Монстр внутри меня

Я чувствую внутри, Как ярость вновь кипит. Признаться сложно, Но я словно монстр. Skillet — Monster.

***

      Сначала была тьма. Однако это была не та приятная тьма, которая сковывает тебя во сне, позволяя хоть на несколько часов забыть о всех дневных заботах и проблемах.       Нет.       Эта тьма была вязкой, тяжёлой, густой; живой. Обладающей собственной волей, разумом… И, может быть, даже чувствами.       Совсем как та, что недавно приходила. Звала его за собой далеко. В самые глубины безумия. Он сопротивлялся — и всё напрасно. Её голос гипнотизировал, завораживал, очаровывал. Делал из него безвольную игрушку, которая будет слушаться лишь одного человека.       Хотя человека ли?       Лайт в этом очень сомневался.       Она выглядела как молодая девушка.       Но разве обычной девушке было под силу совершить то, что делала она? Разве обычная девушка может появиться так внезапно? Или так влиять на него.       Делать обычного старшеклассника безжалостным убийцей, не знающего пощады.       Разве у обычной девушки могут быть такие нечеловеческие, налитые кровью глаза?       — Ягами, — её голос доносится откуда-то издалека, словно сквозь туман.        — Ягами, иди за мной.       И он шёл.       Точнее его тело, словно околдованное, шло на звук этого голоса, упрямо не желая слушаться своего владельца, покорное лишь одному… существу. Демону? Или может плоду разбушевавшегося воображения?       Хотя нет. Воображение вряд ли сыграло бы с ним настолько злую шутку.       Тьма отступает постепенно, точно в очередной раз играя с ним.       Точно что-то чувствуя — рассеивается, словно туманная дымка.       Сквозь её очертания уже можно разглядеть скудное убранство комнаты, в которой он оказался.       Тьма отступает. Но никогда не рассеивается полностью. Перед глазами всегда словно туман: темный, густой, даже тяжёлый. Давящий на грудь с невероятной силой.       Здание явно заброшенное. Причём давно. Зияющие дыры в крыше, разбитые окна и грязные, исписанные граффити стены свидетельствуют об этом лучше всего. Струящийся из окна серебристый свет тонкого серпика луны только усиливает тяжёлое впечатление. Даже он в тот момент кажется не прекрасным небесным светилом, а злобным монстром, который с упоением наблюдает за тем, что здесь сейчас произойдёт.       Лайт на мгновение закрывает глаза, словно пытаясь избавиться от жуткого наваждения. Надеется или, скорее, обманывает себя, что скоро всё закончится.        Что всё происходящее здесь — иллюзия.       Сон.       Ночной кошмар.       Который вскоре развеется и останется лишь воспоминанием.       Что сейчас он, открыв глаза, вновь окажется дома: в тёплой постели, в своей комнате. А потом уснёт, даже не вспомнив о том, что он был здесь.       — Ягами, — тихий голос, звучащий в его голове, возвращает его к реальности.        Реальности?        Или всё-таки наваждениям?        Он открывает глаза. Комната никуда не испаряется. Что ж… Надеяться на что-либо другое было слишком глупо и наивно.       Он уже не пытается сопротивляться. Знает, что напрасно. Знает, что она всё равно получит то, что желает.       Тело, казалось, вновь живёт собственной жизнью: двигается медленно, механически. Как зомби в ужастиках.        Взгляд туманный — оглядывается по сторонам. Будто что-то ища.        Очередную жертву.        Ею оказывается мальчишка лет пятнадцати или шестнадцати: высокий, худощавый и жилистый.       Он не успевает даже закричать, когда бледные пальцы с силой впиваются в его горло, сжимая его всё сильнее.       Лишь извивается в поразительно сильных, как для подростка, руках. Кажется, хочет ещё что-то сказать, но из его груди вырывается сдавленный хрип.        Наверное, умоляет о пощаде.       