Эпилог
Now, the song is nearly over We may never find out what it means But there's a light I hold before me And you're the measure of my dreams Pogues — A rainy night in Soho
Арканис, неделю спустя
Хакс стоял у ворот имперской Академии, касаясь ладонью массивных дверей, за столько лет так и не тронутых ржавчиной, и смотрел, как за ровной площадкой накатываются на берег серо-стальные волны. В воздухе чувствовалась влажность; ветер с океана трепал не прикрытые фуражкой рыжие волосы, норовил распахнуть шинель и пробрать до костей внезапным холодным порывом. Он был дома. Хакс бросил последний взгляд на суровый океан и повернулся к нему спиной; сцепив руки возле поясницы, он неторопливо пошел по саду. Погода выдалась типичной для Арканиса — ночью прошел дождь, было пасмурно и сыро, хоть свинцовые тучи на горизонте и истончались, обещая скорый просвет. На фоне серого неба зеленели деревья парка, строгими аллеями тянущиеся вдаль. Под ногами хрустел смоченный ночным дождем гравий дорожек; ему пришлось нагнуться, чтобы миновать ветку хвойного дерева с нависшими на ней каплями. В конце одной из тропинок виднелась беседка, чьи стены увивал дикий виноград, но сейчас его путь лежал не туда. Хакс свернул, не доходя до главного входа, и прошел к крылу, где сейчас шли ремонтные работы. Шагнув за порог ангара для техники, он на мгновение задержался на месте, отыскивая глазами цель, и лишь затем неторопливо двинулся к дальней стене, где возилась с проводами черноволосая девушка в потертом комбинезоне механика. — Политику наблюдателей сворачивают, — проронил Хакс, остановившись над её склоненной спиной. Роуз вздрогнула, попыталась выпрямиться и ударилась головой о нависающую сверху открытую крышку панели. — Ай! — она потерла место ушиба и бросила на рыжего генерала раздраженный взгляд. — И тебе привет. Тихо подкрадываешься! И да, я знаю. Они молча смотрели друг на друга, и никто не желал признавать поражение, продолжив разговор. Хакс заговорил первым: — У меня есть свободная вакансия… которая бы подошла вам, госпожа Тико. — Мне есть, что ремонтировать, — негромко отозвалась Роуз, широким жестом обводя ангар. — Здесь работы на месяц, даже с учетом полной бригады. И это если не брать в расчет состояние флота после Кореллии и Корусанта… — Не знаю насчет ремонта… — Хакс слегка прищурил зеленые глаза; в них плясали непонятные искорки, — …но мне бы пригодился адъютант. Практически уверен, что могу гарантировать стрельбу, перевороты и ночные кантины. Роуз молча смотрела на генерала, то ли растеряв способность складывать слова в предложения, то ли просто пытаясь понять, что на это ответить. — Я помню все твои выходки, — орденский генерал был серьезен, но перечисление её грехов нивелировалось огоньками веселья, танцующими в его глазах, — выговоры, угрозы оружием. Бездна, ты меня укусила. На такое мои офицеры не способны. — Еще не хватало, — не сдержавшись, фыркнула Роуз. Она подняла руку, чтобы убрать с лица прядь волос, и с удивлением обнаружила в ней забытый гидроспаннер. С пару секунд они оба молча таращились на инструмент, а черные лохмы её волос так и свисали на глаза, мешая нормально видеть. — Я предлагаю тебе задержаться на «Миротворце», — наконец, конкретизировал предложение Хакс. — Нервы, конечно, тебе расшатают… но на борту всегда есть штатный психолог. Он протянул руку в перчатке и уверенным жестом убрал ей за ухо раздражающую черную прядь. — Тебе предстоит много и долго со мной спорить. Ругаться. Пожалуй, возненавидишь меня еще больше, но тебе это по плечу. Характер и зубы у тебя есть, я и это помню. Так что… — Хакс потянул паузу, — …оставайся, если уверена в своих силах. — Я подумаю, — проговорила Роуз, с вызовом вскинув на орденского генерала темные глаза. …Они оба знали, что она согласится.***
Вечернее солнце скрылось за внезапно налетевшими с моря облаками, блеснул последний золотистый луч, проник сквозь листья вьющегося растения на крыше беседки, упал на лицо сидящего на скамейке Хакса — и тот улыбнулся, закрыв глаза. По саду пронесся теплый порыв ветра. Сейчас придет гроза. Дождь будет идти всю ночь и смоет все, все ошибки, всю печаль и горечь, все зло, и останется только усталость. А когда вновь взойдет солнце — будет новый день… Хакс больше почувствовал, чем услышал чужие шаги, но открыл глаза не сразу, дождавшись, пока легкий шорох гравия стихнет совсем рядом с ним. Бен Соло откинул капюшон черного плаща, тряхнул головой, пристально взглянув на рыжего генерала. Сейчас он был до ужаса, до непонятной тревоги похож на себя, прежнего. И одновременно кардинально отличался, но разницу сложно было уловить сразу. — Новый Скайуокер? — поинтересовался Хакс, сквозь полузакрытые ресницы бросив взгляд на черный плащ. — Или Вейдер? Бен Соло иронически хмыкнул: — Никто. — Мудро, — Армитаж наконец-то определил для себя, что было гранью между двумя личностями старого знакомого, и открытие было практически озарением. Тот, другой, был несчастен. Этот, верный и лучший враг, знал, что без пережитого горя невозможно понять, что это такое — счастье. — Если мне придётся выбирать