к почве и лишённый сил. Кто-то пытается взлететь, расправляя израненные крылья и вытягиваясь вверх. Они все сами по себе. Это видно. Никто не держится в кучке, никто не греется о бок кого-то из родной стаи. Все они, изголодавшиеся до собственной жизни, боятся упустить её и видят смысл лишь в полете. Расправить крылья и прочистить оседший мех свежим, прохладным воздухом. Что для Чону его новая работа? Это твердая земля под хлипкими ногами или свободный полет без шанса дать крыльям отдохнуть? Парень вздрагивает — в том большом зале, через стену, раздаётся шквал аплодисментов, который его вытягивает из сна. Ким делает глоток и двигается дальше. Он, как маленький ребёнок, аккуратно пробегает своими подушечками пальцев по стене, пытаясь все ощутить. Тактильность сыграла свою роль, заставляя Чону стать щедрым на касания. Он оглаживает указательным пальцем неровности в краске, тыльной стороной ладони накрывает балюстраду широкой мраморной винтовой лестницы. Люди, которые покинули зал вместе с ним или чуть раньше, разбрелись по этажам или же спустились через другой выход в сад позади усадьбы. Да, точно усадьба. По-другому не назовёшь. Ещё глоток. Чону зажмуривает глаза, вдыхая этот запах искусства. Запах холодных сырых мастерских и засохших палитр с ошметками акрила, что уже не выведешь. Запах древесных мольбертов, что через неделю использования, абсолютно меняют свой первоначальный цвет. Разумеется, никакого намека на реальное присутствие таких запахов рядом нет. Все здание словно пропитано каким-то нежным ароматом. С остальным отлично справляется фантазия. Пузырьки шампанского приятно щекочут нос, и Чону поднимается выше, не убирая руки с холодной стены. Он хочет чувствовать. Хочет поглощать каждый кадр, что его грешным глазам повезло сегодня увидеть. Стоит ли поставить все, к чему парень шел эти четыре года, на кон, если где-то вдали виден блеск зарождающегося успеха? Стоит ли идти за человеком, который просто подсел к тебе в клубе, рассыпаясь в обещаниях? Стоит ли верить, что все мысли Ли были наполнены реальным желанием поработать с Кимом и дать ему шанс на исполнение мечты, а не банальной физической заинтересованностью? Доён замирает, меняясь в лице. Его взгляд наполняется какой-то жалостью и неуверенностью, что совершенно не соответствует тому, что бы хотел видеть Чону. — У меня до сих пор есть его визитка. Я думаю, может набрать после– — Нет. — Доен выпускает из рук помятый уголок теплого пледа и пододвигается чуть ближе к другу. Чону откинулся на спинку дивана, глазами блуждая по потолку и пытаясь собрать все мысли в нормальный ком, поэтому брюнет просто подползает вплотную и кладет свою голову тому на плечо. Меньше всего на свете он хочет расстроить младшего, но сейчас здравый смысл практически кричит о подозрительности и нелепости сложившейся ситуации. — Думаешь? — Чону сглатывает. Если он сможет добиться успеха, то это абсолютно поменяет его жизнь. Это даст ему шанс вернуться в семью, показав, что упорная плодотворная работа рано или поздно дает свои плоды. Это даст ему шанс поверить в себя. — Думаю, что сейчас всё как нельзя хорошо. Ты прекрасно сам знаешь, чем опасны такого рода предложения от незнакомцев в клубе. Ким так сильно хочет расплакаться от переизбытка чувств. У него ком в горле, а ноги продолжают неосознанно нести тело дальше по широкому массивному коридору. Музыка практически не слышна, парень свои шаги то едва слышит. Он так скучает по сестре. По матери. И даже по непутевому отцу, что все его детство где-то пропадал. Чону как никогда нуждается в поддержке, потому что одного Доена не хватает. Тот может и прекрасный друг, но имеет свою жизнь: Киму жутко стыдно постоянно приглашать его на свои дни рождения, когда старший уже прекрасно знает, что будет там единственным гостем. Чону отвлекает Доена от его парня, в конце концов. А это уже просто беспардонно, когда у тебя самого никого нет. По щекам начинают течь слезы, и Ким едва удерживается от того, чтобы не упасть на колени прямо здесь. Этот этаж почти пустой, но попасть на глаза прессе или заплутавшим богачам всё равно не лучшее решение. Чону лишний. Эта мысль крепко удерживается над его личным внутренним апокалипсисом, как женщина с полотна Эжена Делакруа, хуманизирующая Свободу. Романтизм сам по себе недалеко стоит от одиночества. Он — вестник главенства чувств над разумом. — Чону? — знакомый голос из-за спины не особо приземляет. Ким все так же пытается глубоко дышать, приникая худым телом к холодной стене. Почему именно здесь его накрыли все эти мысли? Над головой аккуратное conso-lation des arts латиницей. Вся жизнь сплошной оксюморон. — Чону, что происходит? — Юкхэй накрывает плечо ассистента своей теплой крепкой ладонью и слегка сжимает его, пытаясь привести парня в чувства. — Ты в порядке? Голос доносится, будто из-под воды. — Чону, посмотри на меня, — китаец подхватывает чужой подбородок пальцами и поднимает его выше, — скажи что-нибудь. А парню стыдно. Стыдно и немного противно от внезапно въевшегося под кожу холода, от пустого бокала шампанского и от чужих крепких рук на себе. Ему стыдно показываться в таком слабом и уязвленном амплуа перед Лукасом. — Всё в порядке. — Голос дрожит. Ассистент пытается выкрутиться, слегка дергаясь и скидывая с себя чужие руки. Он отталкивается от стены, делая пару шагов в том направлении, в котором это оказывается возможным. — Ты можешь не врать мне. — Юкхэй говорит это в спину, не решаясь останавливать старшего какими-то движениями или хваткой на худом запястье. — Скажи, что тебя беспокоит, и если будет нужно, то завтра я сделаю вид, что этого разговора не было. Просто выговорись. Чону оборачивается к нему, пытаясь рассмотреть получше в свете этих люстр. Наверное, так и выглядит во всеобщем представлении идеальный человек. Публичная личность, имеющая связи и шикарную внешность. Природа наделила парня всем, и, наверняка, отношения с родителями у Лукаса тоже на высшем уровне. — Этого я и боюсь. — Ким прокручивает в кисти пустой бокал, разглядывая хрусталь. — Если я сегодня тебе что-то расскажу, то завтра ты будешь вести себя, как ни в чем не бывало. Сегодня я поделюсь с тобой чем-то важным, а завтра с утра ты при входе на работу окинешь меня холодным взглядом, словно даже одна мысль о контакте со мной уже заставляет тебя закатывать глаза. Хочешь услышать что-то о том, что меня наняли из какой-то подпольной желтой прессы, и я сливаю всем конфиденциальную информацию в виде цвета твоих трусов? Что ты, черт побери, хочешь от меня– — Лукас! Высокий женский голос прерывает эмоциональный выплеск Чону, и он позже, наверное, даже сочтет это за знак свыше. Не стоит высказывать такое работодателю, который считает своей целью отчитать тебя за каждую мелочь. — Вот черт, — модель даже не видит смысла в том, чтобы оборачиваться. Где-то с другого конца коридора сюда непременно двигается Джису. Её голос парень узнает даже во сне. На самом деле её появление здесь оказывается довольно предсказуемым явлением: она тоже продюсируется одной из крупных компаний, и к посещению подобного рода мероприятий артистов не столько подталкивают, столько принуждают. За предыдущую неделю Юкхэй так и не решился ей перезвонить, потому что отмазок для того, чтобы этого не делать оказалось предостаточно. Когда ты в чем-то заинтересован, найдешь любые пути. Китаец увидел её только тогда, когда все расположились за столиками, поэтому сидеть в дальнейшем, чувствуя на себе чей-то холодный взгляд прямо в затылок, оказалось довольно проблематично. В голове были лишь облачные надежды на то, что девушка не является внучкой какой-то ведьмы в третьем поколении и не проклянет его, втыкая иголки в куклу вуду. — Ничего не говори, — успевает