Тридцать первое декабря. Двенадцать дня. Номер в отеле «Кемпински».
Это был какой-то кошмарный кошмар и ужасный ужас. Раньше Андрей думал, что он совсем не выносит женских слез. Боже, какая чушь! Что может быть естественнее плачущей женщины? У них же глаза по праву рождения на мокром месте. А вот когда ты видишь, как рыдает мужик, да еще не просто какой-то посторонний, а Роман Дмитриевич Малиновский, некогда балагур, острослов и бабник, изобретатель немыслимых планов и авантюрист, шутник, заводила и оптимист, это вынести невозможно, это сердце в клочья, это… Это действительно ужас и кошмар! И ведь не знаешь, как успокаивать — не женщина плачет, по голове не погладишь, не приобнимешь, не начнешь бормотать какие-то милые глупости. Правда? А главное, Жданов никак не был готов к такой реакции Малиновского на, казалось бы, радостную новость, вот и растерялся. — Ром, ты чего? Все же хорошо, слышишь? — не слышал, уронил голову на дрожащие руки и только выл. — Таня согласилась встретиться, понимаешь? Согласилась! Надо просто пойти, поговорить с ней, подписать договор, и всё. Ты сможешь видеть сына когда захочешь. Ромка, ну, чего ты рыдаешь? Что не так? — Ребенок меня называет гадом, а ты спрашиваешь что не так? Всё не так, Палыч, всё не так! Ты что думаешь, что если Татьяна сегодня подпишет договор, то завтра она не сможет забрать свои слова назад? Ей же прекрасно известно, что я не буду предпринимать против неё никаких мер. Никаких! Даже если она подпишет тысячу договоров, а потом нарушит их все до одного. Скажи, ты правда не понимаешь что я натворил? Не понимаешь, что это я… Я сам разрушил и свою жизнь, и жизнь Татьяны с Андрюшкой? И как я теперь могу что-то требовать от неё? Какое я имею право выставлять ей какие-то условия и заставлять её подписывать какие-то договора? Не надо, Жданов, ничего не надо, никаких встреч, никаких подписаний документов, и с сыном мне видеться тоже не надо. Что я могу ему дать? Чему научить? Как баб трахать, да водку пить? Так он еще мал для таких наук, — горько усмехнулся Малиновский. — Что я за идиот-то такой? Только мешаю всем жить. — Ромка сцепил ладони, пытаясь унять дрожь в пальцах. Но и это у него не получилось, тремор рук становился все заметнее, а цвет лица все зеленее и на лбу появился пот. — Урод я, моральный урод. Андрей растерялся, понимая, что в одиночку ему не справиться с ситуацией, пробормотал: — Я сейчас вернусь, — и пулей выскочил в коридор. Немного отдышался и постучал в номер к родителям, благо к тому времени они с Малиной уже успели не только заново представиться друг другу, но и поссориться, вспоминая прошлое, и помириться, прощая в настоящем, и позавтракать, и прогуляться вместе по Питеру. В двух словах обрисовав ситуацию, Андрей попросил мать о помощи. Марго, не колеблясь ни секунды, кивнула головой и первой вышла из комнаты. — Пап, а ты? — умоляюще взглянул на отца Жданов-младший. — А что я? Если Рита не справится, никто уже не поможет, — констатировал Павел. — Вспомни, как быстро она обработала Леночку. Так что сейчас я Ромке не нужен, только помешать могу, а помочь — это вряд ли. И ты погоди, дай маме время поговорить с Романом один на один. — Думаешь? Ну, может, ты и прав. Палыч немного поколебался, хотел даже задержаться, выпить стакан воды, поговорить с отцом, но передумал и поспешил назад. Однако, открыв двери в свой номер, замер на пороге, услышав: — Если об этом узнает Андрей, я своими руками отверну тебе голову, понял? — грозно пообещала мама. — Дай мне слово, что этот разговор останется между нами. Даешь? — Даю, — неуверенно пробормотал Ромка. — Хорошо, поверю. — Марго помолчала. — А скажи-ка ты мне, любезный, ты Пашку моего уважаешь? — К-какого