между тьмой и светом, то я не буду выбирать вовсе, — сказал Кайло Рен, со сверхъестественным пониманием глядя в лицо орденскому генералу. — Ты уходишь? — спросил Хакс, выпрямляясь на скамье и поднимая глаза на Соло. — Да. Неизведанные регионы, — в ответе была легкая недосказанность. — Финн остается, он просил передать тебе, что прилетит на Арканис после Харуун-Кэла. — Вы и вуки? — Армитаж слегка усмехнулся, сообразив, что показалось ему неполным в ответе Бена Соло. — Ах. Вы все-таки решили довести до конца уничтожение культа Палпатина? — Не думай, что это ради тебя, — в ответной усмешке оскалился Кайло Рен. В его взгляде светилась неприкрытая ирония: — …Хакс, я всегда буду тебя ненавидеть. — Я тебя тоже, — фыркнул орденский генерал, подняв глаза к потолку беседки. — Но ты знаешь частоту моего комлинка, — улыбка Соло была похожа на солнечный луч среди грозовых облаков — такая же мимолетная и всё же обещающая скорый конец шторма. — А ты знаешь, где меня найти, — отозвался Хакс, скосив на старого врага насмешливый взгляд. Он поднялся; они были одного роста, и их глаза оказались на одном уровне. …Руки они тоже протянули одновременно, обхватив предплечья друг друга ближе к локтю; архаичным, пришедшим из глубины веков жестом воинского братства. — Оставайся живым, Хакс, — со смертельной серьезностью сказал Бен. — Не старайся быть героем, Соло, — откликнулся Армитаж. Бен молча кивнул и развернулся, оставив Хакса стоять в беседке под мокрыми листьями дикого винограда. Орденский генерал смотрел в сторону океана и вдыхал аромат дождя, увлажнившего землю. Там, вдали, раздавался звук удаляющихся шагов Кайло Рена, уходящего по шуршащему мокрому гравию навстречу океану и неизвестности. Что ж, ещё один Скайуокер в изгнании. Кто знает, возможно, ты ещё вернешься, чтобы встать со мной рядом, как твой дед? А может, найдешь свой путь. Другой. Кто знает, что будет дальше?.. Одно Хакс знал точно: старый враг никогда не уйдет из его жизни навсегда, посмертие и Сила были тому порукой. Ведь именно люди, подобные им, и держали мир в равновесии, раз за разом делая непредсказуемые выкрутасы на его шахматной доске… Прогремели раскаты грома, и первые капли упали с неба на всё еще не успевшую просохнуть землю. Будущее всегда в движении. Не потому ли так интересно жить?..***
…Рей сидела на рампе «Тысячелетнего сокола» и с упоением вдыхала предвечерний воздух. На горизонте собирались темные фиолетовые тучи; близилась гроза. Солнце только клонилось к закату, озаряя золотыми яркими лучами деревья, и сквозь темно-зеленые листья на трап падали лишь редкие его блики. Настроение было странно грустным в преддверии дождя. — Готова? — черноволосый мужчина неслышными шагами приблизился к рампе. Рей повернула голову и улыбнулась ему. Бен задумчиво тронул ее распущенные волосы, жестом ласки пропустив сквозь пальцы темные пряди, бросил взгляд в сторону грозовых туч. Разговаривать почему-то не хотелось, он почувствовал и уловил ее настроение. — Мне жаль уходить. И одновременно хочется уйти,— словно в ответ на ее слова, среди туч грянули первые раскаты грома. Сразу резко стемнело, по листьям забарабанил дождь. Ветер изменил направление, и ливень внезапно обрушился на рампу. Рей не ушла, просто зажмурила глаза, подставляя лицо дождю, и стоящий рядом человек сделал то же самое. …Ливень прекратился так же внезапно, как и начался, все же успев промочить их до костей. Последние лучи солнца падали прямо на них, преломляясь бликами в каплях на зеленых листьях. Тьма рассеялась, стало светло, как бывает только вечером после грозы — золотой с оранжевыми отблесками свет. — Ну что, поищем сухую, полную песка планету? — Бен шутливо тряхнул мокрой головой, и брызги разлетелись во все стороны. Рей отбросила с лица волосы и счастливо рассмеялась в ответ — грусть ушла, смылась дождем; природа обновила себя, и с ней обновлялись и те, кто не стал прятаться от грозы. — Знаешь, я чувствую себя так, будто заново родилась, — просто ответила она. — Все вокруг какое-то… новое. Бен поднял голову и глубоко вдохнул свежий после прошедшей грозы воздух, знакомый аромат мокрой листвы. Рей следила за его движениями, и в её смягчившемся взгляде светилось тепло. — Я надеюсь, что теперь, в этой новой жизни, у нас все будет по-другому. Не знаю еще, как, но точно — по-другому. Бен поймал в ладони солнечный зайчик и молча улыбнулся в ответ. Post Scriptum. В каюте «Тысячелетнего сокола», среди дневников Люка Скайуокера и разрозненных, почти истлевших за долгие века листов Книги Ситхов, лежала книга в черном переплете. Книга, принадлежащая тому, кто не выбрал ни Свет, ни Тьму. Тому, кто умел видеть красоту. Тому, кто пережил столько, что теперь заслуживал всего счастья мира. Строчки, написанные каллиграфическим, уверенным, стремительным почерком, складывались в слова… — Счастливые дни придут с утренним солнцем, и все слезы прошлого растворятся в грядущем. И золотое вечернее солнце придет вслед за дождем, наполняя наш дом светом. Ты чувствуешь эту безмятежность, любовь моей жизни? Наш день придет, ведь после печали всегда приходит радость.