выдать Лукас перед тем, как хватает старшего за руку и резким движением тянет дальше по коридору, пытаясь сориентироваться и найти туалет или что-то в этом роде. Если Джису устроит истерику прямо в коридоре, а она это может, то испортит репутацию всем, начиная с Юкхэя. В его контракте твердо прописан запрет на отношения, а её документация личную жизнь не контролирует. Юкхэй петляет почти минуту, прежде чем дернуть за нужную дверь и затолкать ассистента внутрь кабинки вместе с собой. — Скажи, что ты тут один, пожалуйста, — бормочет парень, жалостливо глядя в упор на ошарашенного Чону. Тот переводит дыхание и пытается привыкнуть к их странному расположению в этом скудном квадратном метре, но не успевает что-либо возразить, прежде чем дверь за стенкой открывается повторно. — Лукас, не веди себя как ребенок. Выйди, и мы поговорим, — громкий женский голос отражается от дорогого кафеля, пока Чону притирается грудью к груди модели в попытках жестами показать, насколько же сильно он согласен с политикой Джису. Что за детский сад, и почему он вынужден тоже участвовать в этой мыльной опере? Ким поднимает голову, практически ощущая дыхание Юкхэя. Они прижаты друг к другу в маленькой кабинке уборной огромного особняка, чтобы сбежать от наездов бывшей девушки Лукаса? Серьёзно? Чону спиной ощущает дверцу и не может даже пошевельнуться, не вызывая лишнего копошения. Его руки, как передние лапы динозавра, болтаются у груди, прижимаясь к телу китайца напротив. Вон опускает голову, чтобы быть наравне со старшим, и пытается заставить того научиться читать по губам, бормоча то ли молитву, то ли кричалку девочек-скаутов. Способности Чону к подобного рода восприятию информации объективно должны быть оспорены. — Юкхэй, не заставляй меня– — Девушка, вы знаете, что это неприлично? — Чону подает голос, стараясь отвернуть голову ближе к стене в попытках избежать чужого теплого дыхания на своей щеке. От Лукаса пахнет шампанским. Джису, нервно дергающая подол своего светло-сливового платья, оглядывает уборную ещё раз. Перед ней две кабины, дверь в одну из которых открыта. Она абсолютно пустая. Во второй предположительно должен быть Юкхэй, потому что кроме него на этот этаж за последние двадцать минут никто не поднимался. — Извините? Я подумала, что– — Давайте вы будете решать свои дела вне уборных комнат. Это довольно некомфортно для остальных гостей вечера. — Я, — брюнетка зависает на месте, взглядом бегая по кабинкам. Такая ситуация заставляет её прилично смутиться, а потому выбегать из уборной девушке приходится уже с горящими щеками. Это, наверное, чертовски неловко. Чону слышит хлопок двери в уборную и кидает на младшего недовольный взгляд. — Я клянусь, хуже этот вечер стать уже не сможет. — Ничего бы не было, если бы тогда написал ей сообщение по моей просьбе. Я почему-то думал, — Юкхэй ухмыляется, заглядывая парню практически в лицо, — что ты ответственно подходишь к своей работе. — Я ещё и виноватым остался? Вопрос оказывается риторическим, ибо по лицу Чону видно, что ответ он слушать не планирует. Парень проворачивается на месте, пытаясь подцепить пальцами защелку замка. Сделать это достаточно тяжело в силу его положения. — В начале вечера я сказал, что ты очень красивый. — Лукас молча наблюдает за попытками старшего освободиться и вновь оценивающе изучает его образ. Не то, чтобы Чону из серой мыши превратился в прекрасного принца. Он и до этих манипуляций был достаточно симпатичным. Просто стилисты, на профессиональном уровне выполняющие свою работу, умеют выгодно выделять чьи-то природные данные. Лацканы пиджака ассистента словно атласные. Они явно выделяются на фоне подкладки и рукавов. Волосы парня белой платиной отражают темное освещение. А ещё от него чертовски приятно пахнет. Чем-то сладким. Ким вздрагивает, подвисая на пару секунд, а после продолжает копошиться