Только вот никогда её не получит. Возможно, в глубине души он и сам это понимает… Но всё равно продолжает отчаянно цепляться за жизнь, бороться. Может, даже на что-то надеяться. До последнего.       До тех пор, пока его тело не обмякает, повиснув, словно тряпичная кукла, в руках своего убийцы.       Все закончилось поразительно быстро. Слишком быстро. Можно сказать, что этому мальчишке повезло. Другие страдали куда больше.       Несколько часов.       А порой и дней.       Всё зависело лишь от желания одного существа.       Ягами отбрасывает тело в сторону и некоторое время стоит неподвижно, будто окаменев.       — И зачем это? — вопрос срывается с губ неожиданно, даже для него самого. — Чего ты этим добиваешься?       Он не видел и не слышал её.       Но знал: она здесь.       Чувствовал в самой глубине души, на каком-то подсознательном уровне — так, наверное, человек чувствует потребность в дыхании, сне или еде.       Раздавшийся позади тихий смех разогнал по коже стайки мурашек. Даже несмотря на то, что он ожидал этого. Её реакция всегда была одной и той же. Но всё равно вызывала дрожь в теле.       — А разве ты до сих пор не догадался? — тихий, зловещий голос заставляет обернутся для того, чтобы наткнутся взглядом на высокую женскую фигуру. Слабо очерченный призрачный силуэт кажется ещё более жутким в бледном свете луны. Будто это существо выбралось из самой преисподней.        А может, так оно и было?        — Всё-таки, какие же вы глупые существа, — её рот растягивается в ухмылке, голос рассыпается мелкой дрожью по телу, — Твоя душа. Что может быть ещё нужно таким, как я?        Её взгляд, до этого в упор смотревший на юношу, вдруг перемещается на мертвеца.        — Твоя душа, — повторяет она, растягивая каждое слово, будто уже представляя, как его душа: лёгкая, почти невесомая — будет трепетать в её руках, — И душа этого мальчишки. И той девчонки, что ты убил вчера… Души всех, кого ты погубишь.        Он ничего не ответил. Лишь смотрел в её глаза, как загипнотизированный. Они были карими, большими, глубокими. Поразительно выделялись в окружающей тьме. Поразительно чётко, тогда как остальной силуэт был лишь слабо очерчен.        Будто нарисованная рукой невидимого художника, который лишь слегка простым карандашом наметил волосы, лицо, руки, тело; бросил весь свой талант на то, чтобы нарисовать глаза.        Дьявольские, нечеловечьи. Карие, но порой казавшиеся тёмно-алыми, будто застывшая в жилах кровь.        Глаза — зеркало души. Лайт в очередной раз убеждается, что это правда.        Если, разумеется, у существа, стоящего перед ним, есть душа.        Она исчезает так же внезапно, как и появилась. Всего мгновение и на том месте, где только что стояла девушка, уже никого нет.        Тьма вновь начинает сгущаться. Плотным коконом обвивает его, закрывая собой всё вокруг: луну за окном, комнату, тело, лежащее в углу. Даже мысли, чувства, тревоги и сожаления вскоре тонут в окружающей тьме. Вязкой. Тяжёлой. Живой.        На этот раз пробуждение было более резким, почти мгновенным; догадка о том, что это всего лишь сон пришла не сразу. И совсем не успокоила.        Слишком часто ему снились такие «сны».       Слишком яркими, реалистичными были ощущения. Слишком чётко слышался во тьме её голос.        И всегда, неизменно, после таких «снов» кто-то погибал.        За окном была глубокая ночь: тёмная и почти безлунная. Лишь холодные, далёкие огоньки звёзд немного разгоняли окружающую тьму.       Несмотря на это, спать совершенно не хотелось.       Наоборот, хотелось бежать. Подальше от этого места.       От преследующего его существа.       От людей, которым он, против своей воли, мог причинить вред.       От всего.       Только вот от самого себя не убежишь. Куда бы ты не пошёл, где бы ты ни был, а твои мысли, чувства и сожаления о былых проступках всё равно останутся с тобой.        