Пашку? — Павла Олеговича, моего мужа, отца Андрюши. — Конечно, уважаю, — горячо заверил Малиновский. — Очень уважаю, только при чем тут Павел Олегович? — Сейчас объясню, но прежде ответь еще на один вопрос. А отца своего ты уважал? — Что значит, уважал? Я папу и уважал, и уважаю. — И любишь? — Очень люблю. — Вот видишь, любишь и уважаешь, хотя его уже шесть лет, как нет с нами. И Пашку уважаешь. — Маргарита Рудольфовна, вы к чему клоните? Что-то я не могу вас по… — Ромочка, — перебила Марго, — если бы ты мог себе представить, сколько крови у нас с твоей мамой выпили эти двое, ты бы… Да что там говорить, — она горько махнула рукой, — то у них были заседания, то планерки, то командировки, то, как вы теперь говорите, корпоративы. А суть одна: пьянки да бабы. Ну, как же! Руководящие работники, коммунисты, по штату положено. — И Павел Олегович тоже? — недоверчиво спросил Малиновский. — А как же! Паша от Димы в чем в чем, а в этом не отставал или, может, Дима от Пашки, не знаю, кто там заводилой был. Ну вот… — она снова немного помолчала, — случилось это, когда Андрюше и четырех лет не было. Павел тогда пошел на повышение, пить, соответственно, стал чаще, гулять с еще большим размахом, и дома его уже почти не бывало. Твой папенька, надо тебе сказать, не отставал от дружка. Вполне естественно, что однажды должна была наступить развязка, она и наступила. Мы с Мариночкой… — С мамой? — спросил Роман. — Да, с твоей мамой. Так вот, мы с детьми, только не спрашивай с какими, естественно с тобой и Андреем, решили съездить на пару дней на дачу пока наши благоверные были в командировке. Приезжаем, а там наши голубчики, да не одни, в компании с такими же дружками, да секретутками. Коньяк, шампанское и водка льются рекой, шашлыки, фрукты, овощи, салаты возвышаются горой, девки полуголые рядом, только руку протяни. Вот такая командировка у Димы с Павлушей. — Мда… Картина Репина «Не ждали». Можно сказать, что вы на горячем мужей поймали! В голосе Малиновского уже не было слез, зато появился живой интерес, значит Марго удалось переключить его внимание. И Андрей этому обрадовался, он даже дышать боялся, чтобы не спугнуть атмосферу доверия между говорящими, хотя рассказ матери задел его за живое — чего-чего, а такого от отца никак не ожидал. — Вот после этого твоя мама и подала на развод, — меж тем продолжала Маргарита Рудольфовна. — Но заметь, она тебе никогда ни одного плохого слова о Димке не сказала. Так или не так? — Так, но… — Никаких «но», Ромочка, — перебивая, строго сказала Жданова. — Разве у тебя был плохой отец? Разве он не любил тебя, не уделял тебе достаточно времени, обманывал хоть когда-нибудь? Разве не был он тебе настоящим другом? Разве ты хоть когда-то видел его пьяным? Или, может с дамой какой-нибудь в детстве застукал? И ведь Мариночка даже условий ему никаких не ставила, он сам хотел остаться хорошим отцом. Понял теперь, о чем я? — Понял, — даже не видя лица Ромки, Андрей мог дать голову на отсечение, что тот просиял. — Маргарита Рудольфовна, а вы-то почему не развелись? — А зачем? — искренне удивилась собеседница. — Разве ты видел когда-нибудь пьяного Павлушу? Или, может, слышал разговоры о его интересе к другим женщинам? — Нет! Никогда. Честное слово, — горячо заверил Роман женщину. — Даже на секундочку в этом не сомневаюсь. Павел тогда осознал, что может потерять семью, мы поговорили, он дал мне слово, что этого никогда не повторится, и я ему поверила. И знаешь что? — Что? — Ни разу об этом не пожалела! Потому что Пашка умеет расставлять приоритеты и держать данное слово. Мы с сыном для него оказались важнее водки и баб. Вот и все. А теперь решай, Роман Дмитриевич, что для тебя важнее, Андрюша или твой образ жизни? Любишь ли ты своего сына больше виски и девочек? — Я… Я жизнь готов отдать за Андрюшку, но очень боюсь, что у меня не получится стать для него хорошим отцом. Вдруг я сорвусь, а сын ко мне уже прикипит, как тогда? — Что значит, сорвусь? Ты что, алкоголик? Тогда лечись! Подшейся, в конце концов, если это необходимо. А твои рыбОньки, это… — Это как раз ерунда, — перебил Ромка. — Сексоголизмом я не болен, и запросто могу «завязать». Ей Богу, понятия не имею для чего мне это нужно, просто меняю девочек по инерции, для поддержки реноме крутого мачо. — Тебя никто не заставляет становиться монахом, ты только постарайся не травмировать своим кобеляжем сына. Понял? — Понял. — Все, Ромочка, я ухожу, а ты приводи себя в порядок и вперед, на встречу с Татьяной, — Марго встала и пошла к двери. Андрей быстренько ретировался, чтобы не быть застигнутым матерью за постыдным подслушиванием, однако еще успел расслышать, как Ромка сказал: — Спасибо вам, Маргарита Рудольфовна, большое. А через час, оставив Малиновского в одиночестве на несколько минут, Жданов-младший заглянул в номер к родителям и здесь его ждал большой сюрприз. — Ну что, — спросил Павел, — как настроение у Романа, как его состояние? — Все нормально, он практически готов к встрече, даже синяки под глазами умудрился загримировать. Выглядит, как новенький «Феррари», бодр, весел, немного воинственен и одновременно добродушен. — Не пил? — Нет, конечно. Я ему предложил пропустить стаканчик, но он так на меня посмотрел, что я почувствовал себя врагом народа. — Андрюшка, если бы ты слышал, какую лапшу я ему на уши вешала, — захохотала мать. — Я Паше переска… — Так это всё неправда? — вскричал Жданов-младший, от удивления не осознав, что сознается в неблаговидном поступке, выдает себя с потрохами. — Что, всё? Подслушивал? — возмутился отец. — Пашенька, Андрюша никогда не подслушивает, просто у него хороший слух и тяжелые ноги, которые трудно переставлять, если уши слышат что-то интересное. Да, сыночка? — тот усмехнулся и кивнул. — Придумала, да не все. Изменять мне твой отец, никогда не изменял, а вот на дачу вместо командировки с Димкой и Юриком ездил. Рыбалка у них там была со всеми вытекающими, вернее выливающими. Пили они, как сапожники. Мы их застукали, это тоже правда. С тех пор папа не пьет.Тридцать первое декабря. Четырнадцать тридцать. Ресторан «ПАЛКИНЪ».
Встреча с Татьяной прошла на удивление мирно и гладко, правда она пару раз пыталась куснуть Романа, но он отвечал мягкими незлобливыми шутками и она сдулась, как воздушный шарик. А уж когда Андрей предложил Тане за счет компании пройти курс в школе моделей во Франции, а после успешного его окончания контракт с «Zimaletto» на год, но все это при условии их с сыном переезда в Москву и беспрепятственного общения мальчика с отцом, то она подписала все документы, не раздумывая больше ни секунды, и задала всего два вопроса: — А как же Андрюша, с кем я его оставлю? — Со мной, — тут же среагировал Ромка. — Я няню возьму и в частный детский сад его устрою. Так что не волнуйся, все будет в ажуре. — А как с деньгами? На какие деньги мне жить в Париже? Малиновский уже открыл рот, чтобы заверить Татьяну, что все оплатит, но тут Андрей перехватил инициативу: — Курсы будут не в Париже, а в Лионе, это раз. А деньги… Ну, скажем так, мы оформим кредит в «Zimaletto», а вы его будете постепенно погашать. Татьяна, Ромка сына никогда не обидит, а уж на себя постарайтесь зарабатывать сами.Тридцать первое декабря. Четыре пополудни. Калитка у детского сада…
— Андгэй! Ты пгышел! — Малиновский-младший бежал со всех ног, размазывая по щекам слезы и сопли. Большой красной пожарной машины, утреннего подарка Жданова, у него в руках не было…