позади себя руками в попытках открыть дверь: — Не поможешь? — он намеренно игнорирует предыдущую фразу Лукаса, чтобы не засмущаться. Быть умным — вовремя притвориться глупым. — Нет. Юкхэй не сводит взгляда с лица парня перед собой. Его кожа выглядит словно бархат, и модели становится жизненно необходимо проверить, такая ли она на самом деле. Он с трудом подтягивает вверх одну свою руку, пальцами прикасаясь к чужим щекам. Это лучше чем бархат. В тысячи раз. — Лукас? — Чону взволнованно следит за движениями младшего, пытаясь параллельно наладить зрительный контакт. Ему становится жарко, и тут сложно ответить, почему именно. Если бы драгоценность людей можно было бы измерять в каратах, то какова была бы ценность Кима? Вон рисует мандалы на его щеках и пальцем очерчивает линию скул, подбородка. — Знаешь, иногда мы можем чувствовать себя странно. — Хриплый, низкий голос Юкхэя баритоном оседает в легких. Чону им дышит. — Будто стоим на пороге чего-то важного, но боимся сделать шаг в страхе потерять все. Мы можем быть напуганы предыдущим опытом, что неприятной болью осел в душе. Можем быть не уверены в своих способностях справиться со всем. Ким расслабляет руки, замирая. Юкхэй так близко. Слишком близко. Они буквально дышат одним воздухом при расстоянии в двадцать сантиметров между лицами. — И если все вокруг, включая твой же собственный здравый смысл, твердят о том, насколько вариант плох. — Лукас поднимает указательный палец по выемке на подбородке, задерживая его на нижней губе. Он слегка надавливает на ту, раскрывая рот парня шире и ощущая горячее дыхание подушечками пальцев. Глаза Лукаса черные как смерть. В них просто страшно заглядывать, ибо радужка до того темная, что на ней не видно зрачка. Но Чону взгляда не отводит. Смотрит в упор, пытаясь найти что-то в этой бездонной черной дыре, полной поглощенных галактик и звезд. Надо остановиться. — Всегда. — Юкхэй наклоняется ближе, касаясь носа парня своим. — Слышишь, всегда делай так, как хочешь этого сам. — Ещё ближе. — Потому что иногда необходимо перестать дрожать перед бездной и просто прыгнуть в неё. Чужие губы Чону ощущает на своих приятной тяжестью. Лукас глаза прикрывает практически сразу, в отличие от самого ассистента, поэтому тот пару секунд ошарашенно разглядывает чужие черты лица в микроскопической близости к своим. Юкхэй уже практически намеревается отстраниться, оставив попытки разомкнуть губы Чону, но те раскрываются сами. Ким тихо стонет в поцелуй, позволяя младшему буквально поедать себя. Тот совершенно не церемонится, проталкивая язык в чужой рот. Чону горячий и очень чувствительный, потому что на каждую манипуляцию Сюйси, реагирует какими-то подавленными стонами. Юкхэй все той же ладонью накрывает щеку парня, направляя его лицо параллельно своим движениям, и углубляет поцелуй. Нужно больше, нужно ближе. Ким пытается поспевать в такт, не намереваясь перетянуть инициативу на себя, если, конечно, не брать в учет пару укусов младшего за нижнюю губу. Никакого контроля или недовольства: Чону просто давно хотел ощутить, насколько они мягкие на деле. Блондин прогибается в спине, когда левая шершавая ладонь Лукаса находит его талию. В тесноте, да не в обиде. Юкхэй с нажимом проводит пальцами верх, оглаживая ребра словно струны гитары, и вниз до конца, наталкиваясь на ремень чужих брюк. Парень улыбается прямо в чужие губы, когда Чону стонет более глубоко. Тяжелая рука накрывает пах старшего. — Лукас, я, — ассистент отрывается, пытаясь оправдаться параллельно с глубокими вдохами. Воздух в легких кончился. — Всё в порядке, я тоже этого хочу, — говорит Лукас и доказывает, что сам уже возбужден, притягивая к своим брюкам аккуратную ладонь парня. Чону поднимает глаза, разглядывая распухшие губы брюнета, и думает о том, возможно ли чувствовать зависимость от запретного плода, вкусив его лишь один раз?