И это существо тоже никуда не денется. Она как хищник, что чувствует страх своей жертвы на расстоянии, идёт за ним.        Лайт поднимается с кровати медленно, механически, точно марионетка, ведомая кем-то невидимым.        Демонической сущностью, что сейчас, возможно, находится где-то рядом.       Притаилась за закрытой дверью.        В шкафу.        Или в тёмном углу.        Комната, днём знакомая до малейшей детали, ночью превращалась в нечто жуткое, чужое и враждебное. Казалось, из каждого тёмного угла на него смотрят чьи-то глаза, из каждого угла тянутся руки, увенчанные острыми, точно ножи, когтями.       Он одевается быстро и неслышимый, точно призрак, выскальзывает на улицу. Прохладный ночной воздух немного отгоняет тревожные мысли, но не рассеивает их полностью. Они никогда не исчезают. Подобно смертельной болезни, чьи симптомы можно лишь слегка облегчить, спрятать, оттянуть неизбежный момент. Но рано или поздно он всё равно наступит.        Улицы почти безлюдны. Лишь тускло горят фонари, неоновые вывески магазинов, да фары проезжавших изредка автомобилей.       Мысли снова не дают покоя.       Накатывают всё с новой и новой силой.       Страх.       Сожаление.       Безысходность.       «Что делать дальше?»        «Как все это прекратить?»        «Сколько ещё ни в чем не повинных людей пострадают от рук монстра? От моих рук?»        Бесчисленные вопросы и ни одного ответа.        Что это за существо? Почему оно его преследует? Почему именно он, а не кто-либо другой? Что делать? Как от неё избавиться?        Мысли подобны голодным стервятникам, что окружили несчастную, пока ещё живую жертву. Словно желая убежать от них, он ускоряет шаг.        И они действительно отступают. На некоторое время.        Он, словно призрак или сомнамбула, идёт, не зная куда, не замечая ничего вокруг.        Высокие здания, фонари, проносящиеся мимо машины — всё проглядывается будто сквозь вязкую пелену тумана. Далёкое, бесконечно далёкое, точно сон.        А может, он и правда спит?        Нет никакой загадочный сущности, что преследует его и заставляет убивать.        Нет бессонницы, многочисленных заметок о зверских убийствах, участившихся в последнее время.        Это всего лишь сон. Страшный сон. Когда-нибудь он закончится, и юноша проснётся у себя дома, в тёплой кровати, забыв всё происходящее.        Порыв ветра — слишком холодный, слишком резкий, развеивает эти грёзы и возвращает к реальности.        Слишком явственно ощущается морозное дуновение ветра на коже. Слишком ясным и чётким стают очертания окружающего мира — будто выступают из тумана в один момент, по приказу кого-то невидимого и могущественного. Словно напоминают об одном.        Всё это реально. Всё это действительно происходит с ним здесь и сейчас.        Многочисленные объявления о пропажах людей — лучшее тому доказательство.        Вскоре к ним прибавится ещё одно.        А потом, наверное, снова.        И снова.        И так, кажется, целую вечность.        До тех пор, пока она не наиграется. Пока не найдёт новую куклу.        Мысли, что подобны хищным птицам, кружат над своей жертвой. Лайт же ускоряется, идёт куда глаза глядят, пытаясь от них убежать. Впрочем, получается плохо.        Разумнее всего сейчас пойти домой и попытаться уснуть. Завтра ведь ещё в школу. Но спать не хочется. А собственная комната в такие моменты кажется чем-то далёким и враждебным. В ней попросту невозможно находиться. Лишь когда над крышами домов забрезжит рассвет, когда первые солнечные лучи разгонят ночную тьму, он наконец-то найдет в себе силы вернуться домой. Даже не раздевшись, он завалится в кровать и уснёт тяжёлым, мёртвым сном без сновидений, в котором его не потревожат налитые кровью алые глаза.