Меч

      У Ин Чжэна, тридцать первого царя Цинь, было много забот. Когда он запер Чэнцзяо там, откуда тот уже не мог никому доставить неприятности, головная боль отнюдь не уменьшилась: его власть была еще крайне шаткой и другие царства могли попытаться этим воспользоваться, не говоря уже о Люй Бувэе. Как царь и ожидал, возвращение на трон было лишь первой ступенью на его пути и самой простой задачей из тех, которые он себе поставил. Но пусть его большая мечта, его цель — объединение всей Поднебесной — пока была вне досягаемости, Ин Чжэн все равно знал, что однажды достигнет ее и станет первым императором Китая. Эта уверенность горела таким же пламенем в его сердце, как мечта Синя стать величайшим генералом. Они оба были слишком упрямы для того, чтобы сойти с намеченного пути, какие бы преграды ни возводились врагами.       Собрание подходило к концу. Теперь, когда в столице и во дворце все более-менее пришло в норму, нужно было подготовить почву для возвращения Люй Бувэя, наверняка не очень-то обрадованного тем, что царь снова сел на трон. Чжэн, сказавший за все время обсуждений от силы пару слов, мысленно сосредоточился на своих будущих шагах и пытался предугадать действия противника. Он знал, что канцлера нельзя было недооценивать, и считал его первой угрозой для воплощения своей мечты.       Когда он наконец вернулся мыслями в настоящее, то заметил, что помимо него в тронном зале осталось лишь несколько человек. Решив, что можно было бы дать себе небольшую передышку, Чжэн вышел во двор, чтобы немного подышать и развеять гнетущие мысли о предстоящем сражении. Он остановился недалеко от входа во дворец и какое-то мгновение просто смотрел на небо.       И именно в этот момент его и застали Синь с Дяо.       — Эй, Чжэн!       Стоящие у дверей стражники заметно вздрогнули: к подобному проявлению неуважения к царской персоне они еще не привыкли, в отличие от самого царя, которого совсем не трогало такое отношение со стороны Синя. Чжэн принял нового союзника и друга таким, каким он был: простым, грубоватым и чудовищно бесцеремонным типом, язык которого чаще всего бежал впереди головы и, как правило, выдавал всякого рода несусветные глупости. Но его сила и твердость духа с лихвой это компенсировали. С ним не нужно было притворяться, и в этих новых для себя отношениях Чжэн чувствовал себя на удивление легко. Ему казалось, что они и правда были равны: царь и раб, волею случая разделившие одно приключение.       Чжэн слегка повернул голову в сторону друзей и сразу же заметил решительность на лице Синя и недоумение Дяо, следовавшего за ним по пятам и поглядывающего с некой опаской. Где-то в груди шевельнулось слабое любопытство: им не так уж часто доводилось поболтать в последнее дни, так что царь Цинь был не прочь на время позабыть о своих тягостных думах, если уж выпала такая возможность.       — Синь, Дяо, — он повернулся к ним и слегка склонил голову в знак приветствия, — что-то случилось?       — Хэ, вот мы сейчас это и выясним, — с вызовом бросил парень и скрестил руки на груди. Выглядел он на удивление серьезным и сосредоточенным. Для безалаберного и вспыльчивого Синя, который всегда все говорил прямо в лоб, абсолютно не заботясь о последствиях, это было уже великое достижение. Чжэн вопросительно приподнял бровь.       — Синь, ты уверен?.. — едва успел открыть рот Дяо и тут же был остановлен вскинутой рукой.       — Не лезь. У меня тут дело к царю.       Громко фыркнув, Дяо скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, как он относится к этому самому «делу». Чжэн же слегка нахмурился. С каких это пор такие формальности? Он понятия не имел, что могло заставить Синя так себя вести, но был уже крайне заинтригован.       — Говори.       — Чжэн, — твердо начал юноша, прямо глядя в глаза царю. — Эмм… вот когда мы шли к убежищу в горах, ты сказал, что я твой меч. Но в то же время мой собственный меч — это мой дух и мое стремление стать величайшим генералом Поднебесной. Но и эту мечту, и возможность осуществить ее мне подарил Пяо. И когда он умирал, я пообещал ему, что обязательно возьму его с собой на вершину, потому что у нас один дух и одна мечта на двоих. Я не смогу сражаться без него, — Синь показательно сжал ладонь в кулак, по-прежнему выглядя до странности деловым и серьезным. — Поэтому… Поэтому я не могу вернуть меч обратно, как того хотел старик. И теперь, когда я все объяснил, надеюсь, ты передашь ему, чтобы он наконец отстал от меня?       Чжэн моргнул. Повисла пауза, и в этот миг Дяо громко хлопнул себя ладонью по лбу.       — Ох, ну ты и дурак…       — Эй! — возмущенно воскликнул Синь, мигом растеряв всю свою невозмутимость. Он ткнул пальцем в мальчишку-сову. — Ты же сам хотел, чтобы я все объяснил! И я это сделал! Так что прекрати обзывать меня, чучело ты мелкое!..       Чжэн не смог сдержать смешок. Синь, заметив это, недовольно поджал губы и тут же вскинулся:       — А ты чего ржешь?! Не вижу тут абсолютно ничего смешного!       — Да Чжэн просто не понял, что ты от него хотел, болван! У тебя ужасная манера выражаться, — страдальчески покачал головой Дяо, но и на его губах заиграла легкая улыбка.       Покраснев до корней волос, Синь, казалось, был готов взорваться, но царь Цинь просто положил руку ему на плечо. На секунду он перевел взгляд на рукоять меча, которая выглядывала из-за спины друга. Подул легкий ветерок, и Чжэн будто бы почувствовал незримое присутствие Пяо рядом. Двое как один. И теперь они действительно неделимы.       — Синь, я, кажется, понял, что ты хотел мне сказать. Я поговорю с Чан Вень Цзюнем.       — Ага! Отлично, Чжэн! — парень широко ухмыльнулся и, победоносно вскинув руку, повернулся к мальчишке-сове. — Вот видишь, нормально я выражаюсь, понял меня, Дяо?! Так что не умничай больше, а не то получишь у меня!..       — Да тебе просто повезло, дурья твоя башка!       — Чего-о?! А ну-ка повтори!..       — Ой!       Дяо бросился наутек, и Синь, уже позабыв обо всем на свете, кинулся следом, очевидно, чтобы дать мальчишке легкого нагоняя. Чжэн наблюдал за их беззаботностью какое-то время и чувствовал себя умиротворенным. Что бы ни случилось, он знал, что мог полагаться на Синя так же, как полагался на Пяо.       Он был уверен в том, что этим мечом сможет прорубить дорогу к своей мечте.